скачать книгу бесплатно
И тут миссис Трелони, откинувшись на спинку кресла, сказала дочери такое, от чего та совершенно опешила.
– Дурачок, – сказала миссис Трелони удивительно снисходительным тоном взрослой, опытной женщины. – Это как раз самое прекрасное!.. Самое ужасное, если узнаешь совершенно определённо – когда перехватываешь любовное письмо или застаёшь мужа с кем-нибудь… Вот тогда! Не можешь терпеть жар, выходи из кухни. А пока…
Тут миссис Трелони оглядела дочь придирчивым взглядом.
– Ты красивая женщина, – сказала она, наконец. – Соберись… Удвой очарование… Будь мила и любезна. И перестань злиться. Очаруй его. Очаровала один раз – значит сможешь очаровать и в другой… И пиши ему свои просьбы: мужчины охотнее подчиняются письменным приказам. Солдаты к этому привыкли, они без письменных приказов жить не могут.
Сильвия замерла: она не ожидала от матери такой житейской мудрости.
– Пойдём в сад пить чай, – сказала миссис Трелони с улыбкой и добавила, поднимаясь: – А денег на портниху я тебе дам.
Когда дочь ушла, миссис Трелони поспешила к своей подруге миссис Уинлоу, в замужестве миссис Легг.
Виделась она с нею часто, но каждый раз про себя ахала тому, как Сара постарела, и миссис Трелони даже не догадывалась, что Сара думает то же самое про неё. И сегодня, встретившись, подруги исподтишка рассматривали друг друга, и каждая полагала, что другая постарела гораздо сильнее, чем она сама. И в этом отчасти была доля правды – ведь разглядывая себя в зеркале, мы не разговариваем, не смеёмся и не улыбаемся, а значит, не видим и не замечаем своих морщин, таких заметных у других, когда они смеются или разговаривают, не подозревая, что за ними придирчиво наблюдают… «Да-да, постарела», – думали подруги с жалостью друг о друге и улыбались участливо и особенно нежно.
В течение всего визита миссис Трелони несколько раз порывалась начать разговор о неладах в семье дочери. Несколько раз порывалась, но так и не смогла – не знала, как начать. И подруги два часа проговорили о погоде и ещё о чём-то, совсем не важном.
Когда миссис Трелони ушла, миссис Легг в который раз поняла, что ей совершенно не с кем поговорить по душам о судьбе своей дочери Мэри, которая всё ещё не была замужем. Своим собственным браком Сара Легг была довольна. Джеймс Легг был добрый, умный человек и нежный муж, и миссис Легг его очень любила. Вот только она иногда думала, что, если бы муж не был врачом, всё у них складывалось гораздо, гораздо лучше.
Начать с того, что доктор Легг всё время пропадал на службе в своём госпитале с больными. И временами миссис Легг потрясённо твердила себе: «Это как надо любить всех этих людей – глупых стариков, нищих старух, избитых по пьяному делу мастеровых, беспутных модисток, чтобы так возиться с ними со всеми»… Нет, определённо, её муж – святой человек. Просто святой!
А ещё, когда в госпитале умирал больной, доктор Легг закрывался в своём кабинете и пил. И если в городе не было серьёзных и срочных больных, из-за которых он опять бежал в госпиталь, то через какое-то время миссис Легг посылала за Джеймсом Трелони. И тогда в кабинете закрывалось уже два джентльмена. Правда, они вскорости выходили, причём оба пьяные, но тоска у доктора Легга быстро проходила.
Но если бы только госпиталь забирал всё время мужа – доктор ещё никогда не отказывал в помощи морякам, а поскольку жили они возле бристольского порта, то занят он был постоянно. Вот и сегодня его позвали к матросу, который упал с верхушки грот-мачты на палубу.
Только, когда доктор прибежал на пристань, было уже поздно. Из толпы зевак к нему мелкой старческой походкой приблизился старичок Папаша и сказал с сожалением:
– А Джо Илиум отдал богу душу… Не дотерпел до вас, значит.
– Кто? – оторопел доктор Легг, отрывая глаза от воды, которую он оглядывал в поисках шлюпки с «Белого Орла».
– Да канонир ихний… С «Белого Орла», – пояснил Папаша и горестно вздохнул.
– Как ты сказал, его звали? – переспросил доктор.
– Джо, – повторил Папаша. – Джо Илиум… А что, доктор Легг?
– Странное имя, – поспешил объяснить доктор. – Вот я и спросил. А Илиум – это прозвище?
– Да кто же его теперь знает-то, – Папаша горестно покрутил головой. – Кажись прозвище, а может, и имя.
Доктор был так потрясён, что всю обратную дорогу шёл и недоумённо взмахивал правой рукой, разговаривая сам с собою. Дома он поспешил запиской пригласить к себе мистера Трелони и капитана, извещая их о вновь открывшихся обстоятельствах.
Ближе к обеду того же дня старичок Папаша приплыл на ялике к борту «Архистар» и крикнул капитана. Капитан вышел из каюты, перегнулся через борт, увидел Папашу и воскликнул добродушно, хотя на душе у него скребли кошки:
– О, ты жив ещё, старый греховодник, не умер?
