В поисках убийцы

Они въехали в узкий переулок и недалеко от церкви Спиридония остановились подле убогого подъезда меблированных комнат» Китай – города». Прохоров расплатился с извозчиком и пошел следом за Патмосовым по узкой и грязной лестнице, тускло освещенной керосиновой лампой. Патмосов провел спутника в свой номер. Здесь за круглым столом сидели Пафнутьев с Алехиным. Прохоров изумленно посмотрел на Семена Сергеевича, одетого коридорным слугою, и с упреком сказал:

– Не стыдно вам?

Пафнутьев горячо пожал его руку.

– Что же могу я, Сергей Филиппович, если мне Борис Романович запретил? Я к вам всей душою, а он говорит: «Пусть подождет!»

– Ничего, ничего! Зато теперь все дело у нас, как облупленное яйцо, – и Патмосов засмеялся. – А они уже все поели и выпили, – сказал он, встряхивая почти пустую бутылку. – Ну, выпьем с вами, Сергей Филиппович, по единой, а потом станем разговаривать. Говорите только вполголоса. – Он налил две рюмки, чокнулся, выпил и представил: – Вот это – мой помощник Константин Иванович Алехин.

Алехин поспешно вскочил, шаркнул ногою и смущенно улыбнулся. Прохоров протянул ему руку.

– Ну, а теперь слушайте. Я доподлинно узнал, что негодяй Чемизов занимается гипнотизмом над своей жертвой. Завтра он должен прийти сюда утром. Вот поэтому‑то я вас и пригласил сюда, так как утром вы могли бы попасться ему на глаза и испортить все дело; теперь же вы здесь проведете ночь, а с утра мы начнем наблюдения. Если мои предположения оправдаются, то, как только я подам сигнал, Семен тотчас поедет за доктором. Ты записал адрес? Петр Аркадьевич Переверзев. Я уже переговорил с ним обо всем. Константин Иванович неотступно будет следовать за этим инженером, а что касается нас с вами, то мы будем действовать сообразно обстоятельствам.

– А где она? – замирая, спросил Прохоров.

– Здесь! – и Патмосов указал на стену.

Сергей Филиппович вскочил, потом бессильно опустился в кресло. Голова у него закружилась: она здесь! Жертва наглого обманщика.

– Только вы уж сохраните спокойствие! – сказал Патмосов, словно угадывая его мысли. – Она спит. Сегодня я видел тяжелую картину. Он усыплял ее. В этом я мало понимаю, но догадался. И потом она отдала ему какие‑то футляры.

– Значит, он постепенно отбирает ее вещи и ходит в ломбард закладывать их?

– Вот именно. По всем вероятиям, деньги он уже забрал. Что он будет делать завтра, хорошо не знаю, но кажется мне, что что‑то решительное. Здесь мы его и зацапаем. – Борис Романович потер руки. – Ну, Семен, ты – кухонный мужик, иди к себе на кухню, а ты, Константин Иванович, беги домой. Вот твоя мзда, – Патмосов подал ему десять рублей, – и чтобы завтра утром, часов в восемь, ты уже был тут. Понял? Ну, и отлично! А мы с Сергеем Филипповичем расположимся на ночевку.

– Вы ложитесь на постель, – обратился Патмосов к Сергею Филипповичу, когда все ушли, – а я здесь, на диване.

– Зачем? Нет, уж вы, Борис Романович, ложитесь, как всегда, а я могу и не ложиться.

– Что нам с вами спорить? Говорю, ложитесь, и все.

– Нет, у меня не сон на уме, – сказал Прохоров, опуская голову.

– Да. Завтра решится важный вопрос – она или не она. Если не она, то это – уже третья жертва этого негодяя: Коровина – раз, Дьякова – два и эта – третья…

– Ужасно! Как такой мерзавец может жить?

– Ну, как говорит пословица: «Как веревку ни вить, а концу быть». Вот и пришел конец! Быть бычку на веревочке. Вот и попался! Ну, извините меня!.. Беру свою дорожную подушку и ложусь. – Патмосов бросил на диван подушку, снял сюртук и жилетку и прикрылся пледом. – Ложитесь и вы, – нетерпеливо сказал он Прохорову.

