Слишком много колдунов

– Охранять их склады, куда они свозят наворованное, – сказал Аслан. Жак закатил глаза. – Новая власть подкармливает тех, кто им помогал.

– Скоро не будет никакой власти, – произнёс Жак. – Будет полное самоуправление, называется – демократия. А ты пень трухлявый, хоть вроде на вид и молодой. Фуке раздаёт недвижимость, средства производства и активы тем, кто может с ними управляться лучше, чем так называемое государство.

– А если желающих много, то кто решает, кому отдать?

– Пит, ну что за детские вопросы. Уполномоченная комиссия, конечно, – сказал Жак. – Всё открыто и прозрачно, всё в газетах пишут. Наша торговая гильдия имеет там представителя, честно-благородно.

– Я слышал, там уже скандалы, – внимательно глядя на Жака, сказал Питер. – Кого-то поймали на взятке, и не в первый раз.

– Человек слаб, – с достоинством ответил Жак. – Но это не значит, что система не работает. Колёсико может сплоховать, даже несколько колёсиков и деталей, но машина будет работать правильно, потому что у неё цель правильная.

– Правильная? – закричал Аслан. – Разворовать всё, что строилось огромным трудом, сломать и отдать в руки каким-то жадным уродам?

Жак развел руками и расширенным глазами посмотрел на Питера, словно бы говоря – ну что тут поделать.

– А если кто-нибудь не захочет отдать эти… активы?

– Так не бывает, Пит, – слегка поморщившись, сказал Жак. – И для любого человека можно найти подходящие аргументы. Мирные и спокойные.

– Ясно с вами, – сумрачно сказал Питер. – А теперь к делам насущным. Я был на чердаке.

– Да, мы заметили, – Жак оживился. – Ты оттуда не вылезаешь. Что там? Семейное привидение Кэтфордов? Трупы убиенных тобой аспирантов?

Питер его проигнорировал.

– Аслан, мне нужны карты океана, чем дальше на запад, тем лучше.

– Мы ремонт по картам будем делать? – поразился Жак.

– Мне нравится это «мы», – ответил ему Питер задумчиво.

– Какие там могут быть карты? – сказал Аслан. – Вода и айсберги. Северо-запад – остров Британия, потом остров поменьше, забыл как называется. И всё, дальше океан, сплошная вода.

– А карты древних что говорят? – нетерпеливо спросил Питер.

– Ничего не говорят. Их нет.

– Ты уверен?

Аслан кивнул. Питер помолчал, затем повернулся к Жаку.

– Я карты не брал, – быстро сказал тот.

– Мне нужны доски, – сказал Питер.

– А!

– Длинные – как можно длиннее, и, самое главное, ровные. По минимальной цене. Ну и гвозди к ним. Остальное я сам добуду.

– Остальное – это что? – спросил Аслан. – Чертежи?

Питер явственно вздрогнул.

– Почему… чертежи?

– Ну, тебе нужна карта и доски… Ты корабль строишь?

– А, нет, – усмехнулся Питер. – Это для э-э… кровли. Про карты забудь.

– Нет уж, позвольте, – бурчал Аслан, поднимаясь мимо Жака в свою комнату. – Я теперь запомню на всю жизнь. Карты! Доски! Чертежи!

2

Питер сломал карандаш. Это был, возможно, самый длинный день этой недели – потому что Питер не мог убежать пораньше. Он перечитал рецензию сначала, затем тяжко, со стоном вздохнул, и начал шарить по столу среди бумаг в поисках сувенирной точилки или простого ножика.

За дверью кабинета раздался голос секретаря и через две секунды к нему вошёл профессор Виннэ, суетливый старичок, похожий на гнома из сказок. В руках он нёс небольшую склянку с прозрачной желтоватой жидкостью.

