Пока цветет вишня

«15%…»

Антон:

«Всё. Сиди там, не отходи от байка. Через 20–30 минут будет тёмный джип, водитель – мой брат. Он нормальный, не бойся. Загружает мот и везёт тебя домой. Поняла?»

Лена:

«Поняла…»

Антон:

«Хорошая девочка. И, Лена… если ещё раз решишь «сама справлюсь», я тебя лично придушу, поняла?!»

Лена:

«Угу»

Антон:

«Я серьёзно. Всё, жди. Я потом напишу. Больше не могу сидеть в телефоне, а то придется искать вазелин.»

Лена:

«В благодарность отправлю тебе целую коробку.»

Антон:

«Спасибо, но я предпочитаю девочек-ягодок, а тут из ягодок только повариха весом 150 кг, ростом 150 см, и возраст, кажется, такой же.»

Лена сидит на обочине, уже начинает темнеть, вокруг стрекочут кузнечики и летают комары. На горизонте появляются фары, сердце колотится – страшно. Подъезжает огромный черный внедорожник, за рулём крепкий мужчина, чуть старше Антона.

– Ты Лена? – спрашивает он, своим грубым голосом.

– Да…

– Я брат Антона – Артур. Так вот ты какая, Лена, приятно наконец-то лично познакомится. Наслышен. Давай, залезай в салон, а мот я подниму сейчас в прицеп.

Он уверенно, будто сто раз делал, поставил горку, по которой закатил мотоцикл и закрепил его. Лена села внутрь, в машине пахло кожей и бензином. Дорога домой казалась долгой и короткой одновременно. Артур спросил только как так получилось, Лена рассказала наверно в пятый раз за последние пару часов эту историю.

Припарковавшись возле подъезда Лены, Артур вышел и помог девушке выйти из машины. Мотоцикл спускать не стал, забрал в свой сервис, сказал – завтра его посмотрит и позвонит расскажет, что с ним.

Дома я сходила в душ, обработала раны, их было всего пару. Рассказала маме, что случилось. Она, конечно, сразу пустилась в слезы. Потом перезвонил Игорь, пришлось и ему пересказать эту увлекательную историю и выслушать пару упреков, о том, что я не берегу себя.

Уже лежа в кровати, я бездумно листала ленту соцсетей. Телефон мигнул, пришло новое сообщение. Сердце почему-то пропустило удар, когда увидела имя.

Антон:

«Не делай так больше, Вишенка, будь осторожна и береги себя! Но если что-то случится – звони и пиши мне сразу. Спокойной ночи, бандитка-рецидивистка. Когда-нибудь получу из-за тебя сердечный приступ.»

«Вишенка…» – слово, от которого сердце сладко и больно сжалось.Я уткнулась в экран, улыбка сама скользнула по губам, но глаза защипало. Я слышала его голос, как будто он рядом, видел меня, держал за руку.

Пальцы сами легли на клавиатуру, хотелось ответить, что тоже скучаю, что рада его сообщению… но я написала только «спасибо большое» и пообещала, что больше так глупить не буду.

Сон накрыл меня быстро, как волна.

Глава 8. Лена

Из сна меня вырвал мягкий голос стюардессы, попросившей пристегнуть ремни. Пришлось разбудить и Тима. Сонный и недовольный, он поёрзал, но подчинился. Самолёт заходил на снижение, и сердце у меня билось всё быстрее. Ещё немного и мы будем в моём родном городе. Волнительно. Я уже представляла, как увижу маму, папу, бабушку с дедушкой, и в груди разливалось тёплое предвкушение.

Посадка прошла мягко. Как только самолёт затормозил, и пассажиры зааплодировали, весь салон пришёл в движение. Люди спешили к выходу, толпились в проходе, торопливо тянули свои сумки сверху. А мы с Тимом застряли на местах, потому что из-за суеты никак не могли достать нашу ручную кладь.

