скачать книгу бесплатно
Я окончательно пришла в себя:
– Ага, счас, только шнурки поглажу. С мокрой головой куда-то переться.
Кот оторвался от миски, сел, широко облизнулся. Глянул вполне человеческим взглядом, как на несмышлёныша.
– Подними левую руку на уровне глаз, – заговорил голосом воспитательницы детского сада. – Ладонью к себе. Смотри в центр пятна. У тебя оно есть?
Я кивнула, уже ничему не удивляясь. Выполнила, как просил, скорее играючи, чем всерьёз.
– Теперь скажи… как камень брось: «Чоххоч!»
– Чоххоч!
Ладони стало щекотно, будто по контуру пятна перышком проводили. Я уже готова была засмеяться, но тут на мою голову обрушился поток горячего воздуха, как если бы включили штук пять фенов. Невидимые пальцы бережно перебирали мокрые пряди. Кот оскалился в подобии улыбки, затем приступил также шумно поедать нарезанные ломтики колбасы.
Я опомниться не успела, как волосы были высушены и добротно расчёсаны. «Фены» продолжали работать.
– Скажи: «Хоч!», если не хочешь без волос остаться, – пробурчал кот.
Я сказала – и «фены» отключились. Исчезла и щекотка в ладони.
– Что это? – Я неотрывно смотрела на ладонь: пятно вновь потемнело, и лишь с трудом угадывался кошачий след.
– Дар.
– Дар? От тебя?
Кот издал урчание, похожее на усмешку.
– Дары, Варенька, даются свыше. А я приземлён, как и ты.
– Но здесь явно… кошачий след…
– Значит так надо. Со временем узнаешь, что и как. Моё дело доставить тебя вовремя.
– Доставить? Куда? К чёрту на кулички?
– Это образно. В деревню Яблоницы нам надо. Ты собирайся, собирайся, путь неблизкий.
– Зачем?
– Там узнаешь.
– Хорошее дело! А если я откажусь?
Кот протяжно вздохнул:
– Если тебе меня не жалко – отказывайся. Только это тебе не поможет. Я всё равно доставлю тебя. Сонную. И ты проспишь интересное путешествие. Выбирай. Да побыстрее: время уходит.
– Я не могу! Вот так сразу… всё бросить… Мне в школу завтра.
– Забудь. У тебя другая будет школа.
– А семья?
– И семья. Здесь тебя не жалуют, шпыняют, а там будут любить и почитать. Как… царицу.
– Даже так? С трудом верится. За какие заслуги?
– Там узнаешь. Мы долго ещё будем словами дребезжать? Не ожидал, что ты такая зануда.
– Я не зануда! Просто всё как-то… действительно… как в сказке…
– Для тебя сказка, для нас обыденная жизнь. Теперь эта сказка-жизнь станет и твоей. Всё, хватит трепаться. Одевайся.
– Что… брать с собой?
– Просто оденься и всё.
– Как скажешь, господин. Бегу, с вашего позволения.
– Не паясничай, – фыркнул кот. – Это не твоё.
– А у тебя имя есть? – спросила уже из комнаты.
– Зови, как захочешь.
– А можно… Зебриком?
– Да хоть горшком, только в печь не ставь, – умываясь, мявкнул кот.
Я надела чёрные вельветовые джинсы, бежевый лёгкий свитер с горлом, на ноги кроссовки. Волосы решила заплести в косу. И тут обнаружила неприятную странность: чуть левее пробора прядь волос, шириной в два пальца, была акварельно – белая. Она начиналась у корней и тянулась до кончиков. Видимо, «фены» перестарались и выжгли мой натуральный русый цвет. Как я ни старалась спрятать белую прядь, коса получалась полосатой, почти как хвост у Зебрика. Ладно, пусть пока так, вернусь-закрашу. Освободила школьную сумку от учебников и тетрадей – она у меня небольшая, как дамская сумочка, – закинула в неё пакет прокладок, косметичку, плеер, пяток любимых кассет.
– Готова? – Зебрик нетерпеливо топтался у двери.
