Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

Иногда лес расступался, открывая равнину, усеянную маленькими городками, пологими холмами, с извивами рек и дорог. И лес уже похоже не сплошняком, а полосой вдоль дороги, ну да, Ижорский Пояс они уже давно покинули, пошла центральная, срединная Россия, Исконная Русь. Со свистом пролетел мимо какой-то городок, может, и побольше Загорья, а они сквозь него… здоровско всё-таки вот так сидеть и смотреть, мимо глаз пропускать.

Снова закряхтел сосед. Андрей посмотрел на висящую на плечиках тёмно-синюю, похоже, морскую форму и подумал, что не стоит сидеть вот так. Мало ли чего человек смущается. Может – он мысленно усмехнулся – ему протез пристегнуть надо. Ну, решил – делай. Он взял сигареты и вышел в коридор, хотя на столе была пепельница. Другого-то предлога у него нет.

В коридоре он с трудом разминулся с весьма осанистой дамой в фиолетовом халате с жёлтыми драконами и пунцовыми цветами. Дама окатила его испытывающе заинтересованным взглядом. Андрей вежливо улыбнулся ей, про себя охарактеризовав слышанным от Эркина. Было у них как-то на перегоне… У костров шныряли девки-дешёвки, цветных они игнорировали, да и те от них предусмотрительно шарахались. А к их костру одна подкатилась, Эркин как раз у стада был. Фредди шлюху шуганул, а тут и Эркин подошёл, и та сразу умоталась. А у них зашёл разговор о шлюхах, стервах и дурах. Это по Фредди. У Эркина классификация оказалась куда побогаче и поинтереснее. Они животики надорвали, Фредди чуть шляпу в костёр не уронил.

В тамбуре ощутимо тянуло холодом по ногам, будто он опять… босиком на снегу. Андрей быстро выкурил сигарету, выкинул окурок в щель под колёса и вернулся в вагон. Да, похоже, все проснулись. Дамы в халатах, мужчины в… да, правильно, пижамах, и все такие сытые да холёные, точно говорят, что кому война – это тётка зла, а таким война – так и мать родна. Бегал проводник, разнося чай и убирая постели. Андрей прошёл к своему купе, на секунду запнулся: стучать или нет, и вошёл, не постучав.

Сосед, в синем мундире без погон и с орденскими колодками на полгруди, сидел за столом, аппетитно прихлёбывая чай и читая газету. Увидев входящего Андрея, поинтересовался:

– Не возражаешь?

– Пожалуйста, – пожал плечами Андрей, проходя и садясь на своё место.

За окном всё та же равнина, каждое мгновение другая, но неизменная.

– И далеко едешь?

Андрей вздрогнул и оторвался от окна.

– До Царьграда.

Сосед удовлетворённо кивнул.

– По делу или так, прошвырнуться?

Уверенность, с которой его расспрашивали, не понравилась Андрею, но он позволил себе только чуть прищуриться и отвечал спокойно и простодушно.

– Столицу посмотреть охота.

– Ну, и погулять заодно? – сосед подмигнул ему, по-свойски щёлкнув себя по кадыку.

– А где и гульнуть, как не в столице, – подыграл Андрей.

Сосед – Андрей про себя назвал его Моряком – не представился, и Андрей предпочёл остаться безымянным. Моряк пустился в рассказы о чудесах и развесёлых местах Царьграда. Андрей охотно ахал, восторгался и расспрашивал. Он чувствовал, что трёп не простой, а его ведут. Интересно, куда, а главное – зачем. Ну, когда дойдём до конца, будем знать больше, чем в начале. На правой руке Моряка между большим и указательным пальцами татуировка – якорь. Как у Кольки… нет, другой якорь. И что-то когда-то он об этих якорях слышал. Становится совсем интересно.

Дверь Андрей, когда входил, не задвинул до конца, и были видны проходившие по коридору люди. Замелькали костюмы и платья. Значит, утро закончилось – сообразил Андрей. Ну-ну, так что дальше? А разговор уже добрался до казино и игорных домов.

