скачать книгу бесплатно
– Почему вы так… – Хельмо огляделся. К его замешательству, «русалки», сидевшие и стоявшие поблизости, тут же закивали, – …уверены? К слову, это лишь поцелуй в лоб.
– Лишь? – подняла бровь командующая. – А это мало? К тому же обычаи в особых обстоятельствах можно и подправить. – И, притянув к себе маленькую девушку с четырьмя косами, она звонко поцеловала ее в макушку. Та залилась смехом. – Ну, если пожелаете.
Хельмо окончательно покраснел, в ужасе осмотрелся и принялся тереть щеку. Да что они, сговорились? Янгред все же захохотал, бормоча: «О боги, ну что вы как дитя…» Обернувшись, Хельмо прямо и, как он надеялся, угрожающе посмотрел на него.
– Скажите, это что же, отвечает вашим уставам? У вас так принято?
Янгред призадумался, возведя глаза к небу, и наконец чопорно изрек:
– Видимо, скорее у вас. А я предпочитаю не осуждать обычаи союзников, тем более этот видится мне славным. А на мужчин тоже распространяется? – Он подмигнул, заметив, как Хельмо вовсе оцепенел. – Удача никому не помешает, я без предрассудков. – Впрочем, тут он сжалился. – Но поговорим об этом позже. Когда сблизимся настолько, чтобы обсуждать пробуждения в хлеву.
– Даже не думай, сначала – нас! – возмутилась командующая девушек. Судя по грозному виду, она правда собралась отстаивать права своих подруг.
– Подождите, но мы… – Хельмо снова посмотрел на «русалок» и упавшим голосом напомнил: – Не идем еще в атаку. Несколько следующих дней обещают быть мирными.
– Да разве угадаешь, – басисто отозвалась та, у которой были самые широкие плечи. Неужели и она так жаждала его поцелуя? – На войне всяко случается.
– Так что же? – тихо спросила командующая и положила Хельмо руку на плечо. Нарисованная мурена оскалила зубы на тонком запястье. – Окажете нам честь? В, возможно, последний легкий вечер? В знак дружбы?
Восхитительная, устрашающая… боже, зачем они сюда вообще пришли?
– Ваше огнейшество! – Хельмо опять обернулся. Янгред удобно уселся между массивных еловых корней и сунул в зубы травинку, решив окончательно устраниться от происходящего. – Вы что, правда это одобряете?
– Я одобрю все, что воодушевит моих людей, – откликнулся он важно. Мысленно Хельмо уже топил его в реке – самая милосердная кара. – Тем более вы ведь сами пожелали почтить эриго знакомством. Расспрашивали, рвались к ним…
– О, правда, правда? – переспросили несколько девушек в сторонке.
– Вы хотели увидеть именно нас?
– Из всей армии – нас?
Хельмо пришлось кивнуть.
– Всю армию я уже видел, а вас нет. – Он даже улыбнулся: так искренне ему мало кто радовался в последние дни.
Еще несколько девушек подобралось ближе. Постепенно они окружали Хельмо, и… в общем, не то чтобы ему это совсем не нравилось. Первая оторопь прошла, и он кое-что подметил. Глядели на него по-разному: кто-то хищно, как командующая, а кто-то просто весело и игриво; кто-то с томной тоской, будто на далекую звезду, а кто-то и со страхом. И понятно было: не его боятся эти последние. И не чего-то непотребного жаждут прочие. Последний легкий вечер. Эти прекрасные создания, как и все по другую сторону леса, пришли, зная, что могут умереть, а пока далека гибель, ловят каждый миг. Хельмо вздохнул. В конце концов, когда еще перецелует столько чудесных девиц? Русалок, может, и нет, а эриго – есть.
– Что ж, хорошо. – Он даже почти совладал с голосом. – Мне неловко, ведь мы еще даже не сражались плечом к плечу, но нам же надо познакомиться… как-то.
Опять зазвенели серебристые смешки. И Хельмо окончательно смирился с судьбой.