Наконец поток людей чуть рассосался, и я потянулась к полке над головой. Но едва моя рука коснулась ручки сумки, как её перехватила другая – большая, тёплая, уверенная ладонь. Я обернулась и сердце ухнуло вниз, а потом рвануло в горло.

– Лен, я помогу, – спокойно сказал Антон.

– Спасибо, не надо. Она лёгкая, – быстро ответила я, торопясь спрятать дрожь в голосе.

– Перестань, – мягко, но безапелляционно сказал он.

Сумка и правда была лёгкой, но Антон не дал мне взять её. Снял с полки так, словно держал что-то важное, и понёс к выходу, пропуская нас с Тимом вперёд.

Я чувствовала на себе его взгляд и слышала его шаги за спиной. Слишком близко. Слишком знакомо. Казалось, он снова дышит мне в затылок, как когда-то, на школьных прогулках, когда догонял меня и тихо шептал «Вишенка». Выпрямив спину, сделала вид, что не замечаю, хотя сердце билось так громко, что, казалось, услышат все пассажиры.

Тим шёл рядом, тянул меня за руку, и только это удерживало меня от того, чтобы обернуться.

Телетрап. Толпа двинулась плотной волной, и мы шагнули вместе: я, сын и человек, которого я столько лет пытаюсь забыть.

– Лен, как вы будете добираться? – раздался его голос за спиной, спокойный, будто между нами никогда не было пропасти лет.

Я обернулась, прищурилась.

– А что? Тебя тоже подкинуть надо? – я попыталась пошутить, но вышло слишком резко.

Антон едва заметно улыбнулся.

– Да нет. Хотел предложить услуги таксиста в своём лице. Моя машина на стоянке. Давай я отвезу вас.

Я глубоко вдохнула, стараясь не показать, как внутри всё сжалось.

– Спасибо, Антон, но это будет неудобно и тебе, и мне. Мы с Тимом вызовем такси. Не хочу создавать тебе проблем с ГАИ, у тебя ведь нет детского кресла. Да и нам, скорее всего, не по пути.

На секунду его глаза стали жёстче, но голос остался ровным:

– Твоя мама живёт там же?

– Да. Там же, – коротко ответила я, и тут же отвела взгляд, притянув к себе Тима за руку, словно ставя между нами защиту.

Он кивнул, будто что-то для себя отметил, и больше не стал настаивать. Но я чувствовала на себе его взгляд ещё долго, пока мы направлялись к зоне выдачи багажа.

Мы с Тимом дождались чемодан на ленте и направились к выходу. Я уже доставала телефон, чтобы вызвать такси, как прямо перед нами плавно притормозил серебристый внедорожник с четырьмя знакомыми кольцами на эмблеме.

Окно опустилось, и в проёме появился Антон.

– Лен, у меня есть кресло. Правда, розовое. Не смущает?

Я тяжело выдохнула, приготовившись возражать:

– Антон… – начала, но он даже не дал договорить.

Уже через секунду он вышел, легко подхватил мой чемодан и убрал его в багажник.

Потом присел на корточки прямо перед Тимом:

– Так, парень, давай знакомиться?

Я знала, что Тимофей у меня скромный, чужих людей не жалует. Обычно при встречах он просто молчит и прячется за меня.

– Меня зовут дядя Антон, я… – Антон замялся, но быстро нашёлся: – …друг твоей мамы. – и протянул руку.

Тим неожиданно ответил рукопожатием:

– Тимофей. Сын моей мамы.

Я едва удержалась от улыбки, а Антон тихо рассмеялся, искренне, без тени неловкости.

– А ты с юмором, парень. Ну что, прыгай скорее в кресло.

Всю дорогу я будто онемела. Иногда кивала на вопросы Антона, иногда отмалчивалась, делая вид, что смотрю в окно, хотя в голове вертелась только одна мысль: зачем я вообще села к нему в машину.

