скачать книгу бесплатно
– Ну, все так…
– Глупости.
Мы шли очень медленно. Часть дороги молчали. Каждый думал о своем. Досаждали комары. Я наломал веток – себе и ей. Спустя примерно час, показались строения санатория. Ярко светил, освещая главный вход, фонарь работающий по принципу вольтовой дуги.
– Я не хочу на такой ноте прощаться, – сказала Маша, – спать совершенно не хочется, пойдемте на залив.
– Грустно все.
– В той стороне есть лодочная станция.
Пройдя двести-триста шагов, мы наткнулись на перевернутую лодку. Усевшись поудобней, мы стали смотреть на залив. Легкий ветер играл волнами и отгонял комаров. Почти полная луна, хорошо освещала берег. Ее желтовато-зеленый свет делал все предметы вокруг нереальными. Как будто они возникли из далеких снов.
– Я знала, что вы поймете меня. Спасибо.
– Когда мы шли, я наступил на мертвую чайку, – сказал я.– Это плохо!
– Это суеверия. Вы расскажите мне что-нибудь хорошее, доброе.
Я рассказал ей немного о себе. Она очень внимательно слушала и при этом, старалась в темноте видеть мои глаза. Луна светила так, что ей наверно было что-то видно, я же не видел ничего – кроме ее черного силуэта.
– Вот и все! – сказал я, закончив эпопею своей жизни.
– Нет! Нет! Пожалуйста, еще. Прошу вас.
Я вспомнил далекое детство, увлекся, и мы еще просидели не менее часа. Наконец спохватились, что давно пора идти. Как бы ни закрыли спальный корпус. Мы пошли скорым шагом, почти бежали и, тем не менее, опоздали. Я близко не подходил. Маша сходила одна и скоро вернулась.
– Не знаю что делать! Стучать, всех будить. La sortie je ne vois pas. (Выхода не вижу. фр.) Завтра наши кумушки будут обсуждать это как главную новость? – сказала она в расстроенных чувствах.
Меня эта новость напротив настроила на веселый лад.
– Это не здорово Мария Александровна, – проскрипел я измененным старушечьим голосом, подражая кумушкам и подсмеиваясь одновременно.– Откуда вы это после двенадцати одна возвращались – хочется спросить?
– Вам ли не знать Миша, – ангельским голоском ответила она, включаясь в игру и кладя мне голову на плечо.– Вам ли не знать!
– Ну что делать, – сказал я обычным голосом и вздохнул. – Пойдемте обратно. Прокрадемся как мышки. Авось наш полицейский не заметит.
– Давайте попробуем. А что делать.
– Здоровье то как?
– Лучше – намного. А как испугалась и вообще забыла про него.
Глава 5
Обратный путь мы проделали в два раза быстрей. Подходя к дому, пошли осторожней, и зашли крадучись. Я зажег керосиновую лампу, трехлинейку. Винтовка – трехлинейка, лампа – трехлинейка. Мне как оружейнику были так знакомы эти размеры 7.62 мм, калибр ствола и ширина фитиля. (Линия. Одна десятая часть дюйма. 2.54мм). Даже мой наган был под стать. Вставив стекло, я подкрутил фитиль наполовину, что бы огонь был поменьше. Предварительно, мы договорились в доме не разговаривать.
Я помылся в кадушке и принес ей смоченное полотенце. Пока ходил, моя гостья, раздевшись, моментально юркнула в постель. Это было сделано так быстро, что мне даже толком не удалось насладиться прелестями молодого женского тела. Только розовые пятки сверкнули. Я подошел к постели и подал ей полотенце. Она, лежа тщательно протерла губы, лицо руки. Я меж тем с интересом взял в руки, висевший на спинке черный корсет с белыми вставками по бокам. Это был обычный корсет, что поддерживает женскую грудь и заканчивается в низу живота. Широкий пояс, был укреплен жесткими вставками из китового уса и шнуровкой. Он еще пах женским теплом, молоком и еще чем-то терпким необъяснимо волнующим. На уровне груди и понизу в районе бедер – были приторочены светлые ажурные ленты, с мелкой просечкой, сшитые в виде бантов. В стянутом виде корсет имел силуэт песочных часов. Увидев мой интерес, Маша легонько вырвала его у меня из рук и сунула себе под подушку. Я недовольно покачал головой. Она, тоже сделав большие глаза, покачала в ответ и, зажав рот, чуть не прыснула смехом.
После долгих прогулок мне захотелось подкрепиться. Я жестами показал ей накинуть что-нибудь и присоединиться ко мне. Она отказалась – только показала рукой на яблоки. Я принес ей в постель одно яблоко, а сам налил себе три четверти стакана хереса и сделал пару бутербродов с ветчиной и подсохшим сыром. Маша, показывая взглядом на вино, негодующе повертела головой у виска. Я отмахнулся. Херес пошел прекрасно. Я сделал еще один бутерброд. Она сложила руки ладошками, и приставила к уху, поторапливая меня, что бы я быстрее заканчивал и шел спать.