– Приветствую, Питер, – задребезжал он. – А вот я и принёс…

Питер вскочил, подбежал, пожал руку почтительно, усадил профессора на кресло. Он чувствовал себя виноватым – профессор Виннэ раньше занимал его место, был заведующим кафедрой. Правда, Питер был лишь временно исполняющим обязанности, но всё равно было как-то неловко. Он сел обратно, и напрягся изо всех сил, изображая дружелюбие и радость: вытаращил глаза, выпрямил стан, показал зубы. При этом он с трудом удерживался от того, чтобы начать искать глазами или спросить про доктора Пеллье, с которым профессор был неразлучен настолько, что это давно стало плохим анекдотом.

– Большое спасибо, профессор, – сказал Питер. – Как вы узнали… про бензин?

Виннэ погрозил ему пальцем.

– У нас есть возможности! Есть, есть, молодой человек!

Питер принял пристыженный вид.

– В следующий раз, когда будете проводить свои опыты с бензином, обращайтесь прямо ко мне. Нечего вводить в искушение моих лаборантов.

– Я даже не знаю, как выразить вам мою благодарность, – сказал Питер. – Честно.

– Да бросьте, пустяки, – довольно сказал профессор. – Ну как работка? Хор’шо? Хе, хе.

– Хорошо, господин профессор, – подтвердил Питер, продолжая сиять.

– А ведь у меня к вам тоже дельце, срочненькое, – старичок понизил голос и оглянулся на дверь. Дверь была закрыта.

– Слушаю, – Питер, не сбавляя накала дружелюбия, наклонился вперёд, весь внимание.

– Не желаете ли домик ваш продать? – чётко артикулируя, почти прошептал профессор Виннэ. – Только ответ надо дать скоренько. За наличные.

У Питера слегка отвисла челюсть от неожиданности.

– Простите, что?

– Домик ваш. Продать, – повторил чуть погромче Виннэ и снова оглянулся. – Угодно?

– Вы, в смысле, имеете в виду мой дом, – Питер ткнул большим пальцем куда-то за спину. – На Рю де ла Пэ?

– Тсссс, – зашипел профессор. – Он самый. Здание под снос, восьмушка земли.

– Под снос? – возмущённо воскликнул Питер.

– Тихххха! – Виннэ аж затрясся, лицо его исказилось. – Фффух, ну что ж вы так кричите. Хорошую цену дам, хорошенькую!

Питер вдохнул и с шумом, медленно выдохнул.

– Господин профессор, – медленно и внятно сказал он. – Простите, но я свой дом продавать не собирался и не собираюсь. Я там живу.

– Пятьсот тысяч дам, Питер, – старичок, казалось, и не слушал его. – Слышишь. Полмиллиона! Наличными. Уступай скорей, а то поздно будет ведь.

– Извините, господин профессор.

– Пятьсот десять, – сказал Виннэ, следя за ним расширенными глазами.

– Господи профессор, я же сказал. Откуда вообще вы взяли, что я хочу продать дом?

– У нас есть возможности, – непонятно ответил старик. – Ну продай же, чего тебе.

Питер встал, накинул камзол, взял склянку с бензином, вышел в приёмную, сказал секретарю:

– Бриан, проводите потом профессора Виннэ, я пошёл домой.

– Хорошо, месье Кэтфорд, – сказал Бриан. – Ээээ…

– Что? – остановился Питер.

– Могу накинуть к его цене ещё пять, – одними губами произнёс секретарь кафедры. – Наличными.

Питер секунду смотрел на него невидящим взглядом, затем повернулся, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь, напоследок услышав страдальческий крик Виннэ:

– Пятьсот двадцать!

Совсем уже потекла у старика крыша, думал Питер, шагая по улице.

– Доктор Кэтфорд, – кто-то мягко тронул его за локоть. Питер увидел рядом с собой какого-то смутно знакомого человека хлыщеватого вида. Судя по всему, он шёл с ним с самой Академии.

