Смотрящие в небеса

Смотрящие в небеса

Жанна Лошманова

© Жанна Лошманова, 2024

ISBN 978-5-0065-2044-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Солнце над Москвой.

Над старой Кремлевской площадью горел огненный солнечный глаз. Соединившись с линией горизонта, во все стороны раскинулось прозрачно – голубое небо с единственным беленьким и рваным облачным барашком. От солнца начинался летний день и зной, от которых на старой площади с раннего часа становилось, как в печке. Приехавшие из разных мест в столицу туристы с самого утра бестолково топтались по Кремлевской мостовой, задыхались от зноя, глазели по сторонам и ждали, когда начнут бить часы на Спасской башне и выйдет часовой, умеющий задирать прямым циркулем ногу, который никуда не уходил, а где – то ждал и появлялся как всегда пунктуально. Раз в полчаса, одновременно с боем Курантов

Бесстрастный часовой появлялся и проходил по прямой дорожке. Пока он шел, топтание на короткое время прекращалось, обливающиеся потом, самые разные туристы собирались в группы, чтобы поглядеть на часового, который смотрел вперед, нес перед собой оружие и исчезал на время, ожидая своего выхода.

Туристы снова начинали топтаться взад – вперед, и опять дождались, когда высоко на башне начнут бить Куранты и опять появится часовой…

Тем временем солнечный глаз взмывал еще ввысь, становился ровно по центру, город вплоть до самого вечера накрывала жара, от которой плавился и вибрировал воздух, становясь, как плотный светлый колпак. Солнечный глаз разгорался еще ярче, покрыв Москву блестящей паутиной и светом, стремительно летящим без разбору во все стороны до самых дальних уголков…

Старое – старое солнце входило в полную силу и застывало над древним городом

И распускался невероятный солнечный июльский день..

Василисушка – Васенька – Краса – Писаная -Василечек – Ясно – Солнышко – Принцесса – Московских – Улиц.– Василиса тусовалась по окутанной зноем Москве с полудня. Выпила приготовленного на скорую руку в Московском закутке шустрыми китайцами кофе под лейблом « Утренняя роса» (Название сама придумала, и этикетку наклеила. Купила в ларьке склянку по дешевке, заварила и, отпив, сосредоточенно и долго глядела на остывающий напиток. А вечером вернулась с клейкой лентой и пачкой фломастеров. Подставив плотно закрытую банку под струю воды, тщательно отскребла старую этикетку и надписала розовым фломастером «Утренняя роса» на салатового цвета ленте, наклеила и, подождав для верности некоторое время, заварила. «Чего это ты?» – Спросил Витек. «Да… – неопределенно ответила Василиса. «Нет, ну, правда?» – Сказал Витек. «Так вкуснее, – проговорила Василиса, и с тех пор стала подписывать подозрительные банки по – новому). И пропала в пульсирующей столичной лаве.

Объявилась на Зубовском. Ровно напротив лотка с хот-догами.

На лотке отпечатанная на принтере приклеенная бумажка, на которой надпись столбиком «хот – дог.20 руб». Продавщица за майонезно-кетчуповым рядом завернула в булку землянистую мятую сосиску, вручила кому-то и уставилась на Василису..

«Тырят мясо!» – Подумала Василиса. – Продавщица и глазом не моргнула. – «Привыкла, – без злости огрызнулась не позавтракавшая, как обычно, Василиса и по свойственной ей привычке все анализировать, продолжила. – Свинство, конечно, но данное свинство не имеет ко мне отношения. Равно как и сосиски, и конвертируемые на эти сосиски денежные средства. Ибо моя платежеспособность – платежеспособность троллейбусного зайца… А вот интересно: во – первых, откуда взялся странный в данном случае с сосисками троллейбусный заяц? Во – вторых, в чем заключается свинство: в „тырят“ или в том, что я эту продавщицу совершенно заслуженно обматерила, а она и глазом не моргнула? А в – третьих…. Ответ на этот вопрос я знаю. Я бы эту сосиску есть стала, как это не неприятно», – вздохнула Василиса, отошла и остановилась, оглядывая окрестности, как и полагается всякому, имеющему внутреннюю, но не найденную пока во внешнем мире цель. Словом, тусовщику. Ее потянуло вниз, по Зубовскому. И быстро забыв о продавщицком хамстве, немясных сосисках и прочих неприятностях, она отправилась вперед, впечатлившись порывом.