– Бывал когда-нибудь?

– Откуда? – хмыкнул Андрей.

Весёлая злость, желание разыграть этого каталу, что посчитал его за лоха-малолетку, студента-желторотика, подталкивала, и он в открытую полез в западню.

– Играть-то играл, конечно. А вот так, в казино, ни разу.

Он ждал предложения сыграть, но, видимо, его сочли ещё недостаточно разогретым, и Моряк стал рассказывать о казино и его порядках.

Мимо купе прошёл вертлявый худой парень в кожаной куртке, шаря по сторонам ищущим взглядом. Андрей заметил, что Моряк и Вертлявый перемигнулись, и понял: значит, не один, бригада. Поездные каталы, ему ещё в спецприёмнике об этом рассказывали, втроём работают, да, значит, здесь бригада и будут полную игру собирать, три на три, чтобы не так заметно, и чтоб времени до Царьграда хватило. Ну, ладно, у него школа покруче, а играть – только в «очко». «Двадцать одно» им по вкусу будет: и азартно, и передёрнуть не проблема, а со своей колодой и вовсе no problem, ухватятся. Так, расклады… Моряк его держит, пока вся кодла не соберётся. В себе и своём мастерстве Андрей был уверен. Пока что это только забавляло его. Игралось в охотку, легко. И чем в окно пялиться, да перебирать варианты будущего разговора с профессором, лучше уж так… позабавимся, повеселимся, ох, и обломаю я вас, мне – на веселье, вам – на память.

Загорье

Женя пришла утром, когда Эркин и Алиса уже встали, привели себя и комнаты в порядок, позавтракали и собирались на занятия. Услышав, как поворачивается ключ в замке, Алиса пулей вылетела в прихожую.

– Мама! Эрик, мама пришла!

Пытаясь помочь открыть дверь, она едва не спустила «собачку», хорошо Эркин вовремя подошёл, и Женя, войдя в квартиру, сразу попала в их объятия.

– Ну, как вы тут без меня? – целовала их Женя.

– Хорошо! – выпалила Алиса и тут же добавила: – А с тобой лучше!

– Женя, ты как?

– Всё хорошо, Эркин. Вы поели?

– Да, Женя…

Но Женя уже захлопотала, раздеваясь, проверяя, как они собрались, всё ли взяли, переплетая Алисе косичку, поправляя Эркину воротник рубашки, и среди этого…

– А Андрей? Уже ушёл? Или у себя?

Эркин сглотнул вдруг вставший поперёк горла комок.

– Он… он уехал. Погулять, – и заторопился, поясняя: – Он сказал, что вернётся, Женя, в понедельник, ты не беспокойся.

Женя остановилась, положив руки на его плечи и внимательно глядя ему в глаза. И уже не он, а она успокаивала.

– Конечно, он вернётся. Он… куда он поехал, Эркин?

Эркин виновато отвёл глаза. Но Женя догадалась.

– В Царьград, да? – и поцеловала Эркина в щёку. – Но ведь это хорошо, Эркин. И конечно же, он вернётся.

Она ещё раз поцеловала его.

– Ну же, Эркин, улыбнись. Всё будет хорошо.

Сопротивляться Жене Эркин не мог. Он улыбнулся, взял свой портфель и сумку с вещами Алисы.

– Да, Женя. Нам пора идти. Алиса, идём.

– Ага-ага, – уцепилась за его другую руку Алиса. – Мама, мы пошли. Ты без нас не скучай.

– Не буду, – рассмеялась Женя. – Идите, идите.

– Женя, ты ляг, отдохни.

– Спасибо, милый. Идите, а то опоздаете.

И когда за ними захлопнулась дверь, перевела дыхание. Значит, Андрей всё-таки поехал. Помирится с отцом и… и вернётся. Конечно, Андрей вернётся, Эркин зря беспокоится.

И решив так, уже больше не думала об этом. Эркин оставил в спальне кровать застеленной, но без покрывала и угол одеяла с её стороны откинут, а шторы на окне задёрнуты. Так что, часок она отдохнёт, а потом займётся обедом.