– О, здравствуйте, – приветливо сказал Питер, остановившись и мучительно перебирая в уме всех своих знакомых. Где он видел этот длинный, шевелящийся нос?

– Вы насчет взаимного обучения? – спросил он. – Я буду завтра у себя на кафедре.

– Нет, я не про обучение, – ответил хлыщ. – Не желаете дом продать?

Их разняли те же самые прохожие, что вначале кричали «Сават! Врежь ему! Да стой прямо! Да куда ты бьёшь!» – Питер был совершенно в расстроенных чувствах и начисто забыл все, чему его когда-то учили, поэтому дракой это можно было назвать лишь из милосердия: они наскакивали друг на друга по очереди и сильно махали руками, а Питер к тому же неумело и очень грязно сквернословил. Неудивительно, что зрители заскучали и прекратили этот позор – ведь рядом могли оказаться гости из других городов, и что бы они подумали о коренных парижанах, то есть лютецианах! Свою трость он сломал сразу же, а банка с бензином не разбилась просто каким-то чудом; окончательно Питера добила патрульная полиция, неспешно прибывшая к месту скопления и шума, – точнее, добил хлыщ, который отвёл главного служителя порядка в сторону, что-то ему сказал, патрульный кивнул, и Питера отпустили с миром. Хлыщ при этом успел ему подмигнуть и пронзительным шёпотом напомнить о своем предложении – семьсот шестьдесят тысяч новых франков. Здесь Питер его наконец вспомнил. Это был тип из газеты, который принимал у него объявление о сдаче комнат.

Домой он пришёл в состоянии какой-то разбитой злобности и сразу направился на чердак, но тут из своей комнаты спустился Жак, одетый и собранный.

– О, ты вовремя, – сказал он. – Я уже пошёл тебя искать. Дело срочное.

Питер уставился на свободного финансиста мутным взглядом:

– Ты тоже хочешь купить у меня дом?

– Нет, – сказал Жак.

– Ну слава небесам! – закричал Питер. – Хоть кто-то!

– Я хочу, чтобы ты его подарил, – сказал Жак. – Дарственную пиши прямо сейчас.

И, подталкивая Питера вниз с лестницы перед собой, он довёл его до каминного столика, где уже были разложены чистые листы, письменные принадлежности и – бумаги на дом, завещание родителей Питера и документы на землю с картой.

– Ты в мой тайник залез, – ошеломлённо произнёс Питер. Тайник находился в потолке между первым и вторым этажом, в плоской выемке, заложенной кирпичами и слоем штукатурки, и считался хозяином очень надёжным, однако Жак, судя по всему, нашёл и вскрыл его безо всякого труда.

– Подрался с кем-то? – внимательно разглядывая его лицо, спросил свободный финансист.

– Да прицепился один, – сказал Питер. – Пришлось проучить.

– Как дети в подворотне, – вздохнул Жак лицемерно.

– Кстати, а что поделывает твой знакомый из «Меркурия»? Встретил его на улице, и похоже, что он больше там не работает.

– Жирарден? Да, он теперь владелец газеты.

И здесь в дверь забарабанили.

– Чёрт! – Жак быстро сгреб все бумаги себе за пазуху. – Не успели. Ты дверь запер?

Питер пожал плечами; дверь раскрылась.

– Не запер, – констатировал Жак.

В гостиную ввалились несколько человек в сине-чёрной форме полиции.

– Простите нас, пожалуйста, – солнечно улыбаясь, сказал Жак. – У Питера были упражнения по правописанию. Пит, не отвлекайся, возьми новый листок, пиши. «Жан… мыл… чан».

– Месье Кафор, – произнёс человек со шрамом на щеке.

Память Питера озарило словно вспышкой.

– Геркулес! – воскликнул он. – Надо же.

– Я Мюко, младший дознаватель службы дознания криминальной полиции, – сказал Геркулес. – Это Жан-Пьер Дебатц, из службы управления королевским имуществом.

