Ражая. Волей богов

– Уж родичам я подарю твою голову соломой набитую! – гортанно рявкнула Алира коию аж трясло бешенством и яростью от своего бессилия и всепоглощающей ненависти.

– Возможно коли боги того захотят!

– Как смеешь ты поминать богов! – стоял, опустив руки со своими ныне бесполезными когтями Скавел, все также презрительно зря на конунга древности и его вельву. Ценою жизни люда одного с ними корня, своей родной крови, обманувших смерть. – Какой ты вождь и правитель готовый ценою своих людей продлевать свой век? Не дрогнет сердце коли есть оно у тебя, когда в кадку с водой глянешься, неужто в тебе не осталось чести и благородства предков?

– Дрогнет! Поверь ещё как дрогнет! – опустил неподдельной скорбью голову Изгеррульв. – Но именно богов на то воля! Коли не будь их на то замыслов, то осилила бы Ресидра такой ритуал?

Как пощечинами ожгли слова древнего конунга двух кланников. Сокрытой истиной ранили глубоко в сердце!

А древний меж тем продолжал говорить и от речей его стало еще паскуднее. – Жребий богини Мелитры пал на меня и мою возлюбленную! И мы приняли его каким тяжёлым он бы не оказался! Ведь ты тоже вождь Скавел сын Рудира. И разве не ты ли воин ради блага своего клана пролил кровь единоутробного брата? Да цена велика! Пусть меня проклянут внуки и правнуки, пусть плюются от имени моего, но я огражу вольных племён обитель от адовой скверны. Не дрогну не скажу ни слова на замыслы богов воплощая их, ради блага кланов, и вернусь в сей курган едва дело будет сделано, коли не будет рядом желающего снести мне топором голову сам упаду на свой меч дабы принять расплату, но упаду гордо, зная, что свершённое мной позволит жить народу моей крови! – сказал Изгеррульв а после взял за руку свою вельву, нареченную Темным знамением. Два древних человека презревших даже смерть, ныне живые встретились глазами, а после едва незримый барьер развеявшись утратил свою силу, исчезли.

Медленно угасли жаровни на синее пламя колдовское, погрузив погребальный чертог в вязкий мрак, скованный тишиной. Теперь просто непроглядную тьму, лишённую злых духов. Оставило королевский курган проклятье, ушло вместе с Изгеррульвом только тлен и мертвецы ныне полнили его!

Из коридора что вел в чертог показались отблески факелов и в величественную залу вступил все еще блуждающий очами Руд и бусинка в компании духа священника. Девочка, озираясь, задрав голову вертела ей по сторонам, лицезря великий посмертный зал конунга, кроха от рождения, меченная скверной, боле не чувствовала опасности и потому спустилась.

Четверо и призрак подошли к возвышению гоня вуаль тьмы пляской огня, склонив тризной низко головы над двумя ныне неузнаваемыми телами, больше походящими на прочих иссушенных смертным сном мертвяков, полнящих усыпальницу. Страшная судьба – вот так вот оставить мир в столь молодых зимах.

– Элиот ты можешь почуять куда наша парочка направилась? – погладив по головке шмыгающую носиком пуговкой бусинку, вопросила Алира у призрака.

– Нет. – отрицательно покачал головой дух.

– Ну значит разыщем! – сцепила скрипом зубы дочь клана блеснув недобро изумрудами глаз.

– Наша цель Ништар, а не они! – всё также хмуря горем брови изрёк Скавел заставив Алиру оглянуться истовым изумлением.

– Ты посмотри на наших друзей! – указала она на два тела. – Тут сами боги велят воздать конунгу и его ведьме!

– Нет Алира! – ещё пуще твердея решительностью без тени сомнений заглянул он ей в очи вешая на пояс свои когти. – Боги велят нам найти Ништар и очистить Клыки рока от Адова отродья! Тоже они повелели и Изгеррульву с Темным знамением! Предрассветные творцы, сама Мелитра богиня даровала им сил дабы прорвать смерти нерушимый порог! И я не собираюсь мешать древним делать дело от воли богов пришедшее! Если уж не удастся нам рогатую прихлопнуть, они мне вериться осилят!

Ражей что даже перекрыла веснушек узор свекольным оттенком, зардев гневом, показалась дескать ослышалась. Но вождь медвежий твердо смотрел, он всем духом своим незнамо отчего накрепко верил конунгу древности!

– А коли они распечатают силы в чреве земли покоящиеся!

– Значит на то воля богов! – снова тихо ответил Скавел.

Бусинка и Элиот в компании Руда опасливо оглядывали могучую деву и далеко не малого на стать вождя потаённым страхом, боясь кабы снова не закипела в кургане битва. Вон как разом закипели страсти. На отлично знали они норов рыжеволосой строптивицы!

