Кузьмич

Когда все занимаются своими каждодневными делами, жизнь становится в большой степени понятной, а какие-то события неожиданными, то время движется как бы параллельно и быстро, поэтому, когда Люда мне сказала, что торгпредские почти все уехали или собираются, мне стало ясно, что уже конец мая. Конечно, хорошо, что кто-то позаботился о детях и жёнах, и проведение ими летнего отдыха на Родине стало своеобразным демократическим законом. Не хочешь – не езди. Купили билеты, закупили подарки родным и знакомым, внимательно проследив, чтобы соблюдался паритет. Дети вели себя по-взрослому и особых претензий не выдвигали. Им, как и было запланировано, сделали противоклещевые прививки, а на следующий день вокзал – перрон – вагон – прощание – советы. В первый же день, когда я проснулся один в новой квартире, куда мы с ребятами Рощина перекинули всё с Техникер как раз накануне отъезда моей семьи в Москву, первое, что пришло мне в голову, была не работа, а рыбалка, и она мне представлялась так ясно, так отчётливо, что думать о чём-либо другом было невозможно. Ближе к вечеру мне привиделось театральное кафе и шахматы, и, так как настроение было какое-то мятущееся, я решил накатить пробный шар. Если я вспомнил о пробном шаре, значит, в квартире стало по-настоящему пустынно, никакие звуки не проникали мне в подкорку, заставляя думать, а что я могу предложить для семьи. Семья где-то отдыхала, и я решил проверить себя в деле. Не особенно торопясь, я переоделся в «свободный стиль». Несколько станций на метро, и передо мной ратуша. На другой стороне Ринга – Бургтеатр. Если отсюда идти по Рингу против часовой стрелки, то слева стоят несколько домов, заслуживающих внимания своей архитектурой, в одном из которых находилось это театральное кафе. По моему понятию ничего интересного в нём не было. Оно было тесновато, столики стояли вдоль стен, проходы между ними были узкими, что затрудняло работу официантам. Коридор уходил вдаль, расширялся, разветвлялся, отпочковывался небольшими залами и только в конце переходил в относительно большое помещение, где несколько пар углубились в древнюю игру. Обойдя играющих, я убедился, что уровень игры неплохой, но у меня есть преимущество в возрасте. Правда, это не часто приводит к успеху, тем более что большинство игроков были в хорошей физической форме и не очень за 50. Увидев, что одна партия завершается, а один из игроков не планирует оставаться, я предложил второму сыграть со мной. Мне не было понятно, как составляются пары, договариваются заранее или как получится, но, тем не менее, игра началась. Мой соперник, вероятно, считал, что он хорошо играет, потому что после четверти часа игры все фигуры были на доске, и каждый гнул свою линию. Ситуация осложнилась, кто-то должен был первым начать интригу, поэтому пришлось заказать красненького (все почему-то пили сухое красное). Играя вполне прилично, я видел болевые точки позиции и в целом просчитывал, к чему может привести вывод одной из них из равновесия. Соперник пошёл по пути наименее опасного продолжения по его расчётам, но интуиция его подвела. Я был весь поглощён игрой, боялся где-то раньше времени пойти на упрощение и только, когда позиция определилась, заметил стоящего рядом с нашим столиком человека. Он был сухощав, с породистым лицом, уже не молод, но пожилым его, пожалуй, рано было называть. По выражению глаз и его мимике можно было прочитать явное любопытство и ожидание того, как всё закончится. По моему мнению, он понимал, что мой соперник ещё не до конца осознал смысл позиции и ждал обмена ходами, чтобы разобраться с моими намерениями. Мы эти ходы сделали, и на лице моего визави обозначилось с трудом сдерживаемое огорчение, а стоящий незнакомец одобрительно потёр себе скулу. Через 10 минут всё было закончено, и поверженный и недовольный соперник, кинув на столик оплату за вино и кивнув на прощание, исчез в коридоре, ведущем к выходу. Мой «фанат» попросил разрешения присесть, и мы несколько минут поговорили о финале партии и представились друг другу. Карл Фихтер, по происхождению немец, около 50, проживает в Вене. Этого было достаточно, чтобы выпить по бокалу вина за партией. Во время игры мы особенно не разговаривали и, обозначив