Зато Тим – мой тихий, обычно застенчивый мальчик – вдруг ожил так, будто включили невидимую кнопку. Он не замолкал ни на минуту, и я ловила себя на том, что впервые слышу его таким разговорчивым с незнакомым человеком. С одной стороны, меня радовало это, но другая огорчала, я понимала, что сыну не хватает мужского общения, не хватает вечно работающего отца, рядом.

– Я уже почти закончил первый класс, – с гордостью сообщил он. – У нас скоро праздник, учительница обещала медали и грамоты.

Антон улыбался и кивал, ловко подыгрывал сыну.

– И какие предметы тебе нравятся больше всего?

– Мне нравится математика. И физкультура. А русский язык не люблю. И еще у нас музыка, но там мы только поём, а я не люблю петь.

Он тараторил, путаясь в словах, но глаза его светились. Я слушала и не верила своим ушам. Мой мальчик, который обычно прячется за мою спину даже при встрече с соседями, теперь сыпал словами, как горохом.

– А оценки какие у тебя? – мягко уточнил Антон.

– По математике пятёрки, по чтению тоже… а по русскому бывают четвёрки. Но мама говорит, что это тоже хорошо.

Я чуть улыбнулась краем губ.

Потом Тим с жаром принялся рассказывать, куда я его вожу: на футбол, на английский, на шахматы. Какие кружки нравятся, какие – нет. Антон слушал внимательно, вставлял только короткие вопросы, будто боялся перебить.

И вдруг спросил:

– А почему ты всё время рассказываешь только про маму? Это мама всегда тебя возит в школу и на тренировки?

Мальчик замолчал. На его лице мелькнула тень, а у меня в груди что-то вспыхнуло. Я резко ткнула Антона локтем в рёбра и сквозь зубы прошипела:

– Это не твое собачье дело. Не суй нос в чужую семью.

Он молча сжал губы, отвернулся к дороге. Но с Тима партизан изначально никудышный. Он не выдержал паузы и тихо, но честно выдал:

– У папы важная работа. Он начальник и часто уезжает в командировки. А когда приезжает, то работает дома.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Захотелось ладонью закрыть Тимке рот, лишь бы он больше ничего не ляпнул. Но поездка продолжалась, и Антон вёл машину спокойно, будто не замечал мою злость.

– Дядя Антон, а у тебя есть дети? – вдруг, после короткой паузы, выпалил Тим.

Я аж дернулась. Ну почему именно этот вопрос?

Антон мельком глянул на меня, потом снова на дорогу.

– Да, у меня есть дочь. Её зовут Ульяна. Вы почти ровесники. Тебе уже есть семь лет?

– Да! – гордо кивнул Тим. – Исполнилось месяц назад.

Антон чуть улыбнулся. Он знал, потому что поздравлял меня в соцсети, когда я родила.

– Ульке будет зимой семь. Она пока в школу не ходит, пойдет в следующем году.

– А ты часто с ней играешь? – глаза сына блестели любопытством.

– Стараюсь, как позволяет работа, – ответил Антон мягко. – Но каждые выходные мы выбираемся вместе. То в парк, то в детскую комнату, смотря какая погода.

– А мама у неё есть? – Тим спросил так серьёзно, что я невольно закатила глаза.

Антон даже усмехнулся уголком губ.

– Конечно. У всех есть мамы.

– И вы живёте все вместе? – не унимался мой партизан.

– Нет, – тихо сказал Антон, и его голос вдруг стал глуше. – Иногда.

Тим уже набирал в грудь воздух для следующего вопроса, но я резко прервала:

– Так, Тим! Хватит. Не красиво задавать такие личные вопросы постороннему человеку.

Я специально выделила слово, словно ударила им по воздуху. В салоне воцарилась тишина. Тим обиженно нахмурился и отвернулся к окну. Антон крепче сжал руль, на миг его пальцы побелели.

