Кузьмич

СЕМЬЯ В СБОРЕ. ВОЗМОЖНЫ ВАРИАНТЫ. ТЕАТР, ДА И ТОЛЬКО.

Поезд прибыл удивительно точно, и усталая с дороги семья высыпала из вагона и набросилась на меня с объятиями и поцелуями. Было бы совсем радостно, если бы не багаж, который еле-еле поместился на большой тележке. Дети выглядели повзрослевшими, а жена похорошевшей, хотя это, наверное, было первым впечатлением. Жека носился вокруг тележки, Оля чинно несла школьный ранец, а Люда сначала хотела что-то рассказать, но, в конце концов, махнула рукой. «Потом, потом», – успокаивал я всех, лавируя между идущими по перрону людьми. Уже дома все начали говорить разом, бродили по квартире, а я подогревал щи из свежей капусты и резал овощи. Люда достала «кирпич» чёрного, батон колбасы и бутылку «Столичной» и сидела, устало уронив руки на колени. Достал бутылку сухого белого вина, и пока дети растаскивали вещи по местам и одновременно спорили, мы выпили за встречу и закусили советскими продуктами. Жена рассказала как родители, как Москва, как друзья, как дети, свои и чужие, и т. д. Потом вчетвером ели щи, пили чай с венским штруделем и болтали. Восполнив силы, дети собрались в школу и скоро улеглись, горестно стеная по поводу раннего вставания. А мы ещё посидели и наконец-то о многом поговорили. Как ни странно, проснулся я рано и притворялся, что сплю, пока семья собиралась в школу и делала вид, что пытается меня не разбудить. Всё получилось, и я начал день с раздумий. Одевался и думал, пил кофе и думал, а когда уже в офисе Жанна принесла мне кофе в кабинет, пришла мысль, что пора подвести итог под сегодняшней датой. Прошёл почти год нашего пребывания в Австрии, с семьёй всё в порядке, близится зима – пора покупать всё горнолыжное, об остальном пусть думает жена. Проект не шибко – не валко движется, настала решающая фаза, связанная со сложным оборудованием, но и она, как всё в жизни, закончится. Хотелось бы, чтобы благополучно. А для этого было бы логично организовать переговоры в Торгпредстве, подключив туда замторгпреда Костина, представляющего государство, Штельце и нашу троицу, предположительно инициаторов этих переговоров. Сноу на переговорах нежелателен как посредник, которому поручены такие вопросы как связь с проектантами, фиксирование сделанной работы и подготовка приёмочной документации для подписи. Знание русского языка, пусть и не заслуживающее похвалы, значительно всё упрощает, особенно в плане общения. Его предложение участвовать в симпозиуме на выставке в Брегенце заслуживает внимания. Продолжать с ним личный контакт надо, однако появление Дяди около его бюро как-то странновато, и об этом забывать не стоит. Отношения Шорина с Самсоновым вполне пристойные, но чувствуется внутренний напряг, причина которого даже не в конкуренции, не в разнице полномочий, а в том, что существует какой-то круг лиц, а в нём конкретные личности, которые принимают решения, понятные на их уровне и учитывающие, в основном, их интересы. Действующие лица, которые участвуют в режиссируемом ими спектакле, их, очевидно, не интересуют, так как намечен результат, и в случае непонимания или, не дай бог, своей собственной игры, будет задействован дублёр или переписан сценарий. Дядя Самсонова, хотя и не вмешивается в процесс, но висит над Шориным как грозовая туча. Да и таинственный Дядя мельтешит. Ну, прямо масонская ложа из «дядей». Когда я изложил Шорину свои соображения, он надолго задумался, говорил о продукции двойного назначения, об отставании нашей электронной промышленности и, в конце концов, изрёк, что посоветуется с Костиным, хотя он и « не орёл». На его запрос об операции с использованием Лётчика и Ткача пока ответа нет, но учитывая существующий неписаный закон об обязательности реагирования, его следует ждать в ближайшее время. По поводу Самсонова Борис высказался туманно: «Всё это муть зелёная, но соседи есть соседи. Нам помощь не нужна, сами разберёмся, а Сноу не отталкивай, «дружи» с ним». В то время как Шорин крутился, чтобы внести ясность в обсуждаемые проблемы, Самсонов обдумывал контраргументы, а Рощин вздыхал и чертил графики, наша семья в полном составе посещала спортивные магазины и торговые центры, поставив перед собой почти невыполнимую цель закупить всё необходимое для зимнего сезона. Сначала приобрели спортивный инвентарь для меня и Жеки. Горные лыжи для сына были прошлогодней модели, но новые, а мои просто выглядели вполне прилично. Ботинки купили на распродаже. Зимние куртки, штаны и всякие свитера, рубашки, носки приобрели для всех. Все были довольны, а если и нет, то хорошо притворялись. Пообедали сосисками с картошкой фри и в процессе озвучили дипломатическое решение при необходимости прикупить что-нибудь ещё. Каждый думал о своём, надеясь позже вернуться к переговорам, но уже «сепаратным». Дома всё перемеряли, повздыхали и занялись своими делами.

