banner banner banner
Серебряная клятва
Серебряная клятва
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Серебряная клятва

скачать книгу бесплатно


Она уже подняла глаза, снова слабо, грустно заулыбалась. Руки ее дрожали. Хельмо не нашелся с ответом; с языка просилось только «Прости». Он покачал головой:

– Не так я себе это представлял.

– Я надеюсь, – заговорила она чуть спокойнее, – ты хотя бы дашь нам с… немногими, на кого я могу сейчас полагаться, время. Мы обсудим, как можем перераспределить силы в обороне города; разошлем гонцов по окрестностям. Принуждать я никого не стану, но думаю, твои героические трели, – она тихо усмехнулась, – некоторых уже воодушевили. Я…

– Пять сотен, – глухо, но непреклонно оборвал Хельмо. Это был последний виток его выдержки.

– Что? – Имшин прищурилась.

– Это большой город, – он очень старался не отводить глаз. – От тебя мы рассчитываем хотя бы на пять сотен. И две сотни с окрестностей. Это… самое маленькое число, какое я могу назвать. Будь обстоятельства иными, просил бы больше.

– Ох, Хельмо. – Имшин покачала головой. Было видно, что она расстроилась еще сильнее. – Хельмо, мы ведь давно стали мирными, у нас здесь одни торговцы, рыбаки, художники, музыканты, священники… женщин больше, чем мужчин…

– Я понимаю. И не прошу тебя отправлять кого попало. Просто постарайся…

– Мы с боярами все обсудим, и я подумаю. – На этот раз она, явно не в силах больше сдерживать чувства, даже махнула рукой, зазвенела браслетами. – Подумаю, Хельмо, слышишь? Но ничего пока не обещаю! Какие-то люди… какие-то – да, будут. Я все сказала.

Она побледнела за время разговора, сжалась, еще и обхватила себя руками за плечи. Но Хельмо ее понимал: его и самого поколачивало, несмотря на жару. Он запустил пальцы в волосы, стиснул их, делая себе больно, отвел назад… Полегчало, прояснился рассудок. Он понял: заканчивать нужно сейчас. Он и так вытребовал все, что мог.

– Я благодарю тебя от всего сердца и, конечно же, соболезную. – Он поклонился, намного ниже, чем при встрече. – У вас два дня, союзники за это время отдохнут.

Больше Имшин не коснулась его лица, не пожурила – осталась непреклонно возвышаться, принимая поклон. Верила ли она обещанию о защите? О чем думала? Лицо ее снова стало ласковым, но во взгляде сквозила болезненная отрешенность.

– В таком случае мне пора. И вас, думаю, тоже ждут хлопоты. Прощайте.

– Скорее, «до встречи», надеюсь, мы еще увидимся так или иначе… – начал было Хельмо, но поранился об очередную горькую усмешку.

– Никогда не знаешь, успеешь ли попрощаться. Карсо вот умер, пока я была на совете… не у его постели я встретила эту кончину.

– Как я буду скучать по его буйствам, по его смеху, – тихо произнес Хельмо то, что теперь грызло его. Он уже сожалел об отказе пожить в Голубом Замке, расставание на таком надрыве казалось ему неправильным, и он цеплялся за что мог: – Помнишь, как он выходил один на медведя и побеждал? А помнишь…

– Я многое помню, – сухо откликнулась Имшин. Было ясно: она передумала бередить вдовьи раны нежными воспоминаниями, по крайней мере, более не станет делить их с Хельмо. – И одно, знаешь ли, сейчас примиряет меня с тобой: Карсо был бы на твоей стороне. По крайней мере, пока не увидел бы первые трупы своих воевод. А может, и потом. Мне сложнее.

– Я… – начал Хельмо, но она уже сделала шаг назад.

– Будь покоен, оправдания мне не нужны. Иди, отдыхай… – Опять она метнула взгляд на Янгреда. – И будь добрее к ним, все же они – пока твоя основная сила. Прощайте.

Повторив это, она сошла к безмолвной страже – и вскоре все они направились прочь. Янгред проводил маленький отряд глазами, потом перевел взгляд на Хельмо, открыл рот, но промолчал. Скорее всего, увидел печаль и раскаяние, с которыми тот не мог совладать. Скорее всего, не знал, что с этим делать. Хельмо не знал и сам и, пытаясь завести хоть какой-то разговор, коротко объяснил:

– Карсо Буйноголовый был из присягнувших Вайго кочевников, а жену взял из Шелковых земель. Священники не одобрили этого, у нас запрещены браки между людьми разных вер. Но царь союз благословил, и пришлось им уступить. Вайго вообще любил иноземцев, дружил даже с некоторыми людоедами. Он был вспыльчив, но уважал храбрых врагов, храбрых друзей – и того больше. Карсо был и вовсе первый друг…

Второй. Но об этом союзникам знать вообще не обязательно. Янгред равнодушно кивнул: похоже, о чем-то размышлял. Хельмо не удержался, закусил губу и спросил, хотя понимал, как глупо это прозвучит:

– Я был жесток, да?