– Секундочку, – бросила, убегая в ванную за щёткой и пастой. Попутно сходила в туалет. Зебрик вслед мне мявкнул, по тону явно нелесное.
– Всё, готова.
Зебрик критически оглядел меня, протяжно вздохнул:
– Не на дискотеку зову.
– Что не так?
– Ладно, годится, – буркнул, при этом хвост его нервно шаркнул по двери.
– А что мне родителям написать? – вдруг опомнилась, уже держась за ручку двери.
– Ничего.
– Так не пойдёт. Будут беспокоиться, начнут искать…
– Как ты мне надоела! – Зебрик со злостью царапнул косяк двери. – Пиши, что хочешь! Провалилась сквозь землю, похитили пришельцы. Не ищите – бесполезно. Любящая вас, Варька – зануда.
– А когда я вернусь? – Взяла рядом с телефоном лист бумаги, ручку. – У меня на этой неделе контрольная по физике.
Зебрик дико зашипел, тяпнул лапой по стене, содрав клок обоев:
– Достала! Не могу больше! Ты идёшь или я применяю силу?!
– Только без лап! Я тоже могу применить силу. Возьму вон швабру и… спущу по лестнице.
– Ха – ха – ха. Дико смешно. В последний раз спрашиваю: ты идёшь?
– Иду, иду! – Сунула край записки под телефон, погасила свет.
Вышли на площадку. Закрывая дверь на замок, помедлила, раздумывая: разумно ли поступаю? Что ждёт меня в неведомой деревне Яблоницы?
– Не тяни резину, Варя, – приглушённо прошипел Зебрик.
– Иду, всё. Сам-то как зануда ноешь.
Зебрик молча сиганул вниз по лестнице. Когда я вышла из подъезда, он нервно метался у подножья старого тополя.
– Тянешься, как старушенция.
– Будешь оскорблять…
– Иди за мной, – перебил Зебрик зло, блеснув разномастными глазами. Пересёк двор, скрылся под аркой проходного двора. Я прибавила шаг, вышла на соседнюю улицу. Зебрик стоял у забора, за которым уже более полугода безоконный дом ждал капитального ремонта.
– Эти две доски отодвигаются, – фыркнул Зебрик, и юркнул в щель между ними у самой земли.
– Сюда-то зачем? – запоздало спросила. Потрогала доски: они, действительно, отодвигались.
«Не нравится мне начало путешествия. Ещё на бомжей нарвусь…»
Пересилив страх, шагнула за забор. Весь двор был завален кучами строительного мусора. Подъезды и окна первого этажа забиты листами жести. Скудный свет с соседней улицы пятнами высвечивал рваные раны стен, и красная кирпичная кладка казалась сгустками крови. По спине побежали мурашки, а ладоням стало знобко, словно легли они на лёд. Я инстинктивно развернулась, уже готовая вернуться на улицу, но слева хлестнуло сродни змеиному шипению:
– Тебя долго ещё ждать? Иди вдоль забора.
Глянула на чуть отодвинутые доски, вздохнула, ругнув себя последними словами, и полезла по мусору вдоль забора. Пыль, древесная труха вспархивали из-под ног и лезли в рот, в нос, в глаза, но окрик Зебрика заставлял идти, не останавливаясь.
– Ты идёшь? А быстрее нельзя?
Метров через десять горы мусора отступили от забора, открылась совершенно чистая площадка. В центре её сидел Зебрик. Сюда почти не попадал свет, и кот смотрелся абсолютно чёрным. Только глаза, как два фонарика, светились.
– Тебя только за смертью посылать! – встретил меня Зебрик, выкусывая блох на плече.
– Сюда-то зачем? – вновь спросила, сплёвывая липкую слюну.
– Затем, что нас здесь никто не увидит, – Зебрик поднял мордочку кверху и некоторое время смотрел в небо. Я тоже глянула. Ничего особенного: затянуто белёсой тучей, впрочем, местами что-то посверкивало, должно быть, звёзды.
– Пора, – встрепенулся кот, прошёлся по кругу, то, выгибая спину, то, припадая к земле. Остановился, крутанул хвостом, затем резко побежал в обратную сторону. С каждым кругом, убыстряя темп и сужая круг. Оказавшись в центре, Зебрик раз пять крутанулся, точно ловил собственный хвост. Я расслабленно налегла на забор и, неожиданно для себя, разулыбалась, негромко зааплодировала.