Дорога тянулась долго, сорок минут показались вечностью. За окнами сменялись дома и поля, а внутри машины стояла глухая и напряженная тишина, которую я почти физически ощущала кожей. Тим время от времени пытался что-то добавить, но я уже отвечала односложно.

Наконец машина свернула к знакомому двору. Антон аккуратно припарковался у подъезда, вышел, открыл багажник и достал наш чемодан.

– Ну вот и приехали, – спокойно сказал он, ставя сумку у моих ног.

Я кивнула, стараясь не задерживать взгляд на его лице.

– Спасибо. До свидания.

– До свидания, Лен. Пока, Тим, – он махнул рукой сыну.

– Пока, дядя Антон, – откликнулся Тим неожиданно легко.

Я взяла сына за руку, другой подхватила чемодан за ручку, и мы пошли к подъезду. Лишь у самой двери я заметила, что сердце до сих пор колотится чаще обычного.

Глава 9. Антон

Я сидел в машине уже больше двадцати минут, мотор давно заглушен, руки сжимают руль так, что костяшки побелели. Не мог себя заставить тронуться. Просто уехал за угол от дома её родителей, чтобы не маячить под окнами, и теперь завис тут, как мальчишка после свидания.

Чёрт, да что со мной происходит? Неужели можно вот так – спустя десять лет – снова срываться изнутри из-за одной только её улыбки? Из-за одного «спасибо», сказанного усталым голосом?

Да какие у нас вообще были отношения? Толком никаких. Да, учились вместе. Да, гуляли. Да, она отдала мне свой первый поцелуй. Да, первый ее секс тоже был со мной. И всё. Это ведь не повод спустя годы сидеть вот так и ощущать, будто сердце вырвется из груди, стоит только взглянуть ей в глаза.

Но, чёрт возьми, именно с ней я впервые почувствовал себя живым. Когда был рядом с Леной, даже воздух казался другим. Лёгким, вкусным. Словно до неё я дышал вполсилы. С ней рядом мир переставал быть серым – всё наполнялось красками.

Прошло десять лет. Десять грёбаных лет!

Мы ведь с ней не были близки уже десять лет… не разговаривали часами, не делились тайнами. Мы только существовали друг у друга на экране – в ленте, в фотографиях, в случайных лайках. Только вот это странное, мучительное «присутствие» друг друга. Но почему же тогда сердце до сих пор дергается, стоит только её силуэту мелькнуть где-то в сети? Как это объяснить? Как назвать? Разве это нормально? Наверное, это сможет понять только тот, кто любил по-настоящему.

А настоящая любовь – она ведь одна. Приходит раз в жизни. И потом уже всё – все остальные чувства бледные, как копии с копии, случайные отражения, которые никогда не дотянутся до оригинала. Потому что любовь, когда она настоящая, не похожа на чувство – это болезнь, это ярость, это зависимость. Она входит в кровь, проникает в каждую клетку, и назад дороги уже нет.

Когда видишь её и мир перестаёт существовать. Всё меркнет, всё обесценивается, и есть только она. Когда хочется обнять так сильно, сжать до боли, до скрипа костей, лишь бы не отпускать. Так, будто от этого зависит твоё спасение. Когда ждёшь встречи, как ждут чуда, как ждут спасения…, и ты уже заранее дрожишь от счастья, зная, что снова увидишь её, услышишь её голос. Когда любое её слово важнее тысячи чужих. Когда хочется спрятать её, как самое драгоценное, закрыть от ветра, от грубого взгляда, от всего, что может причинить боль. Когда её обида больнее собственных ран, её проблемы становятся твоими, и ты готов закрыть её от всего мира, защитить, как маленькую девочку, даже ценой самого себя. Когда начинаешь верить, что смысл жизни – не абстракция, не работа, не деньги, а она. Только она. Ради неё дышишь, ради неё просыпаешься, ради неё живёшь.

