скачать книгу бесплатно
Ночью он снова проснулся. Полежал какое-то время без сна. Потом встал с постели и увидел, что под столом пусто. Енот снова был в кухне. Сидел на стуле и смотрел в окно. Там шел снег.
– Странный ты все-таки енот. И не то, чтобы разный. Скорее даже, совсем атипичный. Крупнее. Без полосок. Абсолютно невозмутимый. В вечной нирване. Такое впечатление, что все окружающее способно вызывать у тебя только одно чувство – радость. И ты понимаешь человеческую речь так, как ни один известный мне зверь.
Енот издал какой-то звук, который он интерпретировал как согласие.
– Долго ты в зоомагазине пробыл?
Енот кивнул.
– Странно. Ты же всегда улыбаешься. Красивый, что важно. Пушистый вон. И прилично воспитан.
Енот снова посмотрел на него, лучась признательностью, и вернулся к окну.
– Как бы там ни было, мне повезло, я считаю, – заключил он и погладил енота за ушами, от чего тот блаженно зажмурился. – Ты спать идешь?
Енот кивнул и спрыгнул со стула.
На следующий день они пошли обратно в зоомагазин. Енот продавался в ошейнике. А вот о поводке он почему-то не подумал, и в магазине почему-то не сказали. Лично ему поводок был без надобности, енот, и правда, был поразительно воспитан. Но ради соблюдения приличий, подумал он, надо купить.
Продавщица в магазине была та же. Увидев их двоих, она переменилась в лице:
– Что-нибудь не так? Вы что, с возвратом?
– Нет, – поспешил он ее успокоить. – У нас все в порядке. Мы за поводком.
У продавщицы заметно отлегло от сердца.
– Ну, знаете, – принялась объяснять она, – случаи бывают разные. Бывают и конфликты. А по закону мы можем принять животное назад только в случае, э-э, ненадлежащего качества… но с Кнутом этого быть не может. Он совершенно здоров, привит, ухожен…
– Да все в порядке. Мы с ним отлично поладили. Правда, он больше не Кнут.
– Гора с плеч! – рассмеялась продавщица.
– Кто его так назвал? – поддержал он тему.
– Заводчик, конечно.
– И у енотов заводчики? – изумился он.
– И у енотов, и у крокодилов, и у игуан.
Он вспомнил мамину Лелечку.
– А он вообще откликался на этого Кнута?
– А как же. Конечно. Мы не в праве по собственному усмотрению менять прописанное в документах имя.
– Хм, – он покачал головой, – а мне показалось, имя ему не по душе. У меня не откликался.
– Видимо, решил в новую жизнь с новым именем, – предположила продавщица.
– Ну, словом, он теперь Тони.
– Тони? Почему Тони?
– Из-за Фреда Астера, – продавщица как-то неопределенно покивала. – А долго он тут у вас пробыл? Он сказал, долго.
Продавщица смерила его косым взглядом:
– Да, прилично. К нам он поступил прямо от заводчика, ему было около четырех месяцев.
– Удивительно.
– Да нет, в общем.
– Почему? – он снова изумился.
– А он, знаете, как-то не стремился быть купленным, – его брови поползли вверх. – Да. Вы единственный, к кому он решил пойти жить. Так что, можно сказать, не только вы его выбрали.
Вечером они снова вышли на прогулку. Их совместный с мамой моцион совершался через день. Врачи. Все врачи мира как сговорились, негодовала мама. Гулять им, видите ли, подавай. Маме было не особенно интересно, но позволить себе нарушать предписания еще чаще она не решалась. А ему нравилось.
– Ну что, ты его назвал? – она улыбалась, так что он с удивлением предположил про себя, что она даже, возможно, ждала этого вечера.
– Да. Тони.
– Ух ты. Тони. То-они, – протянула она. – Как интересно. Почему Тони?
– Фред Астер. Ему нравится. Он танцевал под песню из фильма.
– Танцевал? – мама усмехнулась.
– Да. Он ходит по ночам в кухню, там и танцевал. У окна.
– Как интересно! Это тебе не игуана!
– А то, – хмыкнул он.
Впереди на дорожке что-то не поделили две вороны. Было уже хорошо темно, но этим было ни по чем. Они скандалили. Вдруг почувствовав, что енот схватил его за штанину лапами, он посмотрел вниз и увидел, что Тони осторожно выглядывает из-за его ноги, как из-за дерева, туда, вперед, на свару.
– Тони, ты боишься ворон? – ахнула мама.
Енот взглянул на нее круглыми глазами и кивнул. Мама, размахивая сумочкой, энергично разогнала нарушительниц енотового спокойствия, и тут только сообразила:
– А он что, понял?
– Как видишь.
– И часто он так? – недоверчиво поинтересовалась она.
– Да каждый день. Мы с ним разговариваем даже. Правда, он не говорит. Только слушает.
– Тони? – мама присела рядом с ним. – Тони, ты что, и в самом деле понимаешь, о чем мы говорим?
Енот посмотрел на нее внимательно и снова кивнул. Ему же показалось, что мама сейчас сядет на тротуар, поэтому он поспешил помочь ей подняться.
– Это тебе не игуана! – повторила мама ошарашенно. – А в зоомагазине тебя предупреждали?
– Нет.
– Как же так?
– Не знаю, – он развел руками.
– Может, не знают!
– Там сказали, что все это время, с четырех его месяцев, он совсем не горел желанием быть купленным. А ко мне вдруг проникся расположением.
Мама снова присела.
– Тони, тебе правда он понравился? – она махнула рукой наверх.
Енот, лучась удовольствием от беседы, кивнул еще раз.
