Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

В автобусе Андрей пытался балагурить, но заснул, когда они ещё из Сосняков не выехали. Эркин покосился на него и подвинулся. Чуть-чуть, но, когда тело Андрея, обмякнув, стало сползать, то его голова легла на плечо Эркина. Не открывая глаз, Андрей пробормотал:

– Эркин, ты?

– Спи, – тихо ответил Эркин. – Я, конечно, – и почти неслышно: – Кто ж ещё.

Но Андрей услышал.

– Всякое бывает, брат, – и зевнул.

– Спи, – повторил, улыбаясь, Эркин.

Пьяным он себя не чувствовал, просто было хорошо, одновременно и лёгкость в теле, и усталость. И на подвиги тянет, и шевелиться неохота. Как же хорошо всё получилось! Никак не ждал и даже не думал. Фредди, конечно, франтом, похлеще иного лендлорда, не похож даже на себя тогдашнего, хотя… нет, тот же, Фредди не меняется, как ни оденется, а такой же… интересно, какие дела у него в России, да нет, это у Джонатана дела, Фредди же на контракте у него… ну, это их дела… хорошо, что Фредди понял его, он, конечно, тогда сильно психанул, дураком был, да его ещё тот майор, сволочь гадостная, охранюга чёртова, сильно поддел, но сам он дурак, поверил охранюге, а Фредди… Фредди понял его, теперь действительно всё хорошо…

Андрей вздохнул, открыл глаза и улыбнулся.

– Не спишь, брат?

Эркин кивнул.

– Думаю. Хорошо было.

– Ага-а, – протяжным вздохом отозвался Андрей и сел прямо, сильно потёр ладонями лицо и удовлетворённо выдохнул: – Уф-ф!

– Выспался? – засмеялся Эркин.

– Дома отосплюсь, – Андрей подмигнул ему. – И просплюсь. Классный мужик Фредди, скажешь, нет?

– Не скажу, – усмехнулся Эркин. – Стоящий мужик. По всем статьям и… как это, ну… а, вспомнил. Параметрам.

Андрей самодовольно хмыкнул:

– Плохих не держим. Интересно, зачем его Джонатан в Россию гоняет?

– А ты бы его и спросил, – очень серьёзно ответил Эркин.

– Ну, ты и советуешь, – засмеялся Андрей. – Я ещё жить хочу. А в их дела лезть…

– Это пулю схлопотать запросто, – закончил за него Эркин, и Андрей кивнул, соглашаясь с очевидным.

За окном медленно поворачивалась холмистая, в перелесках и стогах равнина, стремительно появлялись и исчезали, пролетая мимо, деревни.

– Тетради нужно купить, – тихо сказал Эркин.

– Да, – кивнул Андрей. – В понедельник расписание повесят, вот по тетради на предмет.

– Я во вторую, схожу с утра.

– Я и после смены успею, – возразил Андрей.

– Ты после смены в Комитет пойдёшь, – напомнил Эркин.

Андрей засмеялся. Что «холостяжник» закончен и все, записавшиеся на квартиры, должны зайти в Комитет, они прочитали в газете, но и без объявлений Загорье шумело об этом уже две недели. Шестиэтажная коробка из красного кирпича с белыми наличниками окон была видна издалека. Комнат в квартирах по одной-две, но зато просторные, кухни – хоть танцы устраивай, и кладовка в каждой, и ванная, ну, не поплавать, так полежать, а в кухне плита газовая, а окна чуть ли не во всю стену, и подоконники широкие, и лоджии в каждой квартире… словом, дворец – не царский, так боярский. Но и квартплата тоже… боярская. Так на то и ссуда… лафа комитетским… а на такие деньжищи можно чего и побольше… На комитетские ссуды завистников хватало.

В автобусе негромкий ровный гул. Обсуждают покупки, строят планы. Каждому до себя.

– Знаешь, Эркин, я тут одну штуку придумал.

– Ну? – заинтересовался Эркин.

Пока что все выдумки Андрея были и интересные, и на пользу. Андрей улыбнулся.

– Фредди надо угостить. Как следует. Так?