Сергей Филиппович ушел за занавеску. Патмосов загасил огонь и вскоре заснул, оглашая комнату храпом. Но Прохоров спать не мог. Мысли вихрем проносились в его голове; кровь приливала к вискам, когда он думал, что, быть может, завтра не увидит Дьяковой, что она уже погибла, и ему, как Семечкину, остается только месть. Не менее ужасно, если, будучи во власти Чемизова, она навсегда потеряла здоровье. У Сергея Филипповича разгоралась ненависть к Чемизову, потом злоба сменялась жалостью и нежной любовью к Дьяковой, а при мысли, что, может быть, она здесь, за стеною, сердце его замирало в тоске, и он нетерпеливо ждал дня. А рассвет все не наступал, и ночные часы тянулись томительно долго. Наконец Прохоров заснул, но тревожны были его сновидения, и он метался и стонал.

– Ну, дорогой, пора вставать и чай пить! – услышал он сквозь сон голос и открыл глаза. – Вставайте, вставайте, – говорил Патмосов, стоя подле его кровати, – напьемся чаю и станем на страже. Уже девять часов.

Прохорову казалось, что он спал всего несколько минут. Он быстро поднялся, освежил лицо холодной водою и сел к столу, на котором уже кипел самовар. Алехин сидел за столом, шумно потягивая с блюдца чай в ожидании приказаний Патмосова. Прохоров поздоровался и присоединился к чаепитию.

В дверь раздались три условных стука.

– Пришел! – шепотом сказал Патмосов, поднимая палец. – Теперь внимание! Пожалуйста, дорогой, – обратился он к Сергею Филипповичу, – воздержитесь от всяких возгласов. Вот дырка. Взгляните и, если увидите женщину, скажите, Дьякова это или нет. Сапоги лучше снять.

Прохоров снял сапоги, подошел к стене и жадно приник глазом к просверленному отверстию. В ту же минуту он обернулся к Патмосову с взволнованным лицом и трижды кивнул ему головою.

– Отлично, – шепотом сказал Борис Романович и подошел к другому отверстию. – Теперь внимание!

И они оба замерли, в то время как Алехин в ожидании налил шестой стакан чая.

XXI

Жертва вырвана

Дьякова сидела в кресле у письменного стола, одетая в изящный байковый капот со шнурами. В ней нельзя было узнать прежнюю молодую красавицу; она с немой покорностью смотрела пред собою; ни одно движение не выдавало ее волнения или чувств. Раздался стук в дверь. Она подошла, повернула в двери ключ, и Прохоров невольно содрогнулся, увидев вошедшего Чемизова в форме инженера.

– Ты только что встала? – спросил последний Елену Семеновну.

– Да.

– Чай пила? Нет? Ну, так распорядись чаем!

Негодяй разделся. Дьякова позвонила прислуге и, когда вошла Таня, сказала равнодушным голосом:

– Приготовьте чай и сходите за булками.

– Как ты провела ночь? – спросил Чемизов, целуя руки молодой женщины.

Слабая улыбка мелькнула на ее губах.

– Я спала крепко и хорошо, – ответила она. – Ты сегодня проведешь со мною весь день?

– Весь день, моя дорогая. А завтра мы уедем с тобою в Крым.

Лицо Дьяковой немного оживилось.

– Я не знаю отчего, – сказала она, вяло проводя по лицу бледною рукою, – но чувствую себя все время совершенно утомленной и обессиленной. Мне даже начинают казаться забавные вещи. Вдруг горничная называет меня Вассой Алексеевной. Я поправила ее три раза и сказала: «Зови меня Елена Семеновна», – а она опять: «Васса Алексеевна».

– Она глупая, – сказал Чемизов. – Вероятно, эта Васса жила здесь долго, и она привыкла.

Таня принесла чай, булки, масло и сахар и вышла.

