Бифуркатор

– А деньги? Что с карточкой? – спрашиваю.

– Это в банкоматах Сбербанка взглянуть надо. По дороге можно сделать.

– А ты умеешь?

Серый печально усмехнулся.

– Ну тогда выход только один. Надо выдвигаться, – пожимаю плечами.

– Надо, – соглашается Стёпка и спрыгивает с бревна. – А ты, Серый, старше нас всех. Ты должен нас защищать. У тебя есть опыт и мышцы. Без тебя, я думаю, мы вряд ли доедем даже до Сызрани.

– Не надо меня уговаривать, – могильным тоном произносит Серёга и встаёт. Я огибаю парня и двигаюсь по тропинке, истоптанной мною в моей реальности. Здесь же мо подошвы касаются этой земли всего второй раз, и, надеюсь, последний.

Я ухожу вперёд, а братья Герундовы специально тормозят. Стёпка обнимает Серёгу за плечи – ему приходится нехило тянуться вверх – и вполголоса говорит что-то успокоительное.

Они – братья. У них свой способ общения, недоступный другим, даже самым близким друзьям. А был ли у меня свой способ общения с Андрюшкой?

Усердно копаюсь в памяти, предполагая, что ничего не найду.

Но как ведь бывает. В жизни мы не замечаем своих поступков, но если нагрянет беда, прошлое стелется перед тобой, как осенний ковёр охровой листвы.

Ведь я же не всегда спорил и кричал с Андрюшкой. Даже более, конфликтов было меньше, чем положительных моментов. Да, он всячески валил на меня свою вину, пытался сдать меня матери, если застукал за запрещёнными занятиями, но ведь некоторые секретные операции мы проворачивали вместе. Конечно, если мать заставала нас, то Андрей валил всю вину на меня, но сейчас это даже как-то и не злило.

Когда у него принялся криво расти зуб, когда гнойничок вылез прямо на заднице, когда он ноготь содрал, то пришёл ко мне. А я же знал, что недуги нестрашные. И я ведь ему объяснял, уговаривал, рассказывал подобные случаи из своей жизни.

А сколькому я его научил? Узнаю что-нибудь новое по биологии, и на заднем дворе ему рассказывал, когда мы в траве копались. А он слушал сначала удивлённо, а потом не верил: да хорош заливать, что у травы листья дышат!

Иногда я давал подзатыльник, а иногда даже злился. Но бывало и так, что Андрюха мне верил и слушал, будто я рассказывал ему самую интересную историю. Всё же, был у нас свой братский язык. А теперь на нём и поговорить не с кем.

Я шмыгаю носом и промаргиваю слёзы.

Я собран. Я спокоен. Я иду за тобой, Андрюшка!

На КПК охранник удивлённо косится на нас и произносит:

– Что-то я вас не помню тут. Вы точно местные?

– Мозги прочисти, – огрызается Серый.

– А документики не желаете предъявить? – хмурится военный.

– Вот обратно будем идти и предъявим. А на выход ты не имеешь права спрашивать документы, понял? – с наездом говорит Серый, и мы минуем шлагбаум.

Как он его ловко. Всё же без Серёги нам было бы сложновато.

И вот любимая «Искра Радости» остаётся за спиной. Дом закрыл двери и теперь не пустит на порог, пока мы не выполним задание. Нас ждёт чужой враждебный мир, который хочет нас убить. мне становится пусто и одиноко.

С поникшим настроением мы устремляемся в сторону вокзала за билетами.

ШИЗОГОНИЧЕСКИЕ РЕАЛЬНОСТИ

Эта теория недостаточно безумна,

чтобы быть верной.

Нильс Бор

*

Солнце светит, мир веселится, но мы не принадлежим этой реальности, мы – лишние элементы. Я и Стёпка сидим возле Сбербанка, Серый скрылся внутри.

– Интересно, они уже следят за нами? Как они будут нас убивать? – спрашиваю.

