Пропавший Пианист

– Спасибо, сэр, – поклонившись, Габриэль вошёл в дом.

. – Давай-давай проходи! – произнес Энтони

Он провёл его в гостиную и, обратившись к супруге, сказал:

– Меридит, приготовь место для нашего нового гостя.

Габриэль с лёгким поклоном поприветствовал всех, а Луиджи встал с места и с радостью обнял друга. Габриэль сел рядом. Спустя некоторое время, когда завтрак уже подошёл к концу и разговор за столом стал неспешным и тёплым, Луиджи встал и сказал:

– Отец, прошу нас простить. Позвольте нам удалиться.

– О, да-да, идите! Делайте всё, что у вас принято, – с доброй усмешкой ответил Энтони.

Все трое поднялись наверх, в комнату Луиджи. Там, как всегда, царил идеальный порядок ведь Луиджи был по натуре аккуратен, трудолюбив и стремился к совершенству. Адель и Габриэль сели на кровать, а Луиджи подошёл к окну. Его взгляд устремился вдаль туда, где стоял дом загадочного пианиста…

– Знаете, вчера… я узнал его имя, – тихо, почти шёпотом произнёс Луиджи, не отводя взгляда от окна.

– Что?! – воскликнули оба его друга в унисон, вскинув головы.

– Имя?.. – переспросила Адель, приподняв бровь.

– Имя кого? – добавил Габриэль, уже нетерпеливо привстав с места.

– Имя таинственного пианиста, того, кто играет по ночам, – пояснил Луиджи, не меняя интонации.

– Ах ты! – вскрикнул Габриэль и, позабыв о сдержанности, бросился к окну.

– Ты серьёзно? Ты его видел? Вы разговаривали? – засыпал он Луиджи вопросами, не в силах сдержать волнения.

– Нет! Нет, – покачал головой Луиджи. – Он снова играл вчера ночью… разбудил весь квартал. Все были в ярости, особенно толстяк Билл. Но всё же…

– Почему он играет именно ночью? – с изумлением спросила Адель, вставая со своего места и подходя ближе.

– Это… мне неизвестно, а…дэ…

Он не успел закончить, как Габриэль нетерпеливо перебил его:

– Ну скажи же, наконец, его имя! Я не могу больше ждать!

– Юлиус, – просто ответил Луиджи. – Его зовут Юлиус. Теперь ты доволен?

– Ю…ли…ус… – переспросил Габриэль, будто пробуя имя на вкус.

– А как ты узнал его имя? Ты не сказал.

– Ха! – рассмеялся Луиджи. – Я не успел сказать, потому что ты меня всё время перебиваешь, дорогой Габриэль!

– Конечно, снова я виноват… – буркнул тот, скрестив руки. – Но, Адель, ведь я прав? Не так ли?

– Ха-ха! Нет, конечно! – весело воскликнула она, кладя ладонь на плечо Луиджи. И в тот же миг дыхание юноши сбилось. Он почувствовал, как пылают его щеки, и взгляд его вновь утонул в глубине её глаз.

– Эй! Вы вообще меня слышите?! – возмущённо произнёс Габриэль, размахивая руками. – Да что с вами, ребята? Вы будто забыли, что я здесь!

Адель и Луиджи переглянулись и едва сдержали смех.

– Нет-нет, просто мы думали, как бы объяснить тебе всё попроще… ха-ха! – раздался заливистый смех обоих.

– Что? – обиделся Габриэль. – Между прочим, я вовсе не глупый! Это вы глупые!

Он обернулся к ним спиной, демонстративно скрестив руки.

– Ну не сердись, – хором произнесли они и обняли своего друга.

– Ладно… – пробурчал он, с трудом скрывая улыбку. – В этот раз прощаю вас. Но знайте: я вас ненавижу!

– А мы тебя тоже! – весело ответили они.

День незаметно склонился к вечеру. Легкий ветерок колыхал занавески на окнах, а в детской всё ещё звучал беззаботный смех. Трое друзей, казалось, и не замечали, как быстро летит время, предаваясь играм, состязаниям и весёлым спорам.

– Ну вот опять… – с нескрываемым досадой протянул Габриэль, откидываясь на спинку кресла. – Луиджи, вряд ли мне когда-нибудь удастся победить тебя в шахматах. Это уже третий проигрыш! Как тебе это удаётся, а?

– Да, Луиджи, ты действительно играешь замечательно, – поддержала его Адель с лёгкой улыбкой.

