Слишком много колдунов

Её голос был негромким, и Питер слышал его много раз, но всё равно мурашки пробежали по его спине, а сердце замерло на несколько секунд. Юный патрульный окончательно впал в ступор, не отрывая взгляда от обнажённых плеч примы. Жак коротко сморщился и дёрнул Аслана за рукав.

– Пошли уже.

Экипаж им удалось поймать не сразу, пришлось перейти на другую улицу. Жак назвал адрес и молча сунул деньги извозчику вперёд. «Плохая примета, не к добру» – пробурчал кучер, но деньги, разумеется, взял. Ехали молча, вглядываясь вперёд, в темнеющие улицы.

– Что происходит-то вообще? – требовательно произнёс Аслан.

Питер коротко рассказал ему про Геркулеса Мюко, про три обвинения, про Дебатца и про свой дом. Аслан шевельнул желваками.

– Дознавателем стал… Ясно. Значит, так они распределяют… недвижимость и активы.

На Жака он при этом смотрел без вызова и злорадства, и не было в его голосе сарказма, просто констатация факта. Свободный финансист глянул на него и кивнул хмуро; отвечать ничего не стал. Когда выехали на Рю де ла Пэ, Жак заметил в руках Питера тряпку с ножом:

– Это что?

Питер показал ему окровавленный нож.

– Дела, – сказал Жак. – Надеюсь, это не человеческая кровь.

– Может, свиная, – с отвращением произнёс Аслан. – Она похожа, говорят.

Питер угрюмо кивнул.

– Приехали, – сказал извозчик.

Все трое быстро выскочили из фиакра.

– Дверь, – сказал Питер негромко.

– Вижу, – ответили ему Жак и Аслан одновременно. Дверь была не просто открыта, а сорвана с верхней петли и висела на нижней, бросая на крыльцо косую колышущуюся тень от зажжённого внутри света. Питер уже перехватывал трость поудобнее, Аслан закатывал второй рукав, Жак слегка отстал.

Питер заскочил на крыльцо бесшумно, заглянул.

Вроде чисто. Отодвинул дверь, вошёл и застыл.

– И когда только успели, – сказал Аслан у него за спиной.

Картина полного разрушения предстала их взору. Со стен были содраны обои, кое-где пробита штукатурка до кирпича. Паркет выломан в нескольких местах, кресла распотрошены, с камина содрана облицовка и отколото несколько кусков. Столик и стулья были перевернуты, перила на второй этаж оторваны, несколько ступенек выдраны с гвоздями. Питер, часто моргая, с усилием поднял взгляд наверх. Двери всех четырех комнат были выбиты, включая комнаты Жака и Аслана.

– Они что-то искали, – сказал Аслан, глядя на своих друзей по очереди.

– Да я уж понял, – злобно сказал Питер. – Дверь-то зачем ломать. Вот же записка: «Ключи у мадам Потье, на соседней улице».

– Торопились, – хмуро ответил Аслан.

Жак быстро прошёл мимо них и забежал по лестнице в свою комнату.

– Дьявол! – раздался его злобный крик. Питер и Аслан переглянулись и уже через секунду были рядом с ним. Жак с видом полнейшего отчаяния шарил в тайном кармане, оборудованном в крышке его сундука с одеждой. Затем, поняв, что тайник пуст, он захлопнул крышку, сел на сундук и покачал головой отрицательно.

– Документы пропали, – сказал Питер утвердительно и спокойно.

Жак кивнул.

Некоторое время царила тишина.

– Всё равно спасибо тебе, – сказал Питер.

Финансист с мрачным удивлением посмотрел на него и вздохнул.

– Надо было и правда отнести их нотариусу.

– Вы про что? – медленно проговорил Аслан.

– Сначала Дебатц хотел отобрать дом у Питера с помощью Геркулеса и полиции, – объяснил Жак неохотно. – Затем, когда я навешал ему лапши с три короба, он решил, что на дом положила глаз наша Торговая гильдия. А это уже серьёзнее.

