скачать книгу бесплатно
Кроме километров бумаг были километры дорог, почти ежедневные посещения обреченных деревень. Встречи с людьми – самая тяжелая процедура. Александр стал для них «вестником смерти».
В июне, после спада уровня воды в Илиме, Александр на катере смог добраться к истоку Илима. В деревне Зарубкина (так ее прозвали по фамилии председателя), узнав о его приезде, в местный клуб поспешило все население. Многие уже смирились с неизбежным, молодежь даже радовалась, волновал вопрос – куда перенесут деревню.
Выслушав объяснения Александра, председатель колхоза – умнейший человек, опытный руководитель, фронтовик, коренной местный житель – Иван Андреевич Зарубкин вступил в обстоятельный разговор.
– Вот послушай меня, Саша, никак не могу взять в толк, почему за нас все продумали, распределили, куда нам переселяться, при этом с нами даже словом не обмолвились. Не спросили – хотим мы или не хотим. У нас же власть народной называется, а про народ не думает. Ясно же, что как только мы уйдем на новое место, деревня перестанет существовать. Ни колхоза не будет, ни привычной жизни, ни прежнего деревенского уклада. Молодежь разбежится, а старики от тоски помрут. Этого, что ли, власть желает?
– Ну что вы, Иван Андреевич, – с особым почтением к собеседнику отвечал Александр, – власть, наоборот, делает, чтобы стало лучше людям.
– Оно и видно, – проворчал председатель колхоза.
– А что вы предлагаете, Иван Андреевич?
– Я не понимаю, зачем нам куда-то переезжать, за тридевять земель, если можно остаться поблизости, перебраться, например, на Николаеву заимку, там стоят девять домов, добротных и еще новых, можно занять, потом перевезем остальные, наши.
– Иван Андреевич, я знаю, где эта заимка. Если помните, когда я работал в районном земельном отделе, мы вместе с вами покосы на этой заимке выделяли.
– Да, верно, это та самая заимка.
– Тогда давайте взглянем на карту и посмотрим, где новые берега у водохранилища будут.
Александр раскрыл карту, где было размечено новое море. Даже с задних рядов люди привстали, чтобы лучше видеть и слышать. Кто-то подошел вплотную к столу, на котором была развернута карта.
– Вот она, Николаева заимка, – уверенно указал пальцем Александр.
– Ага, вот наша деревня, а вот заимка, – водя ладонью по карте, будто поглаживая живое существо, довольно проговорил председатель.
– А вот берег будущего водохранилища, – показал Александр, медленно проводя по отмеченной линии четырьмя сомкнутыми пальцами.
– Где, где, покажи?
– Вот эта синяя линия – это берег, – как трудную задачку ученикам, Александр разъяснял сельчанам сложившуюся ситуацию.
– Так она же посередине заимки проходит, почти пополам ее режет, – удивился председатель. – Послушай, Александр, а вы правильно берега нанесли, их еще нет, а вы уже все тут режете пополам. Может, еще не поздно отступить, скорректировать?
– Нет, Иван Андреевич, здесь экспедиция работала, там же отличные специалисты, они больше нашего понимают, – постарался утешить председателя молодой начальник.
– Да видели мы этих специалистов, сутками не просыхали. Послушай, Александр, а где на карте этой мудреной можно увидеть Большую Елань?
– Вот она, рядом с заимкой, – сразу показал искомую область Саша. – Здесь все полностью под воду уходит, там же река Россоха, она поднимается, и залив километров на пятнадцать вглубь территорий уходит.
– И что, ничего не остается? – оторопел председатель колхоза.
– К сожалению, все пахотные земли и покосы оказываются под водой, – на вид бесстрастно ответил Александр, чувствуя, как его сердце от этой данности будто пошатнулось, а потом затрепетало, забилось, как подбитая птица.
– Неужели это я? – подумал в этот момент Бугров. – Неужели так спокойно могу говорить о вопиющей трагедии природы и горе тысяч людей, в числе которых я сам, и мои родители, и будущая моя семья? Через несколько секунд молодой мужчина совладал с собой и отчетливо расслышал крик женщины с последнего ряда.