– Так, – кивнул Эркин.

– Если в ресторан или в трактир хороший заведём, то он опять, ну, как сегодня, вывернется. Так?

– Тоже так, – согласился Эркин.

– Ну вот. Тут, как следует, обмозговать надо, – Андрей изобразил таинственность и подмигнул Эркину.

– Мозгуй, – засмеялся Эркин. – Пока мозги до школы свободны.

– Ладно, – с насторожившей Эркина подчёркнутой покладистостью кивнул Андрей. – Только ты мне, когда надо будет, подыграй.

– Ла-адно, – Эркин вдруг неожиданно для себя зевнул.

– До Загорья спим, – решительно сказал Андрей.

Эркин не ответил: он уже спал.

В аэропорт Фредди приехал за полчаса до своего рейса. Обычно он в таких случаях убивал время в ближайшем баре, но сейчас ни есть, ни даже пить не хотелось. Оглядев зал, он сел в свободное кресло и с привычной настороженностью расслабил мышцы.

Ну что? Он сделал, что мог и даже больше, прыгнул выше головы. Удача – великое дело. А теперь… подобьём край и посчитаем, по головам и по хвостам…

…Он всё-таки рискнул спросить:

– Нашёл своих?

Но Эркин улыбается.

– Да, всё нормально. Они в промежуточном, ну, региональном, лагере были.

Он кивает.

– Ну и хорошо, – и вынужденно поясняет: – Мы, когда в Джексонвилл приехали, искали вас, нам сказали, что они погибли.

– Мне тоже так сказали про Женю, – улыбается Эркин и с неслыханной им ранее гордостью поясняет: – Мою жену Женей зовут, а дочь Алисой. По-английски Джен и Элис.

Он ждёт, что Эркин по общепринятому обычаю достанет и покажет их фотографии, и готовит уже соответствующие фразы, но до этого Эркин ещё явно не дорос…

…– Хорошо устроились?

– Лучше и не надо, – смеётся Эндрю. – Я в автокомбинате. Представляешь, шофёром буду!

– И когда?

– Ну, пока я рабочий в цеху, неделя, как из учеников перевели, – Эндрю одновременно и горд, и смущён…

…– Бригада хорошая. Вот такие, – Эркин показывает оттопыренный большой палец, – мужики…

…– Так ты кем?

– Грузчиком, – Эркин довольно улыбается. – На первом рабочем дворе. Круглое таскаем, квадратное катаем.

Он охотно смеётся немудрящей шутке.

– А делает завод что?

По лицу Эркина пробегает еле заметная быстрая тень, но отвечает он безмятежно и беззаботно:

– А хрен его знает, меня это не касается.

И он понимающе кивает. Значит, о заводе спрашивать нельзя. И не будем. Нас это тоже не касается…

…– Как же так получилось?

– Да ранило меня, понимаешь, Фредди. Сначала за мёртвого посчитали, и Эркину так сказали, – Эркин кивает, подтверждая, а Эндрю продолжает тем же залихватским тоном. – А потом отлежался я, оклемался и пополз на родимую сторонушку, брата догонять…

…Стоп. Вот здесь. У Эндрю, конечно, рот до ушей, и всё, как и положено, но… не врёт, а молчит. Про лагерь в Атланте ещё туда-сюда, а куда ранило и кто лечил – глухо, глухая несознанка. Приехал он…

…– Май уже, солнышко светит, птички поют…

…– Я как увидел, даже испугался сначала. Я из школы пришёл, а он на кухне сидит…

…– А хрен с ней, с Атлантой, я два раза из лагеря выходил, мне вот так, – Эркин проводит ребром ладони по горлу, – хватило.

– А я ни разу. – хохочет Эндрю. – За два-то месяца, представляешь, Фредди.

– Чего так долго?

– У меня виза просрочена была, ну, и всё по новой. Заявление, ожидание, проверки, чтоб им… – Эндрю весело ругается.