И, вытягиваясь под приятно прохладным пухлым одеялом, Женя ещё раз сказала самой себе: «Всё будет хорошо. Просто иначе быть не может», – и успокоенно заснула.

Поезд-экспресс Петрополь – Царьград

В конце концов всё утряслось, но несколько неожиданным для Андрея образом. «Катал» было, как он и высчитал, трое. Моряк, Вертлявый и Очкарик, благообразный, в костюме-тройке при галстуке, этакая крыска канцелярская, а лохами – он сам, бородатый купец из какой-то глухомани, сам сказал: «наше дело торговое», ну, как из учебника по истории выскочил, и… Степан Медардович – Барин. И расположились всей компанией в купе-люкс у него. Купе одноместное, но просторное, места всем хватило.

Андрей озирался с таким непосредственным интересом, что вызвал у Степана Медардовича даже не снисходительную, а покровительственную улыбку, а «катал» откровенно насмешил. И его смущённое:

– Я только в «двадцать одно» умею, – не оттолкнуло партнёров.

Степан Медардович вызвал проводника и попросил принести карты.

– И всё остальное там, Арсений, что нужно.

– Сделаем, Степан Медардович, не извольте беспокоиться.

Ну, колоду, понятно, чтобы всё по-честному, а остальное? Что это? И как это «каталы» на чужую колоду согласны?

Но всё быстро разъяснилось. Остальным оказался сервировочный столик с выпивкой и закуской, а колода… краплёной. И «каталы» проводника знают. И крап на колоде – тоже. Ну, рвань, портяночники, с крапом работают, да таких в лагере бы, да что там, уже в спецприюте сделали бы в момент. И это пренебрежение, наглая уверенность в своём превосходстве разозлили его уже всерьёз. Он этих гадов сделает, провезёт фейсом по тейблу, нет, по шиту их, мордами навтыкает, ну… и сам себя остановил: не спеши. До Царьграда времени навалом. Да и Купца с Барином посмотреть надо. Человек себя в игре до донышка раскрывает. И ты не забудь, что без стрёмщика, с голой спиной сидишь. А вот выпить и закусить можно.

Начал игру Моряк. Стасовал, дал Вертлявому срезать. Всё, как положено. Андрей выложил десятку, как и остальные, но Купец шлёпнул полусотенную. Круто берёт. Ну, посмотрим, на сколько его хватит.

Степан Медардович играть любил. Знал себя, что в азарте теряет контроль, и ничего не мог с собой поделать. В их роду игра – наследственная страсть, а спорить с врождённым – глупо, и единственное, что он себе позволяет, так это небольшие меры предосторожности. Например, получив гонорар за публикацию, консультацию или экспертизу, половину сразу отправить переводом Лизаньке. А сколько он привезёт домой из своей половины, ну, так на то воля Божья. Компания, как обычно в поезде, подобралась разношёрстная, но интересная. И игра под стать. «Двадцать одно» – игра, можно сказать, простонародная, но достаточно азартная, чтобы приятно отдохнуть. Выигрыш, проигрыш – это всё пустяки, главное – сама игра, дрожь не в руках, а в сердце, когда берёшь карты и медлишь сдвинуть, посмотреть, что легло. Метать жребий, испытывать судьбу – Бога гневить. Так что это не игра, а поединок, его поединок с Богом. Вот его противник, а люди, сидящие рядом и напротив, только люди. Смешной мальчик из небогатой приличной семьи, трогательный своей провинциальной наивностью. Основательный, тяжеловесный тугодум, воистину бессмертна кондовая Русь, неистребим русский купчина, безудержный и в скупости, и в разгуле. Морской офицер, фронтовик, груб, никакого лоска, забубённая голова, играет, как под обстрелом на палубе стоит, офицер пулям не кланяется, и ставку повышает, не поглядев в карты, а в этом самый смак, самая сладость игры. Молодец! И удача наградой за молодечество. Суетливый паренёк, весь какой-то неопределённый, смесь угодливости и хамства, задирается и тут же сам пугается своего задора, вертится, гримасничает, пытаясь улыбаться, а улыбка злая, завистливая. Бледный невзрачный чиновник, нервничает, поправляет очки, каждую купюру тщательно расправляет и медленно нерешительно кладёт на стол. Видно, что хочет остановиться и не может. Ну, пусть и ему – коллеге по азарту – повезёт…