Вдруг послышался лёгкий стук в дверь.

– Дети? – раздался голос.

С лёгким скрипом дверь отворилась, и в комнату вошёл Энтони – вежливый, как всегда, и с тёплой улыбкой на устах.

– Надеюсь, я вас не потревожу?

– О нет, отец! – тут же поднялся Луиджи, почтительно склонив голову.

– Адель, дорогая, твоя мама просила, чтобы ты спустилась вниз. Пора собираться.

– Хорошо, сэр. Сейчас иду.

– Я провожу тебя, Адель, – тут же сказал Луиджи, чуть покраснев.

– А… я тоже! – поспешил добавить Габриэль, не желая отставать.

Трое друзей в сопровождении Энтони спустились. Внизу, у входной двери, их ждали миссис Аманда и родители Луиджи. Мать Адель пыталась скрыть взволнованность. В её руках был белый платок, почти полностью пропитанный слезами, но она умело спрятала его за спиной, не желая тревожить дочь.

– Дорогая Адель, нам уже пора, – мягко произнесла она, обратившись затем к хозяйке дома: – Благодарю вас, милая Меридит, за чудесно проведённое время.

– И я надеюсь, что завтра вы снова составите нам компанию, – ответила Меридит с любезной улыбкой.

– С Божьего позволения, дорогая подруга.

– Энтони, благодарю вас за всё.

– В этом нет нужды, милая Аманда. Вы всегда желанные гости в нашем доме.

– Ну что ж, доброго вам вечера, – сказала Аманда, беря дочь за руку. – До завтра, Луиджи! До завтра, Габриэль!

– До завтра! – дружно ответили они.

Габриэль задержался на мгновение.

– Друг… – обратился он к Луиджи. – Мне тоже пора. Уже поздно, да и мама будет волноваться.

– Ты тоже?.. – с лёгкой тоской в голосе спросил Луиджи.

– Мне бы не хотелось… Но ты же знаешь – мама…

– Хорошо. До завтра?

– До завтра, друг…

Он обернулся, поблагодарил родителей Луиджи и, чуть поникнув, поспешно вышел. Энтони тихо закрыл за ним дверь и, повернувшись к сыну, с улыбкой сказал:

– Луиджи, ты поразил меня своим внезапным желанием учиться играть на рояле.

– Да, сынок, я тоже была удивлена, – с живым интересом добавила Меридит, подходя ближе.

– Хм-! – рассмеялся Энтони. – Хотел бы я увидеть лицо старого Билла, когда он узнает, что в ряды пианистов вступил ещё один! Это будет моя личная победа без единого выстрела!

– Да, это действительно разозлило бы Билла, – тихо усмехнулся Луиджи, глядя вслед отцу. – Такие, как он, ценят лишь самих себя.

Но решение Луиджи было непоколебимо, как камень, как нерушимая клятва, данная самому себе. Он страстно желал постичь тайны этого величественного инструмента рояля, овладеть его языком и с головой погрузиться в непостижимый, магический мир, что носит имя Музыка.

Что такое музыка? Как действует человек, исполняя её? Что он чувствует, когда его пальцы скользят по клавишам, а душа словно отрывается от земли и летит навстречу свету? Эти вопросы стали для Луиджи не просто любопытством они стали зовом, жаждой, тайной, которую он непременно хотел открыть. Пожелав родителям спокойной ночи, он поднялся к себе в комнату в своё маленькое королевство, пропитанное его духом. Комната была как гнездо, и каждая, даже самая незначительная деталь в ней рассказывала о нём: раскиданные книги, открытая шахматная доска с небрежно расставленными фигурами, следы дневной суматохи. В воздухе всё ещё витал тонкий аромат духов тот самый, что оставила Адель. Луиджи глубоко вдохнул, как будто хотел впитать в себя этот аромат, не насытившись им до конца. Он сел на кровать, обняв колени, и начал раскачиваться вперёд и назад, напевая себе под нос неясную мелодию, рождённую внезапным порывом.

В глубине души он надеялся, что однажды найдёт в себе смелость признаться ей… Её образ стоял перед ним ясно лицо Адель, её глаза, нежное прикосновение, которое сделало его на мгновение безмерно счастливым. Его мысли были только о ней.

Но внезапно он умолк.

Он услышал это.