– А! – сказал Аслан.

– Да, серьёзнее, – досадливо ответил куратор королевской службы поставок. – И тогда он решил устранить всех, и захватить документы. Наполовину ему это удалось, как видим… Если бы меня убили, то вас посадили бы в тюрьму, где у него всё схвачено. На разбирательстве в комиссии преимущество у того, у кого на руках документы. Ну а выбить нужную подпись из Питера в тюрьме – это не проблема.

Некоторое время царила тишина. Питер и Аслан смотрели на свободного финансиста и молчали.

– Хоро-ошенькие у вас методы приватизации активов, скажу я тебе, – проговорил эвакуатор наконец. – Прямо лихо. Очень лихо.

– Мы так не делаем, – сумрачно ответил Жак, но в глаза друзьям он не смотрел. – Это они.

– И что, это всё из-за одного моего дома? – спросил Питер, оглядывая комнату.

– Не совсем, – сказал Жак. – Дом этот, Пит, извини, никакой ценности не представляет. Но земля, на которой он стоит, практически золотая.

– Точно, – сказал Аслан. – Это же последний жилой дом на этой улице. Больше нет, сплошные ювелирные лавки.

– Этажей мало, чердак нежилой, – добавил Жак. – Неслыханное расточительство. Пит, что…

– Чердак, – выдохнул Питер и рванулся из комнаты.

6

В городе Лютеции, носившем когда-то имя Париж, была поздняя ночь или очень раннее утро. В доме семнадцать на Рю де ла Пэ, за кое-как прилаженной к косяку дверью, в покорёженных креслах сидели трое друзей; рядом валялось несколько оплетённых бутылей. Обычно они не бросали их под ноги, но вокруг царил бардак, а давно ведь замечено, что именно разгром и беспорядок сильнее всего способствуют падению требовательности к себе.

– Маленькая девушка, совсем крохотная, – говорил Питер. Его глаза одновременно и косили, и не косили; кажется, он уже был основательно набравшись.

– Ты опять, – сказал Аслан. Они с Жаком обменялись взглядами, полными комического отчаяния. – Жак, он опять.

– Мда, – сказал финансист. – Признаю, идея насчёт опустошить запасы напоследок, похоже, оказалась не самой удачной.

– А я сразу предупреждал, – с достоинством сказал мусульманин. – Заливать неприятности вином, пусть даже очень хорошим…

– Если она позволит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони, – говорил Питер тем временем.

– С булавку, – произнёс Жак задумчиво. – Нет, с иголку.

– Да, с иголку, – подхватил Аслан. – Золотошвейную.

– Золл..шшшшв? – спросил Питер. Выражения тяжёлой утраты и живого любопытства сменялись на его лице быстро, словно в детской игрушке «калейдоскоп».

– Хозяйство у тебя с иголку швейную, размером, – любезно пояснил Аслан.

– Но мы никому не скажем, – сказал Жак. – Нам это неинтересно.

– Мы напишем, – сказал Аслан. – В «Монитёр». Им интересно.

– «Тайные дефекты молодого учёного становятся навязчивым кошмаром», – произнёс Жак газетным голосом.

– «…кошмаром для его друзей», – добавил Аслан.

– «…для его умных, симпатичных, перспективных и холостых друзей», – сказал Жак.

– Адрес и мой л-литографический портрет, – Аслан очертил пальцами рамку в воздухе, оттопырил губу, прищурился, оценивая воображаемую передовицу. – Надо, кстати, заказать. Пока мундир не отобрали.

– С-скоты. Мол-люски. Нас-секомые, – выговорил Питер.

– Помедленнее, помедленнее, мы записываем, – сказал Жак.

– Питер, ну ты действительно уже как бы немножко осточертел со своими человечками, – Аслан смотрел на друга. – Мы же обсудили. Это был мысленный эксперимент. Имбецилы. Воображение. Помнишь?

– Человечки размером с ладонь, – задумчиво произнёс Жак. – С правую. Это наводит.