В это самое время – послышались вначале не ясные, а потом все более четкие звуки шагов. Кто-то медленно прошел под нашими окнами. Шаги остановились у нашей двери. У Маши от страха – глаза сделались очень большими. Она почти с головой, ушла под одеяло. Я неторопливо вытащил наган, легонько, большим пальцем крутанул барабан, проверив патроны – но не стал взводить его. Было около часа ночи. Кто-то упорно стоял у нашей двери и видимо прислушивался к тому, что происходит в комнате. Наконец, крыльцо заскрипело, и кто-то осторожно постучался. Я взял со стола лампу и подошел к двери, второй рукой сжимая наган.
– Кто там?
– Это я. Аделаида Алексеевна! – раздался голос нашей хозяйки.
– Что вам не спится? – сказал я рассержено и довольно грубо.
– Откройте. Надо поговорить.
– Приходите утром, – сухо сказал я, отметая такую возможность.
– Нет. Дело не терпит отлагательства.
– Я не одет.
– Я подожду, – заверила женщина.
Я засунул обратно наган и показал жестом Маше, что бы она собрала одежду и спряталась под кроватью. Но это было лишним. Она и сама все поняла и сделала это быстро и проворно.
Я откинул крючок и впустил хозяйку. На ней было дорогое светлое платье из джерси или твида с завышенной талией и подвязками чуть ниже груди, а на ногах туфли на высоком каблуке. Это было забавно для часа ночи и нахождения на даче, хотя в целом наряд, несомненно, шел ей. В туфлях она казалась выше меня ростом, хотя уж этим меня батюшка не обидел. Сама фамилия Громадин, о чем-то говорила.
Хозяйка, довольно бесцеремонно, цокая каблуками, прошла к столу и присела на плетеный стул. В руках она держала бумажный пакет, и немного нервно перебирала пальцами его края. Мне пришлось тоже присесть.
– Ну что, – сказала она ласковым голосом, после непродолжительной паузы, – проводили свою барышню?
– Проводил, – односложно и неприязненно ответил я.
– Как она? Не плачет?
– Нет. Успокоилась, – заверил я.
– А я вот себе места не нахожу! Думаю все! Думаю! Зачем все это!? Будто сама не была молодой!
– Не знаю, что вам сказать, – поморщился я, не совсем доверяя искренности Аделаиды.
– В общем, я пришла мириться, – промолвила она ангельским голосом.
– Мы не ругались по большому счету, – подтвердил я, пытаясь не обостряться, и не понимая, куда она клонит.
– Но разговор был не из приятных. Не правда ли? Так вот, – она достала из пакета бутылку коньяка, – давайте пригубим, простим, друг друга и будем жить мирно и в согласии…
– До утра – не подождет? – перебил я ее.
– Ну что вы хотите, чтобы я опять думала… и всю ночь не спала?
– Ну, хорошо, – со скрипом согласился я, – бросая быстрый взгляд в сторону кровати.
– Я закуски не брала. Тут у вас я вижу полно. Осталось?
Она прошла к посудному шкафу, уверенно достала большие коньячные фужеры. Чисто намытые и протертые наверно мелом и бумагой, они ярко бликовали от света лампы.
– Открывайте, открывайте, – сказала она, деланно улыбаясь, – или вы это даме поручите?
Я открыл. Налил на донышке себе и ей.
– Нет! – запротестовала она – и, взяв бутылку, подлила нам обоим, примерно в три раза больше чем было. – Вот так будет лучше. А то складывается впечатление, что вы и мириться со мной вовсе не желаете. До дна!
Пришлось выпить. Коньяк был необыкновенно хорош. Я повернул этикеткой к себе бутылку, изучая происхождение приличного напитка.
– Понравился?
– В общем да! – вынужден был согласиться я, невольно отмечая положительные стороны нашей хозяйки: чистоту, принципиальность, наличие вкуса.
– Шустовский армянский!10-лет выдержки! – пояснила она, инстинктивно поправляя волосы, – подарок. Пять лет еще у меня стоял, – подчеркнула Аделаида важность момента.
– Чувствуется.
– Еще по бокалу?
– Да нет спасибо, – демонстративно отказался я, вспоминая вкус божественного напитка.
– Наливайте, наливайте как прошлый раз.
Я тяжело вздохнул:
– Что-то мы зачастили!?
– Отнюдь. Не мне же за вами ухаживать?
Мы выпили еще. Мир показался добрей. Женщина, которая сидела рядом – тоже уже не внушала таких опасений. «Хорошие отношения с хозяйкой это совсем не плохо, – пронеслось у меня в голове, – сейчас она уйдет и все наладится. Маша наверно уже заждалась. Как ей там под койкой? Неуютно. Теперь-то точно все получится как нельзя лучше. Хорошо бы коньячка ей на донышке оставить попробовать?».
– Зовите меня по-простому Аида, – сказала хозяйка, прервав мои мысли.– Это немецкое имя. Раньше меня, как только не называли: и Аделаида, и Аделина, и Адель, и даже Адальберта. Я не такая старая – тридцать восемь, это поверьте не так много. Вот будет вам 38, поймете, что я была права. Просто если вам сейчас 25—27 – все мы вам кажемся старухами. Я где-то конечно не слежу за собой. Вот лишний вес, уже разучилась хорошо одеваться, за модой не гонюсь и я уже совсем не та хохотушка, которая была прежде, хотя по большому счету это совсем не так. Я иногда ощущаю себя совсем молодой.