НАПРЯЖЕНИЕ УСИЛИВАЕТСЯ. КУЧА МАЛА.

Была середина сентября, когда Шорин зашёл в мой кабинет, молча посидел, постукал костяшками пальцев по столу, наморщил лоб, провёл по нему ладонью и предложил съездить на рынок восполнить запасы офисного спиртного. Жанна уже выдала ему под отчёт определённую сумму. Мы покрутились по переулкам и запарковались недалеко от винных рядов. Сумку, которая тяжелела по мере увеличения закупаемого спиртного, мы тащили до машины вдвоём. Рядом оказалась кафешка, где подавали пиво Гёссер. Так как Борис сразу заказал по рюмке абрикосовки, было понятно, что ему есть что рассказать. Так и оказалось. Пришло разрешение на приобретение немецкого двигателя, в котором подтверждались его технические характеристики, указывалась необходимость наличия определённых узлов, качества сборки и подробной инструкции по эксплуатации и обслуживанию. Был также приложен перечень необходимой технической документации на немецком языке. Сумма осталась без корректировки. Кратко описывался порядок проведения операции, но в тексте присутствовали также слова «на усмотрение сотрудников» и «в зависимости от обстоятельств». Борис понимал, что предусмотреть все варианты невозможно, поэтому некоторой гарантией являлось участие в афере Лётчика, который сам служил пилотом и был в курсе многих деталей. «Значит, так, – сказал Шорин, принимаясь за пиво и жареную картошку, – встречайся с Лётчиком и всё с ним обсуди подробно, особенно дату и порядок передачи денег. Ткачу всё равно, когда ты будешь их знакомить, ему нужна дата, чтобы договориться с начальником базы. Он будет сам рассчитываться за движок. В конверте, который ему предназначен, будут его комиссионные и сумма, включающая стоимость двигателя и заработок самого начальника. Как эта сумма будет Ткачом распределена, мы не знаем, но конверт Лётчик ему передаст после погрузки двигателя в вертолёт. Второй конверт будет содержать комиссионные Лётчика и предполагаемые расходы на перелёт и оформление полёта. Название пункта назначения в Словакии я назову тебе, когда передам конверты с деньгами. Звони Лётчику, не тяни, покорми его хорошим ужином, не скупись. Подтверди, что свои 20% он получит. Учитывая, что Ткач задрал цену, эти 20% его приятно удивят. Если спросит, отвечай, что не знаешь, но сумма значительная и обсуждать её с Ткачом не надо. Место встречи и время напиши на бумажке, передашь мне её в офисе. Ничему не удивляйся. Ну, да я уже вижу, что ты врубился». До Лётчика сразу дозвониться не удалось. Я потратил два вечера на попытки связаться с ним. На молчаливый вопрос Люды, который светился в её глазах, отвечал, что Шорин просил кое-что сделать. Наконец телефон ответил. Лётчик сообщил, что был занят на сервисных работах и поздно возвращался с вертолётной площадки. Он предложил полетать вместе, но так как