Что от Купца толку не будет, Андрей понял быстро. Ни хрена, кроме жадности и азарта, нет. Поманили его грошовым выигрышем, и всё, наобум пошёл. Какая там стратегия, тактика рядом не пробегала. Думать то ли не умеет, то ли ленится, ни разу, видно, жизнь на кону не держал. Разденут его… ну и хрен с ним, дураков учить надо. А Барин-то чего? Не дурак ведь, и карты видит, хорошо просчитывает, по-честному с ним и не справиться, неужели не видит, что троица свою игру ведёт? В наглую ведь. Неужто Барин купился, поверил, что незнакомы, просто попутчики. Жаль, вдвоём бы, конечно, легче, а так одному придётся. Ну, что ж, каждый сам за себя, только бог за всех, а его-то и нетути.

Очкарик сгрёб банк и стал тасовать колоду. Вертлявый вздохнул и выложил рублёвую замызганную бумажку.

– Это ещё что?! – рявкнул Купец.

– Нету, – развёл руками Вертлявый. – Одолжи, а? Отыграюсь, отдам. Ну, под крест, а? – и потащил из-за ворота серебряный крестик.

– И не проси, – мотнул бородой Купец.

– Парень, а? – Вертлявый теперь смотрел на Андрея. – Ну, подо что хочешь, а?

У Андрея на языке вертелось: «Петухом спой, тогда дам», – но сдержал себя: ещё не время, и кинул на стол две десятки.

– И за него.

– Пожалуйста-пожалуйста, – суетливо кивал Очкарик.

Под выпивку и закуску и разговоры про Царьград и войну, про женщин и лошадей – Купец ещё и на бегах играет – время летело незаметно. Остановки в Лугино никто и не заметил. Что заглянувший в купе проводник потом привёл официанта обновить выпивку и закуски – тоже.

Работала тройка в наглую, но достаточно умело, давая понемногу выиграть и лохам. Чтоб не остыли – понял Андрей. И чтоб раньше времени из игры не выпали, а то собирай тогда новую компанию. Его самого всерьёз не принимали и на большую ставку не подкручивали, он не для добычи, а для массы и маскировки взят. Тридцать ему, сорок от него, двадцать ему, пятьдесят от него. Качели, на качелях катают. Ну, ладно, к-каталы…

– Следующая остановка Воложин, – объявил заглянувший проводник. – Прибываем в шестнадцать пятьдесят.

– Спасибо, Арсений, – рассеянно кивнул Степан Медардович, разглядывая свои карты.

– Эх! – Купец кинул на стол сотенную. – Хоть час, да мой! Ну, кто на меня?

«Каталы» чуть ли не в открытую переглянулись.

– Куда спешить? – взял карты Моряк.

– Дело у меня в Воложине, – Купец жадно, как воду в жару, плеснул себе в рот водки. – Давай, не тяни кота, фронтовик, сколько успеем.

– Успеем, – пообещал Моряк, сдавая карты.

Значит, до Воложина будут раздевать Купца, а у него передышка. Отлично. Андрей незаметно скосил глаза на руку Вертлявого. Ногти грязные, а часы золотые. На свои смотреть не хотел: вдруг ненароком кто номер заметит. Так, до Воложина ещё почти два часа. После Воложина… Скопин, восемнадцать двадцать семь. А там уже Царьград. Купец свалит, останутся вчетвером, к Скопину их надо сделать, чтобы в Царьград чистым приехать. Замётано.

– Берёшь карту, парень?

– А чего ж нет? – весело ответил Андрей. – Гулять так гулять.

– Ну-ну, – хмыкнул Моряк.