– Ты ж мой славный! – разулыбалась мама растроганно и почесала его за ушами.
Енот совершенно расцвел.
– Что еще они сказали? – маму разбирало любопытство.
– Что, представь, он откликался все это время на Кнута.
Мама оглянулась на енота, вновь идущего за ними в полном спокойствии.
– М-да. Как он не прост, твой Тони. Ну у тебя и год. Развод, авария, бронхит! Теперь Тони. Ну и год!
– Тони – компенсация.
– Хорошо хоть тебе дали время восстановиться. Успеете привыкнуть друг к другу. Перед работой.
– Это он пусть привыкает. Я уже привык, – усмехнулся он.
Они повернули обратно, и енот пошел рядом с ним. Перед своим подъездом мама как бы невзначай бросила:
– Заходите за мной завтра. Прогулки все-таки не просто так мне прописаны. Надо прислушиваться к мнению специалистов.
Дверь закрылась, а он так и остался стоять. Потом повернулся к еноту.
– Это все ты. Ради меня она на такое бы не пошла.
Енот что-то хрюкнул и повернул к дому.
После ужина они сидели за столом и пили чай. Енот шумно тянул через соломинку и глядел в окно.
– А мне еще в зоомагазине, – вдруг вспомнилось ему, – сказали, что ты полощешь. Все. А до сих пор ничего не полоскал.
Енот перевел на него рассеянный доброжелательный взгляд и пожал плечами.
– Нет, я не настаиваю. Мне полоскать-то, в общем, особо нечего. Но просто сказали же… Хотя, – отдал он должное, – еще сказали, что ты Кнут. А ты, вон, Тони. Н-да.
Быстро заснуть ему не удалось. Он ворочался, считал, думал, но не спал. Поэтому слышал, и как енот сопит, и как проснулся и ушел в кухню. Он слышал прыжок на стул. Слышал, как со стола упала на пол пачка салфеток. Слышал, как включилось радио. Вот зачем ему на стол понадобилось – оттуда енот дотянулся до полки, на которой оно стояло. Он поднялся и прошел в кухню. Салфетки лежали на столе. Поднял, значит. А енот сидел на стуле, смотрел в окно и слушал ночной эфир, изредка потягивая воду из уже своей литровой кружки через соломинку.
Он развернулся и ушел спать, чтобы не мешать еноту, чем бы тот ни был занят. И тут же уснул. Как енот вернулся под стол, он уже не слышал.
Утром радио молчало. А салфетки лежали на стуле. Видимо, выключая радио, енот снова их ронял. Он сварил себе кофе, налил Тони молока.
Ноябрь опять был в растрепанных чувствах. Голова болела. Да еще колено снова разнылось. С аварии уже прошло достаточно. Да и не нарушено там было ничего, ничего не сломано. Но ушиб был сильный, и врач предупреждал, что болеть может еще очень долго.
Они с Тони не выходили до самого вечера. Енот продолжал обживать квартиру, и он тоже решил позаниматься делами своего невеликого хозяйства. Летняя одежда и обувь, наконец, перекочевали из прихожей в шкаф. Холодильник лишился своих старожилов. И вот еще что. Пора было уже, в конце концов, избавиться от вяло сохнущего фикуса. Когда-то тот надоел маме, и она сослала его сюда под фиктивным предлогом улучшения условий его репатриации. Мама вздохнула с облегчением, ему было все равно, а фикусу не понравилось совершенно, хоть его никто и не спрашивал. И теперь он извлек его из-за шторы, где тот обретался все это время, теряя листву и последние надежды.
Он собирался отнести цветок на мусорку прямо так, с горшком. Но енот неожиданно преградил ему путь в коридор. Этот суровый демарш немного терял свой накал в радостных улыбчивых глазах. Они постояли так, друг напротив друга, какое-то время, и тут енот протянул лапы к цветку.
– Ты серьезно? Тебе нравится что ли? – спросил он с досадой, уже зная ответ, которого не услышит.
Енот перевел восторженный взгляд с фикуса на него и кивнул.
– Ну блин… Ну ладно. Но ухаживать будешь сам. Договорились?
Енот убедительно закивал, пропуская его в кухню. Он поставил горшок с практически голым фикусом на подоконник слева, ближе к тому краю стола, где было теперь уже место Тони.
Енот запрыгнул на стул (– А в ванну ты почему сам не залазишь?), и остался там, зачарованно разглядывая каждую сухую веточку. Потом он привстал на задних лапах и обнял горшок.
– М-да. Ну что же, раз такое дело – помогу тебе его поливать. Но – ухаживай сам. Я имею в виду, напоминать мне его поливать будешь ты. Я забуду. Сам видишь.
Енот перестал обниматься с фикусом, обернулся к нему, кивнул и похлопал лапкой по горшку. Он улыбнулся и полил. Обещал же.
Вечером они зашли за мамой. По случаю моросящего дождика она куталась в куртку с капюшоном, как и он, а енот был покрыт водяной пылью.
– А он не простудится? – спросила мама, переводя взгляд с одного на другого.
Енот смерил его внимательным взглядом, посмотрел на маму и пожал плечами.
– Очаровательно, – рассмеялась она. – Я о Тони спрашиваю! – енот зажмурился от удовольствия.
– Не знаю. Но сомневаюсь. Шуба у него что надо.
– Не то, что моя из чебурашки, – вздохнула мама.
Тут енот запрыгал и, кажется, даже захлопал в ладоши – мимо них проехал трамвай. Тренькая и светясь изнутри теплом, он встал на остановке неподалеку. Енот, держась левой лапой за его штанину, провожал восторженным взглядом тронувшийся и уходящий вдаль трамвай.