рукопожатием ничейный результат, немного поговорили за чашечкой кофе. Я сдержанно рассказал ему о себе и проекте, а он непринуждённо о том, что происходит из рода Фихтеров, а его двоюродный брат по материнской линии, который младше него на 5 лет, известный немецкий художник Герхард Фихтер, о котором он мне позже много расскажет. Сейчас он владелец вертолётной площадки на 2 вертолёта в районе Каленберг и по заказу перевозит грузы и группы туристов. Работы немного, заработка хватает на аренду, горючее, обслуживание и шахматы, но есть ещё пенсия. Беседа была и серьёзная, и юморная, но мне показалось, что мы друг другу понравились. Взяв его визитку и пообещав передать свою при следующей встрече, я отправился в свою пустую квартиру. Проходя по вечерней Вене и находясь в метро, я прокручивал прошедший день, и мне нравилось, каким он был.

ШОРИН ПОРАЖЕН, НО НЕ ОБЕСКУРАЖЕН. ОТЕЧЕСКАЯ ЗАБОТА. ПЛАНЫ, ПЛАНЫ.

После моего рассказа о знакомстве с Фихтером Шорин как-то недоверчиво посмотрел на меня и серьёзно сказал: «Да, Вить, ты, точно, находка. Только не для, а сам. Всё красиво, как в кино. Значит, едем в Экартсау в магазин покупать рыболовные принадлежности». Несмотря на то, что мы уже стояли перед офисом, ехать было ещё рано. Решили поехать в обед. А до обеда принесли сейф, и Жанна раздала зарплату. Рощинцы сияли и намекали на продолжение банкета. Борис, почувствовав психологический русский настрой, был вынужден напомнить сотрудникам об отставании планирования и обещал отметить не первую зарплату, а первые рабочие результаты. Руководства это не касалось, и мы всё-таки отправились в Экартсау и закупили всё необходимое. Уложили всё в багажник «Опеля» Бориса и тут же рядом «упали» на деревянные кресла в кафе. Шорин сразу объявил, что он меня приглашает, и, пригубив очень неплохое местное пиво, добавил, что если бы ему раньше сказали, что создастся такая ситуация, он бы точно охарактеризовал её как подстава. Слово «подстава» он будет и в дальнейшем употреблять, но в тот момент мне не казалось, что оно меня коснётся непосредственно. «Понимаешь, я получил из центра письмо, в котором минимум информации и максимум геморроя. А именно, на авиабазе в Германии находится новейший немецкий двигатель военного самолёта последнего поколения. Его, якобы, прислали для замены старого, выработавшего ресурс. Но незадолго до этого английская фирма «Пратт энд Уитни» осуществила поставку турбореактивного двигателя, вероятно, по старому плану замены. Таким образом, немецкий движок, о котором много писали в специальной прессе и говорили специалисты, остался невостребованным и мог быть списан и продан. Эти сведения поступили в наш информационный центр из голландской точки». Коллега Шорина в беседе со своим голландским источником узнал, что посредником в сделке купли-продажи этого двигателя может быть голландец, проживающий и работающий в Австрии. В письме сообщается его фамилия, описание внешности, название фирмы и то, что она находится в венском отеле «Хилтон». Операция авантюрная, но шампанского-то хочется… «Давай сейчас съездим на работу, обсудим с приёмщиками план в реальной его части, наметим этапы, съездим в «Хилтон», а завтра с утра на короткую рыбалку (линь должен пойти, говорят) и там всё обсудим. В офисе долго не задержались. Рощин деловито развернул склеенную из нескольких листов «простыню», где были аккуратно прорисованы таблицы и сделаны десятки сносок с датами, адресами и типами станков. Оказывается, он постоянно уточняет все вопросы со Штельце и его помощником, с которыми у него установились хорошие отношения. Некоторые сложности возникают при утряске деталей с проектировщиками и с временной администрацией строящегося завода, но всё равно дело движется, и вот-вот план будет свёрстан, и нужно будет его утвердить всем участникам. После этого начнутся визиты на заводы, приёмочные испытания, подписания актов, упаковка и отгрузка. Претензий к Бокию и Степанову у него не было. К предстоящей поездке в Германию отнёсся прохладно. Это можно было посчитать чертой характера, когда не хочется ничего менять в построенном тобой образе жизни. В общем, он был меланхоликом. Но в Германию надо было ехать. Так получалось со всех точек зрения.