– Так значит Ульд и Ингрид будут не отомщены? Таков наш путь! – как на недостойного с презрением глянула на медведей предводителя дочь клана ястреба.

– Такова воля богов! Не мне им поперёк идти, хочешь ищи в ущельях исток бури ветров, а я за рогатой направлюсь в низины тундр! Пусть цена вышла высокой, но так нужно, иной раз с принципами и поступиться потребно!

– Коли хоть раз мы пойдем чести и совести наперерез, закроем глаза на непотребство и черные дела недостойные! Сгинет наш народ гордый от предков крови! Сгинет в грязи и непотребстве! Некого будет спасать, когда выгниют нутром рода и кланы! – тихо обмолвилась Алира боле не смотря на Скавела, зачем ей взор пачкать. – Про свое великое благо ты матери топорника скажешь единственную родную кровь потерявшую.

Двужильная дева подошла и склонилась над Ульдом бережно беря на руки невесомое тело. Рядом Руд также почтительно поднял вёльву. Первым делом они спустят с плато погребального их тела, а после воротиться дабы семьи смельчаков не знали нужды! В одном был прав Изгеррульв – добра тут хватит на много поколений вперёд, вот только померкли на отблески злато и серебро для своры ражей, те богатства несметные оказались им без нужды в одночасье не с кем стало делить.

Как бают Скальды горцев:

«Глупостью счастлив богач считая монеты, на чаши в каменьях глядя.

Но горько слезой пойдут его очи!

Ведь злато руки не подаст.

Не станет плечом в трудную пору.

Воды не подаст в последние дни!

Богат ведь не тот чья мошна тяжелей, с земли на раз не отнять!

Счастливей иной пусть ходит в рванине.

Богаче от сердца, всегда замечая чужую нужду.

Ведь в час его тяжкий други поднимут.

Все те, кому, не скупясь от себя отрывал.

Дел его славных вовек не забудут.

А коли потребно в свой дом занесут!

И на втором подъеме барон иноземец, негаданно оглядев с высоты ступеней ломано бегущих промеж скал и рунных камней-менгиров, дикой красы пейзажи вольных горных земель, попирающих пиками небес свод, негаданно громко рассмеётся при взоре на синюю корону Льдистого копья.

На недоумённые взоры Руд ответит, утерев глаза. – Ещё три раза по столько же, а потом на Льдистое копьё!

Ветра, гуляющие по склонам поднимая зыбкие снежные шлейфы, разнесут по ущельям и хребтам смех, подхваченный всей сворой.

Люди не уходят бесследно каждым своим днём, каждым делом достойным, оставляя отпечаток в сердцах других.

На закате, в сгущающихся сумерках, часовой на надвратной башне частокола, накрепко сидящего в каменой клади, обступившего деревню лесных котов, углядел как со стороны дороги на курган Изгиррульва из сени лесов выехали приметные сани зашитых щитами бортов. Рог его пропел, единожды, весело так без опаски глася радостную весть, созывая деревеньку встречать героев на храбрость сердец порешивших наведаться в проклятые могильники.

Кипя варевом лестные коты объяли распахнувшиеся на две створы окованные врата. Вот только говоры да волнение радостное сгинули, одним видом возницы рыжеволосой, по-черному от горя лику по всему принесшую скорбную весть.

Ни на вождя, что не смотря на свой чин обогнал ребятню дорогой к вратам, ни на прочих не смотрела Алира, только на старушку что прочла своё горе одни взглядом зелёных очей воительницы. Вот и осталась она одна во всём мире, зачем ждать следующий рассвет коли не увидит его родная кровь. Еще меньше став, понурилась мать Ульда, тихо сотрясаясь плечами, а ражей не иначе лося клана воин пробил копьем сердце. Прокляла в сердцах свои ноги, что привели к порогу звать первого среди лучших топорника дурного нрава с собой!

Той же ночью два костра взовьются огненной кутерьмой яркой у приютившего кроной капище богов ясеня. Жадно вылижут останки языцы огненные, треща бревнами. Придут все от мало до велика, напутствовать вельву мудрую и война нелюбимого, в последний путь через черную реку и норами земными в предвечную кузню Сидраса на суд!

И сызнова виною неискупимой смотря на обездоленную мать поборника, Алира услышит за спиной какого из хольдов слова: «Ну хоть одной бедой меньше, прибрали боги смутьяна, дурную кровь!»

Крепок был вождя ближник на манер всех рысей пестрил кручёными жилами по крепкому телу и хороша была кованная полумаска на шеломе, вот только замялась аки жестянка, сведя крепкую дружбу с кулаком дочери клана ястреба. Но не этим подивила клан лесного кота гостья, другим поступком.