Девушки подходили одна за другой; он вглядывался в них. Несмотря на сходный цвет волос, почти неизменные веснушки и бледность, они были очень разными. Вздернутые и прямые носики, пухлые и тонкие губы, гордые и нежные подбородки. Родинки. Шрамы. То выжженные брови, то обмороженная кожа. Хельмо не составляло особого труда запомнить каждую в лицо и по имени; он спрашивал и значения. Все звучали непривычно. «Снежный сокол», «Блик гаснущего пламени», «Метель с тысячей лиц». Каждое имя несло смысл, почти неизменно – пронизанный жаром или холодом. Скольких лбов коснулись губы Хельмо? Он не смог бы сказать и уже пообещал себе ни перед кем не хвастаться. Зато в память врезалась одна из немногих девушек, которая к нему не подошла.
Волосы ее были красные, как у той, что с выбритым виском, но длиннее, коса до пояса. Глаза голубые, но больше в зелень – грустные, в почти бесцветной россыпи ресниц. Она сидела у шатра, обняв колени, и все смотрела, смотрела в пламя, а на голове ее белел ромашковый венок. В какой-то момент Хельмо сам решился к ней приблизиться, опустился на корточки напротив. Он не знал, почему сделал это, и буквально почувствовал спиной ревнивые взгляды остальных.
– Поцеловать вас? – с запинкой спросил он, и ответный взгляд ударил его в сердце – так отличался от всех, что он успел поймать.
– Благодарю, не нужно. Меня еще недавно было кому целовать. – Но говоря, девушка тепло улыбнулась. Сорвала фиалку, вставила Хельмо в волосы. – Берегите себя. И нас. Я верю, что вы очень хороший командир. И вы не бойтесь… мы бьемся не хуже, чем смеемся.
Глаза сказали другое: «Вижу, тебе непросто. И мне тоже». Хельмо, смущенный еще больше, извинился, скорее поднялся, отступил. Девушку скрыла толпа других, вскоре он забыл о ней: желающих оказалось столько, что «обычай» занял еще минут двадцать. Янгред неожиданно присоединился к нему: поцеловал пару любимец. Они, довольные двойным благословением, нырнули в шатры и вернулись с необычным угощением – желтыми ягодами в белых кристаллах сахара. Это оказалась морошка, только она кое-где на Пустошах и росла.
– Ну а я Инельхалль. – Раздалось рядом, когда Хельмо отправил в рот третью ягоду. – «Ледяной клинок». Всегда уступаю своим людям лучшее… например право первого поцелуя от белокурого принца. Но и сама не упущу своего.
Это была командующая. Хельмо кивнул, встретившись с ней глазами. Она подалась навстречу и вдруг сама коснулась губами его щеки, затем и второй. Он почувствовал легкий запах цветов и речной воды, холод сухих губ и металл, скрывающий тело. Дыхание снова перехватило. Подумалось: восьмерице, да и прочим людям, сложно будет с этим легионом.
– Как сказала Листелль, наши поцелуи не имеют такого глубинного смысла. Но примите мои в подарок. – Инельхалль отстранилась. – Спасибо, что показались нам, надеюсь, многие дороги мы пройдем вместе.
– Я верю, – неловко произнес Хельмо. – И что государь тоже подарит вам поцелуй…
– Который будет означать, что война не кончена? – Она склонила голову.
– Который благословит вас на счастливое возвращение из нашей столицы.
Она подумала и по-детски, дурашливо, мотнула стриженой головой.
– Он старик? Тогда пусть целует прочих. Я предпочту получить прощальный поцелуй от вас, возможно, даже и не в лоб.
Прочие эриго тут же зашептались: одни с неприкрытым восхищением дерзостью своего лидера, другие – явно ревниво.
– Инельхалль, не будь груба, говоря о чужом государе, – вмешался вдруг Янгред. Он уже подошел, опустил руку Хельмо на плечо, принял опять строгий вид. – Нам пора, не стоит пренебрегать отдыхом. Я-то знаю: эти создания могут заманить на целую ночь. Берегитесь их.