Дойдя до троллейбусной остановки, Василиса задержалась, решив ехать на «пятерке», и осталась ждать троллейбус, для чего Василисе, которая вообще не любила ждать, понадобился весь запас имеющегося у нее терпения. «Ехать, разумеется, следует на Арбат… Не ясно, конечно, почему на Арбат… А куда еще ехать? На Выхино? Хотя по ощущениям мотивация неверная. А какая верная я не знаю. Пока. А вот и троллейбусный заяц!» – Обрадовалась она правильно угаданному троллейбусному зайцу, свидетельствующему о наличии у нее пророческих способностей. От этого у нее несколько поднялось настроение, и она уверенно вошла в среднюю дверь, игнорируя билетный компостер и очередь, послушно идущую в переднюю, почему – то не остановленная водителем. «И чего они все такие послушные? Если капитализм, так хоть как минимум чисто должно быть. Лично я бы за этакое платить не стала, заяц там или не заяц!» – Возмутилась Василиса, разглядывая послушных пассажиров и имея ввиду метафору, родившуюся у лотка с сосисками. Выйдя у Арбата, она свернула в сторону Александровского Сада и, чуть помедлив на выходе из тоннеля и исполнившись ленивой и радостной неги, пошла по площадке Александровского сада, насквозь, к Охотному, разглядывая заполненные лавочки, Кремлевскую стену, зеленые деревья, небо ярко голубое расцвеченное солнцем и вообще, глядя по сторонам просто так. Дошла до какой – то лужайки и остановилась, заинтересовавшись, впрочем, пока толком не зная, в чем состоит интерес. Просто увидела и остановилась.

Под развесистой блестящей листвой прямо на траве сидели парень и девушка, держась за руки. У девушки лоб был перевязан веревочкой с бусинками, рядом на траве большая холщовая сумка и плетеные сандалии. Парень в рубахе – балахоне. Сумка и точно такие же сандалии на траве рядом. «Как близнецы», – подумала Василиса, и отошла несколько в сторону, чтобы не чувствовать себя неудобно. Парень и девушка смотрели ввысь и молчали, как блаженные. Казалось, звонкое небо вот – вот накроет их с головой, и они исчезнут в бездонной расцвеченной солнцем синеве. Василиса показалось, что они не боятся этого, а наоборот, хотят и были бы очень этому рады. Парень потянул девушку к себе, она обернулась, и волосы вспыхнули на солнце, как нимб. Она что – то ему сказала, они тихонько засмеялись, потом замолчали и стали смотреть ввысь, прямо на солнце.

Василиса отошла и закурила от волнения. « Это же надо! Такое вот счастье в центре города, босиком по траве и смотрят по привычке ввысь, минуя все на свете, кроме этого самого важного прекрасного безграничного чуда, будто и впрямь они оттуда». С этим и шла до самой чугунной решетки на выходе. Медленно, боясь утратить, наконец, найденное.

– 3 отделение милиции. Ваши документы.– Козырнул над синим кителем, она и не заметила, откуда он появился.

– Ну да, сейчас», – сказала Василиса, достала помятый паспорт из кармана джинсов. Тот перелистал, оставил книжечку себе.

– Наркотики есть?

– Что? – Спросила Василиса, очень удивившись. – Почему у меня должны быть наркотики? Простите, но вы хотя бы понимаете, что Вы несете?