После обеда Шорин заехал за мной, и мы рванули к «Хилтону». Вена – большой город, в нём живёт четверть населения страны, но когда его знаешь, всё оказывается как-то рядом. В отеле Борис расположился в баре за маленьким пивом, а я поинтересовался у портье, где проживает интересующий нас голландец. Получив номер телефона, я также отыскал на стеллаже информацию о его фирме, где скромно было указано, что торгует она различными товарами. Поднявшись на шестой этаж и пару раз пройдясь по коридору, я решился открыть дверь и, извинившись, сделал вид, что перепутал номер комнаты. За десяток секунд я срисовал обстановку и самого хозяина. На стульях и стеллажах находились всевозможные предметы, в основном, ткани, в рулонах и отрезами, а сам хозяин сидел за большим столом и что-то выговаривал секретарше. Он, как и сообщалось, был крупным лысым мужчиной с одутловатым лицом, которое нельзя было назвать симпатичным. В машине Борис записал все собранные мной сведения. В офисе мы зашли к Самсонову. Илья в целом был всем доволен, но его беспокоили сроки. Договорились оформить всем годовые немецкие визы. В ближайшие дни все должны были принести паспорта и фотографии. Женщинам решили пока с оформлением повременить, чтобы не возникало лишних вопросов. Вернувшись домой, я наладил две поплавочные удочки, распаковал и проверил подсачек. Приготовил ужин, полистал журнал, завёл будильник и лёг спать. Встретились мы с Борисом в Экартсау у магазина, купили червей и, проехав в сторону Дуная с полкилометра, запарковали машины и пешком прошли к старице. Погода была тёплая, безветренная, резко пахло диким чесноком. На подходе к воде на маленькой полянке встретили несколько зайцев, которые делали стойку, но не разбегались. Суетились птицы. Идиллия, да и только. Разобрали снасти, наладили, отошли друг от друга вдоль ерика и начали ловить. Бориса я из-за мыска не видел, но некоторое время слышал, а потом увлёкся ловлей. Время и ощущения остановились. Сначала клевали маленькие плотвички и подлещики, а затем в заводи, где было поглубже, клюнул линь. Он боролся по полной программе, и я не сразу смог его подцепить подсаком. В конце концов, он оказался на берегу. У меня дрожали руки, адреналин зашкаливал. Шорин, услышав шум борьбы, проломился сквозь кусты и ворчливо проскрипел: «Обловился?» Увидев линька, он прошёл дальше метров на двадцать и закинул удочку. Разбросав консервированную кукурузу, мы стали ждать. Первым после этого поймал Борис, я ему помог с подсаком. Потом мы ловили попеременно, помогая друг другу. Некоторые экземпляры были весомые, около килограмма, и с ними пришлось повозиться. Мы так увлеклись ловлей, что не заметили зрителей, которые собрались на тропинке, идущей вдоль воды. Они громко выражали своё восхищение, и после этого клёв и адреналин постепенно сошли на нет. Радость утомляет, и мы закончили ловлю. Убрав рыбу и снасти в машины, мы отправились в своё кафе, где утолив первую жажду, вернулись к своим тактикам и стратегиям. «Ну и рыбалка! Давно так не везло! Вот бы всё в наших делах так удалось,– начал Борис.