Говорят, влюбиться можно много раз. Наверно. Но по-настоящему любишь только однажды.

А потом – её нет.

И твоя жизнь вдруг превращается в выживание. В пустоту, в которой воздух стал тяжелым, как камень, и каждая минута напоминает о том, что рядом её нет. Ты продолжаешь жить, но будто по инерции: ешь, работаешь, дышишь. Но всё это – фальшь. Настоящее осталось там, где была она. И когда она ушла, вместе с ней ушла жизнь. Ушло солнце, ушли краски, ушла вера в то, что ещё может быть счастье. Осталась только дырявая тень, человек без сердца, который всё равно продолжает любить, несмотря ни на что.

Живешь, как умеешь. Делаешь вид, что всё нормально. И вроде бы есть работа, есть семья, есть обязанности. Но счастья… счастья в тебе больше нет.

Я видел, как менялась она. Видел её свадьбу. Видел, что у неё появился сын. И всё равно не смог заставить себя отписаться. Следил. Тихо, молча. Как больной. И вот сегодня… встретил её лицом к лицу. Услышал голос. Почувствовал запах её волос. И меня снова накрыло с головой.

Разве так бывает? Или так чувствуют только те, кто однажды по-настоящему любил?

С Леной я хотел всего – любить, защищать, обнимать, строить мир вокруг нас двоих. Хотел прожить жизнь так, чтобы каждое утро начиналось с её глаз. Но понял это только, когда она ушла. И вместе с ней будто ушла сама жизнь.

А я… я остался просто оболочкой человека, без души. И вот, десять лет спустя, я снова смотрю ей в глаза и понимаю, что ничего не изменилось. Я всё тот же пацан, готовый ради неё на всё. Только поздно. Слишком поздно.

Я выдохнул, стёр ладонью влагу с глаз и всё же потянулся за телефоном. Сейчас мне нужен был кто-то, кто знает меня до костей, кто видел и мои падения, и мои взлёты. И этим «кто-то» был Ник.

Пальцы дрожали, когда я набирал его номер. Он взял сразу.

– Алло, брат, ты где пропал? – бодрый голос, как всегда.

Я сглотнул, голос предательски охрип.

– Ник… я тут… – сделал паузу, потому что слова застряли. – Я встретил Лену.

На том конце наступила тишина.

– А-а… – только и выдохнул Ник. – И?

Я усмехнулся сквозь боль:

– «И» такое, что я сидел с ней в одном самолёте четыре часа, задержав дыхание. Отвёз её с сыном к родителям. А сейчас сижу в машине за углом их дома и, чёрт побери, не могу уехать. Меня кроет, Ник. До дрожи. До слёз. Как пацана сопливого.

– …Тох, – протянул он осторожно, будто боялся обжечься. – Десять лет прошло. Ты уверен, что это оно, а не просто воспоминания, ностальгия?

Я стиснул зубы.

– Ностальгия? Ты называешь ностальгией то, что я еле удержался, чтобы не прижать её к себе прямо в аэропорту? Ностальгия – это когда вспоминаешь запах маминого борща. А у меня… у меня сердце выламывает рёбра, когда я смотрю на неё.

В трубке повисла пауза. Я почти слышал, как он собирает слова.

– Ты ведь понимаешь, что она замужем? У нее сын. У нее своя семья, а у тебя своя. – тихо сказал Никита.

Я закрыл глаза, в висках стучало.

– Понимаю. И от этого ещё хуже. Потому что я должен был отпустить её тогда, десять лет назад. Должен был! А не могу, Ник. Не могу. Всё внутри орёт, что она – моя. Что только с ней я был живым. А без неё… пустота.

Голос сорвался, и я замолчал. На секунду стало даже стыдно, что друг слышит, как меня ломает.

– Антон… – тихо сказал Никита, и в его голосе впервые прозвучала не бравада, а сочувствие. – Ты просто до сих пор её любишь.