договорённости с Борисом не было, я отказался, сославшись на усталость, и в свою очередь предложил поужинать и, если будет желание, сыграть партию. Вечер воскресенья всех устроил. Ресторан, который нам понравился в прошлый раз, решили не менять. Написав место и время, я передал записку Шорину у него в кабинете и предложил её съесть. Борис неодобрительно на меня посмотрел и сказал, чтобы я сходил за кофе и настроился на обсуждение проекта. Анна приготовила две чашки покрепче и, слегка кокетничая, назвала меня «борцом за свободу», как, якобы, зовёт меня её муж. Не уклоняясь от лёгкого флирта, я «обозвал» её спасительницей жаждущих и элегантно отчалил от кофеварки. Надо признаться, что такое внимание Самсонова меня не обрадовало, а наоборот, насторожило, а интуиция меня редко обманывала. Шорину я об этой мелочи рассказывать не стал, зато он сообщил мне, что разговаривал с Костиным, который «врубился» в проблему со сложными станками, но предпочитает встретиться со Штельце один на один, а потом уже просчитывать варианты. Борис был явно разочарован таким развитием событий и с недовольным видом развёл руками и потом, хлопнув по моей записке ладонью, подытожил, что будем ждать и наблюдать. В воскресенье решил поехать на машине, тем более ранним вечером в нерабочий день мест парковки должно быть достаточно. Покрутившись по переулкам в районе Техникер, я вырулил на Ринг и, поставив машину, отправился через сквер к месту встречи. Не стану с гарантией утверждать, но мне показалось, что на параллельной дорожке мелькнула до боли знакомая фигура Шорина. Отметив это предположение и отложив его в дальние разделы памяти, через 10 минут я был у ресторана и был рад пожать руку Лётчику, который, видимо, только что подошёл от метро. Я был действительно рад его видеть. Его загорелое доброжелательное лицо излучало заинтересованное внимание, сам он был подтянут и бодр. Мы похлопали друг друга по плечу и двинулись к приоткрытой двери заведения, откуда доносились звуки негромкой музыки. Усевшись и положив перед собой меню, мы некоторое время сидели и просто глядели друг на друга, улыбаясь. «Ну, как жизнь молодая? – дружески поинтересовался Лётчик. «Не такая уж и молодая, – в стиле трагикомедии парировал я. – Бокал белого нам не помешает обсудить новости, а они есть». Лётчик довольно кивнул. Официант уже стоял я блокнотом, записал желаемое, удалился и через 5 минут мы, не прерывая разговора, уже пили холодный «Грюнер Вельтлинер». Разговор шёл о нашем бизнесе, который приобрёл конкретные очертания. Лётчик внимательно слушал, от комментариев пока воздержался. Был готов встретиться с Ткачом в любой день в обеденное время. Ему нужно было уточнить чисто технические детали, понятные ему одному, но в принципе он был готов провернуть эту комбинацию.

ЛОВЛЯ ФОРЕЛИ. СПЛОЧЕНИЕ КОЛЛЕКТИВА.