– Я всем всё доложил, даже уже план сверстал, но шеф требует подробностей. Это правильно, потому что, в сущности, мы мало что знаем. Значит так, я трясу голландца, надеюсь, моего английского будет достаточно, и узнаю место, где движок находится, данные на начальника базы, которого он знает, ну и финансовую сторону дела. Ты приглашаешь своего шахматиста на предматчевый ужин и интересуешься, не хочет ли он заработать на транспортировке груза из Германии в Братиславу. Про груз надо сказать только, что он хорошо упакован и приспособлен к транспортировке вертолётом. А там, кто знает, может, и расскажем в общих чертах. Местом погрузки можно назвать окрестности аэропорта Франкфурт-на-Майне, точнее я скажу после встречи с голландцем, а твоего будем звать Лётчик. Ну и спроси, за сколько. Не торопи, всё равно германских виз ещё нет, а без проверки никуда. Ну, я домой, а тебе ещё рощинцев и Жанну рыбой кормить. А что, коллективом кто заниматься будет? Не переусердствуй только, во всех смыслах… Око майора из анекдота следит и днём, и ночью». Проезжая мимо Техникер, я зашёл к своим «мушкетёрам», вручил им четырёх линей и настойчиво попросил позвать в гости Жанну и помочь ей почистить рыбу. Посоветовал найти у соседей рыбочистку, так как чешуя у линя мелкая и чистить её ножом дело длительное и трудоёмкое. Предупредил, что приду минут через 40, рыбу порежу и пожарю сам, поэтому «шнель арбайтен унд махен водка кальт». Повезло запарковать машину напротив моего дома, переодевшись и убрав оставшуюся рыбу в холодильник, я снова появился на Техникер, готовый к труду и обороне. Захваченные с собой две бутылки пива из холодильника могли эту оборону ослабить, тем более, что Жанна, несмотря на трезвую голову, выглядела даже очень. Выпив что-то желтоватое и съев что-то солоноватое под вопли «слава кормильцам», я быстро разобрался с линями. Запах жареной картошки с рыбой очень сближал, и уже скоро беседа за столом приняла содержательный и бестолковый характер. Оказалось, что желтоватая жидкость, на вкус напоминающая лимонную водку, и была самопальной лимонной водкой, рецепт которой мне быстро написали. Основой самогона являлся спирт «морячок», купленный товарищами в аптеке. Ещё на 500 граммов использовали цедру лимона и 2 кусочка сахара. На наклейке бутылки из-под спирта был изображён разудалый моряк в тельняшке, ставший известным всей советской колонии. В отсутствии семьи и убеждённый дешевизной самодела я произвёл пару бутылок и вечерами принимал его как лекарство от одиночества, но потом убедился опытным и логическим путём, что от него садится зрение и, конечно, отказался от такой экономии. Когда я рассказал об этом рощинцам, то попал в точку. Правда, о решительном отказе употреблять продукт эксперимента сомнительного качества я так и не услышал. Это, вероятно, объяснялось тем, что зрение восстанавливалось на удивление быстро. А пока я этого не знал, всё было хорошо. И жареная рыба, и «морячок», и, в конце концов, Жанна, олицетворяющая женскую часть общества, соответствовали понятию дружной компании. Беседа металась между анекдотами и рабочими моментами. Главное, всех волновало медленное продвижение проекта, ну и Жанна, которая изо всех сил старалась соответствовать, но не давать повода ни словом, ни жестом, ни взглядом. Ребята тоже понимали щекотливость ситуации, поэтому напирали на ускорение переговоров в Германии и согласование проекта с приёмщиками. Это было правильно, это волновало и меня. А ещё меня достала усталость. Рыбалка – не только радость, но и раннее вставание, напряжение за рулём, да и сама она – труд. Попрощался и через 10 минут был дома. А ещё через 2 часа, перечистив и выпотрошив всю рыбу, я убрал её в морозилку и взял журнал. Потом проснулся, разделся и рухнул до звонка будильника. Следующий день наступил быстро. В 9 я уже был в бюро. Шорина не было, по моим расчётам он должен был прийти после обеда, потому что среднестатистический