Девушки, в большинстве своем снова рассевшиеся у огня, засмеялись. Инельхалль прищурилась. Хельмо вгляделся в ее лицо и удивился досаде, которая мелькнула там.
– Уводишь его так спешно. И не привел… – она помедлила, – никого другого. Долго будешь вспоминать Бога с той стороны?
Прозвучало не так чтобы недобро, но напряженно, словно гром зарокотал. Хельмо скользнул взглядом по Янгреду, снова по командующей, по шатрам… Десятки пар глаз смотрели в их сторону, шепотки звучали совсем уже невнятные, но обеспокоенные. И, может, поэтому разговор прервали и постарались сделать это предельно безобидно.
– Я лишь руководствуюсь разумом. А ты, нахальный Ледяной Клинок, много о себе думаешь. – Янгред подмигнул лично ей, а потом поклонился всем остальным. – Доброй ночи. Не засиживайтесь. Нужно отсыпаться, пока есть возможность.
Нестройный хор прощаний был ему ответом. Инельхалль вздохнула. На Янгреда она смотрела неотрывно, все с той же досадой и даже обидой. Хотела, чтобы остался? Или наоборот, внезапно пожалела, что явился? Что-то между ними было, непростое, но Хельмо постарался об этом не думать. Не его дело, пока не вредит кампании. Разберутся, наверное.
– Не засиживайся и ты, Звереныш, тебе понадобится самая ясная голова. – Ее голос стал мягче. «Звереныш». Уже не огнейшество, точно какое-то прозвище. Из прошлого? Это все еще не была ссора, но Хельмо захотелось оказаться подальше. Особенно когда Янгред беззлобно, но как-то устало ответил:
– Может, еще высплюсь в земле. Кому-то на радость.
У костров больше не шептались. Теперь все эриго делали вид, что оглохли. А ледяные глаза Инельхалль посмотрели на Хельмо – бесстрастно, лишь с полунасмешливым вопросом вроде «Он и с вами так?». Но тут же она улыбнулась, опять поворачиваясь к Янгреду.
– Только если врагам. А кто-то, наоборот, очень расстроится.
Эти двое неотрывно смотрели друг на друга. Вокруг них будто застыло время, но наконец Янгред отвернулся – первым – и взялся за еловые ветки.
– Охотно верю, мой Ледяной Клинок. Доброй ночи.
Она присела у костра и положила голову на плечо кому-то из своих подруг.
– Доброй ночи. Доброй ночи и вам, солнечный воевода.
Уходя, Хельмо чувствовал ее изучающий взгляд, но обернуться так и не решился.
6. Яблоки раздора
Они вернулись туда, где разговаривали или уже дремали лишь мужчины и где еле теплились огоньки костров. Красноватое золото дрожало в воздухе, темная трава казалась мокрым полотнищем. Единственными слышными здесь звуками были журчание реки, стрекот кузнечиков и фырканье лошадей. Но русалочий смех все еще, казалось, звенел в ушах.
– Понравились? – нетерпеливо полюбопытствовал Янгред. – У меня к ним особая нежность. Покойная тетка моей матери когда-то ими командовала.
Он быстро вернулся в бесовское настроение – или умело притворялся. Не было похоже, что он тоскует по коротко стриженному офицеру с ледяными глазами, не было похоже, что повторяет в уме обрывки фраз. Странный все-таки, сколько у него лиц, какое настоящее? То строг и надменен, то холоден и е`док, то балагурит. Чем, как не мальчишеством, был вечерний визит? Мог бы и сказать, что легион эриго охоч до… обычаев. Надо и другим своим рассказать. Неотесанные лбы вроде Цзуго, они же ошалеют от восторга! Как бы чего не вышло. Ох, Янгред… Возить с собой такую сокровищницу – и молчать! Хельмо укоризненно, даже сердито посмотрел ему в лицо.
– Что? – прозвучало буднично и невинно.