– Я тебя сейчас в отделение заберу и сразу пойму.

– Ясно, – Василиса вздохнула, – извините.

– Вести себя надо как нормальный человек. А ты идешь, как обкуренная. Почему паспорт в таком виде?

– Заслуженный, – ответила Василиса и пояснила. – Вообще – то, он у меня шестой. – Тот подозрительно глянул, но паспорт вернул, проговорив начальственно:

– Документ нужно хранить аккуратно.

– Да, – сказала Василиса.

– Что, да?

– Ничего. Понятно.

Тот, еще раз подозрительно глянув на Василису, пошел. Со стороны Охотного хлынули какие – то люди группами. Василиса окончательно сбилась, пошла за человеческим потоком, приведшим ее к Ленинскому музею, у которого уже стояла толпа. Василиса зачем – то задержалась, хотя встала поодаль, чтобы не иметь отношения к происходящему. Впрочем, что там было на самом деле, ответить опять – таки не смогла бы. Оказалось, что очутилась на «красном» митинге. Слушала в пол – уха, доносившееся из самой гущи толпы: «Вас пытаются купить!.. Деньги принадлежат нашим гражданам! Власть принадлежит гражданам! Мы вернем все, как было!» Василиса нетерпеливо усмехнулась, пытаясь определить, откуда все это проистекает, и всматриваясь в направление доносившихся слов. И обнаружила крестьянской наружности мужчину с нацепленным к рубашечному карману алым бантом. «Ишь, ты, коммунар, – усмехнулась Василиса, глядя на происходящую дурацкую затею. – Вождь… яростного племени!» А вождь – коммунар затесался в центр толпы, забрался на возвышение, горланил вдаль и махал рукой. При этом глаза у него были совершенно, как у покойника – тусклые и пустые. Толпа, окружившая коммунара – вождя, как ни странно, не замечала очевидного: несоответствия между выкрикиваемыми вдаль словами и отсутствием мысли во взгляде, а наоборот, радостно внимала. Василиса зачем – то повертелась, приподнялась на цыпочки, выглядывая, и вдруг определила: «Бабки делят!» Сразу утратив интерес к происходящему. Отошла, кинув напоследок взгляд в сторону яростного вождя – коммунара и окружившей его толпы. Присела на краешек парапета у входа в подземный переход, составив компанию двум подросткам. Достала из джинсового кармашка пачку сигарет и закурила, щурясь и разглядывая сизый дым, трещиной разбивший небосвод. «Красиво. Мир вообще безупречен, даже вкупе с этими горлодерами. Хотя без них лучше. – И вывела: – Свободное от горлодеров бытие безупречно». Тут Василиса вспомнила Александровский сад, подумала: «А вообще, у меня складывается впечатление, что происходящее со мной от меня не зависит». Опять -таки невольно прислушиваясь к разговору соседей.

– Мы завтра где? – Мелкий парень лет шестнадцати скосил глаза на Василису. Она заметила и передвинулась. От этого «мелкий» обнаглел и, не стесняясь, принялся ее разглядывать. «Я б ему всыпала! – Рассердилась Василиса, не терпящая неоправданного хамства. – Нарвется!»

– Митинг у Никитских ворот. Встречаемся на «Алексеевской» в половине третьего. На всякий случай захвати вторую смену. Телевидение будет.

Услышав о том, что будет телевидение, «мелкий» сразу забыл о Василисе.

«Повезло тебе «мелкий», – мысленно перебила она непонятный разговор, невольно продолжая слушать дальше.

– А какая ставка?

– Жанна по сто долларов обещала. Пошли работать, Жанна заметит.

