скачать книгу бесплатно
Откровенные романы. Девичий паровозик. Немного счастья, когда шел дождь. Карамболь без правил
Григорий Жадько
Избранное. Тетрадки неизвестного автора, найденные в развалах старого дома, датируются 1912 годом. С трудом удается восстановить их. Героям доводится пройти нелегкие испытания. Читатели окунаются в ушедшую эпоху, в которой присутствуют и любовь, и эротика свободных отношений, и горечь расставаний. «Немного счастья, когда шел дождь» – трагическая, откровенная повесть о любви. И бонус – комедия «Карамболь без правил» (публиковалась ранее отдельной книгой), в которой сложные любовные отношения нарушает его величество Случай! Книга содержит нецензурную брань.
Откровенные романы
Девичий паровозик. Немного счастья, когда шел дождь. Карамболь без правил
Григорий Жадько
Дизайнер обложки Григорий Жадько
Иллюстратор Григорий Жадько
© Григорий Жадько, 2023
© Григорий Жадько, дизайн обложки, 2023
© Григорий Жадько, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-4474-7867-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Девичий паровозик 1912 г.
Глава 1
Конечно, это было дело случая.
У художников есть выражение: «Искать натуру для картин» и зачастую это черная работа. Находишься, ноги гудят, но если повезет, то доволен и, кажется, нет тебя счастливей. В тот раз меня потянуло в центр Москвы.
Я свернул с Лубянской площади к Кремлю и прошел в маленький двор возле Николо-Греческого монастыря.
Глухие стены, заборы, решетки – все было сделано, чтобы не пустить непрошеного гостя. Я уже хотел вернуться, как обратил внимание на узкую щель в сочленениях соседних стен. Если проходит голова – можно попробовать. Я еле протиснулся, замарав куртку, сделав петлю, обогнул старый тополь, и, глазам моим неожиданно открылся большой двор, сплошь заваленный строительным мусором. Меня окружали: крупные блоки кирпичей с остатками белой и желтой побелки, листы ржавого железа, старые рамы, подгнившие балки с остатками черных досок – а в центре возвышались остатки дома. Первый этаж его еще не сломали, и за ним торчала стрела экскаватора, с подвешенным ядром.
«Да! Опоздал запечатлеть кусочек старой Москвы!» – с сожалением подумал я, и тут мои глаза, среди груды строительного мусора, наткнулись на книгу или тетрадь. Я стряхнул с нее красную кирпичную пыль. Она была обрамлена вензельной рамкой, с голубями и ангелами по углам, а по низу, очень мелко, типографским текстом было набрано:
«С-Петербургъ Главное управленiе Удъловъ, Моховая №40 1911»
В центре каллиграфическим почерком бледными чернилами было написано:
«Сетрорецкъ. 1912. Тетрадь – II»
Обложка изобиловала желтыми и коричневыми разводами. Я попробовал открыть тетрадь, но не тут, то было. Страницы были как монолит и рвались.
«Да! Вторая часть! – с сожалением подумал я, – а где же первая?» Найдя палку, с расщепленным концом, я начал исследовать строительный мусор. «А вдруг!?». И удача, улыбнулась мне во второй раз!! Я вытащил из-под кирпичей старое зеркало на деревянном основании, с точеными украшениями по периметру. Слой амальгамы взялся чешуйками и почернел. Половина зеркала, видимо при падении откололась, но из-под оставшейся половины, виднелся уголок еще одной тетради. В этом я уже не сомневался. Я сделал попытку ее вытащить – не получилось. Из-за суеверий, я не захотел разбивать зеркало и решил домашними ключами отогнуть скобки, что держали фальц стекла. Скобки из-за ветхости почти без усилий сломались. И… О Боже!!! Я испуганно оглянулся. К моим ногам упали тетрадь и плотный конверт, лежавшие в потайном углублении!
Трудно описать чувство которое охватило мое существо! Наверно если кто-то бы посмотрел на меня в ту минуту – обязательно сказал бы, что этот человек ненормальный. Не знаю, что я там хотел обнаружить, но я так резко поднял мои находки!!! Эти ощущения наверно знакомы кладоискателю, когда, сообразуясь с рассказами или картой, после долгих поисков, его лопата неожиданно натыкается на металлический ящик с неизвестным содержимым.
Дрожащими руками я торопливо вскрыл конверт! В нем, к моему разочарованию, не было ничего особенного. Просто старые почтовые открытки, отпечатанные в Финляндии — CARTE POSTALE SUOMI FINLAND: на одной вид Выборга, на другой изображение пляжа в Терийоках, лодки, кабинки для переодевания и павильон-кафе, на третьей Курзал Сестрорецкого Курорта. Были и другие открытки, а на обратной стороне – расплывшиеся местами штемпели и личная переписка между мужчиной и женщиной. Чувства столетней давности показались мне, интересны.