– Вы ведь понимаете, что так было нельзя? – начал Хельмо. – Я не был готов к…
– К тому, что они вами прониклись? Что есть у нас и такое? Что… – Янгред вынул что-то у Хельмо из волос. Ту самую фиалку, дар девушки с красной косой, – они не будут прятать глаз, так же как не прячутся от врага? Ваш трофей, прошу.
Он протянул цветок Хельмо. Тот нехотя взял его, вздохнул и опять потер щеку, пытаясь согнать краску. Янгред наблюдал с удовлетворением, не видя за собой никакого прегрешения. Поколебавшись и решив подождать с новыми упреками, Хельмо осторожно спросил то, что почти с самого начала рвалось с языка:
– Скажите, они правда такие хорошие воины, как говорят? Они держатся как…
Он осекся. Продолжить нужно было так, чтобы это не прозвучало оскорблением. Хельмо понимал: вряд ли Янгред взял бы в опасную кампанию… украшение. За всеми этими «хи-хи» и «ха-ха» явно скрывался не один подвох.
– Как кокотки, – ровно подсказал Янгред. – Это вы имеете в виду?
Хельмо пошел вперед, кивнуть он не решился. Слово-то какое мерзкое, занесенное из Цветочных королевств. Янгред догнал его и опять усмехнулся.
– Вижу: это. И – да, они отличные воины. Слово «эриго» значит «боевые подруги». Женский легион сражается так же, как мужские. Но, кстати, не чурается… того, о чем вы, вероятно, подумали. Все-таки все мы люди. Надеюсь, вас это не возмущает.
– Смотря что вы имеете в виду, – напряженно произнес Хельмо.
Янгред вгляделся в него и понизил голос.
– Я видел, как одна девушка отказала вам. Что она сказала?
– Ничего. – Хельмо тоже вспомнил грустные глаза и ромашковый венок. – Но я же… – спохватился он, – не обидел ее тем, что полез, нет?
– Нет, нет, что вы! – заверил Янгред с легким смешком, но тут же помрачнел. – Это Астиль. «Ясноглазка», так переводится ее имя. Она была с одним из наших солдат, но, к сожалению, перед самой кампанией он погиб. Упал в вулкан, когда добывал воду для матери.
Хельмо вздрогнул. Как и когда говорили о Буме, слишком живо представилась смерть в лаве. В горле стало сухо, а Янгред тем временем продолжил, ровно и прохладно, но скорее сочувственно, чем с обидой:
– Не выдумывайте, пожалуйста, ужасов. У нас никто ни с кем не спит за деньги, если мы не берем в расчет жалованье и трофеи. Но у большинства эриго есть в армии любовники. У многих – по несколько. А кто-то и впрямь позволяет себе… проводить время со всеми, кто понравится. И даже друг с другом. Нравы разные, и вам придется это принять.
– Да я принимаю… – пробормотал Хельмо, вспомнив, как Инельхалль поцеловала одну из подруг в макушку. – Надо еще людям объяснить. Хотя не думаю, что последнее так уж поразит, у нас с нравами… – от самого опасного воспоминания он сразу отмахнулся, потупился, – все тоже сложно, особенно в высших кругах.
Янгред кивнул. Казалось, он захотел что-то спросить, но не решился. Сказал лишь:
– Насчет своих вы правы. Вся эта система связей, межполковые браки и так далее – древний элемент в устройстве нашей армии. Но любого, кто сунется к эриго, приняв ее за шлюху, она вправе убить. В паре кампаний, куда их нанимали, так бывало. Вы поосторожнее.
Хельмо резко остановился. Янгред продолжал непринужденно рассуждать:
– Знаю, все это слегка необычно. Но мы такие, какие есть.
– Но все-таки откуда у вас это? – Хельмо обернулся. Из-за елового полога уже не доносилось голосов. – Так много воюющих женщин?
– Это… – Янгред помедлил, – несколько особенные женщины. Как они сами иногда говорят, увечные, хотя я такое определение не одобряю. Зато не боятся самых опасных кампаний и горды своей участью.