Я усмехнулся криво, горько:

– Не «до сих пор». Я просто люблю. Всю жизнь.

Телефон дрогнул в руке. Я прикрыл глаза, глядя в темноту за окном.

– Ладно, дружище, спасибо, что выслушал. Надо домой ехать, Улька уже весь телефон оборвала и мать пишет, почему так долго не еду. – попрощался с другом Антон.

– Ага, давай, брат. Если что-то интересное у Дашки узнаю, расскажу.

– Спасибо, Ник. – и отбил звонок и поехал домой.

Глава 10. Антон

Я остановился у дверей гаража. Домой идти не хотелось от слова совсем. Там меня ждали только пустота, тишина и одиночество.

Улька в основном жила у меня, когда её мать уезжала на выставки за границу, ну и выходные были моими днями. Первые два года после рождения Ульяны Антоновны мы с её матерью пытались строить семью. Хотя «строить» – громко сказано. Я пытался не изменять и терпеть её загоны и ревность. Она пыталась смириться с тем, что в моём сердце ей никогда не найти места.

Через два года этой взаимной пытки мы разъехались. Я купил им квартиру в центре, договорились только об одном: отец у Ули один. И это я. Никто из Элиных кавалеров не имел права услышать от неё слово «папа» обращенное не ко мне.

«Почему бы не открыть сезон?» – мысль пронеслась неожиданно. Середина апреля, весна ранняя, тёплая, вишня и черёмуха уже цвели. Запах стоял такой густой, что впечатывался в память и душил сильнее любого алкоголя. Прокатиться на байке – лучший способ вычистить голову, оставить позади навязчивые мысли и боль.

Мотоцикл – это не просто железо. Это характер. Это скорость. Это риск. Это адреналин. Это желание почувствовать жизнь и убежать от боли.

Я не знал, куда ехать. Просто завёл мотор и дал газу. Байк взревел, будто тоже ждал этой свободы, и я сорвался с места.

У меня целая коллекция, но самые дорогие сердцу: первый кислотно-зелёный Kawasaki, на котором я катался с Леной. Тот самый. На нём я никого больше не возил. Даже Алину как бы она ни просила. Этот байк был только для неё. И второй – моя гордость, зверь, сделанный на заказ: MTT Turbine Superbike. Разгон до трёхсот за пятнадцать секунд. На нём не едешь – летишь. Душой и телом.

Ночной город был пуст. Фонари мелькали цепочкой, дорога уносилась под колёсами. Ветер хлестал по лицу, свистел в ушах, вырывал из головы ненужные мысли. Но только ненужные. Самое главное оставалось. Я никак не мог выбросить ее образ из головы. Ее голос, ее глаза, ее запах. Кажется, что это все отпечаталось у меня на подкорке.

Я добавил скорости, но чем быстрее ехал, тем сильнее всё внутри сжималось. Сердце грохотало в такт мотору. Светофоры – красные, зелёные, жёлтые. Всё сливалось в одну полосу света. Я чувствовал себя живым только в этот момент, когда между мной и смертью всего пара секунд. Руки на руле дрожали, но не от страха. От злости. От бессилия. От того, что я люблю её так, что срывает крышу, а она принадлежит другому.

Так не заметив я выехал за город. Сбросил скорость только, когда дорога вывела к пустырю. Заглушил мотор, и тишина рухнула на меня всем весом. В горле стоял ком, руки всё ещё дрожали.

Я запрокинул голову к небу и засмеялся хрипло, глухо, как безумец.

– Вишенка… ты сводишь меня с ума, – выдохнул я в ночь.

Май, 2014 год.

Тёплый майский вечер. Воздух пах цветущими вишней и черемухой так сильно, что казалось им пропитано всё вокруг. Антон ехал к её дому, и сердце колотилось так, будто собирался на свидание впервые в жизни. Хотя, по сути, так оно и было. Это был первый его раз с двойкой.