Где-то, сквозь тишину ночи, послышалась музыка. Это было звучание рояля такое знакомое, таинственное, магическое. Он вскочил и бросился к окну. В доме пианиста Юлиуса горел огонёк. Сквозь тьму виднелся слабый свет свечи.

– Странно… Обычно, когда он играет, там темно… – прошептал Луиджи, оглядываясь, нет ли кого на улице.

Он ожидал обычной сцены жалоб соседей, криков, возмущения. Но всё было тихо. Ни души. Ни звука. Ни одного недовольного шепота. Только рояль, только свет и тишина.

– Что происходит?..

Он опустился в кресло у окна, продолжая вслушиваться в музыку и следить за улицей. Одна половина его души наслаждалась мелодией, другая – настороженно ждала помехи, которую каждый раз приносили люди.

Прошло около получаса. Вдруг послышался скрип открывающейся двери.

Луиджи вскочил и приблизился к окну.

И тогда он увидел это.

Из дома пианиста вышел его отец.

– Отец?.. – выдохнул он едва слышно, почувствовав, как в горле застревает ком.

Он прильнул ухом к стеклу, надеясь уловить хоть слово. Но разговор был слишком тихим, будто заговор. Он напрягался, ловил каждую тень, каждое движение, но всё было безуспешно.

– Что между ними? Какую связь может иметь мой отец с Юлиусом, которого почти весь квартал считает сумасшедшим? – терзался Луиджи.

Он так и остался прижатым к стеклу пленник своего любопытства. Потом, разочарованный, отпрянул назад.

– Всё! – твёрдо сказал он, выпрямляясь. – Завтра утром я спрошу отца. Может, он расскажет. Может, даже познакомит меня с ним… Я хочу увидеть, как он играет – увидеть это сияние своими глазами.

Он лёг в постель, накрывшись одеялом, и, закрывая глаза, шептал:

– Завтра утром… Завтра утром…

Но сон не шёл. Его разум всё ещё бурлил.

И всё же, спустя некоторое время, он задремал с надеждой проснуться и узнать больше. И, как ни странно, проснулся ровно в семь тридцать утра на целый час раньше отца, который по обыкновению пил чай перед тем, как за ним приезжал мистер Кларк Брейндивайн кучер с лицом философа и пунктуальностью офицера. Тридцать минут раньше, как всегда. Энтони часто шутил, что его пунктуальность это уже «чересчур». Луиджи мгновенно соскочил с кровати и бросился к окну. В его глазах горело нетерпение не подъехал ли уже мистер Кларк? Но, всмотревшись в улицу, он не увидел ни кареты, ни кучера.

– Что?.. Неужели я проспал? – пробормотал он с омрачённым лицом и ноткой разочарования в голосе.

Он взглянул на часы – стрелки показывали семь тридцать пять.

– Нет, вроде нет… Отец обычно уезжает не раньше восьми.

В этот момент из кухни донёсся звон тарелок.

Не теряя ни минуты, Луиджи быстро оделся и спустился на первый этаж, надеясь застать отца до отъезда.

– Отец?.. Отец!.. – позвал он полушёпотом, настороженно вглядываясь в тень и звуки дома.

– Луиджи? – удивлённо произнесла Меридит, увидев его со спины. – Ты что здесь делаешь в такую рань?

– О, мама! – воскликнул Луиджи и с облегчением выдохнул. – Уф… вы меня испугали.

– Прости, сынок, я не хотела, – сказала она, ласково поправляя растрёпанные после сна волосы сына. – Но правда, что ты тут забыл? Уже не спится?

– А… я… мм… ничего, мама… Я просто… э-э… проснулся случайно… не спалось. Вот, и… – запнулся Луиджи, пытаясь выдумать безобидную отговорку.

– Ах, это, наверное, из-за меня, – улыбнулась Меридит. – Я неаккуратно поставила тарелки, не хотела тебя разбудить. Иди, иди, отдохни ещё немного.

– Мама?.. – неожиданно остановил её Луиджи.

– Да, дорогой?

– А где отец? Он разве не…

– О, да-да! – перебила его Меридит, словно вспомнив что-то важное. – Сегодня его светлость вызвал отца раньше обычного. Кажется, это связано с каким-то срочным вопросом, касающимся его коронации. А потом – встречи в парламенте.

– А… – с трудом скрывая разочарование, выдохнул Луиджи. «Не повезло. Опять», – подумал он, сжав губы.