Чемизов придвинулся к Дьяковой, взял ее руки и устремил на нее взгляд. Прохорову стало страшно. Он смотрел в щелку, сжимая кулаки. Чемизов вдруг резко сказал: «Спи!«Голова Дьяковой откинулась к спинке кресла, и руки повисли вдоль тела. Чемизов подержал их, потом выпустил и стал говорить тихим, внятным голосом:

– Ты все еще не хочешь подчиниться моим приказаниям. Ты меня слышишь?

– Слышу, – произнесла Дьякова.

– Запомни же: ты – не Дьякова, ты – не Елена Семеновна, ты – Томилина, вдова статского советника, Васса Алексеевна. Запомнила? Так, повтори!

– Я – Томилина, Васса Алексеевна, вдова статского советника.

– Так! Теперь слушай! Когда ты проснешься, то должна подписать мне обещанную дарственную на имение, но когда будешь подписывать, то опять станешь Дьяковой. Что ты должна сделать?

– Я должна подписать тебе дарственную на свое имение Отрадное и снова быть Дьяковой.

– Мы после поедем с тобою к нотариусу, и там ты скрепишь свою подпись.

– Да.

Чемизов снова взял руки молодой женщины, похлопал по ним, дунул в ее лицо и сказал:

– Проснись!

Елена Семеновна тяжело вздохнула, раскрыла глаза и вяло оглянулась.

Чемизов уже сидел в небрежной позе, куря папиросу, и как ни в чем не бывало произнес:

– Что же, моя милая, давай пить чай, а потом я поеду.

– Ах, я о чем‑то задумалась, – сказала Дьякова, проводя рукою по лицу. – Прости, милый, про чай я совсем забыла.

Она поднялась и медленно пошла к столу.

Прохоров перевел дыхание и вытер платком покрывшийся потом лоб. Патмосов строго погрозил ему пальцем. Сергей Филиппович снова приник к отверстию и, не видя Дьяковой, услышал ее слабый голос:

– Ты привез с собою бумагу?

– Да, это – твоя прихоть: дарственная запись… Привез… А что? – беспечно сказал Чемизов.

– Я хочу подписать ее. Ты повезешь ее к нотариусу, а потом мы поедем вместе и закрепим ее.

– Надо ли это, милая? Я люблю тебя и без этих подарков.

– Нет, нет! Если ты любишь меня, то должен принять. Мне хочется быть бедной, бедной… нищей и принадлежать только одному тебе.

– Забавная! Ну, хорошо; вот бумага. Иди, подпиши.

Прохоров увидел следующее: Чемизов подошел к столу и, не скрывая торжествующей улыбки, положил развернутую бумагу, обмакнул перо в чернильницу и протянул его Дьяковой. Та подошла расслабленной походкой, опустилась в кресло и взяла перо. Чемизов наклонился и положил руку на ее обнаженную шею.

– Здесь? – спросила Дьякова, указывая на бумагу.

– Здесь, – ответил Чемизов. – Пиши: «Вдова купца первой гильдии, Елена Семеновна Дьякова». Все.

Он нагнулся и крепко поцеловал молодую женщину. Она обняла его шею.

Прохоров откачнулся от стены и, бессильный, прислонился к комоду. Патмосов успокаивающе положил на его плечо руку.

– Ну, я поеду, – раздался бодрый голос Чемизова, – много через час я приеду за тобою. Ты одевайся и жди. Потом – обедать, а завтра в Крым.

– Приезжай скорее, мой милый! – проговорила Дьякова, не поднимаясь с кресла.

Хлопнула дверь, раздались торопливые шаги.

– За ним! – сказал Патмосов Алехину, который уже надевал пальто и держал в руках шапку.

Константин Иванович стремительно вышел. Патмосов выглянул в коридор и позвал Пафнутьева:

– Не жалей денег, поезжай к Переверзеву и вези его сюда. Он ждет.

– Я уже заказал автомобиль. Обернусь мигом!