европеец до обеда не принимает алкоголь. Жанна на меня смотрела с одобрением, а Анна – с надеждой: Шорин обещал Самсоновым рыбу, но, видно, вчера не успел. Илья пригласил меня к себе и сообщил, что немецкие визы на подходе и надо планировать поездку с Рощиным в Кёльн. На нашу встречу с проектировщиками поедет представитель фирмы «Шольц АГ», являющейся посредником между немецкой и австрийской сторонами. Зовут его Вальтер Сноу, он хорошо знает немецкую фирму «Маннекс», немного говорит по- русски и будет нам помогать увязывать вопросы проектирования и поставок. В будущем его планируют направить на стройплощадку в СССР для организации работ от немецко-австрийской стороны. Он обещал позвонить и прийти к нам для знакомства и согласования действий. Рощин был в приподнятом настроении. Он позвонил домой в Коломну, узнал, что все родные здоровы, что явно было поводом по чуть-чуть с товарищами по партии. У нас уже сложились дружеские отношения, которые позволяли мне его немного пожурить и направить на составление плана для поездки в Германию.

ПРОСТРАНСТВО РАСШИРЯЕТСЯ. ПЛАНЫ УТОЧНЯЮТСЯ.

Шорин приехал взвинченный, но считающий, что незаметно. Сказал Жанне, что нас нет, и увлёк меня на улицу. По дороге в Торгпредство рассказал, что встреча с Голландцем прошла остро. Многое ещё надо выяснять, но авантюра рабочая, и он сейчас идёт получать «добро» на продолжение разработки. Через 10 минут он появился и, улыбаясь, пропел: «Они сомневаются, но им тоже очень хочется…» Вдруг лицо Бориса изменилось, он взял меня под руку и тихо сказал: «Немного пройди и незаметно оглянись, там, у входа в Торгпредство закуривает мужчина элегантный и прямой как палка. Чувствуешь, как от него веет опасностью?» Я ничего подобного не ощущал, но как-то неспокойно мне стало. «Известно только, что он руководитель советско-австрийской и советско – немецкой торговых палат, ведёт самостоятельную деятельность, никому не подчиняется, общается только с руководителями советских организаций, к послам ногой дверь открывает. Самсонов больше о нём знает, но говорить на эту тему отказывается. В общем, старайся его избегать, а если столкнёшься, то вежливо, деликатно расскажи ему о нашем проекте, да он и так уже всё знает, но всё равно будет лезть, дружбы добиваться. Обо всех контактах с ним мне докладывай. Будем анализировать, чего он хочет. Звать его между собой будем «дядя». Теперь вернёмся к нашим баранам. Слушай внимательно. Наш голландец не очень-то удивился моему появлению, даже как-то обрадовался вроде. А так как он тканями приторговывает, будем звать его «Ткач». Так вот, Ткач рассказал о том, что его знакомый – начальник базы НАТО под Франкфуртом в беседе за кружкой пива со шнапсом признался, что нуждается в средствах и хотел бы подзаработать, и даже знает как. В рамках программы замены отработавших ресурс двигателей военных самолётов, находящихся на оперативном дежурстве, были поставлены, вероятно, по ошибке или по инициативе немецкой стороны два мотора английский и немецкий. Английский, уже апробированный Пратт энд Уитни и немецкий производства БМВ, прошедший только стендовые испытания. Поставку немецкого движка оформили кое – как, видимо надеясь на удачные полёты и победные отчёты уже по факту. Поэтому начальник решил поставить праттовский, а немецкий списать якобы из-за обнаруженных дефектов и продать. Все бумаги оформить – в его власти. Зная Ткача довольно долго, он предложил ему участвовать в этой афере. Двигатель находится в ангаре на краю