Геркулес смотрел неприязненно. Ну ещё бы, подумал Питер, внимательно разглядывая его нос, отчетливо скошенный набок начиная с верхней части переносицы. Рядом с Геркулесом стоял человек с тонким породистым лицом и смеющимся взглядом серых глаз. Он был не в форме полиции, напротив – был богато и даже щегольски одет.

– Добрый вечер, месье Кафор, – сказал он.

Бывший лейтенант эвакуации, а ныне дознаватель пододвинул себе и Дебатцу стулья и они сели напротив Питера. Питер тоже сел. Двое других полицейских стали у дверей в расслабленных позах, одинаково склонив головы к плечам и разглядывая то Питера, то Жака, но больше всего обстановку, мебель, интерьер дома. Оценивающе так разглядывая, спокойно, без суеты.

– Чему обязан? – вежливо и сухо спросил Питер. – Это в полиции так принято теперь – вваливаться в дом?

Дебатц состроил мину сожаления, а Геркулес Мюко не отреагировал на эти слова и выкладывал перед Питером казённые бланки.

– Вот мой жетон, чтоб вы видели, вот повестка… вот расписка о получении, вот подписка о неразглашении деталей дознания… подписка о невыезде за пределы Лютеции. Ограничение на распоряжение имуществом во время следственных действий… Везде поставьте свою подпись, дату. Ознакомлены.

– Ознакомлен с чем, простите? – осведомился Питер. Ему казалось это правильным – вести себя холодно и сдержанно, так, будто он их не боится, будто не у него сейчас мокрая от пота спина и не у него в животе тяжким холодным камнем лежат самые скверные предчувствия. Жак привалился к перилам, явно собираясь принять участие в предстоящей беседе, и за это Питер ему был благодарен. Тем временем Мюко, морща лоб, разложил бумаги на столе и под одобрительные кивки Дебатца начал читать, очень торжественно и запинаясь на каждом третьем слове. Выяснилось, что:

Королевская Академия наук, ремёсел и душевных радостей выдвинула иск против своего сотрудника П.Кафора, обвиняя его в мошенничестве с целью получения казённых средств якобы на научные исследования, а также в злоупотреблении служебным положением;

месье Симон Люш-Фоше Бризено, заместитель директора Академии, как частное лицо, также выдвинул иск против того же П.Кафора, в связи с неслыханным публичным оскорблением, выразившемся в унизительных побоях на глазах у нескольких сотен человек и актёров;

Объединённое королевство Франции, Испании, Андорры и Семи княжеств готских и германских, Альян де Люс, в лице королевской прокуратуры и от имени её величества королевы Изабель, обвинило всё того же П. Кафора в оскорблении представителя власти, а именно декана муниципального совета города Тулуза провинции Лангедок Дидье Розье, проявившееся в оскорбительном наблюдении за поношением означенного чиновника враждебно настроенной толпой; а также в призывах к свержению королевской власти;

и да пребудут с нами свет и радость.

– Что делать будем? – спросил, отдуваясь, Мюко. – Вам грозит до шести лет тюрьмы по первому делу, до пяти по второму, ну и годик по третьему.

Жак весело присвистнул. Геркулес и Дебатц с одинаковым выражением неудовольствия посмотрели на него, но ничего не сказали.

– Я не знаю, – честно Питер. – Что тут можно сделать?

– Ну, честно скажу, судебные перспективы у вас не очень, – сказал Мюко. – Два из трёх обвинений в суде пройдет. Если дело дойдёт до суда, конечно.

– А если не дойдет? – изобразив понятливость, спросил Питер. Господин Дебатц шевельнулся, умащиваясь на стуле получше.

– Ну, для этого надо делать мировую с истцами, – сказал дознаватель. И бережно положил на стол самую чистую, гладкую и красиво отпечатанную бумагу. – Вот. «Полностью признавая справедливость обвинений по существу. Желая хотя бы частично искупить свою вину перед короной и истцами. Я, Питер Кафор, передаю всё моё имущество в распоряжение службы управления королевским имуществом Альянде. Опись оного по состоянию на момент передачи прилагается. Составлено и подписано собственноручно».