Патмосов вернулся к Прохорову:

– Пойдемте к ней! Сейчас приедет доктор.

– Идемте, – весь дрожа, ответил Сергей Филиппович.

Прохоров распахнул дверь соседнего– номера. Дьякова сидела неподвижно. Сергей Филиппович подошел к ней и громко воскликнул, стараясь сделать радостное лицо:

– Елена Семеновна, вот не ожидал встретить вас!

Дьякова подняла на него безучастный взгляд. Ее лицо выразило удивление, она приподнялась и спросила:

– Что вам угодно? Про какую Елену Семеновну вы говорите?

– Про вас, – сказал Прохоров.

– Вы ошиблись. Я – Васса Алексеевна Томилина.

– Вы не узнаете меня? Я – Прохоров… Сергей Филиппович Прохоров, которого вы обещали позвать к себе, если вам будет грозить опасность. Неужели вы позабыли?

Дьякова отшатнулась.

– Вы ошибаетесь, я позову прислугу! А вам что угодно? – обратилась она к Патмосову.

– Ничего, – ответил тот беспечным тоном. – Хотел представиться как сосед. Борис Романович Патмосов!

– Очень приятно, но мне некогда. Я должна одеться и прошу вас пожаловать ко мне в другое время.

Патмосов кивнул с улыбкою, сел в кресло и сказал:

– Простите меня великодушно, но я устал и посижу у вас немного. Мой приятель, может быть, сумеет напомнить вам о себе.

– Я возмущена вашим поведением, – резко сказала Дьякова. – Я позову прислугу.

Она направилась уже к звонку, но в этот момент дверь открылась, и вошел Пафнутьев в сопровождении высокого господина со строгим лицом.

Патмосов встал ему навстречу и тихо сказал:

– Она сейчас под гипнозом.

Вошедший доктор решительно подошел к Дьяковой, которая смотрела на него изумленным взглядом, резко протянул к ней руку и громко, повелительно сказал:

– Спите!

Дьякова вздрогнула.

– Спите! – повторил доктор.

Пафнутьев и Прохоров подскочили к молодой женщине, которая пошатнулась. Голова ее запрокинулась, глаза закрылись.

– Положите ее на постель, – сказал доктор, – занавесьте окна! Нужен совершенный покой.

Он откинул полог алькова. Прохоров опустил шторы.

– Теперь расскажите, что было.

Прохоров взволнованно передал все виденное. Доктор слушал его внимательно, потом на мгновение задумался, после чего спросил:

– Как вы думаете, сколько времени могли продолжаться его опыты?

– Со дня знакомства, то есть три – четыре месяца.

Переверзев покачал головою, но затем успокоил:

– Ничего! Мы, может быть, поможем ей. Пусть теперь она спит; надо совершенно устранить его влияние. Сейчас я сделаю ей соответственное внушение, а потом, когда она проснется, было бы хорошо перевести ее в совершенно иную обстановку.

– Мы это можем сделать сейчас, – сказал Пафнутьев. – Автомобиль здесь, я возьму номер в» Большой Московской» гостинице, и она очнется там.

– Это было бы хорошо. Сейчас я сделаю ей внушение. Одну минуту.

В это время дверь распахнулась, и в комнату вошел Чемизов, но тотчас остановился, словно парализованный.

– Негодяй! – воскликнул Прохоров, быстро подходя к нему. – Теперь все ваши проделки открыты. Вор, убийца, мерзавец!

Но Чемизов не дослушал его обвинений и быстро повернул назад.

– Он убежит! – растерянно сказал Прохоров.

– Не беспокойтесь! – ответил Патмосов. – За ним есть надзор. Давайте думать о ней, – и он указал на Дьякову.

Доктор наклонился над молодой женщиной и сказал:

– Когда вы проснетесь, то должны помнить, что вы – Елена Семеновна Дьякова. Кто – вы?

– Васса Алексеевна.

– Неправда! – перебил Переверзев резким голосом. – Вы – Елена Семеновна Дьякова. Повторите!

– Я – Елена Семеновна Дьякова.