– Луиджи? – Меридит удивлённо всмотрелась в сына. – Ты какой-то странный сегодня…

– Всё хорошо, мама. Не волнуйтесь. Прошу прощения – я поднимусь к себе, – поспешно сказал он и, не дожидаясь ответа, направился в свою комнату.

– Ну ладно… – пробормотала она, всё ещё глядя ему вслед с лёгкой тревогой в глазах.

Оказавшись в своей комнате, Луиджи начал ходить взад и вперёд по полу, как лев в клетке. Мысли метались в голове смесь вопросов, надежд и раздражения. Он подошёл к окну и вновь уставился на дом Юлиуса. Дом, где рождалась музыка. Дом, из которого вчера вышел его отец…

Глава 3. Билл

– «Кто вы мистер Юлиус»? – медленно и задумчиво произнёс Луиджи, словно имя это само по себе таило в себе загадку. Для него Юлиус был существом почти мистическим как сама музыка, которую тот извлекал из мраморной тишины. Вопросы не давали покоя. Он то садился, то вставал, метался по комнате, как пленённый мотылёк. Мысли кружились в голове, тяжелели и спутывались. Наконец, истощённый, он уселся у окна, обеими руками опёрся о подоконник. Голова его клонилась вниз он закрыл глаза, желая, чтобы темнота хоть на мгновение заглушила шум в голове.

Спустя несколько минут до него донёсся голос резкий, грубый, словно режущий ножом по стеклу. Это был Билл.

Он, как всегда, говорил с невыносимой развязностью, о чём-то горячо и охотно рассказывая седоволосому джентльмену в безупречном костюме, по всей видимости, принадлежащему к высшему свету. Луиджи посмотрел вниз. Сцена показалась ему неприятной до дрожи. Билл казался ещё более отвратительным, чем прежде. Его речь была тороплива, сбивчива, словно сам он не мог угнаться за собственными словами. Он задыхался, не договорив и половины, жестикулировал своими мясистыми руками, то и дело чесал голову и лицо, словно те зудели от неправды, которую он без устали повторял.

Он, похоже, репетировал эту ложь не раз и теперь с особым жаром вещал о Пианисте, стараясь выставить его в самом сомнительном свете. Смотреть на это даже издалека было гадко. Но особенно гадко было видеть, как Билл, вспотевший и злорадный, после почти каждого слова вытирал слюнявые губы своей ладонью.

Джентльмен рядом с ним человек немногословный, держал руки за спиной и лишь молча кивал, не проронив ни слова. Лицо его оставалось холодным, и от этого его молчание казалось ещё более многозначительным.

Наконец, они остановились у двери Пианиста.

Билл, взяв на себя роль официального гонца, самодовольно постучал кулаком.

– Эй, пианист! Открывай! – крикнул он с грубой и нарочитой бестактностью.

– Разве так можно обращаться к человеку? – с внутренним отвращением подумал Луиджи.

Но не успел он додумать мысль, как за его спиной хлопнула дверь, и в комнату вошла мать.

– Луиджи? Ты не спишь?

– Нет, мама, прошу, – тихо и вежливо ответил он.

– Почему ты открыл окно? Простудишься же!

– Я просто хотел… хоте…

Он не успел договорить. Мередит подошла к окну и приподняла занавес.

– Опять этот Билл! – произнесла она с раздражением. – Что ему понадобилось у Юлиуса на сей раз?

– Что? – удивлённо спросил Луиджи. – Мама… вы тоже?..

– Я что? – переспросила Мередит.

– Вы тоже знаете Юлиуса?

– Конечно, знаю. А что в этом странного?

– Просто… просто я до вчерашнего дня не знал его имени. А он ведь живёт рядом с нами уже столько лет.

– М…! – рассмеялась Мередит. – Да кто ж знает его как Юлиуса? Для всех он просто Пианист.

Но в голосе её вдруг проскользнули грубые, непривычные ноты.

– Судья Эрэнс? – вскинулась она, будто вспомнив что-то важное. – Почему этот Билл привёл его?..

Луиджи перевёл взгляд на джентльмена внизу:

– Кто такой судья Эрэнс, мама?

– Подожди, сын. Я сейчас вернусь.

И не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты, оставив его наедине с нарастающими вопросами.

Луиджи снова подошёл к окну и с напряжением наблюдал за происходящим.

– Эй, пианист! – всё тем же напыщенным тоном продолжал выкрикивать Билл. – Открывай дверь!