Стёпка всё время щурится и думает. Притаился на скамейке рядом и изучает жизнь муравьёв.

– Думаю, они видят каждый наш шаг, – говорит он. – А ударят тогда, когда мы меньше всего ждём. Хотя…

Стёпка глядит на отделение Сбербанка, что притаилось возле комиссионки и промтоваров. Из зеркальных ворот банка появляется Серый, машет нам рукой и скрывается в ярких витринах бутиков.

– Куда это он? – хмурюсь.

– Не знаю. Придёт – узнаем.

Мне становится грустно и одиноко. Снующие туда-сюда люди, весёлые ребята нашего возраста и помладше, что недалеко катаются на скейтах, – мы для них чужой материал, инородный объект. Может, они нас и вовсе не видят. Здравствуй, иная реальность, я твой гость. Ещё пару дней, и стану полноправным бомжом. Пока есть дела, я не буду ощущать себя чужим, но стоит плану рухнуть, стоит потерять цель, и всё. Начнётся жизнь уличного бичугана.

– Что ты хотел сказать? – спрашиваю я, отгоняя мрачные мысли.

– Когда?

– Перед тем, как вышел Серый, ты начал говорить хотя… А потом запнулся.

Стёпка, прищурившись, наблюдает за банком, и молчит. Выражение лица у него такое глубокое, что я испытываю прилив тёплых чувств. Хороший всё-таки друг Стёпка. Ввязался во всю эту авантюру, хотя, его она особо и не касалась.

– Мы знаем, что доктор Вечность и его команда сильны, – говорит Стёпка. – Но даже я не могу представить, что они умеют. Мы должны понимать, что как бы не продумывали свои ходы, какой бы план не строили, всё может рухнуть. мы никогда не сможем предугадать каждый шаг, потому что у доктора Вечности в рукавах может оказаться неведомые нам джокеры.

Я сжимаю кулаки и губы.

– Вот доберёмся до него, и я ему всю его бородёнку пообрываю, – шиплю.

– Посмотрим, – скептически усмехается Стёпка.

Из бутиков выныривает Серый, уже в лёгкой летней куртке, и возвращается в банк.

– О, оделся, – хмурюсь. – Холодно ему что ли?

– Не, – качает головой Стёпка. – Думаю, что на карточке лежит очень большая сумма. Он хочет её всю снять, похоже.

Я задумываюсь.

Долгое время мы молчим, пожалуй, омрачают солнечный день только наши лица, а потом возвращается Серёга, и Стёпка оказывается прав.

– Там невероятная сумма, – с ходу выпаливает старший. – Я решил, что не стоит такие деньги таскать в джинсах.

– Поэтому купил куртку, – заканчивает Стёпка.

– Ага, – согласно кивает Серый. – Пойдёмте на вокзал и закончим уже со всей этой белибердой побыстрее.

До вокзала доехали на маршрутке. Всю дорогу молчали, мою голову терзало одиночество. Разум по кругу проигрывал картинку параллельного Артёма. Длинноволосый смазливый пацанчик, который, вероятно, собирает коллекцию фантиков от жвачек, увлекается ботаникой и слушает Колю Баскова. Этот пижон теперь заменяет меня. И мама его обнимает, и папа сажает рядом, когда смотрит Блудливую Калифорнию. Горько.

Наверное, Серый со Стёпкой тоже думали о своём доме.

На вокзале я бываю впервые. Просторный павильон со стадом крупнорогатого скота, стремящихся уехать в другие города, психологически давит. Первую минуту мы ведём себя как овечки, впервые попавшие в торговый комплекс.

Жилка здравомыслия остаётся только у Сергея, который твёрдо ведёт нас за собой в поисках касс. Если бы не было старшего друга, то догадка искать продажу билетов пришла бы ко мне через час, а ещё час я бы искал эти долбанные кассы. С Серым мы обнаружили положенное место за минут десять. Хорошо всё-таки, что мы взяли его с собой.