Янгред очнулся, глянул удивленно и без промедления возразил:

– Вы были разумны, так или иначе. Войска не собрать словами «Приходи сражаться, если хочешь, а не хочешь – не приходи». Стратегически Инада вряд ли будет важна Самозванке, далеко лежит. Разве что лунные и правда задействуют суда… но таких планов вроде бы пока нет, мы бы знали, и мы их не пропустим. Так что эту овцу стоит обстричь.

– Овцу. – Хельмо невольно улыбнулся, потом спохватился. – У вас разве есть овцы?

– Нет. – Янгред мотнул головой. – Как вы помните, у нас вообще мало живых тварей. Но мы видим овец со стены, в ваших приграничьях. Симпатичные существа…

– Куда приятнее нас, – вздохнул Хельмо, потер веки и постарался взбодриться. – Ладно, горевать не время. Пора нам, думаю, в лагерь, да, мой… друг?

Хельмо помедлил перед последним словом, а произнеся его, смолк. Прибавил шагу, скорее покинул лобное место – лишь бы Янгред не увидел его смущенного лица. «Друг»… Сильно, а главное, обязывает. Можно только гадать, как это прозвучало со стороны, как принял слово такой холодный, сдержанный человек. Ожидаемо, ответа не последовало. Захотелось провалиться сквозь землю.

Стрельцы вернули Янгреду и Хельмо оружие: видно, за ним послали по приказу Имшин. Когда лошади тронулись, конвой остался на площади – такой знак доверия нельзя было не расценить как добрый. А вот толпа опять увязалась следом. Люди держались на расстоянии, но не спускали с гостей глаз, шептались. Сейчас любопытство, пусть дружелюбное, раздражало. Хельмо пришпорил Илги; Янгред последовал его примеру. Вскоре они все же остались вдвоем, но еще довольно долго меж ними висело молчание. Хельмо не знал, как его нарушить, не знал, нужно ли, а голова ныла от тревог. К счастью, Янгред заговорил первым.

– Вы хорошо произнесли речь, – отметил он уже на подъезде к казармам. – Пожалуй, мои родственники не смогли бы так просто, по-человечески объясниться с народом. Скорее, посулили бы деньги или пригрозили казнью.

– Я тоже пригрозил, просто вражеской, – напомнил Хельмо, но на сердце потеплело. – А вообще спасибо. Я все запомню.

– Право, это не стоит благодарности, – удивленно возразил Янгред, а Хельмо осознал вдруг подлинный смысл собственных слов и, решившись, выпалил:

– Я не только об этом. Спасибо, что вы поступили так, как поступили.

Оказывается, он давно хотел это произнести – и теперь стало чуть легче. Правда, Янгред воззрился на него с искренним изумлением, даже нахмурился.

– Поясните. – Он говорил разве что не с опаской, и это искреннее непонимание трогало, хоть и удивляло. Хельмо вздохнул и начал перечислять:

– Въехали в этот город. Пошли на лобное место. Вы очень поддержали меня…

– Ой, да бросьте, – Янгред быстро отбросил волосы за спину. Было похоже, что он в замешательстве. – Мы союзники? Тогда как иначе?

«Как иначе?» Правда, как? И Хельмо, глубоко вздохнув, сказал главное, что в той или иной мере преследовало его уже долго. Не день. Не два. Не с выезда из столицы. Буквально со дня, как дядя написал первое письмо Трем Королям:

– Я вообще сомневался, что это правильно, – он помедлил. – Я, как вам сказать… не верю в войны за чужих. Мы никогда не звали наемников. За что, кроме своего дома, вообще стоит воевать?

– За друзей, нет? – Янгред улыбнулся. Удивительная все же улыбка, лицо, правда, стало совсем иным, светлее. Так, правда, мог улыбаться принц, не знавший бед.

– Наши земли не друзья, – вздохнул Хельмо. – И мы тоже.