Питер обалдел.

– Это как это? Это прямо всё, что есть?

– Ну да, – сказал Мюко. – Если этого не хватит, то отсидите в тюрьме полгода-год, и всё. Пустяки.

– Ну, ну, ну, – мягко сказал Дебатц, – зачем вводить в заблуждение месье Кафора. С его имуществом он может рассчитывать на освобождение сразу в зале суда, более того, у него ещё останется на дальнейшую жизнь. Это я как человек опытный могу гарантировать.

– При всём уважении, месье Дебатц, – сухо сказал Геркулес. – Я вообще не одобряю идею досудебного соглашения. Мне кажется, это противоречит принципу равенства перед законом. Получается, что богатый человек может совершать преступления, а это недопустимо.

– Это не вам решать, уважаемый, – голос месье Дебатца был мягким, улыбка приятной, но за этим всем чувствовалась железная воля и решимость. Питер почувствовал к нему невольную симпатию.

– Богатый? – переспросил Питер. Обращался он при этом к Дебатцу.

– Городская имущественная ведомость говорит, что вы являетесь владельцем этого дома, Рю де ла Пэ, семнадцать, – сказал господин Дебатц. – Это верно?

– Это неверно, – спокойно и чётко произнёс Жак. Питер слегка вздрогнул от неожиданности, всё-таки было в Дебатце что-то завораживающее. – Владелец этого дома – я, Жак Делакруа, к вашим услугам.

Младший дознаватель и месье Дебатц, одинаково слегка раскрыв рты, посмотрели на свободного финансиста, затем перевели взгляд обратно на Питера. Питер, успевший справиться с изумлением, спокойно кивнул, понимая, что надо молчать и поддакивать.

– В городской имущественной ведомости об этом ничего не говорится, – сказал месье Дебатц. Жак кивнул, улыбаясь почти так же приятно, как и его собеседник.

– В эту ведомость записи вносит нотариус в течение месяца после создания нотариальной записи. Месяц ещё не прошёл.

– Вы что, продали свой дом? – спросил Геркулес у Питера.

– Нет, он мне его подарил, – любезно ответил Жак вместо своего друга. – В знак признания моей добродетели и прочих достоинств.

– А можно ли взглянуть на дарственный акт? – спросил Дебатц.

– Увы, нет, – с сожалением ответил Жак. – Все документы у нотариуса, когда он внесёт запись в городскую ведомость, тогда и вернёт. Странно, что именно вы, господин барон, крупнейший специалист по имущественным правам, задаёте такой вопрос.

Дебатц выпрямился и уставился на Жака уже безо всякой улыбки, холодно и пристально.

– Вы Делакруа из Торговой гильдии, куратор королевских поставок?

– Рад, что вы меня узнали, господин барон, – Жак вежливо поклонился. – Из Торговой и финансовой гильдии, если быть точным. Мы эээ… встречались с вами во время комиссии по вопросу активов Остской компании. Рад очному знакомству со знатоком самых ароматных парижских тайн.

Барон Дебатц встал.

– Нам пора идти, Мюко.

Геркулес кивнул, встал, заговорил торопливо.

– Значит, вам, месье Кафор, надо явиться в отдел дознания, со всеми документами, описью имущества, в течение ближайших трёх недель. Выезжать за пределы Лютеции нельзя, ну вы сами всё понимаете.

Господин Дебатц поклонился Жаку:

– Всего доброго, месье Делакруа. Полагаю, что встретимся с вами на благотворительном ужине в пользу заключённых тюрьмы Клиши.