Я был так увлечен, что не сразу услышал, что орут мне «московские строители из Средней Азии». Они стояли на остатках первого этажа, махали руками и, видимо, ругались на своем языке. Я понял, что испытывать судьбу и оставаться, мне не стоит, и поспешно прижав найденное богатство, проделал обратный путь, используя, знакомый лаз.
В нетерпении я вернулся домой, но как, ни пытался открыть записи – мне это не удавалось. Что уж я только не делал: и грел паром из чайника, и засовывал вязальные спицы, и аккуратно поддевал скальпелем – ничего не помогало. Отчаявшись, я вдруг вспомнил про Андрея Васильевича – моего соседа по старой квартире. Он работал экспертом в лаборатории судебной экспертизы на Старой Басманной. Если не уволился – может, поможет! У них то, наверно, бывают задачки и посложнее!
Василич встретил меня по доброму и, кажется, совсем не удивился моему приходу.
– Соскучился!? Пропустили тебя? Тут у нас все по-новому. Консьержка. Кодовые замки. Проходи… Проходи.
Я рассказал о своей проблеме. Он долго вертел мой антиквариат, ругал меня, что я как медведь полез, куда мне соваться не следовало. Потом разгладил бороду и лукаво посмотрел на меня:
– Ладно. Сделаю. С тебя ничего не возьму – ну пару бутылок коньяка – это уж сам бог велел. Идет?
– Идет! Конечно, идет! – с радостью, запальчиво воскликнул я.
– Но хорошего: не менее 10-лет выдержки, – добавил он, улыбаясь, видя по моей реакции, что продешевил.
– Все будет Василич!!! Звони! Жду!
Прошло не менее недели, пока я дождался долгожданной весточки. Я как на крыльях помчался к нему.
– Получилось?
– Да получилось то, получилось, но уж больно хлопотно. Неделю до полуночи пришлось задерживаться. Представляешь!
– Ну-у-у да, – протянул я – понимая, куда он клонит.
– По-хорошему тут и пяти бутылок мало. Сколько стоит мой рабочий день? … Знаешь? Специалист-эксперт высшей квалификации! То-то! Но ты не тушуйся, не тушуйся, – сменил он тон, видя мою скисшую физиономию, – это я так сказал, между прочим. Давай, что принес, и забирай свои манускрипты.
Я взял в руки две папки. В них лежали отдельные листки.
– Да! Пришлось разъединять по листочку.
– Понимаю! Это ничего, – согласился я.
– Я еще не все сказал, … да коньяк добрый. Кизляр. 12-лет выдержки, – он отставил в сторону бутылки, которые изучал. – Это ты правильно сделал, уважил старика, но у меня к тебе одна просьба…
– Какая?
– Ты это… так не держи. Не надо у себя. Компьютер в руках есть: по страничке, по две, настучи и опубликуй. Бог его знает, кто это написал, но человек, то писал для нас. Верил, что наступит время и все можно будет напечатать! Договорились?
– Хорошо, я постараюсь Андрей Васильевич.
– На-ка, вот, тебе обратно одну бутылку, и помни наш уговор.
– Да зачем? Я и так хотел, – смущенно запротестовал я.
– Бери, бери, – он лукаво посмотрел на меня, разгладил бороду, – дело то молодое: у меня деньги есть, надо я этого добра куплю… и не куплю сойдет.
Дома, я в полном одиночестве, распечатал коньяк. Налил, на дне широкого бокала, и с вожделением попробовал волшебный напиток – и только тогда, с волнением, отрыл первую папку и углубился в чтение. Какой-то неизвестный человек вошел в мою жизнь. Что с ним стало: убили на войне 1914 года или он погиб во время революции, или заболел тифом, а может, умер от голода? Кто знает!? Но почему-то, мне кажется, судьба впоследствии обошлась с ним несправедливо. Неровные, косые строчки запрыгали у меня перед глазами, и я окунулся в другой мир: когда еще не было мировых войн, революций – и люди были наивней, лучше и верили в ценности, которые нам порой сегодня кажутся смешными.
Глава 2
СЕСТРОРЕЦК 1912.
Это было через семь лет после окончания Борисоглебской гимназии.
Я отправлялся из Петербурга: с нового вокзала Приморской железной дороги. Вокзал еще не был готов. Верхнее строение пути – довели до угла Флюгова переулка и Большого Сампсониевского проспекта.