аэропорта Франкфурта-на-Майне в местечке Цеппелинхайм. Его можно забрать любым способом. Есть автомобильные подъезды, узкоколейка и даже вертолётная площадка. Соответствующее разрешение на вывоз будет оформлено. Вид транспорта, сроки и размер оплаты надо согласовать. «Ну, как тебе это нравится, Малыш? – как-то грустно и растерянно проговорил Шорин, отхлебнув пивка. – Давай работать. Назначай Лётчику встречу, поужинайте, сыграйте и обсудите в принципе возможность такой сделки с учётом безопасности и размера денежного вознаграждения. Направление доставки – Словакия, конкретное место Лётчик должен назвать сам, если, конечно, его заинтересуют все эти «игры». Словаков беру на себя. Вид транспорта, как ты понял, вертолёт. Все разрешения на полёт остаются за Лётчиком. Чёрт, даже пива больше не хочется. Пойдём в офис, поработаем, возможно, визы немецкие уже подошли. Паспорта с немецкими визами действительно находились у Самсонова, который индифферентно их нам отдал: «План поездок согласуйте с австрийцами, мне доложите, и я в Кёльн своим позвоню, договорюсь». Борис чуть дольше, чем обычно, посмотрел на Илью, но ничего не сказал. Прежде чем пойти пообедать, я зашёл к Рощину, который со своей командой заканчивал план приёмки оборудования. Раздав паспорта, попросил его позвонить Сноу и сообщить о наших планах поездки в Германию. Если он изъявит желание поехать тоже, пусть даёт нам варианты, а Самсонов свяжется с группой проектировщиков и согласует с руководителем бюро дату нашего приезда. Евгений выслушал всё это с понимающей улыбкой и пошёл звонить, а я пошёл домой, но проходя мимо машины, вдруг решил пообедать в городе и заодно связаться с Лётчиком. Вену и всякие ресторанчики я уже знал и выбрал ближайший ресторанчик «Винервальд» на Виднерхауптштрассе. Эти рестораны мы называли куриными, но кроме курицы там были и другие блюда. Я заказал отбивную на косточке с жареной картошкой и луком. Официант принёс также бокал сухого белого Грюнер Вельтлинер, которое мы называли «зелёным». В ожидании стейка я отхлебнул прохладного вина и вошёл в телефонную будку, которая кроме того, что располагалась внутри помещения, закрывалась и позволяла спокойно разговаривать на любые темы без опасения быть услышанным посторонними. Лётчик сразу снял трубку, и мы быстро договорились поужинать через день в небольшом ресторане рядом с нашим клубом с намерением потом разыграть партию. Всё развивалось благополучно, поэтому мясо показалось мягким и вкусным. Несмотря на приподнятое настроение, я отказался от второго бокала и отправился в офис. Там никого не было, кроме Жанны, и она напоила меня кофе, посматривая на меня благосклонно. Мне пришлось изобразить крайнюю занятость и расстаться с опустевшей чашкой, чтобы набросать для Шорина план предстоящей беседы с Лётчиком. По моему мнению, это упрощало и разнообразило общение. Позже Шорин мою инициативу оценил и, прочитав и кое-что добавив, вернул мне записку. «Ехать в Германию надо через неделю. Поедешь с Рощиным на своей машине. Талоны на бензин у тебя есть. Сноу с Рощиным всё подготовят, а мы с Самсоновым набросаем планчик. Завтра, если совпадём по времени, – Борис подмигнул, – вместе пообедаем и обсудим ловлю плотвы в местечке Мархег». На следующий день позвонил Сноу, и мы пригласили его к нам в офис. Австриец немецкого происхождения Сноу оказался мужчиной среднего роста и среднего возраста с живым хитроватым лицом с таким выражением, как будто знает что-то важное, но сказать не может, хотя и хочет. На