Приёмщики Степанов и Бокий как-то выпадали из коллектива фирмы. В офисе в рабочие дни они чертили графики, оформляли акты приёмки станков, готовили официальные письма с претензиями к качеству сборки и результатам испытаний, регулярно связывались с проектантами и докладывали Рощину обстановку как устно, так и письменно. Тут они немного хитрили, перекладывая в отдельных случаях ответственность на Рощина. Он это прекрасно понимал, и скоро все осознали, что задачи общие и надо выступать единым фронтом. Поэтому, как правило, достигалось согласие, и Рощин добился того, что его слово оказывалось последним, тем более что ни разума, ни опыта ему было не занимать. После трудового дня, когда не было приёмок, они отправлялись пешком на Техникер, а потом вариантов было не много, то есть два: они или сначала готовили ужин и трапезничали, а потом гуляли по Вене, или сначала посещали какой-нибудь район австрийской столицы, а потом ужинали. В кафе или кино они не ходили, экономили, чтобы купить товары, которых в СССР просто не было, начиная от электроники и кончая «Жигулями». Экономили и посольские, и торгпредские, и международники, и австрийцы об этом догадывались. И когда Сноу в разговоре с нами предложил в выходные организовать пикник с выездом в предгорье Альп с рыбалкой и дружеским ужином, Шорин с Самсоновым с радостью согласились. Семьи тоже приглашались, что облегчало принятие положительного решения. Крепкие напитки и спиннинги мы обеспечивали. Ехать предстояло в район городка Нойнкирхен, где находились охотничьи угодья Венского клуба охотников и рыболовов. В обширных лесах было много дичи, а в многочисленных речках водилась форель. Клуб предоставлял нам участок реки, где мы имели право ловить рыбу. На территории клуба можно было устроить пикник по разумным ценам, пожарить форель и выпить рюмку привезённого крепкого. Вино, еду и напитки детям и женщинам клуб предоставлял тоже по щадящим ценам. Кроме рыбы, в поимке которой никто не сомневался, можно было заказать ещё приготовленные на мангале куски косули. Оплата мероприятия ложилась на австрийскую часть фирмы, что не могло не радовать. Шорин как-то странно на меня посматривал, что слегка настораживало. Утром в субботу мы вчетвером забрали на Техникер Рощина, а Шорин – приёмщиков, но учитывая, что было трое детей, в машинах было относительно просторно. Встречались на Южном автобане, на паркинге Винер –Нойштадт, куда подъехали Самсоновы и Сноу со своим другом. Перездоровавшись, поехали за Сноу до стоянки на берегу местной речушки. Там нас ожидал директор – он же сторож – клуба, который нам всё показал и рассказал. Место было чудесное. Рядом журчал ручей, через который был перекинут мостик. Перейдя ручей, по тропе можно было спуститься к речке. Казалось, что горы совсем рядом, они выглядели неприступными, густая растительность скрывала места подъёма. Все молчали, оценивая увиденное. Только дети, чувствуя избыток энергии, суетились и разбирали захваченную с собой одежду. Сын достал из багажника спиннинги и блёсны. Все мужчины надевали сапоги, у кого они были. Женщины продолжали что-то обсуждать и хотели определённости. Мы с Шориным раздали спиннинги и блёсенки. Самсонов с дочерью уже были в пути к берегу речки. Рощин и иже с ним топтались рядом и ждали команды. Отправив их за Самсоновым и обещав всё объяснить на берегу, мы с Борисом взяли садок, подсачек, пакеты и, уточнив у Сноу, каким временем мы располагаем, захватили Женьку и тоже двинули в направлении удачи. Тут-то и выяснилась причина загадочного вида Бориса. Он, достав из кармана банку с червями, улыбаясь, признался, что ждал, когда мы останемся втроём, чтобы раскрыть маленькую, но очень важную тайну. И когда заинтригованный пацан открыл рот, он объяснил, что форель надо по правилам ловить на искусственные приманки, то есть блёсны, мушки, и всякие резинки, а мы похитрим и будем насаживать на крючки блёсен кусочки червя. «Только мы втроём, и больше никто», – строго посмотрел Шорин на Женю, который сиял как начищенный медный таз. Тайна окрыляет и воодушевляет, и мы, дойдя до исходных позиций, слегка