Соскочив с парапета, они побежали в сторону толпы и запрыгали, как зайцы. «О чем это они?» – Удивилась Василиса, решившая понаблюдать за происходящим повнимательнее и опять вглядываясь в толпу, которая, как оказалось, состояла как бы из трех слоев. Окружившие оратора очень похожие на него и друг на друга мужчины, одетые, не смотря на жару в утюженные брюки и рубашки с коротким рукавом, образовывали плотное центральное ядро, опоясанное кольцом «пляшущих» людей явно из компании «мелкого». Вокруг рассыпались зеваки и сочувствующие, из-за которых, пожалуй, и вышел весь – бор. «Жулики!» – Догадалась Василиса, охнув от неожиданности. «Ты посмотри! Покоя от них нет!» Она немедленно спрыгнула с парапета и пошла в метро, высказавшись вслух «Сама я хороша! Чего, спрашивается, я там делала? С другой стороны все – таки странно…», – начала было Василиса, но не договорила, потому что в вагоне на нее налетел и сшиб, и сразу же убежал какой – то… впрочем, Василиса его не разглядела, задумалась, хотя, если честно… Василиса почувствовала, что отчего —то расстроилась. Но глупо было переживать «действительно, – сердито подумала Василиса, которая очень не любила, когда ей портили настроение, поскольку… «мало мне дома достается.» Тут откуда ни возьмись ей явилась и совершенно увлекла странная довольно мысль: что будет если конструкцию система – власть – деньги – дураки поменять?» Василиса задумалась над ответом и принялась анализировать, и так поехала несколько остановок и даже, натыкаясь на пассажиров, перешла по переходу и села на этот раз в переполненный вагон, стоя у самой двери и несколько раз вышла и вернулась в вагон вместе с потоком пассажиров, увлекшись и почти не ни на что постороннее не обращая внимания, пока, наконец, почти случайно, не услышала объявления из динамика. «Следующая остановка станция «Баррикадная». Василису вынесло из вагона вместе с толпой, она несколько сбилась, потому что никак не могла найти ответ. Задумавшись, поднялась по эскалатору, и уже на самом выходе неожиданно и сердито, словно очнувшись, одернула себя: «И чего я впечатлилась? Я вообще, вообще не имею к этому отношения!» Настроение у нее испортилось вовсе. И в таком вот скверном настроении она вышла из метро.

Дойдя до Красной Пресни, Василиса стрельнула телефонную карточку – подтвердить «стрелку» и позвонила. Не получив ответа, повертелась, разыскивая, куда бы ей пристроиться и пристроилась у стоявшего неподалеку ларька, размышляя, как заполнить окно, образовавшееся из-за неполучившейся «стрелки» и протянуть время до шести, потому что на шесть у нее была забита еще одна. Следовательно, до шести нужно было что – то придумывать.

– Пиво будешь? – Неопределенного возраста «хмырь» в сером «убитом» пиджаке и в кепке… «так ведь жарко же», – искоса глянув на него и сразу же отвернувшись, подумала Василиса, махал перед ней бутылкой.

– Дурочка, халява же! – Хмырь хмыкнул, пересел ближе, дыхнул перегаром. – Ты, чего сердитая такая?

Василиса старалась на него не смотреть. А хмырь, словно лет сто они были знакомы, задушевно сказал:

– Мне вообще – то тоже не очень после вчерашнего. Так что обоим не мешает поднять настроение. – Он протянул бутылку. – Хлебни, подружка, и пойдем развеселимся. Ты как, а?

«Вот сволочь!» – Возмутилась Василиса, которая сразу поняла, что имеет в виду хмырь. И от возмущения все – таки ответила:

– Какая же это халява? Нормальный бартер.

– Нашла бартер! Пиво денег стоит, а этого добра сейчас в каждом переходе. Ну, так как?

– А Вы герой какой революции социалистической или сексуальной? – Недобро усмехнувшись, спросила Василиса.

– Да я тебя щас! – Разозлился хмырь. – Совсем обнаглели! – Причем на этот раз Василиса не сразу догадалась, о чем идет речь, но, не желая терпеть очередного хамства, ответила метко и образно. И очень по делу.