– Недавно вы сказали другое, – не без лукавства напомнил Янгред, потрепав лошадь между ушами. Хельмо смутился. – Да и вообще, бросьте. Вы не забыли, что кое-что из того, за что мы воюем… наше? Например, может, нам полагаются какие-нибудь овцы?

Он раскатисто засмеялся над своей шуткой, но Хельмо от этого здравого напоминания стало лишь хуже. Вздохнув, он озвучил еще одну вещь, которую стоило – судя по давнему, пусть непрямому наказу дяди – утаивать как можно дольше. Но он не мог, теперь это казалось почти подлостью. Молчать нельзя. Будь что будет.

– Государь… дядя… не отдал мне ключи от ваших городов. У меня лишь бумаги и часть платы.

Он пристально следил за лицом Янгреда, но оно не дрогнуло. Догадывался? Короли Свергенхайма, по словам дяди, не отличались наивностью и умели выжидать. Интересно, что они приказали? Докладывать о каждой подвижке и препоне? А если препон станет слишком много?

– Понятно, – сказал Янгред. – Но за все нужно платить в свое время. Не слышали эту присказку?

Хельмо вздрогнул от его ободряющего тона. Не ожидал, что все примут столь спокойно.

– Слышал другую.

«Какие времена, такая и расплата». Но этого он не произнес, пообещал лишь:

– В столице вы получите их прямо из рук царя.

– Дяди… – не без усмешки поправил Янгред. Хельмо смутился еще сильнее, но почти тут же нашелся:

– Да-да. Мой дядя отдаст вам ключи. Для ваших братьев.

Они сражались взглядами некоторое время, потом Янгред все так же мирно, даже весело полюбопытствовал:

– Отчего скрыли-то?

– А вы? – Хельмо понимал, что это по-детски, но заупрямился. Он стеснялся признаваться в причине, связанной с тем, сколь «царственно» держался при встрече его новый союзник и сколь дурацки – он сам. Но стеснение забылось вмиг, стоило Янгреду беззлобно, но сдавленно признаться:

– Они мне не семья. И никогда не были. Надеюсь, у вас…

– Не так, – выдохнул Хельмо быстрее, чем осознал это. Янгред вдруг опять улыбнулся.

– Рад. Это видно. Даже завидно немного.

Их выпустили за ворота – и солнце ударило в лица вместе с морским ветром. Стало теплее, светлее, легче. Чувствуя, как падает с плеч какой-то камень, Хельмо поднял глаза к бегущим облакам и опять услышал голос Янгреда:

– Вы будто светитесь. Как и весь ваш дом. Такое правда стоит защищать.

Сердце сжалось одновременно тревожно и благодарно. Захотелось ответить что-то столь же обнадеживающее, но Хельмо не успел. Навстречу ехали дружинники и огненные офицеры. Похоже, они были нешуточно рады возвращению живых командиров. Хельмо вздохнул, выпрямил спину и, не оборачиваясь, устремился к ним.

Многое еще предстояло сделать, обдумать и принять. Но это уже казалось проще.

4. Королевна и ее птицы

Южный виноград определенно уродился; каждая лилово-розовая ягодка буквально таяла, стоило вонзить зубы в тонкую кожицу. Этот ранний сорт был особенно хорош тем, что не имел косточек. Лусиль ненавидела косточки – любые, хотя ими было забавно плеваться в раздражающих людей.

Она в последний раз обернулась и величественно махнула рукой – так, чтобы непременно поймать тоненькими золотыми кольцами косые лучи солнца. Толпа, высыпавшая за городские ворота, исступленно заорала напутствия. Лусиль удовлетворенно ухмыльнулась, дала знак – и ехавшие за ней конники наконец сомкнули строй, а в небо взметнулись знамена: ночная синь, солнце и луна, слившиеся в нежном поцелуе. Ворота и горожане исчезли из виду; единственные, кого еще можно было различить, если оглянуться, – солдаты оставляемого здесь гарнизона, они замерли на бастионах. Лусиль помахала и им тоже, отвернулась и отправила в рот еще виноградину.