Вечерело. Подачу поезда задерживали почти на двадцать минут. Петербург в июле 1912 года изнывал от жары: и кирпичные многоэтажные громады, и каменные мостовые, и тротуары были раскалены – а воздух насыщен пылью, копотью и смрадом.
В ожидании, мои глаза скользнули по мрачному ближайшему фасаду: " Магазины Бр. Поляковых. Имъется громадный выборъ обуви кожаной, суконной, и парусинной – Варшавская, Саратовская, Кунгурская чесаная, валяная, бурочная, кукморская, Нижегородская, Тюменская. Магазинъ въ городскомъ корпусъ №№9, 24. Большой выборъ шляпъ, шапокъ и фуражекъ. Складъ резиновыхъ галошъ. Товарищество Россiйской американской резиновой мануфактуры. Прошу почтенниiйшую публику обратить вниманiе»
Какой-то тучный господин, в очередной раз доставал из нагрудного кармашка, который был специально вшит на сюртуке, – часы-луковицу BREUGET в золотой скорлупе, поросячьими глазками смотрел на золоченые стрелки и, не обращаясь конкретно ни к кому – тяжело вздыхал:
– Безобразие! Это просто – какое-то безобразие!
В который раз он проделал то же самое, утер красное потное лицо платком – и тут, наконец, подали состав. Паровоз был не новый, но хорошо отмытый, блестящий, шведской фирмы «Motala». Истомившиеся в ожидании пассажиры, дружно кинулись по вагонам.
У меня был билет в последний – шестой вагон. В него село около десяти человек. Я отметил миловидную девушку. Она была в сером платье, из шелковой креповой ткани с умеренным блеском. Крепдешин, мягко облегал ее стройную фигуру, струился вспыхивающими складками – а плечи, и верхняя половина тела, были прикрыты, короткой белой кофточкой-разлетайкой. На голове, чуть набок, крепилась пристегнутая булавками, полупрозрачная шляпка из китайской чесучи. Ее тонкие губы совершенно не улыбались, хотя глаза смотрели на мир восторженно и радостно.
Не успел я устроиться и разложить скромный багаж, как ко мне подсел тот самый тучный господин, с предложением поиграть в вист. В руках он держал полную колоду – 52 карты и ловко ее тасовал.
– Податной инспектор Прудаев.
Я тоже представился и сказал, не разделяя его оптимизма:
– В эту игру лучше играть вчетвером.
– Но что делать. Надо как-то убить время, – попытался оправдаться он.
От его голоса и внешности исходило что-то неприятное. Я считал себя неплохим игроком. Главное в висте – запомнить 26 карт своих и партнера, а порой карты приходится угадывать. Я любил это занятие, особенно в дороге, но, тут повинуясь шестому чувству – отказался – сославшись на усталость. Он не уходил и еще долго сидел, напротив, сверля меня маленькими рыбьими глазками. Видимо, он ждал, что я передумаю. Это было, в конце концов, невежливо и я, встав, прошелся по вагону, оставив его одного.
Оказывается, за тонкой дощатой переборкой, в соседнем купе ехала моя незнакомка.
Дверь была приоткрыта и, встретившись глазами, я учтиво поклонился ей, как старый знакомый. Она немного испуганно кивнула в ответ и, засмущавшись, сразу отвела взгляд; руки ее при этом, быстро и нервно стали перебирать замок небольшой сумочки, что лежала у нее на коленях; а ноги, обутые в белые сафьяновые полусапожки, она спрятала под полку. Девушка стала смотреть в окно и была напряжена.
Я, с сожалением скользнув в последний раз взглядом, по ее фигуре, прошествовал к себе. К счастью, тучный господин, видимо поняв бестактность своего присутствия, покинул меня и я, скинув туфли, с удовольствием вытянулся на полке.
Тут я вспомнил о газетах. Это было очень кстати. Развернул «Русское слово» и «Новое время», что взял у разносчика на вокзале. В нос ударил запах свежей типографской краски. Я пробежал заголовки: Мальта – «Итало-турецкая война. С места событий»; Будапешт – «Анти-венгерская демонстрация в Праге»; общество «Русский инвалид» извещает, – новое направление в живописи после «кубистов»; неуловимый разбойник «Зелим-хан».
На третьей странице задержался немного больше:
КРИМИНАЛЬНЫЕ НОВОСТИ
ПЕТЕРБУРГЪ (По телефону отъ нашихъ корреспондентовъ).
