Девушка, которая не любила Рождество

Пол засыпан черновиками. Постоянно сомневающийся в своем таланте, вечно неудовлетворенный, этот человек стремится к совершенству, не осознавая, что уже достиг его. Удел всех великих…

Кстати, писатель наверняка и правда молод – ведь текст написан с достаточной долей откровенности и непосредственности, он излучает почти детскую радость жизни. В нем чувствуется сила, свойственная тем, кто еще не попрощался с юностью.

Однако наш писатель отмечен печатью грусти – жизнь не всегда была к нему благосклонна… Напряженные раздумья оставили на его лбу две глубокие вертикальные морщины. Он знает, что такое сильные чувства. Выбор слов говорит о том, что перед нами натура тонкая, изящная, нежная. Только человек, способный сопереживать, мог так верно описать превратности судьбы.

Он носит выцветшие джинсы и белую футболку. Просто и практично. Волосы взъерошены, но это не дань моде – просто он не уделяет им внимания. Невозможно рассуждать о бедах нашего мира и в то же время регулярно ходить к парикмахеру.

Не знаю почему, но мне кажется, что у него крупный нос. Может быть, потому что совершенство – это скучно. Чтобы человека можно было назвать нетривиальным, и лицо и характер у него должны быть особенными, а уж особенностей у нашего писателя предостаточно. Да, иногда у него случаются приступы ярости, но злится он только на себя, и никогда – на других. Он ничего себе не прощает и в то же время ни в чем себе не отказывает…

Пассажиров в поезде было немного, и в Почтограбске вышел только я. В маленьком белом каменном здании вокзала никого не было – даже билетера, у которого я мог бы спросить дорогу. Я ввел адрес писателя в навигатор на моем телефоне и с облегчением увидел, что его дом в десяти минутах ходьбы. В городке с населением в 951 человек найти писателя наверняка будет нетрудно.

Интересно, что за люди живут в Почтограбске? Грабители? Мошенники? Представляю, как здешний мэр начинает речь с обращения: «Уважаемые мошенники и мошенницы…» И почему, собственно, грабить нужно именно почту? Что они тут имеют против этого почтенного учреждения?

А может быть, здешние жители виртуозно подделывают марки?

Я шел по главной улице, которая, представьте себе, так и называлась: улица Главная. Дома с соломенными крышами и старые каменные фасады выглядели очаровательно. Местная часовня будто присматривала за городом, залитым тем мягким светом, который бывает только зимой. Симпатичные переулки, вдоль которых росли деревья. Старая водонапорная башня, заросшая плющом и зеленым мхом, – трогательная аллегория уходящего времени.

Первое, о чем я подумал, бредя по городу: жители Почтограбска обожают Рождество. Все было украшено к празднику – улицы, дома, деревья… Круглые старомодные лампочки отбрасывали пятна желтого света на тротуары. Разноцветные мигающие гирлянды тянулись вдоль дороги. Как на открытке.

Транспарант, натянутый поперек улицы, поздравлял всех с праздником и сообщал о предстоящих торжествах.

Программа была насыщенной: каток, всевозможные состязания – от снежной битвы до конкурса на самый красивый рождественский торт, катание в конных экипажах по городу и на санках с горы и, конечно же, открытие главной елки на городской площади. Кульминацией станет явление Санты в санях, запряженных северными оленями.

Настоящий кошмар для того, кто ненавидит Рождество так же сильно, как я. У меня были причины не любить этот праздник. Рождество повергало меня в тоску и тревогу и заставляло особенно остро чувствовать одиночество. Худшее время года – таков был однозначный вывод, к которому я пришел, посовещавшись с собой. К счастью, я уеду обратно до того, как тут начнется оргия с иллюминацией, елками и булочками с корицей.

Я посмотрел на телефон. Не начал ли я ходить кругами? Мне казалось, что десять минут уже давно истекли, а мимо этого фонтана я уже проходил.

Сигнала не было… Надо же, во Франции все еще есть места, где связь пропадает! От телефона теперь толку не было. Я сердито пнул фонтан. Фонтану это не понравилось, и он сумел за себя постоять, оторвав подметку моего ботинка.

И как назло, сегодня я был в парадной обуви, а не в обычных кроссовках – хотел, знаете ли, выглядеть как профессионал… Ну теперь я хромал и напоминал скорее горбуна из Нотр-Дама, чем делового человека.