– Вот тебе раз, был дед, а стал одет! Мужик, пиво нынче не конвертируется. Дефолт, понимаешь? А в остальном, мужик не конвертируешься ты. – Она быстро поднялась чтобы уйти.

– Лимита беспризорная! – Заорал тот, не имея другого аргумента и посчитав, что Василиса его «кинула».

«Н – да, – подумала Василиса, отойдя от хмыря на некоторое расстояние.– Даже как – то обидно за себя. Вот этот… Почему, интересно он мне хамит, а? Потому что… -Она усмехнулась, – м- да… Да нет, этот… Да если ему деньги… Это что будет? И в этом дело, в этом, в воспитании! Вот что я ему сделала, жлоб несчастный?!»

Расстроившись из-за «хмыря», она пошла вниз по Красной Пресне и уже безо всякой цели, хмуро разглядывая витрины. Пройдя половину пути до 1905года, Василиса остановилась, решительно завернула и, поднявшись по ступенькам, вошла в магазин, над входом в который было написано «Женская одежда». «Постыдились бы, – сердито подумала все еще расстроенная „хмырем“ Василиса, которой нравился модельер Кристиан Диор, – это не женская одежда, это отсутствие надежды и оскорбление женского достоинства. А сюда – то я зачем пришла?» – Спросила она сама у себя и сама себе ответила: «За настроением, зачем же еще? Но результата особенно ждать не следует». Завернув в первый попавшийся на пути отдел, наткнулась взглядом на мотки пряжи, свешивающиеся из картонных коробок, стоявших прямо на прилавке. За прилавком сосредоточенно суетились две продавщицы.

– Красная. Мулине, 32, – одна, не обращая внимания на Василису, переложила товар из коробки на пол. Вторая записала в тетрадку и ответила:

– Мохер, сорок четвертый, много еще?

– Тут до вечера, – первая глянула на пол, вторая опять записала и сказала:

– Закрывай отдел, а – то до вечера не успеем.

Василисе, которой мохер, конечно, не был нужен, а просто надоело, решила, наконец, их прервать.

– Покажите, пожалуйста… – Начала было Василиса.

– Да Вы что?! – Возмутилась продавщица. – Деньги ведь!

– Маша, чего ты ее слушаешь, я же тебе сказала, закрывай отдел! – И отвязавшись от Василисы, словно, та какая – то муха, продавщицы вновь увлеклись товаром.

Василиса зачем – то постояла и вышла. Пошла по магазину, заглядывая в отделы просто так и косясь на продавщиц, беззастенчиво продающих неясного происхождения тряпье. Завернув в какой – то отдел, она выбрала сарафан в горошек, пошла мерить. Вышла в новом и в отместку за оскорбленное эстетическое чувство, в конец измучила продавщицу «идет?» и «как вообще?» ужасаясь самой материи, из которой сарафан был сшит. Продавщица врала, что «идет», хотя сарафан шел Василисе примерно, как корове седло, и нахально улыбалась. Не выдержав издевательства, Василиса сначала возмутилась (разумеется, «про себя»), потом обнаглела и попросила принести для примерки еще два, разных размеров. «Зачем вам? Размер Ваш», – весело разглядывая Василису и, судя по всему, издеваясь, ответила та. «А по-моему, морщит», – очень настойчиво сказала Василиса, уставившись на продавщицу и не оставляя ей выбора. Та фыркнула, пропала, а затем – все – таки вручила Василисе еще два сарафана, причем та опять – таки из вредности, заставила нахальную продавщицу участвовать в обсуждении «который лучше». Наконец, сказала: «Никак не могу определиться с размером. Отложите оба, я должна подумать, – и, утвердительно и отлично зная, что та не может отказаться, прибавила: «Я имею право отложить товар на 24 часа». После чего у продавщицы дико засверкали глаза. Но ей пришлось промолчать.