Берестяное лукошко с ягодами, удобно крепящееся к седлу, дала ей старуха с изрезанным морщинами смуглым лицом и длинными седыми косами. Она чуть ли не бросилась лошади под копыта, чтобы только «юная царевна» заметила ее. «Царевна» заметила, даже с преогромным удовольствием ударила хлыстом солдата, бросившегося оттаскивать дерзкую простолюдинку. Остановившись, Лусиль ласково заговорила, и женщина, заливаясь слезами, стала проклинать царя. Два сына этой крестьянки то ли восстали против него и были казнены, то ли ушли по рекрутской повинности и погибли, подавляя какой-то бунт, в общем, что-то с ними произошло. Нет, первым подобным историям Лусиль искренне внимала, старалась запоминать, но вскоре они невозможно смешались в голове. Послушать народ Острары, так за время правления Чернокровца, Сыча, Гнилого – как только его не звали! – каждая вторая семья настрадалась. А с виду-то все было неплохо: города не в запустении, дороги терпимые, поля возделаны. Гостей встречали щедро, а сколько роскоши – золотых чаш, самоцветных ваз, точеных скульптур из мрамора и перламутра – оказалось в храмах… Есть на что посмотреть, есть что прихватить, и начать можно с малого, вот с таких подарочков. А что? Нельзя же не брать. Так что «царевна» милостиво приняла лукошко, а в ответ осенила женщину солнечным знаком. Внутренне она передернулась: сама была лунной, на службы ходила ночью, на груди носила, конечно же, не солярис. Но такая она была светлая и златовласая, что люди тянулись к ней и тянули детей. Многие были убеждены: она лишь прячется за верой приютивших ее союзников. Лусиль же не мешала заблуждаться на свой счет, давно поняла, что в большом деле – в политике, к примеру, – от этого только польза.

На развилке большой дороги королевский полк стал соединяться с основной армией – той, что покинула город накануне и обосновалась в предместьях, дабы не смущать народ слишком помпезным выездом. Лусиль кивала командующим, скользя праздным взглядом по лицам. Мелькали и тени из-под облаков: железнокрылые тоже явились вовремя. Интересно, они вили на ночь гнезда, а головы под крылья прятали? Ха. Нелепые все-таки создания, жаль, не скажешь этого вслух. Гордый народец, убьет – не заметит. До сих пор смешно вспоминать, как еще дома она довольно громким шепотом спросила у отца, откладывают ли союзники яйца или с этим у них как у всех, а гнездорнский посол услышал. Лицо его стало таким красным, будто вот-вот – чисто от злости – яйцо он все-таки отложит, да прямо на мозаичный пол залы.

Задрав голову, Лусиль в который раз не смогла оторвать взгляд от вычурной брони крылатых воинов. Легкие чешуйчатые пластины-перышки сверкали даже издали, слепили красными бликами. Когда очередной силуэт взрезал воздух и, сверкнув наплечником, умчался, Лусиль раздраженно прикрыла один глаз. Она в который раз задалась важным, как ей казалось, вопросом – уже не о гнездах, не о яйцах и даже не о том, есть ли у замечательных соседей Осфолата привычка гадить на людей с неба, свойственная обычным птицам.

– Что мы будем делать, если союзнички взбунтуются? Или выжрут целый город, и тогда нас убьют будущие подданные? Зачем было брать таких друзей и в таком количестве?

Она спросила это вслух, не оборачиваясь, но без труда узнавая поступь коня, на котором ее догоняли, и получила незамедлительный ответ:

– Ты же не можешь, о солнечная царица, придерживаться пагубных заблуждений?

Лусиль соизволила глянуть через плечо. К ней действительно спешил Вла?ди, как всегда, опрятный, благодушный, но трогательно сонный. Она широко ухмыльнулась вместо приветствия и простерла навстречу руку. Поравнявшись, Влади ее пожал, а потом и поцеловал. Лусиль неотрывно смотрела на него: слегка исподлобья, покусывая губы. Когда ее пальцы, высвободившись, игриво пробежались по его запястью, Влади быстро отвел глаза. Он знал – ее взгляд говорит: «Я скучала». Ответный говорил то же, но менее распутно.

Король-отец звал Влади и Лусиль близнецами, так повелось с детства. Они и были неуловимо схожи нежными лицами, как если бы приходились родней. Волосы королевича были, как и у Лусиль, светлые и длинные, только не вились и оттенком напоминали холодное сияние луны. Лунным светом лучились и глаза – серые, очень блеклые в сравнении с голубыми глазами королевны. Зато одно сходство было, по мнению Лусиль, несомненным: Влади, несмотря на высокий рост, тоже напоминал хорошенькую, нет, восхитительную девушку. Об этом она ему иногда и сообщала, подстрекая к перепалкам. Но сейчас перепалку явно собирался начать он сам.

– О, мой королевич… – пропела Лусиль, – а как вам ночевалось в стогу сена?

Тонкие брови Влади приподнялись, он даже начал обшаривать волосы в поисках соломы.