А Вертлявый пропел:

– Цвет зелёный, майский цвет, полюбил я с ранних лет.

Андрей охотно рассмеялся вместе со всеми. Он хоть и не малолетка, но самый молодой в компании. Лопух зелёный. Ладно, его это устраивает. Ну, поехали. Хорошо, он деньги на десятки поменял и раньше времени из игры не вылетит. Да и подкормят его сейчас. И Барина тоже. Им Купца сделать надо, а сразу всех троих раздевать не хотят. Выигрыш по кругу пускают, чтоб не так в глаза кидался. «Ну, каталы, давайте. Полколоды я уже просчитал и запомнил. Сейчас на Купце остальное вычислю».

Купец разошёлся по-настоящему. Сопя и сверкая глазами, рыча и беспрерывно вливая в себя вперемешку водку и коньяк, он, не считая, кидал деньги. Андрей играл сосредоточенно и внимательно. Его уже определили в «лопухи» и не следят. Сколько у него в запасе? Успевает. Так, стоп… это… правильно, десятка пик, дальше должен быть туз, Очкарику скинули, Вертлявому… там очков пятнадцать, не больше, Барину сейчас… перебор? Нет, Купцу перебор делают. Есть! Вся колода на глазах. Подождём, спешить некуда.

Загорье

В субботу на уроки приходят все, независимо от рабочей смены. Не было ещё такого, чтобы кто-то субботние уроки пропустил. И когда Эркин вошёл в класс и сел на своё место рядом с Артёмом, все ждали, что следом войдёт Андрей. А того нет и нет.

– Мороз, а Андрюха где? – не выдержал Трофимов.

– Загулял, – кратко ответил Эркин, выкладывая на стол учебники.

– Фью-ю-ю! – присвистнул Аржанов. – Нашёл время.

В самом деле, не святки или масленица, и первая неделя, а зарплата у всех во вторую и четвёртую. Но лицо Эркина исключало любые вопросы, а что Морозы брат за брата стоят, тоже знали, и это удержало от замечаний. Да и звонок зазвенел.

Работал Эркин сосредоточенно и более напряжённо, чем обычно. Ведь если он что напутает или упустит, то Андрею узнать будет не у кого. Химия давалась туго. Что с чем смешать и что получится – это он запоминал быстро, а вот почему именно так получается, а не по-другому? Непонятно. И это не те беляцкие штуки, которые он всегда запоминал, даже не пытаясь понять, нет, здесь он сам пришёл, пришёл учиться.

С химии не один Эркин, а все выходили в прилипших к спинам рубашках. С английским было проще. Хоть все слова понятны. И училка симпатичная. То-то за ней этот индей и ухлёстывает.

– Окрутит она его как делать нечего.

– А тебя завидки, что ль, берут?

– Это чтоб и дома учили?! – притворно ужаснулся Андреев.

И все дружно заржали. Засмеялся и Эркин, хотя думал совсем о другом. Что ему до Джинни и кутойса, там всё и без него или кого другого уладится. А тут… он ничем не может помочь Андрею. Ни посоветовать, ни прикрыть, ничего… он примет любое решение брата, но Андрей обещал вернуться. А если Бурлаков запретит? Пойдёт ли Андрей против… против отца? Пойдёт. А вот справится ли?

Снова звонок, и Эркин тряхнул головой, отбрасывая всё ненужное, мешающее се5йчас. Он на уроке и должен думать только об этом.

Тим в своём углу даже не обратил внимания на отсутствие Андрея. Он мучительно хотел спать. Уже две недели он работал на такси. Конечно, заработок выше, и ещё чаевые, и возможность в любой удобный момент завернуть домой, но и уставал он больше. Полная смена за рулём, а потом привести машину в порядок и готовность… конечно, ему бы помогли, и дело не в деньгах, а просто он должен доверять машине, а для этого нужно самому руки приложить. А дома… дома дети. Дим, Катя и Машенька. Зине сейчас не до старших, малышкой занимается. Он никогда не догадывался, даже не задумывался, сколько может быть хлопот из-за младенца. Зина целыми днями то кормит, то стирает, то гладит, то… ещё что-нибудь. Вчера он как раз домой приехал, а Машеньку купали. Он сунулся помочь, но Зина сказала, что не нужно, и он просто стоял и смотрел, а потом, когда Машеньку уже вытерли и запеленали, ему дали её подержать. И Машенька – он чем угодно поклянётся – смотрела на него и улыбалась ему.