удалились от толпы, изобразив из себя учителей рыбной ловли для подрастающего поколения. Удача нам сопутствовала, и через пару часов в садке барахтались два десятка форелей. Наша троица переместилась ближе к плотине, и мы с Борисом выловили две форели, которые были явно крупнее предыдущих. Женя, обуреваемый страстью к успеху, которую я раньше за ним не замечал, начал хлестать спиннингом более активно. И на одном из забросов его блесна зацепилась за камень. Наши усилия освободить крючок тройника ни к чему не привели. На одном рывке леска оборвалась, и блесна осталась в расщелине, поблёскивая на солнце. Камень был большой и плоский, и с берега были видны рыбины, которые интересовались блесной и, очевидно, кусочком червя на крючке. Вдруг из ближайшего к камню омуточка выплыла большая и важная форель и, поправ конкуренцию, рывком схватила блесну. Оторвав её от камня, она неспешно удалилась в сторону плотины. Такое событие решили считать финалом и постановили, что если бы мы не стали торопиться и рвать леску, то эта самая крупная форель, ну, как обычно бывает на рыбалке, была бы точно нашей добычей. Народ уже толпился у стола, на котором были выставлены тарелки с маленькими бутербродиками, овощами и соленьями, стояли бутылки с водкой из нашего запаса и вином из австрийских подвалов. Некоторые были возбуждены, особенно Рощин, который претендовал на первенство. Однако его оживление померкло, когда он увидел наш улов. Назначив Женю лучшим рыболовом среди присутствующих и рассказав приключение с обрывом снасти, сдобрив анекдотами из жизни рыбаков, мы влились в компанию и произнесли тост за хозяина клуба, который своим радушием сплачивает коллектив. После первой все оживились, и беседа приняла дружеский характер. Потом все уселись за стол. Шум и смех, может, кого-то и беспокоили, но это нас не волновало. Принесённая жареная рыба была встречена с энтузиазмом. Проголодавшиеся дети уплетали венские сосиски (они же франкфуртские) с картошкой фри, запивая еду холодной кока-колой. Сноу, сидевший рядом со мной, предложил отдать часть рыбы приёмщикам, что и было сразу сделано. Остаток форели поделили на три клана. Сноу тоже досталась парочка, от чего он сначала пытался отказаться. Пока общество занималось едой и напитками, делясь воспоминаниями об удачной охоте и рыбалке, Сноу горячо меня убеждал, что настало время уделить особое внимание проекту, где уже наметились значительные, по его мнению, изменения. По сути, он был прав. Сами станки и, естественно, их производство, должны следовать за прогрессом, поэтому автоматические линии должны уступать место сложным обрабатывающим центрам, которые позволили бы менять подходы к технологии изготовления отдельных узлов и деталей станков, и таким образом снижать их себестоимость. Смысл его рассуждений сводился к тому, что нужно участить поездки в Кёльн, отслеживать ситуацию и вносить коррективы в проект, предварительно обсудив с дирекцией стройки, проектным институтом, фирмой и получив согласие Минмаша. Всё это сложно и связано с финансовыми затратами. И ещё. Так как его фирма является связующим звеном и берёт на себя конкретные обязательства, совершенно не обязательно каждую поездку в Кёльн согласовывать со Штельце. Достаточно позвонить ему, а он, если необходимо, поставит его в известность. Вот, к примеру, организация симпозиума тоже Штельце не касается, и мы её обсудим с Ноймаром, когда встретимся втроём в Кёльне. «Так что звони мне лучше домой, так как я всё время в разъездах. Попробуй через недельку, так как поступят необходимые данные по симпозиуму, и согласуем срок поездки в Кёльн». Я согласно кивнул, и мне пришла оригинальная мысль: «Ну, прямо как с Лётчиком». Шорин серьёзно и задумчиво смотрел на меня. Уже дома, когда мы чистили и потрошили форель, Люда неожиданно заявила: «Вальтер ваш странный какой-то. Вроде хочет всем приятное сделать, а глаза недобрые». В готовую рыбу мы положили петрушку и кинзу и убрали в морозилку. Нам сказали, что через несколько дней можно доставать по рыбке и, сняв филе, завтракать слабосолёным деликатесом.

ОБРАЗОВАНИЕ ТРОЙСТВЕННОГО СОЮЗА.