– Не с ладонь, кретины. Помещается она на ладони, глупцы. Если, конечно, она позволит таким, как вы, взять себя в руки.

– Упаси боже. Конечно же, не позволит, – сказал Жак. – Я бы не позволил. Тем более таким, как мы.

– Мы недостойны, – подтвердил Аслан. – Увы, но факт.

– Так вы пойдёте со мной? – спросил Питер требовательно. – Пойдёте или нет, я вас спрашиваю. А?

Аслан коротко вздохнул.

– Прямо сейчас я не могу, – сказал он. – Не могу бросить. Все бросают, а я не могу.

– Я тоже не могу, – сказал Жак. – Его пахучество барон Дебатц. Я его слишком люблю, чтобы делать такие подарки.

– Трусы, – сказал Питер. Двое его друзей молча глядели на него. Питер смутился, затем торопливо проговорил, с пьяной тщательностью выговаривая слова:

– Я просто думаю, что зимой туда не попадешь. И будет уже поздно. И не смогу ничего никому доказать.

– Настоящим математикам для доказательства достаточно карандаша и бумаги, – сказал Аслан. – Мне, например, было достаточно.

– Когда это ты был математиком? – удивился Жак.

Аслан не стал ему отвечать.

– Я археософ, но теперь скорее физик, – сказал Питер. – Физик и много ещё кто.

– Физик, но теоретик, – сказал Жак, – то есть недалеко, в общем-то, ушёл от математики.

– Всевышний простит ему эту досадную слабость, – сказал Аслан.

– И философ, – продолжил Питер. – И механик. И штурман.

– И немножечко шью, – задумчиво добавил Жак.

– То есть вы не идёте? – спросил Питер после паузы. Брови его были нахмурены, и сидел он, весь слегка набычившись. Картину решимости и воли, которую являла его фигура, портило лишь то, что он заметно покачивался из стороны в сторону.

– Я не иду, – ответил Жак и поглядел на Аслана.

– Я не иду, конечно, – сказал Аслан. – Куда?

– Мы не идем, – сказал Жак, качая головой. Он смотрел на Питера почти с сочувствием.

– Пит, ты тоже никуда не идешь, – заключил Аслан. – Где эта твоя Микропутия? На запад, через океан? А может, на восток, через леса и болота? Как ты можешь знать?

– А давай ему ноги сломаем, – предложил Жак. – Обе. В семи местах. А всем скажем, что он грязно приставал к Нони. Народ поймёт.

– Точно, – сказал Аслан. – Это будет акт дружеской верности, замаскированный под приступ дружеской ревности. Что он говорит?

Питер низко склонился над столом, почти касаясь его поверхности лбом, и глухо говорил:

– Нельзя было ей лететь. Оба погибнут.

– Раздвоение личности, – заметил Аслан. – Или беременность.

– Почему она улетела так рано, – горько выговаривал Питер столешнице. – Почему. Надо же было испытать. Надо же было раздобыть карты… Проклятый Дебатц.

– Полностью поддерживаю, но больше не наливать, – сказал Жак. – И вообще поздно уже. Аслан, сегодня твоя очередь.

– Очередь? – эвакуатор искренне удивился.

– Да, – невозмутимо ответил Жак. – Устанавливаем дежурство по Питеру. Ты первый, по алфавиту. В следующий раз я.

– Если он будет, этот следующий раз, – пробурчал Аслан, но встал с кресла и потормошил друга. – Пит, спать пора.

Тот не сопротивлялся, тоже встал и, поддерживаемый Асланом, пошел в сторону своей комнаты, у лестницы на второй этаж. Уже взявшись за ручку двери, он неожиданно остановился и громко сказал:

– У меня есть гипотеза.

– Версия, – отозвался Аслан из-под его руки. – Излагай.

– Понимаешь, нехристь, – говорил Питер, осторожно открывая дверь и обняв друга за плечи, – это как ржавчина. Что-то вроде процесса гниения. Континуум гниет, и кто-то это… – они скрылись за дверью.