Оглядевшись, я увидел красивую кованую вывеску бакалейного магазина и вошел внутрь. Его хозяин невозмутимо смотрел, как я к нему ковыляю. Видимо, в Почтограбске принято хромать, как Квазимодо.

Солнце уже начинало садиться. У меня с собой был рюкзак – на всякий случай я захватил с собой кое-какие вещи, но оставаться тут на ночь мне совсем не хотелось. Поэтому я ковылял так быстро, как только мог.

– Я ищу дом три по Конюшенной улице. Не подскажете…

– Добрый день!

Видимо, вежливость в Почтограбске ценят особенно высоко.

– Добрый день. Я ищу дом три по Конюшенной улице. Не подскажете…

Приветливый мужчина лет пятидесяти в клетчатой рубашке, фетровой шляпе и с небольшим брюшком человека, который ценит все удовольствия жизни, улыбнулся.

– Как поживаете?

Не рискуя навлечь на себя недовольство местного жителя, так как он наверняка был знаком с писателем, которого я искал, я включился в игру:

– Прекрасно, благодарю вас.

– Чудесный день, не правда ли? Погода просто восхитительная…

Очевидно, я имел дело с человеком, который любит поговорить. Вероятно, туристы редко сюда заглядывают. Я решил рассказать ему, зачем приехал, ведь он наверняка станет моим союзником и поможет уговорить писателя подписать контракт с «Деламар».

– Погода поистине великолепная, – подхватил я. – Послушайте, кажется, без вашей помощи мне не обойтись…

Я понизил голос, чтобы придать ему таинственности, и негромко сказал:

– Я ищу Писателя.

– Прошу прощения?

– Я приехал, чтобы…

Я огляделся, чтобы убедиться, что мы тут одни, и продолжил:

– Чтобы найти Писателя.

– Кого?..

– Я хочу познакомиться с вашим местным Писателем. С автором замечательного романа…

– Говорите громче, я вас не слышу.

Потеряв терпение, я крикнул:

– Писатель! Мне нужен Писатель!

Он с удивлением посмотрел на меня – возможно, я перегнул палку. Пригладив волосы, я начал сначала.

– Я кое-кого ищу.

Его лицо прояснилось.

– Я тот, кто вам нужен. Я Робер Курьер – здешний мэр.

– Это что, шутка?

– Нет. А почему вы так думаете?

– Курьер, мэр Почтограбска?..

Он гордо улыбнулся.

– Это знак судьбы!

Он встал со своего места за кассой.

– Как я уже сказал, я именно тот, кто вам нужен. Я владею единственной службой такси в Почтограбске.

– А еще вы мэр и держите продуктовую лавку?

– Нужно же как-то разнообразить свою деятельность.

– Не могли бы вы отвезти меня по адресу Конюшенная улица, дом три?

– С превеликим удовольствием.

Он снял шляпу, порылся под прилавком и вынырнул, держа в руках черную куртку, перчатки и фуражку таксиста.

Очевидно, удивление на моем лице его развеселило, и он добавил:

– У меня рейтинг четыре звезды.

Поездка заняла всего несколько минут. Оказывается, у церкви я повернул направо, а нужно было налево. Конюшенная улица, на которой не было никаких конюшен, оказалась очень красивой: деревья вдоль дороги были залиты светом ярких гирлянд.

Когда мы добрались до дома 3, мэр-бакалейщик-таксист вручил мне леденцовую трость, сопроводив свой подарок словами:

– Добро пожаловать! Вот увидите, Почтограбск – лучшее место, чтобы встретить Рождество.

5

Я подошел к дому, на котором украшений было столько, сколько я в жизни не видел. Мэр сказал правду: Рождество здесь любили, и передо мной был апофеоз этой любви. Если бы у Деда Мороза был еще один дом и находился бы он в Верхней Вьенне, то наверняка им оказался бы именно тот, перед которым я сейчас стоял.

Огромное количество гирлянд и фонарей подчеркивало все ниши и выступ этого симпатичного дома. Окружавшие его ели были в лучшем своем убранстве. Вход в дом охраняли два гигантских щелкунчика. Эльфы, звезды, коробки с подарками, северные олени и даже белые медведи двигались и мигали, повинуясь великолепно отлаженным механизмам.