Понимая, что финт с настроением не удался, Василиса пошла к выходу, глядя себе под ноги, завернула, прошла еще. Дошла до… Нет, Василиса в общем – то знала, что надеяться не на что. Зашла… да Бог его знает, зачем? Совершенно случайно она глянула в сторону крошечного отдела на выходе. И… застыла. Платье! О котором Василиса, пожалуй, мечтала! Да что говорить! Достойное того, чтобы автором этого платья явилась сама Василиса. Неописуемое, несравненное, божественное!

Василиса совершенно потеряла голову и, как угорелая, влетела в отдел.

– Я хочу примерить платье с манекена!

– Платье стоит 3400 долларов. – Продавщица, в глазах которой жила смертная скука окинула Василису оценивающим взглядом.

– Очень хорошо, снимайте, – потребовала Василиса, – снимайте, иначе у Вас будут неприятности!

Продавщица, видимо, оценивала степень неприятностей, которые могла учинить ей та, поэтому, еще раз глянув на Василису, в глазах которой теперь пылал огонь, хотя, в общем, Василиса была вполне миролюбива. Опытная продавщица куда – то пошла, вернулась с еще одной. И они принялись за Василису вдвоем. Та стояла, как скала. Те обе разом выдохнули, и под горячим пристальным взглядом Василисы, не хотя пошли раздевать манекен. Та ждала. Наконец, манекен раздели и, выхватив платье, Василиса помчалась в примерочную.

– Аккуратнее! – Выкрикнули продавщицы хором, вставая на стражу у выхода.

Вышла в каком – то бледном, в розовых и черных кружевах, перестроченном узкими лентами змеиной кожи, спускавшимися ниже подола, в туфлях на острой шпильке. Обе ахнули, и у них вырвалось снова хором:

– Шикарно! – Одна, в простом сиреневом платье, кажется, от UNGARO помолчала и добавила:

– Но платье стоит 3400 долларов.

– Я беру, – выдохнула Василиса в каком-то уже экстазе. – Пожалуйста, отложите платье на сутки. – Моляще:

– Я его честное слово куплю! – Ну, просто, как ребенок.

– Вообще – то, мы берем задаток, – осторожно сказала одна, в джинсах от CHANEL.

– У меня с собой нет, но Вы должны меня понять!

И дамы переглянулись. В джинсах от CHANEL кивнула:

– Мы отложим Вам это платье до трех часов завтрашнего дня, потом оно будет выставлено на продажу… – А в платье от UNGARO прибавила тихо с чувством :

– Вам очень идет.

– Вы совершенно правы, – крикнула счастливая Василиса и вылетела на улицу, едва не угодив под колеса автомобиля.

– Под ноги смотреть надо, шпана уличная! – Заорал из окна водитель.

Не обратив на него внимания, она очень быстро пошла в сторону «1905года». Неожиданно стемнело, порыв ветра взбил пропитанный зноем воздух, Василиса поежилась, запрокинула голову к небу, побежала и пропала в метро.

Глава вторая. Полотно, белеющее в темноте.

Дождь стоял плотной стеной до позднего вечера. Разом кончился, выкатилось солнце, и на Москву стремительно хлынул закат, перекрасивший небо в пурпур, по которому болотцами проклюнулось синее, серое, золотистое. Острая солнечная игла упала на черную кучу у входа в арку между домами, куча выросла горбом, лопнула, и серый в полоску кот с ошейником – неизвестно в точности, как называются ошейники для котов, в виде тонкой золотистой цепи, появился из земляной кучи. Кот отряхнулся, растопырив шерсть дыбом, пошел в арку и остановился у входа в подъезд, ожидая, когда откроют.

Дверь хлопнула, из подъезда вышел мужчина, кот нырнул в образовавшуюся щель и застыл у лифта. Из подъехавшего лифта появились молодой мужчина и пожилая женщина, одетая, как на дачу: в куртку, с плетеным лукошком в руках.