Подойдя к матери Ульда, склонив чело, возьмет она кинжал у той с пояса и надрежет ладонь и себе, и ей, надрежет под вздохи изумленья клана да помешает крепким ухватом. Невиданное от благородства дело свершая в глазах предков и богов, обвенчав кровью на родство! Следом кряжистой воительнице ритуал нерушимый повторит Скавел, про себя посетовав не ему пришла дельная мысль!

Мать Ульда смахнет слезы под множеством изумлённых взоров, еще давеча она была отжившей свой век одинокой старухой, лишившейся единственного сына, не нужной даже роду, а теперь породнилась через кровь разом с двумя кланами, да не просто породнилась, кровницей, по годам матерью стала вождю медведей и обласканной скальдами дочери вождя ястребов. Не было ей и при жизни сына здесь места, а теперича остаток века проживет в ином месте не столь гнилом на души злопамятные, в одном из двух иных кланов, где не будут в след плевать за грехи прошлого мужа, а чтить за жертву великого война любимого сына, справившего доблестью безбедный конец!

Несколько тяжких мгновения рысям казалось ну ничем их на веку боле не подивить! Эх не знали дубовы головы на что их грозные боги горазды.

Поначалу всем показался как ночную тишь, развеваемую треском погребальных костров и волчьим воем с лесов, прорезал колыхнувший земли твердь гром, ну никак не возможный зимним чередом предвестник грозы, а опосля обмерли сердца от увиденного в чернеющих высыпанных мириадами звезд небесах!

Всяких чудес видала Алира за свои странствия, где злых от демонов и злых духов пришедших, где добрых от спасителя или своих древних богов, но не такого. На ровне всем деревенским обернулась она на восток отирая очи силясь согнать морок.

Меченный по серебрящейся шкуре рубцами шрамов, одноглазый волков вожак, ведущий стаю по узкой тропе перевалом кряжистого щетинистого на скалы отрога, в чьи следы уважительно вступали собратья, негаданно встал грозным рыком упреждая о своей силе округу.

Не понравился матерому запах, доносящийся из-за припорошенных снегами бивней каменных. Оскалился, собрался складками нос, обнажились клыки. Теперь чужаков почуяли и прочие волки на раз подобравшись. Донёсся хруст от поступи, ощетинились загривки дабы спустя два удара сердца слечь обратно, исчезнув грозностью в ревень оскалу. Из-за скалы вышли люди лютые враги стаи. Но не бросилась в атаку волчья братия завыла торжеством и восторгом почуяв своего хоть и в чужом обличье! Даже вожак подошёл, лизнув руку в вороненном наруче на меха серого подложке.

Изгеррульв держащий под левым боком шелом корону, подставив тронутые ранней сединой волосы ласкам ветров, тронул бороду улыбкой, порченной длинным рваным шрамом на левой щеке, нисходящим ото лба через невольно прищуренное око и теряющийся в косах на челюсти, уделив ласку каждому серошкурому а после как в объятьях хирда двинул дальше на подъем.

Много веков минуло стой поры, когда он был здесь в последний раз, когда неустанным трудом рубщиков, каменотёсов и прочих ладных мастеровых воплощалась в жизнь светлая мечта конунга. Даже едва видимая тропа, лишившись размаха дроги недосмотром и оползнями, змеёю ползущая по склону. В ту пору непрестанно жила упряжками баранов, волокущих на подъем стволы сосен великанов! Пять дорог вело в Ульвхендхолл «Логово волка», и все пять ныне забыты равно так и не возведённому городищу на плато.

Скорбно оглядел конунг белёсое поле, исщербленное каменными остовами-сугробами, кажущими из белоснежной паволоки то балки перекрытий, почерневших временем, то клади порушенных стен. Под руку с величайшей богов жрицей в окружении волков шли они по так и не родившемуся поселению. Не зажглись по длинным домам очаги, не заиграли гимнами молоты по пяти кузням, не донесётся до Изгиррульва лихая хмельная песнь воинов из воинских красивых залов чьи стены так и не выкрасились шкурами щитами и трофеями, а ристалища во дворах не утоптались в каменную твердость. Только виднелись средь так и недостроенных домов, волчьи сечённые с камня статуи, должные по хитрой задумке правителя зажжёнными в отворённых пастях кострами освящать улочки огнями.

Скорбь скрутила вновь гудящее набатом жизни сердце, сжав в кузнечных клещах. Он хотел подарить кланам величественную столицу, сосредоточения власти и красот, но они, прокляв его забросили небывалое дело.

Почувствовав горе возлюбленного Ресидра, склонила голову плетенного гребня ему на плечо, поцеловав в щёку в страшный шрам.

Пара подошла к славищу десятку идолов богов, должных в мечте стать центром городища. За ним выше прочих под пленом снегов высился холм, едва отсыпанный для чертога правителя затеявшего обжиться опосля своих людей. В первую очередь о люде думал молодой конунг не о своей роскоши!