Разумеется, мне тут же захотелось пуститься наутек. Но не для того я проделал весь этот путь, едва не потерял подошву ботинка и, самое главное, рисковал потерять работу, чтобы в последний момент отступить из логова Санты.

Глубоко вздохнув, я позвонил в дверь. «It’s beginning to look a lot like Christmas», – раздалось в ответ. Но меня это не впечатлило. Дверь открылась, лишь когда зазвучал второй куплет.

Никто не вышел ко мне навстречу. Так что я шагнул в коридор и пошел вперед, поскальзываясь на искусственном снеге. Наш автор, очевидно, застенчив. Застенчивый поклонник Рождества. Такого я не ожидал, но это говорило о гибкости натуры. Что с того, что ему нравится это время года? Никто не идеален.

Я остановился перед полуоткрытой дверью, вдыхая кисловатый запах яблок, ощущая аромат корицы и имбирных пряников. Рай для любителя рождественских блюд. Ад для меня. Я огляделся. Да, здесь был персидский ковер, но ни следа черновиков, скатанных в шар. Хотя в шарах – красных, зеленых, золотых – недостатка не было… Гирлянды из еловых ветвей в прихожей были украшены пунцовыми бархатными бантами.

Перри Комо уступил место Бингу Кросби с его Here Comes Santa Claus.

Против воли я двинулся вперед, подстегиваемый странным любопытством.

Кто мог здесь жить? Эльф? Наш автор, должно быть, указал не тот адрес. Он не живет в Почтограбске. Кажется, мне все-таки стоило поехать в Штраф-Наплюйск.

Атмосфера в гостиной была уютной, располагающей к сосредоточенной работе. Здесь стоял великолепный дубовый письменный стол. Неужели я все-таки там, где и должен быть? В углу, возле камина мерцала огнями чудовищно огромная ель. Запах горящих поленьев смешивался с запахом выпечки.

– Чем я могу вам помочь?

Я вздрогнул, опрокинул декоративного оленя, коварно притаившегося рядом, и рухнул на диван.

Передо мной стоял мужчина. Он был немолод, с белыми волнистыми волосами, с длинной белой бородой и в тонких круглых очках в металлической оправе. Настоящий Санта-Клаус! Вот только одет он был не как Санта – не в красную с белым шубу, а в малиновый кашемировый джемпер и бежевые вельветовые брюки, поверх которых был повязан кухонный фартук в шотландскую клетку с вышивкой, изображающей заснеженный пейзаж.

Я вскочил на ноги.

– Простите, я вовсе не собирался входить без разрешения, но дверь была открыта и…

Взмахом руки он остановил поток моих извинений.

– Клянусь рождественскими эльфами! Вы выглядите очень напряженным.

Властно надавив на мое плечо, он заставил меня снова сесть и… ушел. И что я должен был делать? Пойти за ним? Остаться? Сфотографировать тут все для следующего выпуска журнала «Искусство и дизайн», посвященного Рождеству?

Вскоре мужчина вернулся. В руках он держал красивый позолоченный поднос, на котором стояли две прозрачные стеклянные кружки. Напиток в них был яично-кремового цвета, поверх громоздилась гора посыпанных шоколадом взбитых сливок. Вместо ложки в них была воткнута палочка корицы. И наконец, как будто жирности этого сооружения было недостаточно, рядом лежали печенья в форме звездочек и елок.

– Я всегда рад гостям, – сказал он и, усевшись в кресло-качалку, стоявшее напротив дивана, протянул мне одну из кружек.

– Гоголь-моголь. Это пойдет вам на пользу.

Я взял кружку, он поднял свою и провозгласил:

– Ну, с Новым годом и Рождеством!

Я был готов услышать «Хо! Хо! Хо!», но возгласа не последовало. Теплая кружка согревала ладони. Любому известно, что нельзя принимать гоголь-моголь из рук незнакомца. Однако здесь было так спокойно, а этот человек казался таким добрым… Я поудобнее устроился на диване и поднес кружку к губам.

Взрыв сладких вкусов! Молоко, сахар, мускатный орех, еще сахар, привкус выдержанного рома, снова сахар…

День был чудесный, пахло печеньем, дрова в камине успокаивающе потрескивали, ром слегка туманил голову.

Мужчина подождал, пока я выпью половину, и заговорил, как будто мы были старыми знакомыми.

– Легко добрались?