На следующей неделе Шорин назвал мне день встречи Лётчика и Ткача. Она должна состояться в ресторане «Плачутта» в центре Вены. Там подают якобы любимое блюдо императора Франца-Иосифа – тафельшпитц, которое состоит из отборного варёного мяса, чёрных жареных хлебцев, жареной картошки и различных соусов, включая яблочное пюре. Там рядом есть маленькое кафе, из которого открывается вид на церковь иезуитов и виден вход в ресторан. Когда Ткач появится, он мне его покажет, тем более что я его видел в Хилтоне. Если Лётчик придёт раньше, пусть входит и занимает место. Днём там свободно, а я с Ткачом подойду. А если Лётчик задержится, будем ждать его в ресторане, заодно познакомимся. А он отсюда будет обстановку наблюдать. Когда соберёмся втроём, обговорим день вылета. Пусть Лётчик объяснит, куда Ткачу подъехать. Надо сказать твёрдо, что финансовые вопросы будет регулировать Лётчик. Важно подчеркнуть, что я – посредник, и мне сказали, что всё уже согласовано. Последние инструкции Лётчик получит в ближайшее время, чтобы была полная ясность, и сделка не зависела бы от каких-то неожиданных обстоятельств. «Если вопросов не будет, гуляйте, а я буду посматривать. У меня, кстати, встреча с Ткачом в тот же день, а ты за день – два до вылета пообщаешься с Лётчиком и передашь ему деньги и инструкции по платежам. Так что звони нашему «летуну» и назначай рандеву», – заключил Борис. В день «х» всё было как обычно. В офисе шла работа. Все сидели, писали, время от времени общались. До меня доносились громкие голоса, смех, но я не выходил из кабинета и, честно говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. Приходила Анна, принесла кофе, странно на меня посмотрела и, не сказав ни слова, удалилась. Наверное, у меня было непривычно отстранённое лицо, а женщины тонко чувствуют настроение. С Шориным я не общался, и в назначенное время мы с деловым видом вышли из здания и сели в его машину. Заехав в пару магазинов, мы покрутились по городу, выезжая из переулков на крупные магистрали и снова ныряя во второстепенные улицы. Наконец, запарковавшись в подземном муниципальном гараже, мы двинулись к месту встречи. Сначала я, а Борис немного отстав. Потом он меня догнал, и мы вместе вошли в угловое кафе. Усевшись за столик у окна, через которое действительно был виден вход в ресторан, мы прихлёбывали крепкий кофе, весьма неплохой, наверное, потому что вокруг угнездились многочисленные церкви, принадлежащие разным монашеским орденам, а место, как известно, обязывает. Мне пришла неожиданная мысль о Дяде, но я Борису ничего не сказал, хотя как раз в этот момент он насторожился и показал мне кивком головы в сторону окна. У входа в Плачутту прохаживался Ткач. Мне вспомнился его недовольный взгляд, когда я заглянул в его офис в Хилтоне. Он и сейчас выглядел недовольным, может, ожидал, что его встретят с оркестром. Я потрепал Шорина по плечу и устремился наружу. Ткач недоверчиво посмотрел на меня, когда я к нему обратился, но вероятно, сравнив отпечатавшееся моё лицо с оригиналом, улыбнулся и по-английски поздоровался. Я крепко пожал ему руку и по-немецки предложил войти, выбрать место и выпить по маленькой, если Лётчик задержится. К счастью, мой партнёр, как обычно, был точен, и мы уселись за удобный столик в углу и стали разыгрывать немецкий гамбит. Белыми играл я, поэтому познакомил присутствующих и предложил начать партию с расстановки фигур. Официант принёс нам по рюмке абрикосовки, и мы углубились в изучение меню. Оказалось, что мы союзники по части вина, и предложение распить бутылочку Грюнер Велтлинер было сразу поддержано. Копчёная форель прошла без обсуждения, а при выборе горячего проявился характер Ткача. Он потел, шевелил губами, его глаза и лысина блестели, но остановил он свой выбор всё-таки на говяжьем стейке с луком и жареной картошкой. Отметив про себя