– Да! Вы приехали из Петербурга.

– Я приехала из Петербурга.

– С негодяем Чемизовым.

– С негодяем Чемизовым.

– Вы должны будете вспомнить все, что он приказывал вам. Поняли?

– Да.

Переверзев выпрямился.

– За успех еще не ручаюсь. Она будет спать еще долго. Я часов в шесть приду к вам в» Большую Московскую» гостиницу. А теперь везите ее.

Прохоров горячо пожал ему руку.

– Доктор, вы думаете, что она совсем будет освобождена от его влияния?

– О да, несомненно! Но для этого надо время. Необходимо чем‑нибудь рассеять ее, отвлечь ее мысли.

– А на ее здоровье это сказалось сильно?

– На нервной системе отчасти, но и это пройдет, едва она освободится от его влияния. Необходимо увезти ее сейчас же, да так, чтобы тот господин не знал, где она находится.

– Я понял.

– Оденем ее и повезем, – сказал Пафнутьев. – Я уже заказал номер и автомобиль.

Они бережно завернули Дьякову в ее дорогое манто, надели на нее шляпу с вуалью, взяли под руки, осторожно вывели из грязных номеров и усадили в автомобиль. Прохоров сел рядом с нею, а Пафнутьев – напротив.

– Ну, с Богом! – сказал Патмосов. – Ты, Семен, как только устроишь ее, сейчас отправляйся в» Метрополь». Там будем я и Алехин.

– Мигом! – пообещал Пафнутьев.

Автомобиль загудел и помчался по московским улицам.

Патмосов вернулся, уложил свой сак, убрал с Таней вещи Дьяковой и отправил их с посыльным; после этого он дружески простился с Колчиным и поехал в» Метрополь».

– Здесь? – спросил Борис Романович Алехина.

– Вошел и заперся.

– Ну, отопрет! – сказал Патмосов. – Идем!

Они пошли в подъезд и поднялись в лифте на третий этаж. Там они быстро прошли по коридору и остановились у двери номера сто семнадцать.

XXII

В железных тисках

Чемизов с побледневшим лицом дрожащими руками быстро складывал вещи в чемодан. Вдруг в дверь раздался осторожный стук. Чемизов, еще ранее приказавший лакею подать счет, решил, что это он, и спокойно отпер дверь. В ту же минуту инженер с проклятием отшатнулся: вошел Патмосов в сопровождении Алехина.

– Не рекомендую вам кричать, это рискованно, потому что прибегут люди, – сказал Патмосов с усмешкой и быстро повернул ключ в двери, после чего спокойно опустился в кресло.

Чемизов с нахмуренными бровями, с искаженным от злобы лицом смотрел на незваных гостей.

– Господин Чемизов, или господин Кругликов, как вас именно звать – точно мне не известно. Что вы теперь нам скажете? – спросил Борис Романович.

– Я не понимаю, о чем вы говорите и как вы смели ворваться ко мне?!

– Смеетесь, господин хороший! – спокойно ответил Патмосов. – Я сорву с вас парик и бороду, позову полицию, и вы сразу узнаете, смею ли я. А спрашиваю я с вас многое. Дарственная запись на имение Дьяковой – раз… Второе – все квитанции на вещи, которые вы выманили у Дьяковой и заложили в качестве инженера Платонова. А как господин Кругликов вы должны чистосердечно рассказать, что вы сделали с несчастной Настасьей Петровной Коровиной. Что натворили как Чемизов – того не знаю, а в этом уж удовлетворите. Если не желаете, то мой помощник сходит за полицией.

В дверь постучались. Чемизов вздрогнул.

– Не бойтесь! Это – только мой приятель, – сказал Патмосов. – Впусти, Алехин.

Вошел коридорный и подал счет.

– Хорошо, милый человек, – властно распорядился Патмосов, – положи и оставь нас.

Человек с удивлением посмотрел на Чемизова, потом на Патмосова, поклонился и вышел. Почти следом за ним в номер вошел Пафнутьев.