Жак рассеянно бродил взглядом по гостиной и учинённому разгрому. Допил бокал, встал, подошел к камину. И вдруг увидел. Маленький клочок бумаги, с ноготь размером, накрытый мощной лупой. Сначала он, конечно, увидел лупу. Но как только заметил бумажку, сразу понял, что главное – это она.

– Дела, – сказал себе Жак. Помедлив, он взял лупу, легонько подвинул пальцем клочок бумаги, и попытался разглядеть подробнее. Бумага была исписана микроскопическими печатными буквами. Жак вытер обильно вспотевший лоб, пододвинул стул, опёрся на него коленом и начал читать, изо всех сил напрягая глаза и стараясь дышать в сторону, чтобы не сдуть.

«Гарри совсем больной. Внизу какой-то шум. Места для взлёта хватит. Через окно я попробую с бочкой. Топлива, я надеюсь, достаточно. Спасибо. Мы обязательно встретимся ещё – в Америке или в Лютеции. Твоя Дюймовочка».

Стукнула дверь. Эвакуатор, почёсывая темя с весьма озадаченным видом, аккуратно закрыл дверь и сел в своё кресло.

– Вот это я и называю научной белой горячкой, – назидательно сказал он, наливая себе воды, – надо же додуматься до такого… Я понимаю, религия. Но он-то учёный!

– Ты случайно не слышал про такой город – Америка? – медленно спросил Жак. Он по-прежнему глядел в лупу на листочек.

– И ты туда же, – неодобрительно сказал эвакуатор. – Вы что – вдвоём читаете этого флорентийца? Нет никакой Америки. Есть Ин-ди-я. Индия. Она очень далеко, но она есть. Микропутии, кстати, тоже нет. И вообще я спать пошёл. И тебе, кстати, советую. Возможно, это наша последняя ночь в своих постелях.

– А вот она сейчас не спит, – сказал Жак. Он осторожно положил лупу на место. – Она сейчас летит над океаном. С бочкой через окно.

– Бочкой? – переспросил Аслан рассеянно. – Плывёт, может?

– Может, и плывёт, – сказал Жак, неотрывно глядя в одну лишь ему видимую точку. – Нет, пусть лучше летит. И пусть ей хватит топлива.

– Да уж, пусть лучше летит, – сказал Аслан, от души потягиваясь. – Я лично плаваю так себе. У нас говорили – «вода для скота»… И топливо, конечно. Кстати, кто – она?

– Маленькая девушка. Совсем-совсем крохотная, но очень, очень, очень храбрая, – сказал Жак. – Если она разрешит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони.

Глава пятая, где Ирма Прелати рассказывает правду

Жители домов близ площади Буальдьё уже, в общем-то, привыкли к шуму и гаму – с тех самых пор, как здесь появился театр. Вот и этой ночью толпа актёров, актрис, поклонников, покровителей, содержанок, содержанцев и прочего околобогемного сброда отмечала успешную премьеру; и, несмотря на загадочное отсутствие администратора Равайи и барона Дебатца, главных меценатов подобных сборищ, праздник удался: начали скромно, прямо на сцене театра, затем побывали по очереди во всех забегаловках в округе, и глубокой ночью отдельными группами разбрелись по подворотням и съёмным углам, нетрезвые и весёлые.

Всё утихло лишь в пятом часу утра, и Нони добралась наконец-то домой – в сопровождении трёх самых стойких воздыхателей, которых она путала между собой. Все трое лично убедились, что её здесь никто не ждёт, кроме суровой горничной, постояли немного под окнами да и пошли вместе обратно, слегка разочарованные, но не утратившие надежд. Если бы они побыли там ещё минут двадцать, их взору предстало бы удивительное зрелище: окно спальни Нони распахнулось, и из него с треском и стеклянным хрустом протиснулось чудище, похожее на огромного серебристого паука с изогнутым кверху брюшком. Чудовище с невероятной для своих размеров грацией спрыгнуло на мощёную улицу и помчалось по парижским улицам, распугивая случайных прохожих.