– Я приехал на поезде.

– Прекрасно!

– А потом на такси.

– Значит, уже познакомились с нашим мэром?

– Да.

– Чудесный человек.

Я кивнул и добавил:

– Очень разносторонний.

Я сделал еще глоток. Запах мускатного ореха щекотал ноздри. Что я здесь делаю? Болтаю с Санта-Клаусом из Почтограбска? Что-то в моей жизни все время шло не так. Я всегда старался сделать правильный выбор, но постоянно терпел неудачу. Я хотел управлять своей судьбой, а оказалось, что я, уж извините за каламбур, правлю запряженными в сани оленями.

Я вдруг понял! Что, если все это ловушка? Ну, конечно! Как мог такой прекрасный роман, как «Примирение», оказаться на моем столе? Теперь всему нашлось объяснение: и равнодушию Шанти, и тому, что рукопись была не подписана… И еще это название – Почтограбск… Меня развели как младенца! Вот я болван!

А этот бедняга встретил меня так, словно я был его родственником. Он снова обратился ко мне.

– Вы приехали к нам на праздники?

– Нет, я здесь по делам.

– А кем вы работаете?

– Я редактор. Вернее, помощник редактора… Я работаю в издательстве «Деламар».

Его глаза блеснули, но он ничего не сказал. Я продолжил:

– Наверно, точнее было бы сказать, что я работал в «Деламар».

– А теперь не работаете?

– Я сам не знаю.

Он загадочно улыбнулся и поудобнее устроился в кресле-качалке, сунув за спину подушку с вышитым эльфом.

– Как это вышло?

– Я надеялся встретить здесь автора великолепного романа.

– И что же?..

– Кажется, я все неправильно понял.

– Почему вы так думаете?

– Очевидно, что это был розыгрыш. Очень скверный розыгрыш.

Он надкусил печенье, что, по-моему, было не очень хорошей идеей, учитывая размеры его живота.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Вот скажите, есть ли в Почтограбске писатель? Существуй он на самом деле, вы бы его знали, правда?

– Да.

– Да? Что значит да? Да – писатель тут есть?

– Нет. И да, я бы знал, если бы он тут был.

Мне оставалось только топить свою печаль на дне кружки гоголь-моголя.

– Значит, писателя в вашем городке нет.

Он разочарованно покачал головой.

– Нет.

– И вы никогда не слышали о рукописи под названием «Примирение»?

Он не ответил, но в его глазах что-то мелькнуло, и я решил проявить настойчивость.

– Так вам что-то известно… – Это был и вопрос, и утверждение.

– Хотите еще печенья?

Он знал! Он знал моего писателя, но не хотел мне говорить. Я смотрел на него. Он казался веселым, доброжелательным, принимал меня с таким гостеприимством… Буквально лучился добротой.

Но я еще не знал, что Санта окажется шантажистом.

6

– Я тот, кто вам нужен.

Его щеки покрылись очаровательным румянцем – в тон свитеру. Он начал одергивать рукава, как школьник, которого застали на месте преступления.

Ну почему со мной всегда происходит нечто подобное? Признание в чувствах от жуликоватого двойника Санта-Клауса! Похоже, бедняга так одичал тут в одиночестве, что готов броситься на шею первому встречному? Как бы помягче его отшить…

Я читал в каком-то журнале, что, как ни странно, женщины никогда не знакомятся с очень красивыми мужчинами. А все потому, что красавцы кажутся им недостижимым идеалом. Я почти никогда не получал знаков внимания со стороны противоположного пола, так что меня это объяснение полностью устраивало. Но как знать – ты одинок, потому что очень красив, или наоборот, потому что твоя внешность не слишком привлекательна?

Неожиданный поклонник прервал мои размышления.

– Меня зовут Николя.

Я пожал его протянутую руку.

– Бен.

– Я тот, кто вам нужен…

– Очень любезно с вашей стороны, но… Как бы это сказать? Вы намного старше меня.

Кажется, он удивился.

– А что, есть какие-то ограничения по возрасту?

– Ну, вообще-то, да…

– Неужели есть возраст, полагающий предел полету воображения?

Бедный старик! Я вдребезги разбивал его надежды, но он не желал сдаваться.

– Я ведь открыл свою душу…

Ну конечно, кто еще мог вогнать Санту в депрессию, если не я?! Что ж, попытаемся смягчить удар.