склонность полных людей заказывать апробированные блюда, я поддержал Карла при заказе тафельшпитца. Деловые вопросы мы решили быстро: Ткач в назначенное время приезжает на вертолётную площадку к Лётчику, и они летят в район Франкфурта-на-Майне, где Ткач укажет место посадки. Все необходимые моменты будут обсуждены с начальником авиабазы, и все разрешения, включая сигнальные знаки, будут подготовлены. Лётчик спокойно сказал, что подготовит вертолёт, получит подтверждение на полёт и согласует координаты для прокладки трассы. От меня требуется указать пункт назначения и обеспечить финансирование. Мне оставалось подтвердить согласие на всё сказанное, и заявить, что название пункта назначения и деньги я передам Лётчику за два дня до вылета. Сославшись на свои посреднические функции, я сказал, что буду действовать в соответствии с инструкциями заказчика, и если имеются неясности, лучше их обсудить сразу. Вопросов не было, по-видимому, мои беседы с Лётчиком и Шорина с Ткачом устроили всех участников действа. Все заметно волновались, но так как общая цель сближает, вино и еда поглощались с удовольствием. Я включил память и рассказал пару анекдотов про лётчиков, благо эта работа настолько необычна для нас, землян, что и анекдотов оригинальных и неожиданных много. Карл добросовестно смеялся и сам вспомнил несколько анекдотичных случаев. Потом он вдруг неожиданно заторопился, предложил заплатить, но так как я, сославшись на представительские возможности, отобрал у него «эстафетную палочку», распрощался и быстро удалился. Ткач к этому отнёсся безразлично. Во всяком случае, виду не подал, и предложил угостить меня глотком бренди. Потягивая крепкий напиток, мы практически ни о чём не говорили, каждый думал о своём. Собеседник никуда не спешил. Я устал и предпочёл распрощаться, пожелав ему здоровья и удачи. Осенний вечер уже ложился на Вену. Было как-то невесело. Шпили костёлов угрожающе топорщились среди таких же постаревших зданий. Настроение было тупиковое.

АЛЬПЫ. СПОРТ И ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ.

Наступил второй декабрь нашего пребывания в Вене. Похолодало, изредка падал снег, но быстро таял, и впечатления, что скоро Новый год, не было. Некоторые сотрудники советских организаций в Австрии в выходные с семьями выезжали в горы, гуляли там по дорожкам, некоторые катались на лыжах, в том числе и на горных. Жена как-то сказала мне, что торгпредские бронируют автобус для поездки в горы, и предложила записаться. В цену входил сам автобус и одна ночёвка в отеле рядом с горнолыжными трассами. В отеле были бассейн и сауна. Кроме нас в списке были Шорины с дочкой и другие семьи разных советских организаций. Выезд планировался в субботу рано утром, возвращение в воскресенье после обеда. Надо признаться, что кроме меня в семье на горные лыжи никто никогда не вставал, да и я учился и несколько раз катался на первых курсах института, то есть лет 20 назад. Тем не менее, энтузиазм захлёстывал. И в субботу в новых спортивных костюмах и со всем необходимым мы толпились у автобуса и ждали команду загружаться. Когда автобус тронулся и детские голоса несколько поутихли, обнаружилось, что на экране, висевшем на кабине водителя, демонстрировались мультики советского производства, а в некоторых местах были приставные столики. Через 15 минут все распределились по интересам, а автобус нёсся по южному автобану к предгорьям Альп. Когда стали подниматься в горы, ландшафт быстро стал меняться. Зелёная трава и деревья оделись в белые одежды. Медленно преодолевая подъёмы по узкому шоссе, вдоль которого встречались небольшие посёлки и изредка просматривались снежные трассы с подъёмниками, автобус натужно гудел, но раз за разом справлялся с очередным перевалом. Неожиданно за поворотом открылась автомобильная стоянка с сотней припаркованных машин и