Выбрав свободные места в ближайшем зале ожидания, Сергей усадил нас на два свободных места, а сам понёсся к штуке, напоминающей терминал. Нахождение старшего товарища в десяти метрах от нас уже пугало.

Я хмуро и, наверное, испуганно оглядывал сидящих в зале ожидания людей. Ранее при фразе зал ожидания я представил бы аккуратные сиденья, как в аэропорту, интеллигентных людей, читающих газету или копающихся в недрах ай-фона, впрочем, именно так и было в аэропортах. Здесь стереотипы рушились.

Металлические сиденья занимала разношёрстная публика. Были здесь и деревенского вида пары с выводком детей, которые носились между рядами и беспардонно кричали матом, и тройка подвыпивших парней в нестиранной одежде, на трёх сиденьях соседнего ряда развалился спящий обросший старик, судя по виду – бомж. А уж нерусских индивидуумов, кричащих понятную только им тарабарщину, не счесть. Хотя, среди этого паломничество я отметил и нескольких вполне адекватных людей аристократичного вида. Я старался концентрировать внимание на молодой девушке, сидящей с краю соседнего ряда и читающей книгу. Очень надеюсь, что не милицейский роман.

Кажется, Стёпка тоже растерялся и утерял способность логически думать. Его перепуганный взгляд сновал от одного человека к другому. В глазах горел единственный вопрос: эти люди хотят нас убить?

Уверен, что друг являлся зеркальным отображением меня, потому что тот же грёбаный вопрос не оставлял мою голову как только ноги ступили на территорию вокзального балагана.

Серый копался у терминала очень долго. Прошло, видимо, минут тридцать. Я уже успел поворчать на него. Но вот он двинулся к кассам и занял очередь. Человек пять стояло перед ним, а это опять на полчаса.

За это время к нам успел подбежать бомжеватого вида мальчик лет восьми, протянуть руку и заговорить на чудом языке.

Я растерялся и пожал плечами, а он продолжал балалакать, протянув руку.

– Стёпка, чего он хочет? – хмурюсь я.

– Денег он хочет, – ворчит друг.

Чёрт, как же я сразу не догадался. Я опять жму плечами и громко восклицаю:

– Нет денег! Нету!

То ли мальчишка меня не понимает, то ли ему вообще плевать, потому что он продолжает выпрашивать монеты. Но внезапно, завидев вокзального полицейского, скрывается в толпе.

Я предполагал, что охранник, завидев весь этот балаган, начнёт кричать и выгонять всех подозрительных личностей, но тот лишь прохаживал вдоль рядов, скучно поглядывая на толпу и зевал.

– Боже мой, Стёпка, я в аду, – стонаю я.

– Ад только начинается, – отвечает друг. – Тебя ещё убивать не пробовали.

Я щурюсь. А вдруг в толпе спрятались агенты доктора Вечности? Например, тот самый бомж. Может, он лишь притворяется, что пьян и что спит. А мальчик, выпрашивающий деньги? Скрылся сейчас где-нибудь в толпе и следит за нами, готовый перейти в наступление, стоит одному из нас пойти в туалет.

Мои мысли прервал Серый. Он вернулся и сел рядом.

– Это какой-то кошмар, – простонал он, разглядывая билеты.

– Я полностью с тобой согласен, – говорю.

– В общем, билеты, твари, очень дорогие. У меня ушла большая часть денег. Взял до Сызрани купе и до Питера. От Сызрани до Москвы поедем на плацкартах. Там купе вообще за поднебесные цены. Ещё время неудобное, чёрт меня дери. Кто только придумал такие переезды.

Сергею приходится кричать, чтобы его хоть чуть-чуть было слышно в толпе.

– Сейчас у нас самый лучший поезд, – говорит он. – Кисловодск-Новокузнецк. Номер 059. Но отправляется, падла, только в 22.14.