– Мы могли бы остаться друзьями…

– Ну не знаю… Не думаю, что это возможно.

– Понимаю.

И вдруг он разозлился.

– Черт бы подрал и вас, и леденцы на палочке! Зачем же вы тогда приехали?!

Бедняга, кажется, слетел с катушек.

– Я же сказал, что ищу писателя.

– Но это же я!

Я встал. Похоже, само мое присутствие заставило его рассудок помутиться.

– Мне пора…

– Да посмотрите же на меня! Вот он я!

Нельзя было оставлять его в таком состоянии. Следовало заставить старика расстаться с навязчивой идеей. Сорвать, так сказать, оберточную бумагу, в которую были упакованы надежды.

– Послушайте, месье…

– Николя.

– Послушайте, Николя, вся это очень скверная затея. Мы стали жертвами розыгрыша, который устроили мои коллеги. Мне очень жаль.

– Вы не понимаете!..

Мой поклонник становился агрессивным! Я возмущенно ткнул пальцем в его сторону.

– Нет, это вы ничего не понимаете! Меня такое не интересует.

– Сто тысяч рождественских тортов! Это я, я написал «Примирение»!

Я снова сел на диван. Если бы у меня была вторая кружка гоголь-моголя, я бы выпил ее до дна.

– Вы автор книги «Примирение»?

– Именно это я и пытаюсь вам объяснить последние несколько минут!

– Но почему вы сразу не сказали?

Кажется, мои слова вывели его из себя. Он схватил печенье, чтобы успокоиться. Если бы мне нравилось рождественское печенье, я бы, наверное, последовал его примеру. Но я лишь глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок.

– Давайте начнем сначала.

Он хотел что-то сказать, но я его остановил.

– Просто говорите «да» или «нет».

Он кивнул, жуя пряник.

– Так это вы написали «Примирение»?

– Да.

– Вы отправили рукопись в «Деламар»?

– Да.

– Стало быть, вы писатель.

– Нет.

Я выхватил у него пряник.

– Как это?

– Нет.

– Как можно писать «Примирение» и не быть писателем?

Он забрал у меня пряник.

– Могу я теперь говорить что-то, кроме «да» и «нет»?

Я грохнул кулаком по столу. И разбудил пластмассового Санта-Клауса, который начал петь Santa Baby. Никогда еще я не был так близок к нервному срыву.

– Ну конечно же!

Он не спеша доел пряник, а потом начал объяснять:

– Писателем ты становишься, когда у тебя есть опубликованные книги. Да, я написал «Примирение», но пока я всего лишь почтальон на пенсии.

Я не был согласен с его определением писателя, но спорить с ним не собирался. И тут до меня дошел смысл его последних слов. Он не Санта-Клаус, а почтальон…

– Вы почтальон в Почтограбске?

– На пенсии.

Сначала мэр Робер Курьер, а теперь Николя – почтограбский почтальон. Похоже, меня все-таки разыгрывают.

– Вы что, издеваетесь?

– Вовсе нет.

Поглаживая белую бороду, он добавил:

– А еще я больше тридцати лет был местным Сантой.

– Гоголь-моголь еще остался?

Николя улыбнулся, радуясь, что я оценил его кулинарные таланты, и вышел из комнаты. Я воспользовался передышкой, чтобы собраться с мыслями. Возможно, этот человек совершенно чокнутый, но все-таки я нашел своего писателя! Конечно, он выглядит совсем не так, как я представлял, но главное: надежда, что он подпишет контракт, жива. Еще не все потеряно! И возможно, я не лишусь работы в издательстве.

Николя принес еще две стеклянные кружки с гоголь-моголем. И я сразу перешел к делу.

– Николя…

Тут я понял, что не знаю его фамилии.

– Николя… а дальше?

– Ноэль[3].

– Вы что, издеваетесь?

– Да.

И он довольно захохотал, а его большой живот заколыхался.

Я невольно улыбнулся: он был остроумным – а это так важно для продвижения нового автора бестселлеров. Сделав глоток гоголь-моголя, я продолжил:

– Предлагаю подписать контракт на издание вашей книги с «Деламаром».

Вообще-то, я ожидал, что он будет вне себя от радости. Станет осыпать меня благодарностями. Восторг и признательность будут переполнять его.