– Да, – кивает Эркин. – Мы-то удачно проскочили, как раз в середине ноября месяц кончился, и нас в Центральный, в Атланту перевезли…

…Два месяца от мая – это апрель и март. Так, когда Эндрю вошёл в лагерь? До двадцать восьмого февраля или после? Найфа нашли третьего марта. Смерть определили, как предположительно двадцать восьмого. Если до, то это не Эндрю и начинай всё сначала. Нет, всё-таки Эндрю, слишком уж упорно молчит. И Эркин помогает молчать. Знает? Насколько?…

…– У меня от брата тайн нет!..

…Сказал и спохватился, заболтал о другом. Так ли уж нет?

Объявили его рейс – настолько он русский уже понимал – и Фредди встал. Главное – он нашёл парней. Живы, здоровы, хвосты обрублены, крючки срезаны, со здешней Системой не завязаны. Теперь можно без особой горячки раскрутить.

Самолёты в принципе все одинаковы, смотреть на землю с такой высоты он не любитель, а соседи ему неинтересны. И, сев в своё кресло и разместив, где положено, свои шляпу, плащ и кейс, Фредди прикрыл глаза, будто задремал, продолжая вспоминать и анализировать…

…– Жениться не надумал?

– А зачем, Фредди?

– Его и так любят, – Эркин глядит на Эндрю с ласковой насмешкой. – Первый парень на деревне.

– Во! – польщённо ухмыляется Эндрю. – И потом. Ты ж, старший ковбой, вот ты женишься, и я за тобой! Не бойсь, не отстану…

…Над этим они ржали долго и с удовольствием. Эркин легко про баб говорить стал, не заводится, как летом было, и вообще… отошёл, совсем нормальный парень, а Эндрю… всё тот же, но под малолетку уже не играет. Что ещё? Расспрашивали и его самого, в основном про имение, кто там да как там…

…– Молли замуж вышла.

– Ну, и счастья ей, – Эндрю шутливо салютует стаканом. – И деток здоровых…

…Да, здесь у Эндрю не свербит, всё нормально. И с деньгами парни не жмутся, рассказали, чего и сколько накупили, так это чуть не за полторы тысячи перевалило. Ну, это ссуды комитетские, так что, не уцепит никто, всё законно. Всё у парней хорошо, всё нормально. И… да, так и не иначе. Приехать уже прямо в Загорье и разговаривать с Эндрю один на один, без намёков и подходов. О чём бы Эркин ни знал, он при этом разговоре лишний. А где? Трактир не пойдёт, не нужны тут ни уши, ни глаза чужие. Стоп! Есть место…

…– У нас дом построили, для одиноких и малосемейных, «Холостяжник», а я ж, как приехал, сразу на квартиру записался, так что в понедельник пойду, – Эндрю достаёт из нагрудного кармана пустую визитку и старательно вписывает на двух языках ещё один адрес. – Вот, квартиру, правда, пока не знаю…

…Дать парню переехать и обжиться немного. Недели две, ну, двадцать дней. Дольше тянуть нельзя, упустим время. Начнётся сезон и всё станет сложнее. Делать ещё можно будет, а решать и готовить надо сейчас. Сегодня двадцать девятое, к семнадцатому он должен это сделать. С Джонни Эндрю разговаривать не будет, Джонни для них обоих – лендлорд. Значит… значит, это его дело. И только его.

Для России рейс считался коротким, и пассажиров не кормили. Но после их пиршества в шашлычной Фредди был уверен, что два, а то, пожалуй, и три дня голодовки ему не помешают.

РоссияЦареградская областьАлабиноЦентральный военный госпиталь

Степан Мухортов оказался в общем именно таким, каким представлял его себе Жариков по рассказам Марии. Кряжистый крепкий мужик, не злой, но себе на уме. С Марией поздоровался, обняв её с властной уверенностью.

– Что ж ты?

– Так уж вышло, Стёпа, – виновато вздохнула Мария.

– И чего у тебя?

Мария снова вздохнула.

– Неродиха я, деток у нас не будет, никогда.

Он молча смотрел на неё, будто ждал. И Мария продолжила заготовленное.

– И этого… ну, спать с тобой… нельзя мне.

– Со мной? – тихо, но со слышной угрозой уточнил Степан.