– Запирай двери! – сказал опять Борис Романович, и Алехин повернул ключ в замке. – Ну что, как? – спросил Патмосов Пафнутьева, который с любопытством глядел на Чемизова, тщетно старавшегося сохранить спокойствие и походившего на загнанного зверя.

– Все, кажется, благополучно: перевезли, положили, и она спит прекрасным сном. Говорил по телефону с Переверзевым; он сказал, что в шесть часов приедет.

– Отлично! – Борис Романович снова обратился к преступнику: – Так вот, господин Платонов, Чемизов или Кругликов, теперь у госпожи Дьяковой будет доктор Переверзев, специалист по гипнозу. Он узнает всю историю. А вслед за этим уже в Петербурге, в камере следователя, вы расскажете историю госпожи Коровиной. Хотите вы сейчас отдать нам дарственную запись и те деньги, которые успели выманить?

– Не будет ли это много? А что вы мне дадите за это?

– Вам? Ничего, кроме некоторых удобств по доставке в Петербург.

В дверь снова постучались.

– Это – Сергей Филиппович!

– Впусти! – приказал Патмосов. – Одним свидетелем больше.

Алехин опять открыл дверь, и в комнату вошел Прохоров.

– Кажется, все хорошо? – спросил он, всматриваясь в Чемизова.

– Победили, – сказал последний с усмешкой. – Только вряд ли эти остатки будут вам приятны.

Сергей Филиппович рванулся к нему, но Патмосов удержал его жестом. Прохоров отвернулся и сел.

– Ну, так что вы ответите? – обратился Борис Романович к Чемизову.

Тот молчал, потом поднял голову, насмешка скользнула по его губам, и он сказал:

– Если вы найдете возможным, то я предложу вам некоторые условия. Я передам вам деньги, но не все, и квитанции на вещи. Из взятых у этой дуры я вам отдам десять тысяч. Больше не могу.

– Положим, – усмехнулся Патмосов.

– Затем я вам расскажу, что произошло с Коровиной.

– Ну, это узнает следователь, так что для нас это вопрос времени только.

– Для вас – может быть, но я знаю, что в Петербург приехал Семечкин и для него будет иметь громадный интерес мое сообщение.

Патмосов пытливо взглянул на Чемизова.

– Для чего ему знать? Ему хотелось найти убийцу, а знать горькую участь любимой женщины – только лишнее горе.

– Как знаете! А что, если возможно найти ее, если она не убита? – сказал Чемизов.

– Этого не может быть, она убита и изрезана! – невольно воскликнул Пафнутьев.

– Новый фокус, – сказал Прохоров, а Патмосов с удивлением и заинтересованно смотрел на Чемизова.

Тот не обратил внимания на реплики и снова обратился к Борису Романовичу:

– Так вот, если я не только докажу вам, что она жива, но и дам возможность найти ее, согласитесь ли вы тогда отпустить меня? Могу уверить вас, что я не кровожадный убийца, на моих руках нет крови! – и он протянул белые, холеные руки.

Прохоров с отвращением отвернулся от него. Патмосов согласно кивнул головой.

– Да! – повторил Чемизов. – Нет крови! Я – не такой дурак, чтобы заниматься убийством. Природа наградила меня даром, и я пользовался им по мере сил. Госпожа Коровина так же жива, как и мы с вами и та дуреха. Так вот, я предлагаю – отпустите меня. Все, что возможно, я отдам вам и уеду…

– Чтобы продолжать ту же работу? – продолжал Патмосов.

– Нет, господин… не имею удовольствия вас знать… вероятно, агент.

– Допустим.

– Так вот, господин агент, я хотел бы устроить себе спокойную жизнь.

– Ну, ну! – Патмосов засмеялся. – Я – не мальчик, чтобы верить вашим обещаниям. Но… о вашем предложении можно подумать.

– Должно, потому что, если я не пожелаю сказать, где находится Коровина, вы не найдете ее, а доказать, что я – убийца, вы никогда не сможете.