горнолыжная база, где мы должны были разместиться. Номера были заранее распределены, и нам достался двухкомнатный с балкончиком, выходящим на сторону, противоположную стоянке. Шорины вселились в соседний номер, и через полчаса, взяв лыжи и ботинки, мы гурьбой вывалились из здания. Перед нами был довольно широкий и длинный спуск, по которому спускались лыжники. Подъёмник располагался у левого края спуска, от которого его отделяли флажки, а в некоторых местах и сугробы. Он был самой простой конструкции: толстый трос двигался через шкивы, от троса свисали штанги, оканчивающиеся перекладиной, рассчитанной на двоих, которая, упираясь в низ спины, тащила лыжников вверх. Так как наш рост с Женькой значительно отличался, то перекладина, поддерживающая его под попу, упиралась мне в районе колен, что меня практически опрокидывало, тем более что было необходимо ещё поддерживать сына, который пока не привык к такому способу передвижения. В конце концов, мы свалились и отползли в сторону, опасаясь столкнуться с поднимающимися лыжниками. Между подъёмником и спуском был сугроб широкий и глубокий. Чтобы его преодолеть требовалась масса усилий, а в горнолыжных ботинках и с лыжами через плечо – спортивный подвиг. Отдав Жене палки и забрав у него лыжи, я прокладывал путь в снегу, которого мне было по пояс, а сыну по горло. Измочаленные, мы выбрались на спуск, надели лыжи и медленно, часто останавливаясь, спустились до площадки, где начинался подъём и где мы полчаса назад переодевали ботинки. Тут же было большое кафе, где «настоящие спортсмены» разминались пивком и где сидел Шорин и одобрительно нас разглядывал. С ним сидела дочь Наташа, которая тут же забрала Женьку и обещала «сделать из него человека». Где она это собиралась сделать, осталось неизвестно, но они перестали нас отвлекать от пива и от беседы, которую Борис сразу начал. Опустошив полкружки, я сосредоточился на смысле. «За два дня до вылета ты встретишься с Лётчиком в ресторане, который я тебе укажу, и передашь ему два конверта и записку, где будет дата, время и место в Словакии, куда он должен доставить движок. Место посадки будет обозначено флажками. Там же будет и регулировщик, как полагается. Ткачу это заранее знать необязательно. Его дело – посадка в Германии и расчёт с продавцом. И ты повторяй всё время «продавец». Это успокаивает и смахивает на обычную сделку. Один конверт с карандашной пометкой предназначен Лётчику, где вложены деньги на полёт и его заработок. Второй он передаст Ткачу после того как двигатель загрузят в вертолёт и будут проверены его состояние и комплект технической документации, включающей протокол его приёмки на заводе-изготовителе. Окончательный расчёт с Ткачом я сделаю позже сам, а также дам ему все необходимые инструкции. Ещё ты передашь Лётчику протокол на немецком языке, который они подпишут при вылете из Германии. Он в одном экземпляре, и будет являться формальной гарантией перехода собственности. Я встречу его в месте, указанном в записке, передам от тебя привет, проверю документацию и заберу протокол. Вопросы, связанные с трассой, он должен утрясти сам, как он это делает обычно, когда возит туристов. Со Словакией договорённость уже есть, но пусть он обратный полёт строит как и полёт в Германию, а границу со Словакией пересекает в районе Вены. Я надеюсь, он всё знает. Будут какие-то недопонимания, проясним их до вылета. У меня ещё есть разговор, но я уже утомился, лучше пойдём покатаемся, детей найдём, а вечером в сауну пойдём. Может, там поговорим или попозже за ужином. Когда мы делали последние глотки, мимо пролетела ватага, где кроме наших были ещё и неизвестные подростки. Мгновенье, и вся группа исчезла за бугром, а мы двинулись к подъёмнику. Без напряга откатавшись часок, со всеми пересекшись, договорились перекусить, затем отдохнуть и встретиться в сауне.