– С чего ты взяла, что я спал в стогу сена?

– Ты же только об этом и говорил, когда мы собирались в поход. Романтика интервенции. Мытье в речке, еда на костре, сон в стогу…

– Кажется, мы с тобой уже удостоверились, что сено забивается в разные места. – Влади опустил руку. – Я спал в шатре, как и всегда, и мне было грустно.

– Один? – тут же прицепилась Лусиль, лукаво облизнувшись.

– Я же говорю, было грустно, – повторно посетовал Влади. – А вот ты наверняка без меня пировала… – Он укоризненно покосился на ягоды. – Что ты там опять лопаешь?

– Угощайся. – Улыбнувшись уже миролюбивее, Лусиль отщипнула виноградину от верхней лежавшей в лукошке грозди. – Народное подношение.

Влади задумчиво склонил голову – тонкая прядь упала на высокий бледный лоб, нос дернулся, как у куницы.

– А кто-нибудь их проверил?

– Проверил, конечно. Я.

– Ох, Лу, вечно ты… – Только воспитание не дало ему закатить глаза. Лусиль терпеливо пояснила:

– По местным обычаям, если тебя угощают союзники или хозяева дома, где ты остановился, лучше не давать пробовать слугам. Доверие… здесь все на доверии.

Влади продолжал смотреть с укором, но, наконец сдавшись, вздохнул.

– Давай. – Он немного наклонился. – Я же не хочу, чтобы ты умерла одна. Если это случится, я все равно не выберусь из этой дыры живым.

Лусиль довольно кивнула и, вновь глядя тем самым взглядом, поднесла ягоду к его рту. Влади забрал ее, коснувшись пальцев поцелуем. Взгляд на него действовал, кто бы сомневался, а от ощущения – губы задели кожу на подушечках – побежала по спине приятная дрожь, разлилась теплом. Не нужно было расставаться на ночь, в который раз мелькнула досадливая мысль. Да, Влади и дисциплина в войске – вещи, которые неплохо ладят; только благодаря ему никто никого не сожрал, а часовые не проворонили пару лазутчиков, но все же… когда теперь армия нормально заночует? То есть так, чтобы, когда ты на ком-то или под кем-то, солома не забивалась в разные места.

– Острара – не дыра, – все-таки напомнила она, отвлекаясь от вопросов без ответов и поругивая себя за ненужные плотские фантазии. – Это вроде бы моя родина. И будущие владения Осфолата. Твои. Наши.

– Давай еще, – потребовал Влади, поглядывая на лукошко.

Лусиль скормила ему вторую ягоду, получила второй поцелуй и продолжила:

– Возможно, отец даже прав и я действительно родом из этих мест. Знаешь, мне чем-то нравится здесь. Так дико… бесприютно. Будто все спит. Спит, а я бужу.

– О, я-то знаю, как ты любишь всех будить, особенно в дни, когда можно и поспать.

Несмотря на шутливость тона, Влади не смеялся. Конечно, он внимательно выслушал и принял слова всерьез. Он всегда принимал всерьез ее слова – со дня, как, охотясь с псарями и двором, случайно нашел в королевских угодьях изнуренную, забывшую свое имя – да и все прочее – девочку. Девочку в драной одежде, стоптанных туфельках и дорогих золотых серьгах с подвесками-солнцами. Ее он вместо трофеев и привез отцу; он же вскоре дал ей новое имя – Лусиль, от «лусс» – «найденыш» и «иль» – «прекрасная». Удивительно… несколько лет спустя он признался, что прекрасной она показалась ему уже в ту минуту, когда, испуганная выстрелами, налетела на него в чаще и, приняв за разбойника, принялась душить. Она была ослабшей, не то что сейчас, Влади повезло. Впрочем, Лусиль смутно помнила встречу и сомневалась, что взаправду хотела убить мальчика, который так светло ей улыбался и так ласково хрипел под хваткой ее дрожащих пальцев: «Не бойся… успокойся… я же тебя не обижу…»

– Возвращаясь к людоедам! – Влади хмыкнул. – Давай-ка вспомним все, что нам нужно помнить, чтобы не бояться их и не плодить предрассудков. Итак, людоеды…

– На самом деле едят людей только на два своих больших праздника, в конце и середине года, – послушно повторила Лусиль. – И едят убитых врагов, если враги достойно с ними бились. Потому что…

– …верят, что так заберут их силу, – подтвердил Влади. – А детей…

– Детей они не едят, дети бесполезны, это только пугалка. А мы с тобой считаемся детьми? М-м-м…