визитной карточке значилось: директор фирмы «Шольц АГ, оборудование и приборы». Он сказал, что свободен в ближайшие две недели и проектанты готовы нас принять в любое время. Фирма «Тиссенкруппманнекс» готова с нами познакомиться, но время желательно согласовать. Рощин внимательно слушал, изредка кивал головой, обозначая своё согласие. Сноу от нас позвонил на Маннекс. Так он коротко называл немецкого партнёра, что в общении, конечно, было удобнее. Договорились встретиться через неделю. Позвали Самсонова, он связался с проектантами и получил радостное согласие на наш приезд в Кёльн. Я сообщил Шорину о наших договорённостях со Сноу, подкрепив рассказ вошедшим в наш обиход выражением, бессмысленным, однако убедительным: «Всё под контролем» (alles unter der Kontrolle). Все наши немецко говорящие партнёры, поудивлявшись, в конце концов, к нему привыкли. Так наши сограждане применяют в живой беседе крылатые фразы, выдернутые из советских комедий и юмористических литературных произведений и эстрадных сценок.

Время близилось к обеду, и мы не стали ждать, когда оно наступит, а двинулись в ближайший ресторанчик, владельцем которого был грек. По пути мы обсуждали предстоящую встречу с Лётчиком. Многое пока было неясно, но без обсуждения с ним главных вопросов за дело не стоило и браться. Шорин полагал, что весь разговор надо построить, как предложение заработать на бизнесе. Он – пенсионер и должен заинтересоваться дополнительным заработком. Мне также следовало сказать, что я этим занимаюсь по просьбе коммерсантов и тоже из-за денег, о грузе знаю только приблизительно, по-моему, это списанный двигатель для немецкого истребителя. Тип двигателя и производитель нам неизвестны. Договорённость с начальником базы достигнута. Саму сделку и передачу будет организовывать фирма – посредник. С её владельцем они встретятся и сами согласуют все детали. Место погрузки – Цеппелинхайм рядом с франкфуртским аэропортом. Место поставки будет уточнено. Скорее всего, это Словакия недалеко от австрийской границы. Все расходы на оформление полёта и топливо будут оплачены. Денежное вознаграждение за работу нужно оговорить. Мы ждём от него предложений. Это касается и порядка расчётов, но скорее всего вся сумма сделки будет передана ему, и он рассчитается за груз после его размещения в грузовом отсеке его вертолёта. «Конечно, гарантий стопроцентных здесь нет, – продолжил Борис, – но я чувствую, что Лётчик – человек с принципами и из хорошей семьи, кстати, поговори об этом, и на обман не пойдёт. Ткача мы тоже проверили, он – авантюрист, но среди жуликов, насколько можно верить полученным сведениям, он не значится. Ты всё проанализируй, может я что-то не учёл, а решение для доклада наверх примем на основании наших бесед с Лётчиком и Ткачом». Точкой в разговоре были деньги, которые мне протянул Шорин с пожеланием не экономить, но и не шиковать особенно. В офисе всё было по-деловому спокойно. Самсонова не было видно, Рощин корпел над планом, «рабы» чертили графики, женщины пили кофе. Решив никому не навязывать общение, я уселся в кабинете не в кресло, а на приставной стул, чтобы поняли, если заглянут, что человек думает. А думал я о том, что ввязываюсь в дела сомнительного свойства, какие-то мутные, непохожие на реальную жизнь, а скорее всего напоминающие сюжет фильма, где всё выдумано на потребу публике. Но против фактов не попрёшь, и, решив, что пусть всё идёт, как оговорено, а там поглядим, я пошёл к Рощину поговорить о нашей поездке в Германию.