скачать книгу бесплатно
Что пришлось пережить Алексею Николаевичу за время и после этой бдительнейшей инспекции, известно только ему одному. Потом он долго обивал пороги кабинетов всевозможных начальников, покорно держал ответ перед мировым судьей. Лишился цокольного этажа в здании, потому что инспектору пожарной части не понравился проход туда через главный вход, а вход со двора, по которому он разрешил ходить всем, был неудобен. Зубов получил штраф за отсутствие сертификата на мыло и еще за что-то. Это была цена за то, что не дал взятки деньгами, не отправил строительные материалы и рабочих на строительство дачного дома одному из проверяющих, не выделил транспорт другому. Да много чего не сделал из того, на что намекали «защитники» народа.
Сейчас они, как герои дурного романа, безликой очередью выстроились у входа в гостевой домик, подползали к его постели, цепкими длиннющими пальцами пытались вцепиться в горло несчастного директора… Отбиваясь от их загребущих рук, Зубов провалился во тьму сна.
Утро поприветствовало его веткой сирени, склонившейся под тяжестью снега у заиндевелого окна. Алексей Николаевич, восторженно ощутив близкое пришествие весны, углядел на ветке даже крохотные зеленые почки. Порадовался бойким пичужкам, облюбовавшим для утренних своих процедур ветви яблони. На одной из них он восхищенно заметил сморщенное, перезимовавшее яблоко. Обернутое в снежную вату, это плотное, охристое яблоко казалось символом не увядания, но стойкости и извечного возрождения.
* * *
Завтракали молча, сосредоточенно. Вячеслав Иванович был чем-то расстроен.
– Слава, ну чего ты все всухомятку жуешь, запей хоть чем-нибудь, – как ребенка, воспитывала его жена.
– Люда, чем запить? Чай очень горячий, обжигает.
– Молоком запей.
– Молока не хочу.
– Что у тебя случилось, Вячеслав? – обратился к приятелю Алексей Николаевич.
– Ничего, – безразлично ответил тот. – На работу быстрее надо.
– Что-то произошло? Вроде, буран закончился, все обошлось, бед катастрофических нет.
– Бед нет, а комиссию уже из района отправляют.
– Комиссию?
– Да, будут расследовать мои просчеты во время непогоды.
– А какие были недочеты, Слава? Вы что, как панфиловцы, должны были встать грудью, телами остановить снежный поток?
– Не шути, Алексей, твоя метафора сейчас не к месту. Едут считать ущерб.
– Отнесись спокойнее ко всему, Слава. Надо как можно скорее привести все в порядок, а комиссии приезжают и уезжают.
– Всё так, Алексей, но главный урон приносят именно они. Вместо помощи – оргвыводы и наказание виновного. Я ощущаю себя перманентно подсудимым. Если ничего не найдут, то осудят за то, что я лично не бегал по дворам, не предупреждал о непогоде, в результате сено у таких-то унесло ветром и развеяло по полю, у других – сломало яблоню. И все это запишут в протокол.
– Вот видишь, ты даже заранее результат знаешь. А надо знать, кто возглавляет комиссию.
– Тоже знаю: мальчишка, только назначили начальником отдела – Боровков Валентин Евгеньевич.
– Кто? Кто? Кто? Боровков… – Алексей Николаевич даже на стуле подпрыгнул.
– А ты с ним знаком?
– Если бы увидел, точно бы сказал.
– Подожди, вот, в интернете покажу.
– Хорошо, покажи.
Вячеслав Иванович принес ноутбук, пробежал по его клавишам своей натруженной рукой, и на экране показалось знакомое Алексею Николаевичу лицо.
– Да, известная мне личность.
– По каким делам?
– Пока дойдем до конторы, расскажу.
После завтрака, поблагодарив хозяйку, одевшись потеплее и выйдя на расчищенную от снега улицу, друзья неторопливо пошли пешком к центру поселения. Машина, пришедшая за Зубовым, уже ждала его у здания администрации.