Голос его был напыщен гордостью и самодовольством. Он чувствовал себя победителем, словно уже увидел врага униженным.

Он наслаждался чужой болью, не скрывая этого и даже находя в ней утонченное удовольствие. Выдавая себя за человека утончённого, образованного и достойного, он с поразительной лёгкостью проникал в круги аристократии, ловко подражая их манерам и речам. Но истинной причиной его положения было богатое наследство, доставшееся от отца. Именно оно стало тем инструментом, с помощью которого он устраивал своё положение, приобретал влияние и, как видно теперь, пытался уронить Пианиста. Как это нередко бывало в хитросплетениях светских интриг, и в этот раз Билл прибегнул к одной из своих наиболее изощрённых уловок он явился к дому Пианиста в сопровождении самого – председателя королевского суда достопочтенной судьи Эрэнса Бульфринга, надеясь, что авторитет его превосходительства сыграет роль молота, сокрушающего всякое сопротивление.

План был прост, но утончён изящно поданная ложь, приправленная правдоподобием и выдержанная в сотнях репетиций, звучала так убедительно, что даже столь взыскательный человек, как судья, казалось, уже почти поверил ей.

Однако что-то вдруг пошло не так. Билл, с остервенением продолжая стучать в дверь, всё больше ощущал, как под ним начинает дрожать почва.

– Ну же… открой! – прошептал он, придавая новой порции ударов в дверь силу раздражения и отчаяния.

– Быть может, его попросту нет дома? – неожиданно заметил стоящий рядом судья. Его голос был спокоен, но слова эти подействовали на Билла как плеть. Он тут же замер, замолчал, оборвав собственную тираду.

– Можем зайти завтра… – продолжал было судья, но договорить не успел.

– Нет! – выкрикнул Билл, и в этом выкрике прозвучало больше, чем просто протест: это была вспышка гнева, которой он с трудом удерживал, чтобы не обрушить её на самого судью.

Осознав дерзость своего тона, он поспешно сменил маску и, скривив губы в лживой улыбке, произнёс:

– Прошу прощения, ваше превосходительство… Но я ни за что не позволю себе тревожить вас дважды. Я убеждён, сэр, что пианист в доме. Он просто… узнал вас, и потому не решается открыть.

– Браво! Браво! – вдруг раздался чей-то голос.

На этот раз не из дома, не с улицы, а буквально из воздуха. Из тени вышел человек в безупречном наряде: фрак тёмного бархата, цилиндр с лёгким наклоном, тонкая трость всё в нём было благородно и в то же время поразительно выразительно.

Билл и судья одновременно повернули головы, и выражения их лиц застыли. Особенно поразило это Билла.

– Браво… и ещё раз браво, мистер Билл Уитс, – произнёс пришедший, и голос его был спокоен, но в этом спокойствии слышался приговор.

– Пианист? – пролепетал Билл, побледнев, глаза его расширились от ужаса.

– Мистер Уитс, – сдержанно спросил судья, – это он?

– Да, сэр, – едва слышно ответил Билл, не отводя взгляда от Юлиуса, как если бы видел перед собой восставшего призрака.

– Но это не тот человек, которого вы мне описывали… – строго заметил судья.

– Ты всё просчитал, – с лёгкой усмешкой произнёс Пианист, – но, как всегда, пришёл к ложным выводам.

– Пианист? Юлиус?.. – прошептал Луиджи, окаменев у окна. Он распахнул его и высунулся, не в силах оторвать глаз от происходящего.

Юлиус тем временем поклонился судье, элегантно, без тени подобострастия.

– Ваше превосходительство… – сказал он, протянув ему руку.

Судья с замешательством во взгляде, почти с недоверием, протянул руку в ответ.

– С кем я имею честь? – спросил он, медленно, вдумчиво.

– Юлиус, сэр. Юлиус Бирвальд Грейн.

– Грейн? – судья нахмурился. – А… случайно, не Эдгар Грейн – ваш отец?

На мгновение лицо Юлиуса побледнело – реакция была заметна, словно вопрос ударил его в грудь.

– Да! Да! – подхватил судья, делая шаг вперёд, словно желая убедиться в своей догадке. – Вы на одно лицо!

– О нет, нет! – поспешно запротестовал Юлиус, разводя руками. – Его превосходительство, должно быть, путает меня с кем-то другим.

– Вряд ли, – сказал судья с холодной уверенностью. – Поражающее сходство. Вы как будто отражение.