Сегодня, в склад изданий Острогорского, по Моховой улице, в д. №28, вошли два подростка 13 – 15 лет, и спросили книгу. Управляющая складом г-жа Берникова выдала книгу и открыла кассу, чтобы разменять деньги. Мальчишки, с криком: «Руки вверх!», бросились на Берникову, повалили ее на пол и стали душить полотенцем. Г-жа Берникова взмолилась и просила оставить ее в живых, взять все, что имеется в кассе. Они забрали около 70-ти рублей, – всю наличность кассы и бежали.
«Да! В какое страшное время мы живем! – подумал я, поглядывая на унылый пейзаж за стеклом. – Совсем дети. Толи дело было раньше?! Страшно становится. Куда катится этот мир!». Хотя убить время было нечем, я без сожаления перелистнул мир криминала. На последней странице взгляд мой привлекли два сообщения:
«КНУТ
Он снова сделался злобой дня для городовых. Дело в том, что некоторые извозчики и биндюжники, испытанные противники «Кнутовой реформы», – почувствовав ослабление надзора в этом направлении, вновь обзавелись кнутами. По их убеждению, лошадь без кнута, это все равно, что лошадь – без хвоста. Между тем, городовые – отметив такое непослушание, установили бдительный надзор за ослушниками. Напрасно извозчик, заметив городового, старается скрыть пребывание в санях кнута. Городовой – старый волк – его не проведешь. По слухам, старое помещение для склада извозчичьих кнутов заполнено. Того и гляди, что городской управе придется ассигновать сумму на постройку специального дома для склада кнутов.
ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ «ВОДКА».
Николай Тесла – тот самый чешско-американский изобретатель, который намерен передавать электрическую энергию без проводов – изобрел электрическую водку. Приготовляется она очень просто – пропусканием тока от батареи через особый подкисленный состав.
На последнем собрании докторов, в лондонском Меншьон-Гаузе, трезвенник, Томас Барлоу, выступил против обыкновенного алкоголя, в пользу электрической «водки».
«Забавно!» – подумал я и, отложив газеты, попытался задремать, но ничего не вышло. Неясные шорохи из соседнего купе тревожили мне душу. Я представлял себе, что буквально в нескольких перстах, за этой тонкой перегородкой, сидит девушка, молодая женщина, очень приятной наружности и может так же скучает, как и я. Это было нелепо и неправильно, и такая мысль не давала мне расслабиться. Отчаявшись задремать, я скатал постель и присел к окну. Поезд шел по приморской Санкт-Петербург-Сестрорецкой железной дороге. Это была частная железная дорога на северо-западе России. Она соединяла Санкт-Петербург с курортами, расположенными на северном побережье Финского залива. Видимо барышня следовала в один из них. Неожиданно я услышал легкие шаги, шорох юбок и боковым зрением уловил белое одеяние моей изящной незнакомки.
– Извините! Не могу открыть сельтерскую воду. Вы не поможете? – сказала она, сильно смущаясь, и краска бросилась ей в лицо.
Я ловко справился с бутылкой, подцепив крышку краем серебряного перстня. Это был подарок матери – на совершеннолетие. Бедная мама! Знала бы она, для чего я его использую.
– Пожалуйста!
– Здорово у вас получилось, – заметила моя попутчица, все еще смущаясь.
Я, пользуясь предоставленным случаем, представился:
– Михаил. Михаил Громадин. Инженер – еду на Сестрорецкий оружейный завод. По делам.
– Маша, – барышня потупила глаза, – Мария Александровна. Еду на отдых, – ответила она в том же ритме в полголоса.
Мы помолчали немного. Я, передавая сельтерскую, задержал бутылку, не отпуская совсем. Она уловила этот жест, подняла глаза и, взглянув строго, еще тише добавила.– Замужем!
Я отпустил бутылку, но она не уходила, … пребывая некоторое время в нерешительности.
– Ах! Да! Еще пробочка! – спохватился я, поняв, что она ждет.
– Благодарю! Вы очень любезны.
– Вам не скучно одной? – поинтересовался я, напуская равнодушный вид и как бы говоря это из вежливости.
– Что вы! Конечно, нет, – воскликнула барышня. – Я люблю скучать.
– Не попали мы с вами в одно купе. Может, пообщались – и дорога показалась короче.
– Может быть. Но пусть будет, все как есть.
– А что если нам исправить эту ошибку – скрасить наше одиночество? – бросил я пробный шар, ловя ее ускользающий взгляд.
– Это ни к чему, – сказала он сухо.
– Да, это ни к чему вас не обязывает, я выйду спустя несколько часов на станции в Сестрорецке, а вы поедете дальше…