– Она меня знает, – сказал он вслух.

– А как же не знать, – сразу откликнулась Зина. – Она у нас умница. Сестра тут приходила, патронажная наша, Варенька, так всё глазки у Машеньки хвалила, что умненькие. А в кого ей глупенькой быть. У нас дураков в семье не было, чтоб на двойки учились. Папка наш вон на одни пятёрки учится, не ловит ворон на уроках.

Он посмотрел на покрасневшего набычившегося Дима.

– Что случилось?

Дим молчал, и тут зачастила Катя.

– Он нечаянно, он в окошко посмотрел, машина ехала, он исправит всё, и пять получит, и одни пятёрки будут…

– Заступница! – рассмеялась Зина, беря у него Машеньку. – А теперь мы спатушки ляжем…

…Тим с силой потёр лицо ладонями и стал заново читать текст. Но всё равно в ушах вдруг зазвучал голос Чолли: «Ребёнок на руках – это прочувствовать надо». Он думал, что знает, ведь сколько он Дима той зимой на руках таскал, а Машеньку подержал и понял, нет, именно почувствовал. У хозяев, где до Грина был, рабыни рожали редко, и не касался он этого никогда, а уж хозяйские дети и вовсе… домашним он был мало, а дворовому работяге ни до чего, пожрать бы, поспать лишнего, а уж если удастся курева где стянуть, то большего счастья и не бывает, хотя нет, самое большое счастье – выпивка, но это уж вовсе недостижимо. Тьфу, чёрт, опять эта гадость в голове. О чём думал? А, ребёнок на руках, да, его ребёнок, говорят: «Плоть и кровь, кровиночка», – да, его кровь, он любит и Дима, и Катю, всё для них сделает, но их держал – сердце так не рвалось, а его кровь… Так что, правы беляки, когда про голос крови треплют?

– Тим, пожалуйста, внимательнее, – ворвался голос Джинни.

Тим почувствовал, как к щекам горячо прилила кровь.

– Прошу прощения, мэм, – выдохнул он и тут же поправился: – Мисс Джинни, что я должен делать?

Как ни занят был своим Эркин, но он невольно обернулся посмотреть, что это с Тимом. Никогда же такого не было, чтоб Тим на уроках зевал. И тут же сам получил:

– Мороз, не отвлекайся.

По имени его звали только Женя и Андрей, а остальные – Морозом, да ещё детвора из их дома дядей Эриком, у Алисы переняли. Эркин уже понял, что остальные считают его фамилию простым переводом на русский с индейского, потому не обижался и, разумеется, никого не поправлял. Раз им так удобнее, то пускай. Ничего обидного в его фамилии нет. Но у Джинни иногда вместо Мороз проскакивало похожее на давнишнее morose, и тогда по спине тянуло неприятным холодком.

Джинни старалась и видела, что её ученики тоже стараются изо всех сил, но подровнять класс никак не могла. Уровень Тима настолько выше, что ему только отдельные задания, Мороз и Артём ближе всех к нему, но тоже разрыв очень большой, а остальные… и тексты, и упражнения всем разные. Пожалуй, наравне с Тимом, ну, почти наравне только Андрей может работать, но его сегодня нет. Она ещё раз оглядела класс. Что-то сегодня и Мороз, и Тим какие-то рассеянные. Надо будет на втором уроке их расшевелить. Дать сочинение… нет, устроить дискуссию, а дома они пусть напишут на эту тему сочинение. Только вот какую тему подобрать? Чтобы и интересно, и чтобы не задеть. Просто удивительно, насколько эти взрослые люди обидчивы.