Но меня ожидал сюрприз. Я был совершенно не готов к тому, что он скажет…

7

– Может быть.

Вот что он сказал. Не «спасибо», не «это самый счастливый день в моей жизни», а «может быть».

Он поправил на носу маленькие круглые очки и добавил:

– При одном условии.

К этому я совершенно не был готов. Я наивно полагал, что начинающий автор будет в восторге, даже в экстазе, от перспективы подписать договор с таким престижным издательством, как «Деламар». Итак, я был изумлен, но постарался держаться как профессионал.

– И что же это за условие?

Он снова погладил бороду – определенно, нервный тик – и сказал:

– У меня есть дочь, ее зовут Лали.

Он замолчал, будто ожидая моего одобрения. Учитывая его возраст, поздравления казались несколько запоздалыми, поэтому я коротко кивнул:

– Очень хорошо.

С явным облегчением он продолжил:

– Лали только что развелась, у нее непростой период. Она бросила работу, переехала, оставила всю прежнюю жизнь. У нее настоящий экзистенциальный кризис.

– Сожалею.

И я действительно сожалел. Мне было жаль молодую женщину, в чьей жизни настали не лучшие времена. Но я никак не мог взять в толк, какое отношение к делу имеют личные проблемы дочери писателя.

– Она не знает, что делать. Чувствует себя растерянной. Она отказалась от своей мечты. И что гораздо хуже, отказалась от Рождества.

– Что это значит?

– Она забыла, что такое дух Рождества, утратила радость жизни, надежду, желание делиться счастьем, верить в волшебство.

Мне стоило больших трудов, чтобы не поморщиться.

В жизни случаются вещи и похуже, чем неспособность радоваться праздникам. Вот у меня, например, как-то хватает сил держать себя в руках, несмотря на весь тот ужас, который вызывает у меня Рождество.

– И что же?

– Мне нужна ваша помощь.

– Чтобы доработать роман?

– Чтобы к нам вернулся дух…

– Творчества?

– Чтобы к нам вернулась радость…

– Радость сочинительства?

– Радость Рождества.

Я хотел сказать ему, что он обратился не по адресу.

На всей земле не было никого, кто хуже меня подходил бы для того, чтобы научить кого-то любить Рождество.

Он серьезно посмотрел на меня.

– Таково мое условие.

– Не понимаю. Объясните еще раз.

– Вы должны вернуть моей дочери любовь к Рождеству.

Я слышал об авторах, которые, прославившись, начинали предъявлять издателям безумные требования. Например, соглашались писать только в жарких странах или только на японской бумаге… Но такое я слышал впервые!

И поднял руки – сдаюсь.

– Не понимаю, чем я мог бы помочь…

Он подошел к своему столу и вынул из ящика стопку листочков. Я почувствовал, как возвращается надежда: еще один роман, не хуже «Примирения»? Может быть, он писал всю жизнь, и его ящики набиты неопубликованными рукописями?

Он протянул мне несколько листков.

– Я составил список заданий.

Я быстро пробежал глазами строчки:

*Сделать снеговика.

*Нарядить рождественскую елку.

*Сходить на каток.

Я покачал головой.

– Все еще не уверен, что понимаю вас. Вы хотите, чтобы я слепил снеговика вместе с вашей дочерью?

– Да, и все остальное тоже.

Я стал читать дальше:

*Испечь пряничных человечков.

*Выпить горячий шоколад.

*Целоваться под омелой.

– Целоваться под омелой? Что за чушь? Вы что, в романе Барбары Картленд[4]?

– В это время года возможно все. Это ведь рождественское волшебство!

Я барахтался в волнах кошмара. Что делать? Разумнее всего было бы бежать от этого шантажиста. Но что скажет Шанти? Я представил, как она, презрительно усмехаясь, вручает мне коробку с моим офисным барахлом. Вещей в коробке немного: степлер, несколько ручек и моя коллекция первых изданий. «Альбатрос» Бодлера, «Грозовой перевал» Эмили Бронте, «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма…

Николя наблюдал за мной, спокойно потягивая гоголь-моголь. И, наверное, почувствовал мою нерешительность.

– Если справитесь, я подпишу договор в канун Рождества.

Наши взгляды встретились. Каждый пытался повлиять на решение другого.

– Но почему?..

– Моя дочь должна заново открыть для себя дух Рождества, ведь без него жизнь теряет вкус.