– Это аж в одиннадцатом часу??? – у меня глаза на лоб лезут. – Только же обед.

– Знаю.

– А пораньше маршрутов не было? – спрашиваю.

– Иди и поищи, – зло ворчит Сергей. – Это расписание составлял какой-то козёл! Это ещё не самый худший вариант. В Сызрань мы приедем в половине четвёртого утра. А следующий поезд в половине третьего.

– Что? – Я задыхаюсь. – И что мы будем делать почти двенадцать часов в незнакомом городе?

– Похоже, танцевать и плясать! – опять ворчит Сергей. – Из Москвы в Питер куча поездов, но билеты раскуплены, хотел взять на четыре дня, так там одни сапсаны ходят. На них денег в два раза больше надо. Взял на шестьдесять четвёртый поезд. Но тоже придётся ждать долго. Часов четырнадцать.

– Это капец! – я хлопаю себя по лбу. – Теперь у доктора Вечности точно будут шансы нас убить!

Я злюсь на Серого. Понимаю, что он совсем не виноват, но он покупал билеты, а значит, злиться надо только на него.

– До поезда ещё больше шести часов, – говорит он. – Предлагаю слинять отсюда.

– А это целесообразно? – спрашивает Стёпка. – Нас хотят убить, помните? Здесь народу полно. Никто не рискнёт. А сейчас уйдём, и нас схватят где-нибудь в пустой улочке.

Сергей хмурится.

– Ну значит, будем держаться поближе к народу, – говорит он.

С одной стороны Стёпка прав, но с другой – я не хотел оставаться в этом чёртовом вокзальном балагане. И мы уходим. Рядом с вокзалом тусоваться негде, разве что только на стадионе Локомотив, который сейчас закрыт. Поэтому мы поездили по городу. Поужинали в кафешке. Держаться близ толпы – несложная задача, пока не наступило девять вечера и народ начал редеть.

Тогда решили выдвигаться обратно на вокзал. Тем более, наш поезд отходил уже через час с четвертью.

Народу в павильоне поубавилось, но не намного. Бомж продолжал спать на сиденьях, подтверждая мои подозрения насчёт шпионского заговора. В зале ожидания мы задерживаться не стали. Поезд уже подали на первый путь, – Серый сверился с табло, – и мы отправились на перрон.

Смеркалось.

Снаружи вокзал гудел угнетающими стонами, двигались локомотивы, с едким шипением вырывались пары. Техногенный пейзаж обволок душу депрессией. Лица небольшой кучки людей на перроне пропитаны безысходностью, будто они пустились в последнюю поездку их жизни. В десяти метрах от нас старушка обнимала молодую парочку и плакала.

– СОСТАВ ПОЕЗДА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ, КИСЛОВОДСК-НОВОКУЗНЕЦК ОТПРАВЛЯЕТСЯ ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ С ПЕРВОГО ПУТИ! – сообщает холодный женский голос из динамиков, а мы уже мчимся по перрону в поисках одиннадцатого вагона.

Хмурая толстенькая проводница проверяет наши билеты и паспорта, объясняет, что у нас пятое купе и пропускает внутрь.

Я будто попал в тюрьму. Узкие проходы, мрачный свет, спёртый воздух. Через пять секунд я уже хочу вырваться наружу, но меня сзади подталкивает Серёга. Пятое купе встречает меня раззявленной дверью. Внутри полумрак, а в воздухе будто витает смерть. Я осторожно сажусь и испуганно прислушиваюсь к звукам.

В соседнем купе кто-то переговаривается, слова размываются, долетая до ушей невнятицей, пугая ещё больше.

– Где-то здесь должен быть свет, – проворчал Серый и принялся обыскивать стены. Его торс занял почти весь проход между кроватями. Как же здесь тесно. Неужели народу так нравится ездить на поездах? Мы же живём в двадцать первом веке, изобрели самолёты!

Когда щёлкнул выключатель, и едкий свет залил наше купе, сгущая мрак за окном, Стёпка произнёс:

– И лучшего способа нас убить нету.

– В смысле? – хмурюсь.

– Посмотрите, купе рассчитано на четверых, а нас трое. Покупаешь билет в наше купе, и накрываешь как котят.

Холодный страх на секунду остановил сердце. Стёпка, как всегда, прав.

– Будем надеяться, что они до этого не додумаются, – говорит Серёга.

– Уж кто-кто, а доктор Вечность как раз может, – вздыхает Стёпка и потирает плечи.

Через какое-то время поезд трогается. За окном едва мелькает станция, внутри туда-сюда снуют люди, даже не обращая на нас внимания.

– Думаю, стоит закрыться, – вздыхает Серёга и прикрывает дверь в купе. Мы остаёмся в тишине. Слов нет, только пустое одиночество, страх и предчувствие смерти. – Хорошо, что к нам больше никого не подсадили. Может, до Сызрани так и будем ехать одни, – пытается поддержать разговор Серый.

Кровати уже застелены, от белоснежного белья исходит запашок крахмала. Предполагаю, что на этих простынях поездил не один десяток человек.

В ближайшие два часа знакомлюсь с устройством поезда. Туалеты кажутся тесными и грязными, а когда узнаю, что все какашки летят на дорогу, живот сковывает смех.

Если поначалу сердце сковывал страх, то теперь мы выходили свободно. Хотелось есть, однако забыли купить что-либо в дорогу. Если бы не проводник, у которого продавались чай и разные сладости, погибли б с голода.

– Перед следующим поездом надо будет обязательно закупить жрачки, – деловито замечает Стёпка.

Мы говорим мало, слова дрожат, не показываем вида, но каждый думает, что следующего поезда может и не быть. Да ещё сраное одиночество. С каждой минутой за спиной оставались новые километры, а дом оставался всё дальше и дальше.

Ближе к полуночи поезд остановился, тьма за окном пронзилась десятками ярких фонарей.

– Стоянка, – вздыхает Стёпка, откидывая занавеску и выглядывая наружу. – Может, кто-то подсядет.

Меня колет страх.

– Может, выйдем отсюда? – спрашиваю.

– Да я думаю, долго стоять не будем, там за окном какое-то село, – хмурится Стёпка.

– Но я спрошу, – мне становится не по себе. Представляется, как открывается дверь, за ней мужик с дробовиком, а мы в тупике. И я выхожу из купе. По изжёванному коврику я топаю к тамбуру, где почёсывает живот парнишка лет восемнадцати, в шортах и сетчатой майке.

Миную её и поглядываю на перрон. Проводница у двери сонно рассматривает билет стройного старикашки, придушенный свет бьёт прямо в глаза. Спускаясь по крутым ступеням мимо проводницы, слышу её голос:

– Пятое купе у вас, три мальчика там едут. Проходите.

– Я ещё чуточку на воздухе постою, – сухо отвечает старик, и я боязливо кошусь на него. Багажа нет, впрочем, как и у нас, не исключено – шпион Доктора Вечности. – Отправляемся скоро?

– Здесь большая остановка. Двадцать минут стоим, – отвечает проводница.

Прежде чем отодвинуться от нового постояльца пятого купе, успеваю заметить узкие очки на переносице, нос большой, прямой, чуть горбатый, как будто лицо старика сошло со статуи Моаи.

Я не слышу свои шаги, не слышу мыслей, которые стучат в висках. Мой убийца за спиной, возможно, сейчас он сверлит взглядом мой затылок. Или не взглядом, а дулом дробовика.

– Тёмка!

Я вздрагиваю и почти вскрикиваю. Позади Стёпка и Серый.

– Ты куда ушёл? – хмурится старший.

– Короче, – шепчу я, приближаясь к своим друзьям. – Видите того старикашку? Он с нами едет. Я подслушал, когда выходил. У него пятое купе.