– Как же так, они что, не знали, что мы здесь живем, почему под воду все земли пустили?
– Но ведь это же плотина, электричество, цивилизация, новые города, школы, институты, больницы, театры… – патетично начал отвечать Александр, но вновь выкрикнула та женщина.
– Не нужна нам эта ваша плотина, дайте спокойно умереть на родной земле!
На нее наперебой зашипели бабы.
– Ты язычок-то, Фекла, спрячь, – выкрикивала одна.
– Неровен час, неприятности схлопочешь, – пугала другая.
– Чего мне боятся, ну и схлопочу, – гордо выпятив увесистую грудь, как будто нарочно провоцировала народ Фекла. – Пора мне схлопотать. Четверо сыновей вместе с мужиком на войне полегли. От врагов чужую землю очищали, а свою не уберегли. – И разрыдалась несчастная Фекла так жалостно и так искренне, что уже никто не посмел с ней спорить.
Председатель колхоза Иван Андреевич разрядил обстановку. Повернувшись к жителям, он спокойно сказал.
– Перестаньте кричать, не для этого собрались. Послушаем власть, а после посоображаем, что нам делать, – и, повернувшись к Александру, спросил:
– Так куда нас переселять собрались?
– Вашу деревню и колхоз намечено переселить в Прибылово. Это место находится на берегу будущего моря. Сейчас там изыскивают земли, пригодные под пашню.
– Только начали изыскивать? – удивленно спросил кто-то из собравшихся.
– А с домами как? – послышался вопрос с другой стороны.
– С домами? – осекся Александр, понимая, о чем идет речь.
На мгновенье воцарилась тишина.
– Знаете… – докладчик помедлил с ответом, потом рубанул рукой и решительно продолжил, – да, здесь самая главная несправедливость к колхозникам. Объясню почему. Колхозные строения – это кооперативная собственность, а совхозные – государственная. Поэтому все государственные строения переносятся из зоны затопления силами государственных организаций и за государственный счет, а дома колхозников переносятся владельцами строений своими силами по утвержденной смете.
– Это правда? – Иван Андреевич недоверчиво посмотрел на Александра.
– Что правда?
– Мы свои дома должны переносить сами?
– Так прописано в законе, – сочувственно проговорил докладчик.
– Это что же за закон такой-переэтакий! Что б его леший побрал! Ты посмотри, Саша, на нас – много молодых-то? Нету их, война взяла, а те, что после войны подросли, разбежались, кто куда – всякими правдами и неправдами. Где ж найти силы? Тут же одни старики да калеки остались.
– Не знаю, Иван Андреевич, это тот вопрос, на который у меня пока ответа нет. Не знаю, – грустно заключил свои пояснения землеустроитель.
– А кто знает? – зло, как к врагу, стал обращаться к представителю власти председатель.
– Будем просить руководство области оказать вам помощь, – беспомощно оправдывался Александр.
– Эх-ма, мы будем просить. Так это кто кого просит? Они меня? Они нас – просят! – все больше волновался председатель. – На новое место они меня со всем колхозным скопом перенести должны и домики новые поставить. И поблагодарить, что согласились пожертвовать землей и могилами предков. Ты взгляни на наши дома: их разобрать можно, но уже не соберешь. По сотне лет некоторым, а фермы – их же только тронь, они в пыль превратятся.
В зале загудели, опять раздался резкий голос Феклы.
– Да пошли они, знаешь, куда. Не поедем никуда. Помрем до единого. Пусть дожидаются, а потом свой потоп тут и устраивают.
– Ты уж помирай одна, Фекла, а нам пожить хочется, – одернул ее мужичок в круглых очках, плотно прижатых к широкому носу и бровям.
– Чего ты вякаешь, очкастый, – начала заводиться не на шутку Фекла. – У тебя сил в сортир сходить нету, а туда же: жить хочу.
– Ну-ка, прекратите ругань! Фекла, умерь свой пыл, а то я вас обоих… – строго, но беззлобно пригрозил председатель.