– Тебе, Слава, общую дать характеристику Боровкова или рассказать об этой личности подробно?
– Леша, рассказывай все, что знаешь.
– Что ж, тогда наберись терпения и внимательно слушай…
Алексей Николаевич рассказывал, а перед глазами разворачивалась многослойная художественная картина прошлого, вспоминались мельчайшие подробности, ощущения, интонации. Он даже не понял, что рисуя приятелю картины из своего прошлого, смешал минувшее и настоящее.
* * *
В санаторий «Белые ночи» я с женой приехал раньше оговоренного с администрацией времени. Маша, взяв сумочку с документами, отправилась разыскивать персонал, надеясь, что заселение оформят пораньше и нам не придется несколько часов сидеть в вестибюле. А я устроился перед телевизором в уютном холле. Увлекся программой новостей до такой степени, что не сразу расслышал свое имя, которое несколько раз призывно повторил стоявший передо мной мужчина лет шестидесяти, среднего роста, с нервным худым лицом. Сразу было видно, что он нездоров: острые, обтянутые кожей скулы, впалая грудь, седые волосы вздыблены ершиком. Глядя на меня, незнакомец постоянно покашливал, не прикрывая рот салфеткой или платком.
Однако что-то в этом человеке мне показалось знакомым. Я лихорадочно вспоминал, где и когда мог его видеть.
– Не узнаешь?
«Если человек начинает с ходу тебе “тыкать”, значит, бесспорно, мы знакомы», – подумал я, но в деле опознания это не помогло.
– Глаза знакомые, – сказал я и про себя отметил: – «вызывающие какие-то, наглые…»
– Хорошо хоть что-то осталось. А голос тоже не узнаешь?
И тут моя память прояснилась.
– Боже мой, – Валентин! – воскликнул я. – Неужели ты?
– Наконец-то, а я уже хотел паспорт показать.
– Сколько же мы с тобой не виделись?
– Похоже, лет двадцать. Ты только что приехал?
– Да.
– А у меня завтра прощание с этим благословенным местом.
– Понравилось?
– Больше, чем понравилось. Я за эти годы много где побывал, объездил практически всю Европу, Соединенные Штаты, но дома все-таки лучше. Как говорится, хороша страна Болгария…
Подошла жена.
– Маша, узнаешь?
Она внимательно посмотрела на Валентина, и, чуть сконфузившись, развела руками.
– Вспомни, это же Валентин Боровков!
– Здравствуй, Валентин, – без удивления сказала Маша, словно они расстались вчера. Никаких восклицаний и междометий. Я удивился ее равнодушию, подумав, что душа женщины – верный барометр.
– Давайте, ребята, встретимся после ужина, тогда и поговорим, – предложил наш старинный приятель.
– Договорились.
Я остался с женой в вестибюле, ожидая часа, когда, наконец, оформят документы и поселят в номер.
– Да, Машенька, как все-таки время меняет человека, – задумчиво констатировал я банальную истину.
– Ты тоже моложе не становишься, – засмеялась Маша.
– Ну, не настолько же. Его ведь не узнать…
– Может, он чем-то болен? Худой, кашляет непрерывно. Его личность, правда, меня и раньше настораживала. Какой-то он фальшивый, деланный.
– Надо же, где встретились! Двадцать лет не виделись, даже, пожалуй, больше, – вслух размышлял я. – Друзьями мы не были, но все-таки приятельские отношения нас связывали. Ты помнишь, мы даже вместе с ним и его женой Тамарой в театр ходили. Забыла?
– Забыла. Но Тамару я запомнила по вечерам отдыха в доме культуры, танцевала она хорошо.
– Вечера вечерами, но мы же единственные из всех начальников строительных управлений поддерживали приятельские отношения. С другими здравствуй-прощай и все, в лучшем случае рюмка водки в праздник. А с ним мы обо всем говорили. Помогали друг другу. Бывало, бригады в помощь посылали, без приказов сверху.
– Алексей, успокойся. Твоему сердцу не нужны такие эмоции.