Она ждала у подъезда. Стояла, переминаясь с ноги на ногу, постукивала кроссовкой по бордюру. Джинсы, худи, волосы собраны в косу именно так, как он просил.

Подъехал. Снял шлем и словил её взгляд. Чистый, открытый, немного испуганный. От этого внутри будто что-то щёлкнуло. Он всегда играл в уверенность, в наглость, но в тот момент сам боялся больше, чем она. Боялся, что скажет «нет».

– Ну что, вишенка, поехали откроем сезон? – спросил, и постарался улыбнуться так, будто ему всё равно.

Лена замерла.

– Я ни разу не каталась. Вообще. – Голос дрогнул.

Она смотрела прямо в глаза. Молчала. Но в глазах было видно, что доверяет ему. Вот за это я её и любил за смелость там, где на самом деле страшно до дрожи.

Антон шагнул ближе. Натянул на нее шлем осторожно, будто касался чего-то слишком хрупкого. Хотел, чтобы она знала, что с ним она в безопасности. Разговаривал с ней таким мягким голосом, что сам удивился. Каждое движение было как обряд. Антону хотелось не просто покатать её, а сделать частью своего мира. Пусть байк, ветер и скорость станут для неё не страшными, одноразовым развлечением, а образом жизни.

Антон помог ей сесть, почувствовал, как её руки обвили его талию. Тонкие, осторожные, но от них кровь зашумела в ушах, заглушая мотор.

– Держись крепче, вишенка. Сейчас ты влюбишься, – сказал он и дал газу.

А потом услышал её шёпот, почти неслышный за шумом двигателя:

– Я уже.

Они сорвались с места. Девушка ещё сильнее прижалась к парню, и это ощущалось так естественно, так породному, будто именно так и должно быть всегда. Сердце готово было пробить грудную клетку.

Они летели по дорогам города, лавировали между машинами, будто были единым целым с ветром. Кайф и адреналин разносились по венам с той же скоростью, что и мотор гнал их вперёд. Мир вокруг размывался, оставляя лишь свет фонарей и биение двух сердец.

Через некоторое время они выехали за город. Дороги опустели, и, наконец, достигнув пустыря, Антон сбросил скорость и остановился. Мотор затих, оставив после себя звенящую тишину.

Он первым слез с байка, протянул ей руку, и Лена доверчиво вложила свою ладонь в его. В её глазах сверкал восторг, а всё тело дрожало от только что испытанных эмоций.

Антон притянул её к себе, крепко-крепко обнял и уткнулся носом в её макушку. Она спрятала лицо в изгиб его шеи, и вдруг, почти невесомо, коснулась губами его кожи.

По телу обоих пробежали мурашки. В этот миг они уже не были просто Антоном и Леной. Они были чем-то большим – единым.

***

Постояв так ещё некоторое время, позволив воспоминаниям о прошлом накрыть меня, я вспомнил свой первый сезон. Сегодня всё было похоже то же чувство свободы и жгучей тоски.

Я завёл мотор снова и отправился обратно к городу. Катался до самого рассвета по тем же маршрутам, где когда-то мы гоняли вместе с Ленкой. Казалось, её смех ещё звенит за спиной, её руки всё так же держат меня за талию. Но это было лишь эхо.

Домой я вернулся, когда небо уже розовело. Сбросив одежду, встал под душ горячая вода смывала пыль ночи, но не мысли. А потом рухнул в кровать и провалился в тяжёлый, беспокойный сон.

Глава 11. Лена

Вишня цвела по всему городу. Казалось, сладкий аромат пронизывал воздух, стены домов, кожу и мои воспоминания. Я тогда не знала, что запах способен так глубоко врезаться в память. Но сейчас, возвращаясь в родной город, я снова чувствовала его и вместе с ним всё то, что столько лет пыталась забыть.