И вышел, за ним вышли и двое полицейских, а после в дверь устремился и дознаватель. На самом пороге Мюко задержался, и негромко спросил у Питера:

– Как поживает господин кандидат в лейтенанты аль-Джазия? Если что, передайте, что у нас всегда есть вакансии. Я даже похлопочу, чтоб он не слишком часто убирал отхожие места.

– Я обязательно передам, – тоже очень вежливо сказал Питер. – Но лучше бы всё это вы сказали господину капитану аль-Джазия лично, в лицо.

Слово «капитану» он выделил. Мюко повернулся и вышел.

Питер закрыл за ним дверь, пробормотал что-то злобно и неразборчиво, и на ватных ногах добрался до любимого кресла. Жак по-прежнему стоял, опершись локтями на перила, голову он опустил вниз.

– Кретины малолетние, – сказал он.

– Да уж, – отозвался Питер. – Такое государство.

– Да нет, – сказал Жак со вздохом. – Малолетние кретины – это мы с тобой. Связаться с Дебатцем – это, заверяю тебя, совсем не признак большого ума. Совсем.

– Я не буду даже размышлять над твоими словами, – сумрачно сказал Питер. – Нам, малолетним кретинам, такое не к лицу.

– И не надо, – кивнул Жак. – Ты лучше скажи, как ты умудрился вляпаться в такое? Ты правда призывал к свержению?

– Да, конечно, – саркастически ответил Питер. – Примерно так же, как лупил Бризено на конференции его собственной туфлёй.

– А-а! – воскликнул Жак. – Так это был Бризено тогда… Что ж ты не сказал, что это твой начальник?

Питер посмотрел на него угрюмо и молча, и, взяв бензин, направился наконец наверх. Жак с любопытством спросил:

– И что, тебя совсем не волнует твой дом? И что всё это значит?

– Я тебе верю, это во-первых, – сказал Питер. – Во-вторых, у меня мало времени.

– Ты идёшь делать ремонт в доме, который тебе не принадлежит, – сказал Жак.

– Мне нужны доски, Жак, – сказал Питер. – Ровные и длинные. Займись ими. Как владелец.

– Их привезут завтра утром, – ответил финансист. – Отгрузишь сколько тебе надо. В кредит.

– Отлично.

– Ну тогда я пошёл, – прищурившись, сказал Жак с полувопросительной интонацией.

– Передавай ей привет, – сказал Питер. – Только я не понял, что это за барон. Что значит «ароматные тайны»?

– Он сделал состояние на концессии по уборке нечистот с улиц.

– О! – сказал Питер. – Барон Сливная бочка. А что у него с тюрьмой Клиши? Он намекает, что посадит тебя туда?

– Он не сможет, – без улыбки ответил Жак. – Потому что Клиши – это тюрьма для несовершеннолетних, а намекает он на то, что я там побывал. Давно.

– А! – сказал Питер, кивнул и стал подниматься на чердак. Вроде он вёл себя естественно, и Жак не должен ничего заподозрить. Времени действительно было мало: Гарри Мэннинг второй день метался в жару и всё чаще терял сознание. Мэннинг был штурманом Эстер Уильямс, крохотной пилотессы, прилетевшей на чердак Питера из другого мира на красной птице с золотыми полосами.

3

– Имбецил? – переспросил Аслан. – Что такое имбецил?

– Это человек, умственно неполноценный, – пояснил Питер. – Но речь не об этом.

– Я, пожалуй, запишу, – сказал Аслан и открыл планшет.

– Речь о том, возможно ли то, что я тебе рассказал. Чисто теоретически.

– То есть это вроде как побочная ветвь хомо сапиенса, – сказал Аслан, черкая на листе бумаги. Вечер уже давно наступил, они сидели перед камином, тянули свежий грушевый сок и ждали Жака.

– Не знаю, – ответил Питер. – Может быть.

– А чем такой крохотный человечек может питаться? – спросил Аслан. – С такими размерами не только мозг, но и обмен веществ у них должен быть совершенно другой.

Питер посмотрел на него с уважением.