– Почему увечные-то? – нахмурился Хельмо. Все, кого он видел, казались вполне здоровыми. – Что с ними не так?
Янгред пожал плечами:
– Они бесплодны. Этого у нас достаточно, чтобы разорвать брак, и многие мужчины этим пользуются, отказываясь от жен. Огромный позор. Но закон это допускает.
Хельмо невольно скривился. Вот тебе и развитая страна. Янгред продолжил:
– Так что у боевых подруг нет семей. Точнее, легион и есть в каком-то роде семья или, скорее, рыцарский орден. У нас… – он вздохнул, сказал словно бы виновато: – У нас есть некоторое помешательство на детях. Потому что нас, как вы, наверное, поняли, катастрофически мало, и властям это не нравится. Они мечтают возродить нацию. Чтобы детей заводили даже женщины, любящие женщин, и мужчины, любящие мужчин. Хотя бы сироток брали, чтоб не пропадали и вырастали в достойных свергенхаймцев.
В голове Хельмо это все равно плохо укладывалось, он уточнил:
– Бесплодная женщина у вас идет в армию?
– Только если хочет. Но многие идут. Кто воином, кто монахиней…
– Это же дикость! – сдержать возмущение все же не удалось.
– Дикость, – повторил Янгред, осклабившись. – Дикость, Хельмо, то, что наши солдаты, приходя в чужие земли, никого не насилуют, и за этим эриго следят особо? Дикость, что, несмотря на чревомертвие, женщина может добиться чего-то и прославиться? Что, если от тебя отвернулся ублюдок-супруг, если он опозорил тебя, ты остаешься кому-то нужной? – Он осекся, но глаза его все еще горели. Хельмо закусил губу. Что тут возразишь?
– Да, это звучит хорошо, но все-таки целый легион? – Он все примерял, примерял это на острарскую армию, а оно не примерялось. – Я-то думал, это слухи. Хотя мне, наверное, просто не понять, у нас-то разводы разрешены только знати, и то не всей…
– Несчастные вы существа, – бросил Янгред.
Хельмо только вздохнул.
– Не знаю. Ничего не знаю. Правильно говорят, что в каждом тереме свой тетерев.
– Тете… – озадаченно повторил Янгред. Хельмо махнул рукой.
– Такая толстая шумная птица. А буквально: «У всех свои чудачества».
Они уже стояли у берега и видели в реке свои отражения. Хельмо бросил цветок в воду, по поверхности побежали круги. Посмотрел на Янгреда. Тот снова казался невозмутимым.
– Ладно, скоро вы заметите, что эриго – правда сдерживающая сила, а не наоборот: мужчины ведут себя намного приличнее. В общем, мы любим и бережем боевых подруг, как и наших э?ллинг – тех глухо одетых женщин, что стирают, готовят и врачуют, вы их видели.
– Они тоже… – Вспомнив безмолвных девушек в красном, Хельмо развернулся к нему. – Вы вообще слышали о воздержании? Да сколько вам надо женщин…
– Нет, – рассмеялся Янгред. – В смысле, слышали, и побольше вашего, но я не о том. Эллинг – алые монахини, а монахини вне плотских дел. Но вообще-то я удивлен, что вы так впечатлились. Разве в армии Острары нет женщин-воинов? Мне казалось, они много где есть. Я встречал их и в Ойге, и на флотах морских разбойников…
Хельмо медлил с ответом, провожая глазами уплывающую фиалку. У него не было воспоминаний о матери, которые могли бы проснуться от праздного вопроса, не было и вплетенной в память боли. Но то ли темнота ночи, то ли близость стен – этих стен, то ли осознание того, что любая из прелестных воительниц завтра может умереть, – что-то заставило его проглотить ненужный кусок правды. Пустое. Нечего о таком откровенничать.
– При прежних государях бывало разное. – Хельмо поднял голову. – Но женщины на время службы были неприкосновенны, покусившегося ждала…
– Казнь?