Ещё более удивительным было то, что вслед ему из того же окна высунулась пожилая горничная и, яростно потрясая кулаками, завопила:

– Будь ты проклята, Меффрэ! Будь ты проклята!

1

Аслан проснулся от грохота и крика. Кричал Питер, неразборчиво, уныло и безнадёжно; за окном уже начинало светать. Капитан эвакуации вскочил, наспех натянул штаны, схватил саблю, стал у двери и толкнул её аккуратно.

Прямо в лоб ему уставился чёрный зрачок штуцера.

– Не дёргайся, – сказал человек в форме Иностранного легиона, державший его на мушке. Нижнюю часть его лица закрывал платок, поэтому голос звучал глухо. – Выходи.

И качнул стволом, делая шаг назад. Аслан, держа саблю одними лишь пальцами клинком вниз, неторопливо выставил руки вперёд, чтобы их было видно, и медленно вышел из комнаты к перилам. В центре гостиной на первом этаже лежал Питер, правой щекой в пол. Его руки были на затылке, а ноги скрещены в голенях. Судя по выражению его лица, он ещё не совсем понял, что происходит, и вообще, похоже, подозревал, что ему это всё снится. Вдоль стен стояли ещё несколько легионеров, тоже со штуцерами и в масках. Рядом с Питером переговаривались двое, один в чине полковника без указания рода войск, а второй со скромным шевроном дознавателя.

– О, привет, Геркулес, – сказал эвакуатор как ни в чём не бывало. – И вам привет, капитан, то есть – ого! уже полковник! – полковник Цейтлих. Совместная операция?

Геркулес посмотрел на него и промолчал, а Цейтлих даже не взглянул. И тут Аслан заметил очень странную вещь – у младшего дознавателя руки были скованы наручниками. Он не успел разглядеть толком, потому что боец, что шёл за ним, толкнул его прикладом и одним движением ловко отобрал саблю. Эвакуатор спустился в гостиную, стал на колени, затем лёг ничком рядом с Питером и тоже положил руки на затылок.

– Понятливый, – с одобрением сказал Цейтлих. – Я знал, что проблем не будет. Мюко, запускайте ваших людей, делайте обыск. Главного их, похоже, нет.

– В наручниках? – угрюмо спросил Геркулес.

– Именно в наручниках, – любезно подтвердил Цейтлих. – И пусть пошевелятся.

Через полминуты в дом вошли ещё двое и начали неловко шарить среди разгрома и беспорядка. Аслан осторожно повернул голову к Питеру, чтобы подмигнуть, ободрить его как-то, потому что было ясно, что Геркулесу тоже пришлось худо, и в этом была надежда для них, но увидел, что заведующий кафедрой проявил поразительное равнодушие к событиям и бессовестным образом задремал в похмельном сне, пуская слюни на пол.

Аслан повернул голову обратно и самым дружелюбным тоном поинтересовался снизу:

– А что случилось-то, господин полковник?

Цейтлих сделал к нему один шаг, и лишь инстинкты уберегли эвакуатора от травмы – он успел собраться; бывший капитан полиции Бриза от всей души, с подскоком, ударил его ногой сверху по рёбрам. Аслан издал короткий сдавленный звук и выгнулся от боли, хватая ртом воздух.

– Уффф, хорошо-то как, – отдуваясь, произнёс Цейтлих. – Попортил же ты нам крови, сраный муслим.

– Есть, – произнёс один из полицейских Геркулеса, обыскивающих дом. Скованными руками он держал продолговатый предмет, завёрнутый в грязную тряпицу. – Вот он.

– Положи на столик и отойди, – холодно сказал Цейтлих. – Это он?

– Да, это он, – подтвердил Геркулес. – Этим самым ножом господин Делакруа и убил господина Равайи.

– Вы что, уже нашли труп?

Геркулес лишь засопел.