– Обмен веществ. Надо же.

– Я знаю больше слов, чем кажется людям, – скромно ответил эвакуатор и потряс планшетом.

– Не забывай – это просто умственное упражнение. Для развития воображения.

– Если всё, что мы знаем о мире, верно, – произнёс Аслан, – то таких человечков просто не может существовать, вот и всё. Что тут думать.

– Хорошо тебе, – вздохнул Питер. – А если бы ты встретил такого вот маленького человека? Даже двоих. Один здоровый, а другой больной. К примеру. Что бы ты сказал?

– Я бы молчал, – ответил эвакуатор.

– Почему?

– У меня на службе и так дела не очень, как ты знаешь – сказал Аслан. – И лишняя комиссия по душевному здоровью мне совершенно ни к чему.

Питер думал несколько секунд, затем произнёс:

– А если серьёзно?

– Что серьёзно?

– Ты увидел вот такого, – Питер терпеливо показал пальцами размер, – человечка.

– Чисто теоретически?

– Чисто теоретически.

– Ну, я бы начал строить версии.

– Гипотезы.

– У нас версии.

– Хорошо, версии, – согласился Питер.

Аслан поудобнее умостился на кресле и сделал движение, словно сунул в рот мундштук невидимого кальяна.

– Значит, в какой-нибудь лаборатории древних, которую кто-нибудь нелегально откопал и воспользовался…

– Так, – преувеличенно бодро сказал Питер.

Аслан его не слушал.

– …вывели гомункулуса, но он оказался… э-э… имбецилом. Что неудивительно при таких размерах мозга. Тогда они решили попробовать ещё раз. Второй тоже оказался имбецилом, к тому же больным, потому что им не хватило гомункулусного порошка…

– Порошка? – переспросил Питер.

– Порошка, – подтвердил Аслан. – Гомункулусного порошка древних. Разводишь яблочным вином один к пяти, закрываешь колбу. Через неделю там заводится гомункулус-имбе-цил, потому что разве это пойло можно называть вином?

– Аллах ведь запрещает тебе спиртное, – Питер прищурился.

– Я не буду отвечать на этот двусмысленный намёк, – ответил эвакуатор.

– Ясно. И каковы твои действия?

– Ну как. Я соберу этих человечков в коробочку и отдам их тебе. Для опытов. А сам пойду искать тех, кто откопал ту лабораторию.

– И всё? – спросил Питер.

– И всё, – сказал Аслан и как следует потянулся в кресле.

– Жидковато.

– Жидковато? – возмутился Аслан. – Жидковато?! А ну, давай твою версию. Я так понимаю, ты этого и добивался, хорошо же. Дано: ты прямо сейчас видишь двух маленьких человечков. На камине. И ты трезв.

– Хорошо, – сказал Питер, внимательно глядя на пустую каминную полку. – Я не буду плодить сущности. Я буду мыслить просто. Значит, существует страна, назовем ее Микропутией.

– Ах вот оно что! – сказал Аслан. – Всего-то.

– Где эволюция… месье королевский эвакуатор, надеюсь, вы помните, что такое эволюция? – пошла другим путем. И путь этот заключался в уменьшении размеров биологических объектов в целях экономии… эмм… жизненного пространства. Я думаю, у них государственная политика, поддерживающая рождение ма-аленьких детей.

– А также ма-аленьких котят, щенят и этих, как их… имбецилов, – благодушно поддержал Аслан.

– Совершенно очевидно, – продолжал Питер, – что эта стратегия принесла свои плоды. Доказательством чего и является реальность, данная мне в ощущениях, – Питер сделал широкий жест и указал на камин с воображаемыми человечками на полке.

– А что значит «микропут»?

– Это как «лилипут», – объяснил Питер. – Лилипут – это от искажённого английского «маленькая нога». Микропут, соответственно, «очень маленькая нога». Всё просто. Можешь записать, кстати.