Поезд-экспресс Петрополь – Царьград

В Воложине Купец, проигравшись вчистую, сошёл, и они остались впятером. Поезд, казалось, даже не останавливался, а только дрогнул. Андрей не спеша собрал лежавшие на столе карты в стопку, подровнял ладонью. «Каталы» переглянулись.

– Никак сдавать собрался? – удивился Очкарик.

– Больно зелен ты банк держать, – заржал Вертлявый. – Ты ж лопух, до лоха не дорос.

– Не груби незнакомому, – ласково посоветовал ему Андрей.

Степан Медардович покачал головой, но промолчал. Что мальчик, говоря по-современному «завёлся» и хочет взять игру на себя, понятно и по-человечески извинительно, но… в самом деле держать банк в «двадцать одно» требует силы и выдержки, которые даются только опытом, а откуда у мальчика опыт?

Андрей, успев за предыдущие коны незаметно для остальных размять пальцы и кисти, развернул колоду веером, сложил, тягучей лентой перебросил с ладони на ладонь, проверяя руки и крап, и стал тасовать.

Степан Медардович смотрел на руки Андрея, большие костистые кисти, ставшие вдруг такими ловкими, потом поднял глаза на его лицо и не узнал. Хищный, по-волчьи жестокий оскал вместо улыбки, повзрослевшее на добрый десяток лет лицо, и даже светлые волосы вдруг блеснули сединой.

– Ну, – Андрей оглядел троицу, протянул колоду Степану Медардовичу, – срежьте, прошу вас, благодарю, а теперь с вами. Играйте.

– Я выхожу, – глухо сказал Моряк.

Вертлявый и Очкарик кивнули.

– К-куда?! – Андрей прибавил в голосе не громкости, а угрозы. – Что старшим велено, сполнять надо.

– А ты что, крутой? – не выдержал Очкарик.

– А ты, – Андрей твёрдо посмотрел ему в глаза, отчего тот заморгал и заёрзал. – Ты, шестёрка, место своё забыл? Так напомнить недолго. По банку, я велю. Хрусты на стол.

Помедлив, Моряк достал и кармана и положил на стол деньги. За ним Вертлявый и Очкарик. Вместе набрался банк, и Андрей сдал им по две карты, последнему себе. Степана Медардовича он проигнорировал, но этого будто никто и не заметил.

Вертлявый быстро посмотрел свои карты, вдруг ахнул и заёрзал, метнул глазом на Моряка и Очкарика. Андрей кивнул.

– Верно. Каждый за себя, – и разрешил: – Валяй.

Вертлявый полез в карман и шлёпнул на стол мятую полусотню. Моряк задышал, засопел, но промолчал.

– Ещё, – вдруг сказал Очкарик, кладя на стол десятку.

Андрей сбросил ему карту, тот удовлетворённо улыбнулся. Андрей насмешливо посмотрел на Моряка. И тот сдался, положил к общей куче десятку и протянул руку.

– Дай.

– Держи, – дал ему карту Андрей.

– Себе, – потребовал Вертлявый.

– Мне хватит, – Андрей улыбнулся. – Открывайте.

– Как знаешь, – пожал плечами Моряк.

Степан Медардович подался вперёд. Но… но так не бывает! Трижды двадцать и… двадцать одно!

– Ты…! – выдохнул Моряк. – Ты…

– И кто я? – поинтересовался Андрей, подгребая к себе денежную кучу.

– Болдох зелёны ноги?

Андрей насмешливо хмыкнул.

– Куму доклад готовишь? – и, тасуя колоду, тоном приятного воспоминания: – Один знакомый покойник тоже любил спрашивать, – и опять жёстко: – Хрусты на стол, сявки, я играю.

К удивлению Степана Медардовича, все трое покорно выложили на стол деньги. Быстрая сдача, требование денег, ещё по одной карте всем, и… три перебора и двадцать одно!

Дёрнулся и что-то пискнул Очкарик.

– Очки сними, – посоветовал Андрей, собирая карты и деньги. – Раз мешают.

Тот покраснел и уже покорно выполнял все приказы Андрея.