– С любым! – на глазах Марии выступили слёзы. – Вообще нельзя, – она уже говорила только по-английски. – Больная я вся внутри. Не жена я, никому не жена.

– Не реви, – властно остановил он её. – Кто сказал? Врач, говоришь? Веди к нему.

Мария повела его к Варваре Виссарионовне. Это ж она… по женским делам. А уж она, объяснив всё Степану, вызвала Жарикова.

Выслушав Варвару Виссарионовну, Степан кивнул.

– Так, ясненько. И с чего это с ней? С тифа такое не бывает.

– Это был не тиф, – сразу вступил Жариков. – Другая болезнь.

Он ещё раньше решил не рассказывать Степану всего: то, что тот видел Марию в «горячке» и в «чёрном тумане» позволяло не соврать, и даже не умолчать, а поменять местами причину и следствие.

– Если по-простому, – начал Жариков в меру грубовато, – выгорело у неё внутри всё.

Степан приоткрыл рот, мучительно соображая. Покосился на Варвару Виссарионовну, понурившуюся Марию.

– Это от чего ж? Заразилась, что ли? Так…

– Нет, – перебил его Жариков, – это не заразно. Но и заболела Мария не сама, – и решил: – Идёмте ко мне, там договорим. К Варваре Виссарионовне вопросы есть?

– Какие уж тут вопросы, – Степан тяжело встал, будто услышанное только сейчас дошло и придавило его. – Спасибочки вам, доктор, за разъяснение.

До кабинета Жарикова они шли молча, а у самой двери Степан с прежней властностью бросил Марии:

– Обожди здесь, мужской разговор.

Жариков ободряюще кивнул Марии, пропуская Степана в свой кабинет.

В кабинете Степан молча сел на указанное место и, к удивлению Жарикова, начал разговор точно с того, на чём его прервали.

– Так как же так? Не сама заболела. Заразили специально, так, что ли?

– Не заразили, – вздохнул Жариков. – Но специально. Ты знаешь, кем она была раньше?

– Номер видел, не слепой, – буркнул Степан. – Я ж её сам, как дитё, в корыте купал, с ложки кормил. Рабыней была, ну, так что? – и догадался: – Это, что ж, хозяева её, что ли? Они?

Жариков кивнул. Минут пять Степан безобразно ругался на двух языках, вминая кулаком сказанное в своё колено. Жариков терпеливо ждал. Наконец Степан успокоился.

– Сволочи. Не себе, так никому, значит, сволочи, попались бы мне. Такую красоту загубили, – твёрдо посмотрел Жарикову в глаза. – Попить дай, в груди загорелось.

Жариков встал и налил ему воды.

– Держи. Другого нет.

– Другое я в другом месте и возьму!

Степан жадно выпил стакан до дна и символически вытряхнул на пол последнюю каплю.

– Ладно, доктор. Теперь-то что делать? – и заговорил сам, не дожидаясь ни ответа, ни дальнейших вопросов. – Люблю я её, а жить-то надо. Думаешь, я не понял, чего она сбежала? Я ж не дурак. Она – баба хорошая, не смотри, что красавица и фигуристая, у неё душа есть. Это она мне руки развязать решила. Уезжала, прощалась, я и понял. Всё, Степан, улетела жар-птица твоя. Это бабы ей нажужжали про неродиху, дескать, уйди, дай жизни мужику. А и правы бабы, стрекотухи, жужжалки чёртовы. Мне уж сорок глянуло, волос седой пошёл, а ни дома, ни семьи, ни деток. Корень свой оставить на земле нужно, чтоб жизнь незряшной была. Я в угоне об этом сны видел да наяву думал. А тут… красива она, я в том сарае только глянул на неё, аж зашёлся. Ну, думаю, моя будет, ни у кого такой от веку не было и быть не может. И вот…

Он махнул рукой и замолчал. Жариков, присев на край стола, внимательно смотрел на него и ждал. Но Степан молчал, и Жариков тихо участливо спросил:

– Нашёл уже?