– Чего ты, Иван, постоянно мне рот затыкаешь. Я тебе столько наговорю, что имя свое позабудешь.
– Да, тяжелый случай, тебя не заткнешь, но помолчи, пожалуйста, мы ничего еще не решили, – с улыбкой обратился Иван Андреевич к деревенскому витии в юбке.
Фекла что-то тихо продолжала бурчать, доказывать, прислушиваясь к разговору.
– Скажи, Александр, – Иван Андреевич для солидности откашлялся, понизил голос, – где же будут жить люди, если дома останутся здесь, или как они будут перевезены?
– Планом предусмотрена следующая схема переселения. Пенсионерам, по их желанию, могут дать квартиру в многоквартирном доме. Кто желает работать в совхозах, переедут в совхозные дома. О колхозах говорить нечего, тут все понятно, получится, как получится. Кто сможет – забирайте свои дома с собой, кто не сможет – выбирайте из предложенных вариантов.
– Значит, вашими планами предусмотрено всю деревню разбить на части, разделить людей, порвать дружеские и родственные связи? Жили все вместе – и старики и молодые, а сейчас их надо разделить по возрасту, по силам. Но это же невозможно, мы же одна семья. Она неделима как сердце, – буквально взмолился председатель колхоза, понимая, что его детищу на этом собрании, по сути, был вынесен смертный приговор.
– А как вы, Иван Андреевич, предлагаете?
– Я? – Председатель не нашелся, что ответить, долго молчал, задумчиво смотря на красную скатерть стола, гладил ее шершавой ладонью. Люди, затаив дыхание, не мешали ему думать.
– Знаешь, Александр Павлович, – наконец собрался с мыслями Зарубкин, – будь моя воля и власть, перенес бы я нашу деревню на новое место целиком, все дома и постройки, переселил бы всех сельчан, поставил бы ее у реки, в крайнем случае, на берегу вашего моря, но название ей бы не менял. Это как имя человека – дается на всю жизнь.
– Ты как сказку сказываешь, председатель, – вздохнула женщина в первом ряду.
– Очень жалко, что такое только в сказке бывает. Не могу знать, кто такие законы придумал, но нам на части делиться никак нельзя, мы ведь едины. Это как тело человека на кусочки разделить – и не будет человека.
– Как это, Иван Андреевич, вся деревня – одна семья, все – родственники? – удивился Александр.
– Да, вся деревня. А ты, Александр, что, не заметил, что у всех одинаковая фамилия? Только жены из других деревень, а мужской род один. Вот ты говоришь: старикам-пенсионерам отдельную городскую квартиру, – все более распалялся председатель, – а он к ней привыкать будет до самой смерти и не привыкнет. Много там особенностей: как включить электроплитку – вопрос, унитаз шумит, как паровоз, подвала нет – где же кладовую оборудовать? Холодильник – мечта молодых, запись на очередь – тоже очередь, потом жди годы, когда она подойдет, когда этот холодильник сделают. Многим старикам не дождаться. Да и сама квартира, чего говорить, – клетка, ни воздуха нет, ни простора. А в деревенском домище всем места хватает, а тут ни бани, ни погреба.
– Иван Андреевич, я ведь законы не пишу. Что есть, то и предлагается. Да и война разрушительная не так давно отгремела – не мне тебе напоминать, – резонно оправдывал ситуацию молодой начальник.
Председатель, вспомнив военные годы, посуровел, склонил голову, согласился с доводами специалиста, годящегося ему в сыновья. Сначала согласно покачал головой, потом помотал ею из стороны в сторону, как будто отрицая свою же мысль.
– Да, я понимаю. Только трудно понять мне, что в великой Сибири места не найдется для нашей деревеньки.
Александр не ответил, спорить с Иваном Андреевичем об этом не стал. А тот продолжал трудную тему, выражая силой голоса силу своих переживаний.
– Александр Павлович, ты там нашей власти расскажи о нашей просьбе. Ежели нас деревней не перевезут в любое место, то мы порознь не поедем. Вообще никуда не поедем, – с нажимом на последние слова вынес свое решение председатель.