– Понятно, – с насмешкой произнёс полковник Цейтлих. – А мне сдаётся, что это был вовсе не господин Делакруа. Говорят, что в театре видели парочку братьев Раклёр, а уж они-то известные мастера таких дел.

– А ещё говорят, – здесь тон Цейтлиха стал совсем елейным, – будто их выпустили под залог по требованию вашего отдела дознания. А?

Геркулес с ненавистью произнёс:

– Делакруа убил Равайи из ревности. Они оба имели чувства к актрисе Нони Горовиц. Есть надёжные свидетели.

– Да, да, – насмешливо сказал Цейтлих. – Все имеют чувства к молодой приме. А барон Дебатц уже объявлен в розыск. Он оказался умнее, чем вы – успел сбежать, как почуял неладное.

– Мне незачем бежать, я ни в чём не виноват, – сказал Геркулес. – Это всё они: Делакруа, Кафор и этот… мусульманин.

– Конечно, конечно, – сердечно сказал Цейтлих. – Теперь и дружков своих сдаёшь, дознаватель, и даже бывшего начальника. Это правильно, облегчи свою участь.

Питер шевельнулся.

– Лежать! – прикрикнул Цейтлих.

– Лежу, лежу, – забормотал Питер. – Незачем так орать…

– Это справедливость, господин Кафор, – издевательски произнёс Цейтлих. – Одни преступники делают фальшивые исследования и экспедиции и крадут деньги короны, другие преступники их этим шантажируют. Самое страшное, что и те, и те – служат государству. Якобы.

– Я ничего не крал, – сказал хрипло Питер. – Это всё сфабриковано. Чтобы отнять у меня дом.

– Да, конечно, – Цейтлих был разговорчив сегодня. – Вы чистый как ангел, но обратились не в прокуратуру, не в легардюкор, а к Торговой и финансовой гильдии, к этой преступной своре, а конкретно к месье Делакруа. Который, в свою очередь, продал и вас за небольшую долю, сочтя барона Дебатца слишком уж сильным противником. Дом, кстати, больше не ваш, и даже не барона. С сегодняшнего дня этот дом есть принадлежать короне. А вы все пойдете под суд. Суровый, но справедливый. Особенно наш южный друг.

С этими словами полковник ещё раз врезал ногой Аслану под рёбра, уже снизу, носком сапога. Эвакуатор был готов и лишь выдохнул коротко сквозь зубы, а больше не издал ни звука.

– Он-то в чём виноват, – сказал Питер медленно.

– Не твоё собачье дело, – любезно ответил Цейтлих. Акцент его прорезался ещё явственнее. – Конторку их мы задавить первая очередь. А то ишь, целый склад у них.

– Я знаю, где склад, – сказал вдруг Геркулес.

– Мы тоже знаем, – ответил Цейтлих. – Но желание твоё я одобряю. Будешь умный – отделаешься батдафом, повоюешь за корону.

С чёрного хода вошёл ещё один легионер.

– Никого нет, полковник.

– Сбежал, стало быть, – вздохнул Цейтлих. – Тоже умный.

Аслан и Питер переглянулись.

– Так, – сказал Цейтлих. – Этих взять, они с нами.

Легионеры взяли под ружьё Геркулеса и двоих в наручниках. Цейтлих лениво ткнул пальцем.

– А этих двоих – в помещение номер два. Чтоб каждый прохожий видел.

С этими словами он ушёл, за ним ушли и Геркулес, и дознаватели, и легионеры-конвоиры. В комнате остались два бойца с ружьями наизготовку. Питер и Аслан лежали некоторое время недвижно, затем учёный осторожно повернул голову. Легионер смотрел прямо на него, и взгляд его Питеру определённо не понравился. Что значит «чтоб каждый прохожий видел?» Что за «помещение номер два»?

И тут один из легионеров позвал другого, стоявшего напротив.

– Морис.

– Чего? – откликнулся другой.

– Ты приказ на сегодня получил?

– Конечно.