– Чёрт… Он на нас смотрит, – шепчет Стёпка, отворачиваясь. – Я же говорил, что дорога будет короткой.

Серёга хмурится и оценивает старика надменным взглядом.

– Этот дедок? Вы шутите? Да я его сломаю до того, как он достанет оружие.

– Оружие может быть необычным, – шипит Стёпка. – Например какой-нибудь фотонный размолекулятор.

– Да хоть ионовая чёрная дыра, – заявляет Серый.

– Ионная, – поправляет Стёпка.

– Мне интересно другое, – Серёга оглядывает окрестности. Кажется, его нисколько не волнует шпион доктора Вечности. – Помост странный, станция очень странная.

Теперь оглядываюсь и я. Действительно странно: перрон деревянный, а не заасфальтированный, фонари, бьющие светом в тёмное небо, напоминают фашистские, я видел подобные в одном из фильмов.

– Что за станция такая? – хмурится Сергей.

– Колтупановка, – раздаётся позади голос.

Мы оборачиваемся и видим пожилого работника РЖД в соответствующей робе. Он опирается на железный лом и достаёт из кармана сигаретку.

– Никогда на этой станции поезда больше четырёх минут не задерживались, сейчас заминочка из-за сто пятнадцатого. Видите?

Рабочий указывает в сторону, откуда мы приехали, и тут же мимо, за нашим поездом с рёвом проносится другой состав.

– Вот сейчас он отъедет, и вы поедете! – кричит рабочий.

– Тогда нам стоит возвратиться, – улыбается Серый и приветливо кивает головой.

– Стоит, – раздаётся третий голос из темноты. Позади рабочего пряталось уютное здание-станция, и оттуда из-за открытой двери вышел он.

Оранжевый работник компании Сомерсет, которому я дал кличку Буратино.

**

Речь парализует, язык отнимается. Растерянный Стёпка не сразу догадывается, кто выходит к нам навстречу. Мимолётная встреча с Буратино двадцать третьего июля уже верно забылась моим закадычным умником. А вот Серый, не видевший до этого Буратино ни разу, смело спрашивает:

– А вы кто такой будете?

– Тот, кто вас в конце концов убьёт. Надеюсь сделать это сей ночью. Уж больно вы отнимаете время у нас.

Я замечаю, что на Буратино уже нет формы, однако рубашка всё равно оранжевого цвета. А на носу всё ещё сидят круглые тёмные очки, хотя даже фонари не в силах победить мрак, и света не доставало.

Теперь и Серёга чуточку бледнеет.

– Мы ещё посмотрим чьи мышцы крепче, оранжевый баран, – говорит он.

Буратино улыбается, обнажая ряд идеально белых зубов.

– Теперь убить вас для меня дело чести. Особенно вас, Сергей Герундов.

– Кишка тонка, – улыбается в ответ Серый, но даже я чувствую блеф сквозь уверенные нотки голоса старшего товарища, а значит, Буратино и подавно услышал.

– Так! – внезапно восклицает работник РЖД, который до этого растерянно переводил взгляд то на нас, то на Буратино и крутит в руках замученную сигарету. – Ишь чего устроили. А ну живо все четверо в вагон! Поезд сейчас отправится.

Думаю, этот небритый дядька хотел защитить нас, но испугался впутываться в неизвестную ему историю, и решил решить конфликт своим способом: отстранением, как когда-то двадцать третьего июля я поступил с Андрюшкой.

Буратино швыряет в мужчину испепеляющий взгляд и грозит нам пальцем:

– Я загляну к вам в гости.

С этими словами оранжевый поддонок рысцой несётся к одному из задних вагонов.

– Он что, с нами поедет? – шепчет Серёга, приближаясь к нашему вагону, где у входа проводница скучает уже одна.

– Похоже на то, – чуточку испуганно произносит Стёпка. И эта ночь впервые кажется мне холодной.