Пафнутьев и Прохоров обступили Патмосова. Сергей Филиппович шепотом сказал:

– Я думаю, на это можно согласиться. Подумайте, как обрадуется Семечкин, когда найдет ее.

– Кажется, он говорит правду, – говорил Пафнутьев. – Елену Семеновну он обирал, пользуясь гипнозом. Вероятно, и с Коровиной сделал то же самое и бросил ее.

– Задача! – задумался Патмосов. – Ну, хорошо! – Он обернулся к Чемизову: – Хорошо, господин Платонов, Чемизов или Кругликов. Мы, согласны, но на некоторых условиях. Прежде всего вы сейчас выдадите все награбленное.

– Я отдам, что обещал: квитанции и девятнадцать тысяч.

– Нет! – Патмосов поднял руку. – Мы произведем осмотр ваших вещей.

– Никогда!

– Ну, тогда простите, – Патмосов резко встал с кресла. – Алехин, нажми кнопку!

– Погодите! – бледнея, остановил его Чемизов. – Я согласен. Но отпустите меня немедля.

– Невозможно! Все ваши слова потребуют проверки.

– Какой еще?

– Вы укажете нам, где находится Коровина. Мы наведем справку, найдем ее и тогда отпустим вас.

– Сколько же это потребует времени?

– Времени? Да смотря по тому, где она находится.

– Под Петербургом.

– Тогда ровно сутки.

– А в эти сутки?

– Мы будем вас стеречь. – Патмосов засмеялся. – Это не так трудно. Мы переедем с вами в меблированные комнаты» Китай – города», и там вы проживете эти сутки вот с господином Алехиным и его. приятелем. Проживете безвыходно. Вам все подадут, от вас все примут.

Чемизов задумался.

– И потом вы меня отпустите?

– На все четыре стороны, – повторил Патмосов. – Понятно, приятнее, если вы уедете куда‑либо подальше.

– Это – уже мое дело.

– Допустим, допустим! Но каждая следующая проделка навлечет за собой воспоминание и об этих.

– Когда поймаете, – Чемизов нагло усмехнулся. – Ну, что же, я согласен!

– Извольте сказать тогда адрес Коровиной.

– Город Луга, Покровское шоссе, дом вдовы Беликовой. Там снимает комнату со столом вдова коллежского советника Александра Кирилловна Подберезина. Она и есть Коровина.

Патмосов кивнул.

– Так же, как госпожа Дьякова стала Томилиной?

– Точь – в-точь.

– Отлично! Теперь позвольте посмотреть ваши вещи. Константин Иванович, открой чемодан!

Алехин поспешно открыл чемодан и стал опоражнивать его: платье, белье, коробка с гримом, парики, несессер, портфель и несколько футляров.

– Вот эти футлярчики отберем, – сказал Патмосов и обратился к Алехину: – Отложи их в сторону!

Лицо Чемизова передернулось.

– И портфель тоже. Раскрой его!

– Заперт.

– Вы дадите нам ключ? – сказал Патмосов Чемизову. – Или так, ножиком?

Преступник молча снял с часовой цепочки ключ и передал его Алехину. Щелкнул замок. Алехин протянул портфель Борису Романовичу.

– Господа, смотрите, – сказал тот. – Э, государь мой, целая фабрика! – и он вынул несколько паспортов. И на мужчин, и на женщин. – Так! Это отложим, – сказал Патмосов, с насмешкой обращаясь к Чемизову. – Или, может быть, вы выберете какой‑нибудь для себя?

– Нет, – отказался Чемизов. – Я уеду с паспортом инженера Платонова.

– Так, – Патмосов засмеялся. – Ловкий вы господин! А, это – дарственная. Отложим. Ого! Да у вас еще есть дареного.

– Это – уже мое дело, – быстро вмешался Чемизов. – Вы видите, здесь госпожа Дьякова ни при чем.

Патмосов внимательно прочел бумагу и покачал головою.

– Да, господин, вы – вредный человек, и, кажется, мы делаем преступление, отпуская вас.