Мы неосторожно встретились глазами. В сумраке комнаты ее глаза блестели немного таинственно и вызывающе. Она еще более оживилась, видимо истолковав это по своему.
– Конечно, жизнь у меня разделилась на две половинки. Счастливая с мужем – и одиночество, бледная тень без него. Это страшно злит меня, и порой я бываю, несправедлива к окружающим, а потом казню себя. С другой стороны – за что мне такая участь? Я прежде не сделала ничего плохого. Это наказание без вины.
– Почему вам не выйти вновь замуж? – вяло поинтересовался я.
– Давайте еще немножко нальем, – предложила хозяйка, в очередной раз, поправляя волосы на голове и прихорашиваясь. – Я расскажу.
Мы выпили. Бутылка катастрофически пустела. Видимо фужеры были обманчивы. Она так хотела исповедаться, что, вяло, махнув рукой, не стала закусывать, и торопливо продолжила:
– Тут все дело в его маме. И эта дача, и дом в Петербурге, и акции пароходной кампании «Лапшина и Сироткина», и еще много чего – все записано на ней. Мой муж, Афанасий, изначально был ей всем обязан и не придавал значения формальностям. Даже когда он работал на Сестрорецком заводе, что совсем в его положении было не обязательно, он докупал акции, и отдавал их матери. Я в эту бухгалтерию не лезла, а вот так случилось, что я осталось вдовой с двумя детьми, и реально у меня нет на руках – ничего. Отношения со свекровью натянутые. Ну, кто любит бесприданниц. Нет! Она, конечно, она не выставила меня за порог, все-таки ее родные внуки, кровинушка, но сказала мне, что такое положение будет продолжаться, только до того момента – пока я вновь не выйду замуж. Что будет после этого, она не уточняла, но, судя по всему, ничего хорошего меня не ждет.
– Да! Судьба, – искренне посочувствовал я. «Несчастных женщин в России наверно больше чем женщин!» – пронеслось у меня в голове. Наверно коньяк давал о себе знать. Мне ее стало, по настоящему жаль.
Она придвинулась ко мне на близкое расстояние. Есть зона безопасности между мужчиной и женщиной. Если ваши лица оказываются слишком близко, тем более по инициативе слабого пола – это не спроста.
– А я же поверьте живая. Меня еще можно отогреть. И этой дури, у меня ведь раньше не было, не было совсем. Мне порой так стыдно становится! Вы верите мне?
Она взяла мою руку в свои ладони, как бы доверяя сокровенное. Я чуть отодвинулся, но руку освобождать не стал.
– Верю. Да конечно. Отчего нет, – сказал я скороговоркой, и все-таки освободив руку, встал, поправить фитиль в лампе. Она вспыхнула ярче. Когда я вернулся, она вновь подвинулась ко мне ближе.
– Давайте выпьем на брудершафт! – огорошила она вдруг меня, и я почувствовал, как язык у нее уже слегка заплетается.
– Это ни чему! – возмутился я.
– Один поцелуй для дамы это разве много? Наверно свою возлюбленную – так не обижаете?
Она разлила остатки коньяка.
– Вы лучше не пейте. Закусывайте Аида. Вам не много?
– Много? И что?
– Ничего.
– Я за все лето – не брала толики в рот! Я же тупая и глупая моралистка и трезвенница!!! Вы разве не заметили? Но не сегодня. Сегодня, все будет по-другому. Будет?
Она посмотрела на меня долгим вопрошающим взглядом.
– Не знаю, что вы имеете в виду? – отстраненно бросил я, украдкой посматривая на укрытие, где спряталась Маша.
– Да это я так. Ну, короче вы будете допивать коньяк или мне прикажете это делать самой.
– Вы сама себе хозяйка. А мне достаточно.
– Я, конечно, могу, но разве вы хотите видеть нетрезвую женщину? Нет? Тогда поддержите меня. – Аделаида встала и подошла к окну, поглядывая на двор. Луна мертвенно бледным светом озаряла ограду и постройки. Удостоверившись, что все тихо и спокойно, она вернулась назад и продолжила:
– Я одна пить? Ни за что! Вот с вами Михаил, непременно! Какой вы сударь право – не решительный.
Я не уступал ее просьбам. Она подумала и тоже отставила бокал.
– Ладно. Подождем! А почему вы не купаетесь, – поинтересовалась она вдруг.– У нас тут все купаются. Пляж хороший. Жара. Или это из-за шрама? – вновь огорошила меня Аделаида, видимо потеряв контроль.
– Откуда вы про него знаете? – опешил я.
Она осеклась. Почувствовала, что проболталась и сказала лишнего.
– Нет. Мне все равно. Это я так предположила, – неуклюже попыталась оправдаться она.
– Подглядываете! – возмутился я, с легким презрением вглядываясь в лицо женщины.
– Это случайно получилось, – заверила хозяйка, слегка зарозовев. – Извините.