Александр обвел взглядом лица людей, затененные сизым дымом от самокруток, люди доверчиво и пытливо смотрели на него, как на человека ответственного.
– Конечно, про вашу просьбу скажу, но нет этого в законе, чтобы целиком деревни на новое место переносить. Это прямо-таки археологическая операция какая-то будет. Сложно, дорого, нерационально.
– Так пусть выпустят такой закон, – опять встряла в разговор Фекла.
– Тише ты, чего кричишь, и так все слышно и понятно, – утишила ее соседка.
– Будем ждать, так и передайте, – выкрикнув еще громче, подвела черту под заседанием борющаяся за справедливость Фекла.
Расходились затемно, по дороге толкуя о новых местах, о переезде.
– Одно хорошо, сельчане не отвергли категорически переезд, не обрадовались ему конечно, но начали обдумывать ситуацию, которую не по их силам переменить, – подумал Александр.
Вечером в доме председателя, отпивая чай из граненого стакана с подстаканником, Александр спросил:
– Иван Андреевич, а если не разрешат переезд, как вы хотите, что делать будете?
– Плохо конечно, если не разрешат, что-нибудь придумаем, нельзя нам порознь. Войну пережили вместе, зачем сейчас-то нас разрывать по живому.
С этими словами надолго задумался председатель о том своем, что никогда в его жизни не отделялось от государственного. Его судьба и судьба страны – для него едины.
* * *
Река Илим – великая река, жизненно важная артерия в организме России. До окончания строительства Московского тракта – это основной путь на Восток, вглубь Сибири, к берегам Тихого океана. По Илиму шли лодки, дощаники, струги Ермака, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, многих переселенцев и изыскателей. А славный град Илимск появился на географических картах до возникновения Иркутска. Он развивался как самостоятельное воеводство, как центр пушного промысла, пашенного земледелия, важный пункт на путях движения людей и грузов в Восточную Сибирь, Монголию и Китай. Илимск – это история России, сотканная из многих славных побед и известных имен.
Илим, как и деревня Зарубкина, располагающаяся в его устье и состоящая из одних родственников, тоже имеет множество речек-родственниц, которые справа и слева по течению впадают в его мощный поток, направляющийся к Ангаре. А та, капризница-красавица, не желая смешивать свою прозрачную, мягкую воду с илимской, тяжелой, известковой, медно-красной, много повидавшей на своем пути, устроила Симахинскую запруду. Однако с Илимом не поспоришь, не укроешься за порогами. Он прорвался к Ангаре шумно, каменистую преграду преодолел, дробя ее на мелкие камни, сам дробясь в брызги. Это самый большой и самый мятежный приток Ангары.
Александр Павлович, работая землемером, не раз проходил этот порог, направляясь в ангарские деревни Невон, Кеуль и Ката. У него и сейчас перед глазами стояла завораживающая картина природной мощи, неподвластной человеку. Какая-то неведомая сила изгибала Илим, бросала его на огромные валуны, рассекающие водный поток. Здесь все бурлило, пенилось, брызгало и шумело. И виденная однажды эта картина оставалось в памяти навсегда, как один из впечатляющих портретов природы.
* * *
Проснувшись в доме председателя колхоза, позавтракав нехитрой деревенской снедью, Александр спросил гостеприимного хозяина.
– Иван Андреевич, а лоцман на пороге в Симахина на месте?
– А ты чего, на Ангару собрался?
– Да, на Ангару, у меня дела есть и почты много.
Иван Андреевич, не ответив, задумался.
– Так что – его нет там? – повторил вопрос Александр.
– Вода упала в Илиме, отпросился он на неделю.
В разговор вмешалась жена председателя колхоза.
– Иван, там же у самого порога в рыбацком доме живет бригадир рыбацкой бригады.
– А ты почем знаешь об этом? – ревниво заинтересовался этой неизвестной ему подробностью Иван Андреевич.
– Но люди же знают, говорят.
– И что из этого? Нашему гостю надо ведь через пороги пройти, а не рыбу там ловить.