– Нашёл, – вздохнул Степан. – Хорошая баба, всё при ней, я ещё… да чего там, я с ней уже с полгода, у неё пузо скоро на глаза полезет, ну, а как Мария уехала, она… у меня она живёт. И всё по-ладному у нас.

Жариков понимающе кивнул, и Степан поднял на него глаза.

– А Мария… мы не венчанные, и не записывался я с ней. Что ж, пусть сама по себе живёт. Она красивая, устроится. Может, – Степан усмехнулся, – и здесь её уже кто приглядел к себе. А она ласковая, доверчивая, кто поманит, за тем и пойдёт, – и неожиданно: – Приглядишь за ней, чтоб по рукам не пошла?

Жариков твёрдо кивнул.

– Пригляжу.

Степан хлопнул себя по коленям.

– Зови её тогда. Сейчас и решим.

Жариков подошёл к двери и открыл её. В метре от кабинета стояла Мария, а рядом и сзади Майкл, Крис, Эд, Андрей, Джо с Джимом, ещё парни… Ну… мощная команда.

– Заходи, Мария.

Парни остались стоять, только Майкл шагнул следом, но Жариков взглядом остановил его. И, поглядев на Жарикова, парни отступили, отошли в глубь коридора. Пропустив Марию, Жариков ещё несколько секунд постоял в дверях, по-прежнему молча, только взглядом отодвигая парней ещё дальше.

– Так, Маша, – Степан встал ей навстречу. – Значит, что? Решила?

– Ты тоже решил, – Мария вздохом перевела дыхание. – Клава… у тебя живёт, ведь так?

– Та-ак, – Степан, прищурившись, оглядел её. – Значит, знаешь. И давно?

– Неважно, Стёпа, тебе с ней лучше будет.

– А тебе без меня, так, что ли? – и не дожидаясь её ответа, полез за борт пиджака и вытащил пачку купюр. – Держи, здесь пятьсот, на обзаведение тебе.

– Стёпа, а…

– А я сам по себе, – перебил он её. – Бери, ну.

Мария медленно протянула руку и взяла деньги.

– Спасибо тебе. Не за деньги, нет, за то… за жизнь спасибо, ты не держи на меня зла, я не хотела, чтобы так…

– Ладно тебе, – перебил он её. – Удачи тебе. Прощай, – кивнул Жарикову. – Спасибо, доктор, – и пошёл к двери, не дожидаясь их ответов и явно не желая ничего слышать.

Жариков жестом велел Марии остаться и вышел следом. Не хватало только, чтобы сейчас парни к нему прицепились.

Оставшись одна, Мария свернула деньги в трубочку и сунула в карман халата. Ну, обошлось. Значит, он платья её, что дома остались, или продал, или Клавке и другим бабам раздал. Ну и ладно. Жалко, конечно, особенно того, что с кружевом, светлого в цветочек, ну да, что уж тут поделаешь. Да и деньги – пятьсот рублей – немалые, на многое хватит. Если с умом тратить.

В дверь осторожно заглянул и вошёл Майкл.

– Ушёл? – встретила его Мария.

– Да. Его доктор Ваня провожать пошёл. Ты в порядке?

– Да, – кивнула Мария. – Он… он хороший, Миша, но…

– Расплевались?

– Распрощались, – строго поправила его Мария и прислушалась. – Иди, а то застанут. Вечером увидимся.

Майкл кивнул, тоже прислушался и вылетел из кабинета.

Войдя, Жариков оглядел Марию такими смеющимися глазами, что она поняла: он Майкла видел, и приготовила смущённо-виноватое лицо, но Жариков её остановил.

– Не надо, Мария. Как дальше жить решила?

Мария потупилась, и Жариков мягко сказал:

– Тогда иди, отдыхай, а завтра поговорим.

– Да, – Мария с явным усилием удержалась от слова «сэр» и продолжила по-русски: – Спасибо вам. До свиданья, доктор.

– До свиданья, Мария.