Оглядев лики Сидраса предвечного кузнеца, Мелитры владычицы мертвых душ. Анистары хозяйки зелёных пущ, Рукрадора войн повелителя и прочих гигантов. Изгеррульв кивнул твердо Тёмному знамению и та, отцепив руки вошла в круг могучих творцов, разом угодив под взоры каменных истуканов, взирала правда только на свою покровительницу Мелитру, красивейшим из когда-либо слышимых конунгом голосов запев раскинув широко руки. Пару мгновений в выгорающем алом как пролитая кровь закате звучала только её песнь, а после что-то изменилось в самой сути мироздания. Треснули скрепы миров обособливо загробного царства. Запылали голубым пламенем очи Ресидры сродни рунам на лице точеном, а одеяния в виде платья под меховой накидкой волчьих морд по плечам негаданно обратилось иным узором.

Словно смерчи разгоняя шлейфами плоть зимнюю белёсую, взвились столбы праха, серыми хмарными потоками устремляясь к ведунье словно обличая соткав из останков отжитой плоти и ржи рассыпавшегося метала ей некое подобие брони поверх чёрного сотканного мраком платья. Сродни корсету разросся пояс широкий под самую грудь, сплетенный полосами черной стали, юбка до подола наросла одна на одну рознящимися кроем лоскутами дублёной кожи склёпанными хитрыми бляхами в каждом отрезе на ширину ладоней. Поверх плечей легли изначально дублённые подкладки, перекрещённые по груди ремнями, а сверху изящные оплечья трех будто вылитых плавкой черепов. Чело, короновала диадема в виде обруча пылающих синевой рун блеклого белого камня. В руке вычурным изгибом воплотился посох костяной с навершием в виде лампады четырёх вросших друг в друга черепов, разинувших для светцов непомерно оскалы.

– Труби любый! Созывай свои хирды! – улыбнулась она ему и Изгеррульв поднес крашенный каменьями да узорами в серебре разводе крученный витой рог к губам.

Нет, незауныло аки в кургане разнёсся его глас, громко и ликующе раздалось пение, как и в старь призывая доблестные сердца к сече, к звону стали к стуку щитов!

По всем Клыкам рока тем мигом треснули плиты древних курганов! А отголоски душ размытыми сгустками покинув последние пристанища устремились к развалинам так и не возведённой столицы. Клятва страшна для кланника, ведь не проходит даже смертным сном. Много воев и воительниц, нареченных народом девами битв, присягнуло некогда конунгу Изгеррульву славному вождю и величайшему войну вольных земель и теперь клятва вернула им некое подобие жизни. Призрачными стенами щитов возникла королевская рать посреди заснеженных руин, туманные чуть скрашенные синевой колдовского пламени древние вои колыхались посреди плато, готовые, как и встарь идти за вождем!

Ресидра глубоко вздохнув затворила глаза, сведя лицо немыслимым напряжением, больше не воспевая скорее рыча заклятья, на силу толкая чрез себя невместные в мире живых слова. Вокруг неё мир, аки надломившись призмой, пошёл рябью, разрывая пуще прежнего грани мироздания. Там в пронизанной черными ветрами безысходности, хмарной подкорке материальной действительности, среди высыпанной пеплом юдоли нескончаемых руин, обиталища голодных теней, есть порушенное отражения каждого возведенного дома или того, что ещё только будет возведено. Все времена прошлое, настоящее и грядущее, сплелись в царстве духов единым узлом, и сейчас Темное знамение разрывала ткань мироздания вырывая из мира духов клочок что был так дорог её и конунга сердцу.

Плато во всю свою площадь треснув каменной плитой озарилось из расщелин могильным свечением, грянули из неоткуда бешенные ветра, не иначе рожденные в ином месте в сумрачном царстве мёртвых, завывая буранами сметали они с горы плоти, снегов саванн, оголяя покосившиеся остовы домов и построек. Всего миг и невместно как возникшая буря улеглась, оставив Ульвхендхолл сиять призрачной плотью миражей. Городище отголоском мечты возродилось нави градом. Не было руин, только окруженные хлевами и сараями в плетнях ограде нематериальные дома родовые под длинными скрещенными по верхам стропилами крышами теса или дранки, и просторные красивейшие чертоги бражные да воинские.

Изгеррульву что невольно смахнул слезу, даже померещился из кузни звонкий глас молота.

И вот тогда, как от землетрясения вздрогнула сама гора, ревом пробудившегося дракона, невиданный грозы громом, затряслась кость земли вырываясь из плена скалистой плоти. Медленно тысячами обвалов и лавин оставив под собой кратер, глубокий портал в недра земные, поднялось невиданной ворожбой в небо плато аки вырванное из хребта крепи дланью неведомого великана.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.