Зебрик замер. В следующее мгновение лёгкое серебристое свечение образовалось вокруг него. Я выпрямилась, затаив дыхание. Бока Зебрика стали раздуваться, едва слышный щелчок, и… из выпуклостей полезли, как из лопнувших почек, клейкие листочки. С каждой секундой «листочков» становилось всё больше, и завершилось действо тем, что у кота появились два… птичьих крыла, пёстрых, как у совы.
«Так и во сне было!» – ахнула я, приходя в себя.
– Смотри в ладонь, – устало скомандовал Зебрик.
Я подняла руку к лицу.
– Скажи: ДОСРУЖ! Закрой глаза!
– ДОСРУЖ! – выдохнула, невольно, сжавшись и ощупывая правой рукой бок и часть спины, в ожидании роста крыльев. Ладошке стало щекотно, затем, будто током ударило – пронзил жаркий озноб, на мгновенье голову сжало в невидимых тисках и… рвануло за ноги, стремительно увлекло в пропасть. Тщетно пыталась закричать, открыть глаза: я просто обернулась камнем, который летел неведомо куда. Также внезапно падение прекратилось. Ощущение было такое, словно меня поймали на лету и бережно поставили на твёрдую почву. Открыла глаза: точно, стою на земле, только…
Вскинув голову, вскрикнула, грузно плюхнулась на попу: надо мной стоял огромный, как дог, крылатый кот и снисходительно ухмылялся. Вообще-то Зебрик остался прежним – это я уменьшилась до размеров мультяшной Дюймовочки. Из моих 1 метр 55 сантиметров полтора метра минусовали, а вес 41 кг обернули в граммы. В общем, чуть более спичечного коробка стала.
– Малявка – козявка, – добродушно фыркнул Зебрик, меня с ног до головы обдало пылью.
– Прекрати хулиганить! – вскочила я, отряхиваясь.
– Прости, так получилось, – Зебрик лёг на землю. – Залезай.
– Что?
– Залезай, говорю, мне на спину.
– Мы что… полетим?
– Нет, на трамвае поедем! – Зебрик опять начал злиться. – Ты полезешь или мне тебя как мышонка в зубах нести?
– Полезу, – Неуверенно приблизилась к лапище Зебрика.
– Живее! – рыкнул кот, и капля слюны больно шмякнула меня в темечко.
Цепко хватаясь за шерсть, я неуклюже полезла. На спине было мягко и тепло. И пахло помойкой. Зебрик встал. Я глянула вниз, и тотчас под ложечкой тошнотворно засосало.
– Рванули, – не то, спрашивая, не то, давая себе команду, Зебрик взмахнул крыльями, и земля стремительно унеслась вниз. – Держись, – сквозь потоки воздуха услышала я, крепко сжала ноги, загребла в руки побольше шерсти.
Мелькнула крыша, рогатки антенн – и вот мы уже над городом. Внизу лишь светящиеся точки уличных фонарей и крохотные коробочки домов.
Глава 3
Я с пелёнок была уверена, что страх высоты – это не моё. И на «чёртовом колесе», и на колесе обозрения я чувствовала себя прекрасно. В отличие от мамы и Зойки, которые слезали зелёные, и тут же бежали в туалет. Вот и сейчас, я ощущала лишь восторг полёта. Ветер начисто сдувал запах помойки, бил в лицо и пытался растрепать мне волосы. А мне хотелось громко смеяться и дурашливо кричать, но ветер был слишком силён, что и останавливало меня от явного безумства.
Мы приближались к Пулково. Я мысленно воображала себя сидящей в седле мотоцикла, В общем, ловила кайф. Внезапно мой «мотоцикл» подбросило, как на ухабе, завалило набок: просто чудом удержалась в «седле». С Зебриком что-то было не так: его бросало в стороны, то заваливало набок, то обрушивало вниз. Чувство восторга улетучилось, ему на смену пришло раздражение.