Мария улыбнулась ему и даже сделала что-то вроде книксена. Когда за ней закрылась дверь, Жариков прошёл к столу и достал свои тетради. Со Степаном оказалось просто, внешне просто. Разумеется, там тоже нужно было бы поработать, но Степан помощи не потерпит. Слабого добивают, так, значит, слабину показывать нельзя. Чуть что, сразу закрывается наглухо. Но пока Степан со своими проблемами справляется сам и – будем надеяться – справится и дальше. А с Марией… обследование закончено, неделю её ещё можно будет подержать, как раз по курсу адаптации и оформим. А потом? План у него есть, но Мария должна всё решить сама.

1998–2020

Книга 10

Мир вашему дому

122 год

Осень

Тетрадь семьдесят третья

РоссияИжорский ПоясЗагорье

Первое сентября – не простой день. Во всех школах начинаются занятия. И как удачно, что Эркину сегодня во вторую, и он сможет с утра вместе с Женей отвести Алису в школу.

– А на свои уроки не опоздаешь?

– Нет, – Эркин мотнул головой и улыбнулся Жене. – Я узнавал, сегодня на полчаса позже начнутся.

– Везёт тебе, – вздохнул Андрей. – А у нас вовремя.

– Ну, зато у вас целый митинг будет, – утешил его Эркин таким серьёзным тоном, что Андрей насторожился. И предчувствие его не обмануло. – На урок меньше будет, а то ты перетрудишься с непривычки.

Андрей демонстративно надул губы.

– Ну, спасибо, братик.

– Не ссорьтесь, – с такой же демонстративной строгостью остановила их Женя. – Андрюша, лучше про свою квартиру расскажи. Ты её уже смотрел?

– Нет, в среду пойду, я только смотровой взял.

– Всё-таки на однокомнатную?

– За двухкомнатную надбавку платить, – Андрей заговорил серьёзно. – А с однокомнатной я в льготный норматив укладываюсь. Да и на что мне двухкомнатная, Женя? Вторая комната у меня уже есть.

– Это где? – не понял Эркин.

– А здесь, – Андрей засмеялся, довольный произведённым эффектом.

Засмеялись и Женя с Эркином.

– Конечно, Андрюша, – отсмеялась Женя. – Это всё так. Но вот когда ты женишься…

– Ну, во-первых, это будет нескоро, во-вторых, очень нескоро, а в-третьих, тогда и буду думать. А сейчас мне комнаты с кухней… вот так хватит, – Андрей провёл ребром ладони по бровям. – В среду посмотрю, всё подпишу и начну обустраиваться.

– Беженское новоселье в воскресенье делать будем, – кивнул Эркин.

– Всегда ж в субботу делали, – удивился Андрей.

– В субботу школа, забыл? И не один шауни, а шесть уроков, а шауни седьмым и восьмым.

– Чёрт, – Андрей искренне шлёпнул себя по лбу. – совсем вылетело.

– Так что для гостеваний с ночёвкой тебе одна суббота и остаётся, – закончил очень серьёзно Эркин.

Андрей кивнул.

– И воскресенье, когда во вторую.

Женя с ласковой укоризной покачала головой, но улыбнулась.

– Ну, – Андрей залпом допил свою чашку. – Всё сказано, всё сделано, я на боковую.

– Спокойной ночи, Андрюша, – улыбнулась Женя.

Сегодня их чаепитие сильно затянулось: и Эркин поздно пришёл с работы, и пока перебрали всё ли куплено и сделано к завтрашнему дню… Всё-таки первое сентября – не простой день.

Американская ФедерацияАтлантаОсобняк Говардов

С отъездом – Мирабеллы в монастырский пансион, а Маргарет в колледж Крейгера – в доме стало совсем тихо. Но Спенсер Рей Говард всегда ценил именно тишину и порядок. А с девчонками было заметно больше хлопот. И расходов. Особенно с Маргарет. Вот уж действительно – помесь! Взяла худшее от родителей. Зла и похотлива, как Изабелла, и глупа, как Кренстон. Вырожденка! И Шермана с его отродьем, чтобы привели стерву в пригодное для использования состояние, нет. Конечно, колледж Крейгера – весьма недешёвое заведение, как и монастырский пансион, но – положение обязывает. Ты можешь разоряться, но этого никто не должен замечать. А, значит, девчонки должны учиться на положенном уровне. Говарды выше общедоступных и бесплатных. Раньше удавалось проводить оплаты через Джонатана из его конторы – раз уж ты бездетен, то трать на племянниц то, что должен был бы тратить на своих детей. Но этим занималась Изабелла. Похотливая сука! Надо же было так сглупить и нарваться…