– Извините! – резко вмешался Билл, его голос дрожал, как натянутая струна. Он уже не мог скрыть злость, не мог скрыть того, что проиграл.

Он смотрел на Пианиста с ненавистью. Его разрушенный план, так искусно выстроенный, казался ему поверженным не правдой, а актёрской уловкой: лоск одежды, безупречная вежливость, трость, галстук, манеры джентльмена всё это, по его мнению, было лишь хорошо срежиссированной ложью.

Но он ошибался.

– Простите, ваше превосходительство, но… я не понимаю, о ком идёт речь, – пролепетал Билл, чувствуя, как под ним предательски шатается вся почва.

– О! Вы, видимо, не слышали об Эдгаре Грейне? – удивился судья Эрэнс, приподняв бровь. – Это же печально знаменитый, но в то же время легендарный капитан королевского флота. Командующий славным фрегатом Сан Мартина! – Он с воодушевлением поднял трость, словно вспоминая дни своей юности. – А затем, в течение многих лет, один из главных чинов Ост-Индской компании. Да что вы, мистер Уитс… этот человек – живая история!

Неожиданно тишину пронзил дерзкий, вульгарный смех. Толстяк Билл хохотнул, не сдержавшись, будто услышал грубую шутку, а не имя великого человека. Это не только удивило, но и смертельно оскорбило судью. Он мгновенно посуровел.

– И что же, позвольте спросить, вызвало у вас смех, мистер Уитс? – произнёс он с ледяным презрением, опираясь на свою тяжёлую трость обеими руками. – Вам бы не мешало овладеть хотя бы элементарными манерами.

– О нет! Нет, сэр! – забормотал Билл, бледнея. – Я вовсе не хотел оскорбить вас. Просто… вы неправильно меня поняли…

– Правда? – сухо переспросил Эрэнс, – В таком случае, прошу, разъясните, что вы нашли смешного в моих словах?

– Я… я хотел сказать, что вряд ли этот человек, пианист, которого все знают по дурной славе… может быть сыном столь уважаемого капитана. Простите, если я выразился неудачно…

– Тем не менее, – с холодной решимостью произнёс судья, – ваше поведение остаётся возмутительным и недостойным. Вам следовало бы держать себя в руках, мистер Уитс.

– Я… я прошу прощения… мистер Эрэнс…

– Что?! – голос судьи вдруг стал металлическим, глаза потемнели от гнева. – Мистер? Вы называете меня так? За последние тридцать пять лет ни один человек не позволял себе столь вольного обращения! – Он резко стукнул тростью о каменные плиты. – Судья, мистер Уитс! Или вы думаете, что я ношу парик, чтобы голова не мёрзла?

– Простите его, ваше превосходительство, – раздался мягкий, но властный голос.

– Мама? – изумлённо прошептал Луиджи, глядя из окна. – Что она делает там?.. И… откуда она знает судью?

Судья вдруг изменился в лице, словно увидел давнюю знакомую.

– О, миссис Мередит Ваппа! – воскликнул он с неподдельной радостью, сняв шляпу и, как истинный джентльмен, склонился, чтобы поцеловать её руку.

– Миледи, – с лёгким поклоном поприветствовал и пианист.

Появление Мередит было подобно молнии среди ясного неба. Билл побледнел, губы его задрожали, дыхание перехватило. Она внимательно посмотрела на него, и в её взгляде сверкнуло лёгкое презрение.

– Миссис… Мередит… – прошептал Билл, как будто не верил своим глазам.

– Доброе утро, Билл, – спокойно ответила она. – Вы как-то плохо выглядите. Всё ли в порядке?

– О, да! Миледи, всё прекрасно, – поспешно заверил он, стараясь изобразить улыбку.

– Ваша светлость, – обратилась Мередит к судье, – надеюсь, мой гость не совершил ничего, что вынудило бы вас его задержать?

– Ваш гость? – переспросил Эрэнс, изумлённо нахмурившись. – Он… ваш гость?

– Да. А что вас так удивило в этом, ваше превосходительство?

– Гость?.. – вмешался Билл, не в силах сдержать потрясения. – Как этот человек может быть гостем столь уважаемой семьи? Он… он же…

– Хватит, – перебила Мередит, в её голосе звучала сталь. – Хватит, мистер Уитс. Сколько ещё вы намерены продолжать свои мерзкие инсинуации?