– Сашенька, взгляни, Леночкин кот…

– Это которая на чердаке живет?

– Сашуля, ну как тебе не стыдно?! – Укоризненно и одновременно, словно во рту у нее был леденец, сказала женщина и умиленно посмотрела на кота:

– Умница, ждет, когда приедет лифт. Такому умному коту надо помочь, как ты считаешь?

– Ты думаешь, теть Вер? Ну, входи, ученый зверь! – Сказал Сашуля, пропуская кота. Кот вошел, и Сашуля нажал изнутри кнопку верхнего этажа.

– Леночке привет! – Улыбаясь, сказала женщина в закрывающуюся дверь. И спутнику:

– А знаешь, здесь такие перемены! Хозяйку – то вчера по телевизору показывали, художница оказывается, надо же! – Сказала женщина и засмеялась

– Я тебя в машине подожду, теть Вер, – мужчина вышел из подъезда и сел в дорогой новенький Мерседес.

Кот доехал на крайний этаж, вышел, прошел еще вверх, на чердак, остановился у двери, толкая в нее лапой. Дверь не поддалась. Кот недовольно мяукнул, развернулся к двери напротив и стал царапать. Открыли, женщина в свитере не по погоде увидела кота и недовольно сказала:

– Опять ты! Передай Ленке, что мне надоело открывать тебе дверь, пусть оставляет ее приоткрытой! – Спохватилась и добавила:

– Глупости… Я ей сама скажу. – Тем не менее толкнула дверь напротив, впустила кота, пропала, прикрыв дверь с обратной стороны.

Чердачное помещение оказалось художественной мастерской, обустроенной на манер мастерской – квартиры. В центре мастерской на деревянной треноге – пустой незаполненный холст. Рядом – прислоненная к треноге картина. Вокруг белого холста на стенах виселиполотна, изображавшие одних только женщин: едва намеченный контур, схваченное цепким взглядом движение. Женские фигурки текли, как пролитая вода, принимая чужую форму, и если приглядеться, можно было уловить едва заметное сходство женской фигурки с птицей, или кувшином….Женщины были все больше коричневыми на зеленом или ядовито – желтом фоне. Была даже одна картина с красной женщиной с пронзительными устремленными ввысь глазами, вплетенной в глубокое синее, которая и была придвинута к треноге. В углу, рядом с занавеской, разделившей мастерскую на кухню и собственно комнату – крошечная печь – голландка.

Теперь мастерская утопала в закатном пурпуре, перехваченная накрест золотыми нитями лучей, в которых переливалась серая пыль. Кот по – хозяйски мяукнул, стукнув лапой у входа и пошел по периметру комнаты, останавливаясь у какой – нибудь картины, по – видимому, привлеченный цветом, и ударял в нее лапой. Дойдя до Красной женщины, кот выгнулся трубой, попятился, шлепнувшись на перекрещенные лучи, едва не задев мольберта. Кот повертелся, устраиваясь поудобнее, от него пошла косая тень, фигура кота значительно увеличилась в размерах, и из пурпура, в окружении проливающихся перекрашенных женщин с пустым ненаписанным холстом в центре, блестая золотой цепью, вырос похожий на сказочного лесного кота с немигающими зелеными глазами зверь. Кот еще раз пристально глянул на Красную женщину, повернул голову к ненаписанному полотну, вдруг встал на задние лапы, как —то шаркнул, словно делая приглашающий жест, лег и неподвижно застыл.

Вскоре из подъезда послышались голоса, и на пороге, развернувшись в пол – оборота, появилась девушка, одетая в белый ситцевый сарафан, говорившая по —видимому соседке, Лена. «…Да, да, я непременно впредь буду оставлять дверь приоткрытой. Вы извините нас за беспокойство, обещаю, мы больше не будем Вам мешать. Всего хорошего».