– Не нужны такие встречи, ты хотела сказать.
– Не лови меня на слове, – отшутилась Маша.
– Он завтра уезжает, так что за эти несколько часов ничего не произойдет с моим сердцем. Вспомним, поговорим.
– У тебя, Леша, был с ним конфликт и не такой уж мелкий, как я припоминаю.
– Валентин помогал мне, когда избирали меня на должность генерального директора. Да много чего у нас было тогда общего. Правда, домами не дружили, как ты знаешь. В гостях я у него ни разу не был, да и он у меня тоже. А после выборов словно подменили человека: замкнулся, куда только приветливость делась. На производственных совещаниях сидел как сыч.
– Может, он сам хотел быть генеральным?
– Возможно. Но если бы и хотел, до выборов бы не допустили. В партии он не состоял, высшего образования не имел. Начальником управления стал благодаря стажу и протекции приятеля, работника Горкома партии.
– Чего же он в партию-то не вступил при таком приятеле?
– Была причина, по тем временам серьезная.
– Многоженство? – пошутила жена.
– Ерунду не говори. Судимость у него была, и срок условный.
– За что судили?
– За фарцовку, спекуляцию.
– Сейчас это зовется предпринимательством.
– Это сейчас, а тогда реальные сроки давали. Однако он как-то сумел сделать так, что о его грешках никто ничего не знал – мужик он был башковитый, авторитетный. А вот ушел из строительства еще при советской власти. Непонятно как-то ушел. Через полгода после выборов, помнишь, я взял отпуск и мы уехали с тобой в Пятигорск? За меня оставался заместитель. Так вот, через день после моего отъезда Валентин подал заявление на увольнение и на все уговоры и просьбы упрямо отвечал одной фразой: «нет, обратно не заберу». И уточнял: «есть закон, он касается всех, вот его и исполняйте». Надеялись зацепиться за передачу материальных ценностей, но он и здесь подготовился. Его заместитель и главбух подписали акт без единого замечания. Когда я вышел на работу, Валентина уже и след простыл. Куда он исчез, не знал никто. Скажу больше: даже от знакомых я ничего о нем не слышал. И вот – эта встреча. Странно все это как-то, необычно. Он был человеком заметным, успешным, и вдруг – исчез, испарился… Куда?
– Наверное, надо ему было так поступить. Что здесь странного? – без интереса сказала жена.
– Странным была таинственность и туман, которым все это было окутано. И я не думаю, что мы и сейчас узнаем об этой истории много подробностей.
В первый день пребывания в санатории обычно дел невпроворот: надо встретиться с врачом, уточнить расписание процедур, сходить в бассейн, так что на ужин хотя и поторопились, но вышли из ресторана одними из последних посетителей. Валентин сидел на диване в холле, смотрел телевизор.
– Извини, Валя, задержались.
Приятель только развел руками.
– Думал, вы уже позабыли обо мне.
– Плохо же ты о нас думаешь! – неудачно парировал я.
– Это я шутя. Хотел по улице с вами прогуляться, однако уже прохладно.
Маша умоляюще посмотрела на Валентина и попросила.
– Я так за день устала, может, отпустите меня?
Приятель, поклонившись, развел руками и с улыбкой согласился:
– Конечно, о чем разговор, первый день – он трудный самый. Да и мы с Алексеем долго не задержимся, я ведь завтра уезжаю. Смена заканчивается. Но утром еще увидимся, отъезд во второй половине дня.
– Тогда до завтра! – Маша сдержанно помахала рукой.
Мы вышли из холла и расположились на диване в небольшом закутке около спортивного зала. Здесь сохранялась девственная тишина, не проникали никакие звуки. Даже отголоски развеселой музыки с танцплощадки, отражаясь от козырька на потолке, огибали наше убежище, не попадая в него.
С трудом подбирая первые слова, я начал разговор с малозначащих вопросов:
– Ты долго здесь был?
– Три недели. По полной программе, как в былые времена.
– Как тебе здесь?