Мы забираемся в вагон, как раз когда холодный голос за окном через динамики оповещает, что поезд отправится через пять минут. По дороге к купе мы активно шепчемся о Буратино и его преимуществах. Стёпка утверждает, что до Сызрани мы не доедем, потому что оранжевому монстру стоит только войти в наше купе, и нас накроет как крыс в мышеловке. Дискуссия резко обрывается, когда мы вваливаемся к себе и немедля вспоминаем, что едем уже не одни. Старик с бородой сидит на левой нижней полке и копается в своей небольшой походной сумке. На столе перед ним притаился стакан с ложкой.

Заслышав нас, бедовый старичок отрывается от занятия, приветствует и снова углубляется в сумку. Умерив свой болтологический пыл, мы втроём присаживаемся напротив. А ведь мы думали, что именно этот дедок и будет шпионом доктора Вечности, вот дураки-то.

Я стараюсь не смотреть на спутника, но время от времени взгляд срывается в его сторону, кусками выхватывает потёртую белую сумку, растрёпанную седую бороду, птичьи лапки морщинок у глаз. В тишине купе шуршание пакетов в сумке кажется оглушающим.

Наконец старик достаёт коробку с чаем, а Серёга, сидящий у окна, отодвигает занавеску и едва слышно шепчет:

– Тронулись.

Замечаю несколько коротких заинтересованных старческих взгляда, брошенных в нашу сторону. Распаковав худенький пакетик с чаем и бросив его в стакан, старик поднимается и выходит из купе.

– Я думаю, с этим стариком нам будет проще, – шепчу. – Буратино не рискнёт нас убивать при свидетелях.

– Не удивлюсь, если нашему Буратино срать на свидетелей, и он уберёт их вместе с нами, – хмыкает Стёпка.

– Давай без драм, – строго хмурится Серый. – Ты этого доктора Вечность слишком… боготворишь.

– Идеализируешь, я бы сказал, – поправляю старшего. – Кто знает, насколько он силён.

– Полагаю настолько, что… – но Стёпка не успевает договорить. Возвращается старик. Кипяток в его руках медленно окрашивается в оранжевый цвет.

– Чайку не хотите, ребятки? – бодрым голосом спрашивает он.

– Нет, спасибо, – сухо качает головой Стёпка.

– Да у нас и кружек нет, – добавляет Серый мягким тоном, сквозящим добром и уютом.

– Так и у меня нет, – вздыхает старик, усаживаясь напротив нас. – Я у проводника взял. Проводник кружки выдаёт. Обязан по правилам РЖД.

– Ну мы тогда в другой раз, – морщится Серый.

– Другого раза может и не быть, – отвечает старик. – Если через пару минут не закроем купе, ваш оранжевый нагрянет не постучав.

Кажется рот раскрыл не только я, но и мои товарищи.

– А вы… откуда его знаете? – мямлит Стёпка.

– Так вы точно чаю не будете? – спрашивает дедок.

– Да не будем, не будем, – нетерпеливо отвечает Стёпка. Его тон чуточку грубоват, что, признаться, случалось редко с моим умником товарищем.

– И нет у нас чая, – пожимает плечами Серый, и каким бы дружелюбным ни казался тон его голоса, в глазах сверкают тревога и недоверие.

– Да я бы с вами поделился, – отвечает старик. – Но если не хотите, быстрее закрывайте дверь.

Стёпка не заставляет себя долго ждать и задвигает вход в купе.

– На замок закрой, – просит старик. – Вон там вот пипочку поверни.

Стёпка выполняет все указания, и я немного успокаиваюсь. Если великий логик нашей компании не чувствует в старике опасности, значит, не стоит особо беспокоиться.

Стёпка возвращается на кровать слева от меня, а старик уже размешивает в стакане сахар, который появился из той же потёртой белой сумочки.

– Теперь к нам никто не зайдёт, кроме проводницы, – задумчиво произносит старик.