Старый Говард отложил просмотренный лист биржевых новостей и взял следующий, уже со сведениями из Лондона. Так… опять ненавистные Страус и Майнер. Задохнувшись от ярости, он несколько минут сидел неподвижно, чтобы не скомкать и не порвать страницу. И дело не в том, что эти два негодяя сумели улизнуть, да ещё кое-что вывезти, были и другие, и вывозили даже более ценное. И даже не в том, что они сумели развернуться в Европе. Но само их существование, даже нет, их компаний неоспоримо доказывало его ошибки. Особенно Майнер. Кинокомпания, киноиндустрия, киностудии и кинотеатры… Всё это могло быть, должно было быть его, принадлежать ему. Признавать, что он сам упустил тогда свой шанс, недоучёл, не увидел перспективы, было и сейчас нестерпимо обидно. Вернее, именно сейчас. Раньше он мог утешать себя тем, что и без этой чепухи – подумаешь, штаны для ковбоев и зрелища для неудачников – богат, влиятелен, да что там, властен, а сейчас… Самому себе нельзя врать. Самообман хуже любого предательства – учил когда-то дед. Да, предают тебя, предаёшь и ты, здесь главное, успеть первым, а самообман…

Говард прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Всё? Да, всё, успокоился. А теперь перечитаем и подумаем, что и как тут можно сделать. Разумеется, ни к Страусу, ни к Майнеру влезть не получится, но и не будем. Нас – он усмехнулся – это не интересует. Вот так! Поищем, кого и с кем стравить, потому что в открывшуюся в результате щель… Да, и подальше от русских. Кто бы мог ожидать от них такой прыти, ведь мастерски перекрыли, никаких официальных запретов, а всё теперь через них, под их контролем, а, следовательно, и регламентацией. И эти чёртовы банковские крысёныши, наверняка, наверняка… Вот где упущение Джонатана, там надо было работать… жалкий неудачник. Даже самоликвидацию толком не провёл. Ведь то и дело всплывают уцелевшие, и каждый норовит повести свою игру. А попав к русским, разевают пасть и сдают всё и всех. А русские слушают и копают, копают, копают. И тупое стадо послушно топает в указанном новыми пастухами направлении. Да, с детьми не повезло. Ни Джонатан, ни Изабелла, ни, тем более, Хэмфри… что-то… нет, он делал всё правильно, он не ошибался, ни разу, ни в чём! И хватит об этом думать! Это всё в прошлом, этого нет, нет, нет!

Он сидел, глядя прямо перед собой остекленевшими глазами, плотно сжав побелевшие губы и не замечая, как его руки комкают и рвут газетные листы. Стоявшие за дверью Глория и Джейкоб – ранее экономка и дворецкий, а теперь прислуга за всё – переглянулись. Джейкоб кивнул Глории, чтобы она приготовила успокаивающее питьё для хозяина и ушёл отпустить Стенли, сегодня хозяин уже никуда не поедет, шофёр не нужен, и нечего парню впустую болтаться в гараже.

Успокоившись, Говард сбросил измятые газеты в мусорную корзину и подошёл к дивану, где на маленьком столике с инкрустацией его уже ожидали на серебряном подносе кувшин с питьём и стакан. Чуть сладковатый, но отнюдь не приторный напиток приятно охладил рот и горло. Когда Глория вошла и поставила поднос на столик, он искренне не заметил. Он вообще не замечал прислуги, когда не обращался к ней впрямую. Осушив стакан маленькими глотками, он – нет, не прилёг, ни в коем случае, лежать днём в кабинете – это демонстрация слабости, это недопустимо – сел на диван, откинулся на спинку в свободной, но приличной соответственно возрасту позе и, полуприкрыв глаза, задумался.