– Что скажешь?

– А что тут скажешь, – произнёс Морис. – Приказ есть приказ.

– Ну это, – сказал первый легионер. – Я вроде как на такое не подписывался. Я понимаю, воевать. А тут…

Морис молчал. Аслан и Питер не шевелились, сознавая, что сейчас решается их судьба, какой бы она ни была. Неожиданно Морис пробормотал:

– Ну извини, – и резко вскинул винтовку.

Но первый легионер опередил его, выстрелил от пояса не целясь – оглушительно грохнуло, Морис дёрнулся и влепился спиной в стену, затем косо сполз вниз, оставляя на обоях мокрый красный след. Винтовка, выпавшая из его рук, некоторое время стояла на прикладе, затем со стуком упала рядом. Второй легионер медленно опустил оружие стволом в пол, посмотрел на дверь. Никого не было.

– Вставайте, оба, – сказал он. – Ты и ты, служивый.

И Аслан наконец его узнал.

– Бюнэ!

Парень, с которым они коротали ночь в бризской клетке, кто вместе с ним участвовал в пророчестве Корентина, смотрел на него поверх платка, закрывающего ему почти всё лицо.

– Не знаю никакого Бюнэ. Я Лоран. Легионер Лоран.

Питер поднялся и сразу же тихонько застонал, схватившись за голову.

– Дьявол, как башка трещит… Обязательно было стрелять?

– Начало операции в девять утра, – сказал Бюнэ-Лоран. – Фуке собирает торговцев и крупных чиновников в Версале, сразу кучей, а птицу помельче будет душить Иностранный легион. У нас приказ стрелять по списку и вешать прямо на воротах. Вас тоже надо было, но я на такое не пойду. Это не гвардия.

– Спасибо, – сказал Питер неожиданно ясным голосом.

– Святому Корентину скажи спасибо, – ответил легионер. – Штуцер заберите, пригодится.

Аслан кивнул.

– Увидимся ещё, может быть, – с усмешкой сказал Бюнэ-Лоран, закинул оружие на плечо и ушёл не оглядываясь. Двое друзей некоторое время смотрели на дверь, за которой он исчез, затем посмотрели друг на друга и произнесли одновременно:

– Где Жак?

Труп Мориса они спрятали в саду, винтовку его Аслан замотал в тряпьё вместе с лопатой. Пока они одевались в походное и собирались, Питер рассуждал.

– Ясное дело, он пошёл к Нони. И его там, наверное, уже схватили.

– А если не схватили?

– Тогда он у неё.

– Чего же мы ждём?

– Время половина седьмого, – сказал Питер. – У нас ещё два часа.

Аслан шагнул за дверь, спустился по крыльцу, остановился и нетерпеливо обернулся. Питер стоял на пороге, держась за косяк, словно обнимая плечо старого друга, и смотрел на свой дом, на стены и двери, лестницу и перила, на камин и столик, на кресла и обои, на изуродованный пол. Коротко прошептал что-то, выдохнул и торопливо зашагал вслед за эвакуатором, опустив голову. Аслан не стал его ждать, перехватил свёрток с винтовкой и лопатой поудобнее и пошёл к перекрёстку, высматривая извозчика.

Извозчика им поймать так и не удалось. Они шли и шли по направлению к театру, но ни один экипаж не попался им на пути. По улицам носились возбуждённые студенты и печатники, ища, где центр всей заварушки, встретилась группа легионеров – от них Питер и Аслан спрятались в подворотне – но больше никого не было. Они уже почти дошли до улицы, которая спускалась прямо к театру, как с неё выехал кабриолет, а в нём, разумеется, сидел Жак. Глаза у него были совершенно белые и квадратные, он не видел перед собой ничего, лишь кричал извозчику «Быстрее! Быстрее!».

– Стооооооой! – в один голос заорали друзья, и обалдевший извозчик внял. Жак увидел Питера и Аслана, выскочил из экипажа им навстречу, подбежал, выдохнул: