Волшебное дуновение

– Конечно, я возьму его, – кивнул улыбчивый бородач, – только это будет нескоро. Вот увидите, он у вас ещё успеет вымахать до самого потолка!

Женщина засмеялась и поцеловала бородача в мохнатую щёку.

А на следующее утро старая женщина впервые не пришла в свою оранжерею.

И больше Инжирчик её не видел.

После заходили какие-то незнакомые люди, торопливо и молча поливали растения. Только одна тётушка вздохнула и украдкой шепнула: «Сиротки!»

Потом цветы начали разбирать: унесли и огромную монстеру, и цветущую розу, и все кактусы.

Инжирчик остался совсем один, про него забыли. Он так и не успел расцвести – земля в его горшке высохла, бутоны сморщились и опали.

Инжирчик совсем сник: на его понурых ветвях ёжился всего один желтоватый лист.

А потом в особнячке начали делать ремонт, и рабочие вынесли Инжирчик во двор. Холодный ветер-хулиган налетел на него, задёргал последний листок – вот-вот оторвёт, унесёт в неведомые дали. А с ним и никому не нужную маленькую Инжирчикову жизнь…

– Эх, бедолага! – сочувственно вздохнул проходящий мимо старичок с надкушенным батоном под мышкой. – Выбросили тебя. Ты, как и я, никомушеньки теперь не нужен.

И старичок забрал Инжирчик к себе, в свою крошечную подвальную каморку. Он стал поливать его, неторопливо рассказывать ему про своё непростое житьё-бытьё, и Инжирчик быстро оправился, распустил несколько новых листков.

– Вот и хорошо, – приговаривал старичок, – вот и славненько! Живи, бедолага…

* * *

Но внезапно нагрянула весна, а за ней подступило и само лето.

И старичок собрался на свой дальний огород: растить травы и овощи для пропитания. А Инжирчик он отнёс под самую крышу – в мастерскую к знакомому художнику, чтобы тот за цветком присматривал.

– О, – воскликнул сосед, – да это же ты, маленький Инжирчик! Тот самый! Ведь я обещал твоей хозяйке стать тебе опекуном, да совсем замотался, забегался – обо всём на свете позабыл. А ты – тут как тут, сам ко мне явился, Инжиря…

Инжирчик вспомнил этого бородача, вспомнил свою прежнюю добрую хозяйку. И её ласковые руки…

У художника было много растений, они украшали полки и косые окна мансарды. На ветках зрели жгучие перчики, крошечные мандарины, цвели розы и хрупкий бальзамин. Но Инжирчику было грустно здесь: он не доверял новому хозяину. Инжирчик не мог забыть, как тот нарушил своё слово и чуть не погубил его юную жизнь. Он плохо рос, листья с него опять падали.

– Э-э, – приговаривал бородач-художник, – что-то ты у меня хилый, Инжиря… света, что ли, тебе мало.

И переносил Инжирчик с подоконника на подоконник, поливал разными удобрениями. Но это не помогало.

В мастерской частенько бывали разные посетители. Они рассматривали картины, многозначительно кивали, иногда что-то уносили, оставляя взамен немного денег.

Тогда к художнику приходили его шумные братья, они дружно пили, сидя за длинным щербатым столом, забрызганным краской, шутили и громко смеялись. А потом прибегала невестка художника, жена одного из братьев, и кричала:

– Хватит пить, бездельники, хватит болвана моего спаивать! Толку нет от вас, лучше бы деньги зарабатывали! Никакого порядку в жизни нет. Вот доберусь я до вас, погодите-ка у меня!

И уводила пьяненького мужа домой.

Однажды она заметила на окне чахлое инжирное деревце и воскликнула:

– Это что ещё тут за дохлятина? Фу! Надо ж ухитриться так цветок заморить?!

– Это он по хозяйке тоскует, – оправдывался художник, – вот и чахнет, брат сердешный. Растение, а ведь всё понимает.

– Бред! Не может растение тосковать! – возражала невестка. – Это всё от беспорядку твоего, от грязи и алкогольных паров. Небось поливаешь дрянью всякой. Да у меня он бы враз очухался! Спорим?

– Спорим! – быстро согласился подвыпивший художник. – На бутылку коньяка и спорим! Бери его к себе, прям сейчас бери – посмотрим, как ты справишься.

И невестка увезла растение к себе домой, прихватив заодно и своего весёленького мужа.

У невестки был дом на городской окраине. В будке сидела на цепи брехливая собака, на аккуратных грядках зрела клубника, зеленел раскидистый укроп.

– У меня во всём порядок, – хвастливо приговаривала новая хозяйка, внося Инжирчик в темноватую, с низким потолком, комнату, – не то что у всяких там художников-обормотов. Ты у меня враз очухаешься, как миленький! Попробуй-ка мне только не очухаться.

Но в доме и летом было зябко, вместо цветов желтели по окнам хилые кактусы. Инжирчик совсем приуныл, листья его обвисли. И, как ни билась с ним упорная женщина, он так и не взбодрился.

– Наверняка ты мне хилый цветок подсунул, с гнилыми корнями да болезнями, – укоряла невестка довольного художника, неохотно вручая ему обещанную бутылку. – На вот, держи свой коньяк, жулик. Ловко же ты обманул меня! Да погоди, ведь и я в долгу не останусь. А цветок твой заразный выкину.

И она выставила Инжирчик на улицу.

Ещё стояло лето, ещё припекало землю перезрелое августовское солнце, но по ночам уже тянуло из-за ограды тёмным озёрным холодом. Подступала осень.

Однажды к невестке зашла дальняя родственница – и увидела горшок с Инжирчиком во дворе.

– Это что у тебя за сирота такая – там, на выселках?

– Да вот, не цветок, а сплошное наказание! Разорил меня на бутылку коньяку, а пользы с него, как видишь – нуль с процентами.

Незнакомая женщина склонилась над Инжирчиком, задумчиво растёрла между пальцами пересохшую землю, вздохнула:

– А отдай-ка ты его мне.

– Тебе?! – подскочила от возмущения невестка. – Да куда ж тебе?! Сами по чужим квартирам мотаетесь, никакого порядку в жизни нет. С собой, что ли, этого обормота таскать будешь?

– Буду, – тихо ответила женщина.

И стал Инжирчик путешествовать.

У женщины не было своего дома, она снимала жильё, частенько переезжая с семьёй с квартиры на квартиру. Инжирчик не раз перевозили на трамвае, в грузовике. И даже, бережно обернув тёплым одеялом – на санках, по хрусткому декабрьскому снегу.

Теперь он стоит в крошечной кухоньке, занимая добрую её треть, тычется в окно большими зелёными листьями. И вечером, когда в доме горит свет, его видно издалека.

А женщина сочиняет сказки, тихонько нашёптывая их ему, когда никто не слышит. И на его ветвях уже появились новые бутоны…

Санкт-Петербург, 1996-2011 гг.

Иллюстрации в тексте автора: Ольги Зверлиной (2003-2011гг.)