Папаша мелко затрясся от смеха, широко раскрывая рот и показывая капитану свой единственный зуб, по-прежнему торчащий во рту. Прошамкал:
– Да когда умирать-то, Дэниэл?.. Зимою – холодно, а летом – обидно, разрази меня в корму…
Капитан засмеялся и, продолжая балагурить, воскликнул:
– Тогда женить тебя надо! Во имя Пресвятой девы!
Папаша опять довольно захихикал и передал капитану письмо. Капитан бросил ему в ялик монетку и распечатал конверт. На листе почтовой бумаги почерком Сильвии было написано: «Ты красивый. Я тебя люблю!»
И морщины на лбу капитана разгладились.
Вечером Сильвия спросила мужа:
– С чего ты взял, что сын банкира Саввинлоу стыдится своего отца?
– Я это знаю, – ответил капитан.
Он знал это совершенно определённо: незадолго до ссоры с Сильвией к нему на борт «Архистар» неожиданно поднялся Роберт Саввинлоу, сын банкира Александра Саввинлоу. С первых же своих слов юноша поразил капитана.
– Я пришёл к вам, капитан Линч, потому, что вас ненавидит мой отец, – сказал Роберт Саввинлоу вместо вступления.
Капитан поднял брови в немом вопросе и, склонив голову на бок, с деланным вниманием уставился на Роберта. Молодой человек молчал, и капитан с интересом принялся разглядывать его: юноша был красив нарождающейся мужественностью, казалось, что вот-вот – и мужчина явственно проступит в нём.
– Я хочу стать моряком, – сказал Роберт, справившийся со своим волнением. – Возьмите меня на корабль.
Тут губы его задрожали, с него моментально слетел весь его строгий, взрослый вид, и дальше он уже совсем стал походить на ужасно расстроенного мальчишку.
– Прошу вас, – прошептал он и добавил как-то совсем уж по-детски: – Ну, пожалуйста.
– С чего вы взяли, что ваш отец меня ненавидит?.. Это – во-первых, – выговорил капитан и откинулся на спинку стула. – А во-вторых… Он вас, кажется, готовит в банкиры?
– Я не хочу быть банкиром!.. Это стыд, а не профессия! – вскричал Роберт и насупился, готовый разрыдаться, губы его опять дрогнули.
– Хорошо-хорошо, – поспешно сказал капитан и предостерегающе поднял руку. – А с чего вы взяли, что ваш отец меня ненавидит?
– Я знаю… У него даже лицо меняется, когда он слышит ваше имя, – сказал Роберт и вдруг выпалил: – И вообще, он за вами следит!
– Следит? – удивился капитан. – За мной?
– Я видел и не раз. Отец думает, что я ещё мальчишка и не скрывается от меня… А к нему ходят всякие люди и рассказывают ему о вас, а потом отец бегает по кабинету и скрипит зубами… И письма к нему про вас приходят.
– Письма? Какие письма? – спросил капитан настороженно.
– Если я вам их принесу – вы возьмёте меня на корабль? – с надеждой воскликнул юноша.
Капитан встал.
– Видите ли, Роберт… Если я возьму вас на корабль, то совсем не из-за писем, –ответил он. – И не надо мне ничего приносить.
– Так вы возьмёте? – спросил тот, и голос его опять задрожал.
– Не знаю… Юнга на судне, конечно, нужен, а на следующий рейс у меня его пока ещё нет, – сказал капитан и вдруг улыбнулся. – Вам ведь уже больше шестнадцати лет?
– Мне – семнадцать! – с пылом воскликнул Роберт. – И моя мама поддерживает моё решение.
– Что же… Я подумаю. А из маленьких желудей вырастают могучие дубы, – сказал капитан и протянул Роберту руку.
Но всего этого капитан Сильвии не рассказал, а только нежно поцеловал ей запястье и ушёл к доктору Леггу.
А теперь вы спросите меня, дорогой читатель, изменял ли капитан Линч своей жене?
Ну, понимаете… Как вам сказать… Капитан, конечно, любил свою жену! И она у него была, безусловно, очень красивая женщина! Но… Боже мой! Но не могло же его пылкое сердце перестать биться! Это, может быть, когда-нибудь, конечно, и случится … Но не сейчас. Нет-нет, сейчас капитан был ещё жив!
И вообще, зачем вы об этом спрашиваете? Ведь вы же умный человек!
****
Вечером этого шумного и такого насыщенного разными происшествиями дня доктор Легг, капитан, мистер Трелони и Платон сидели вчетвером в кабинете доктора, попивая португальское вино.
После рассказа доктора Легга о погибшем матросе и его странном имени, джентльмены какое-то время потрясённо молчали, потом капитан решительно сказал, вставая:
– Я завтра же попрошу разузнать об этом матросе одного ловкого человека – некого мистера Эрроу… Вы его, наверное, помните, господа. Он мне иногда оказывает кое-какие услуги.
Мистер Трелони утвердительно покивал, а потом почему-то вдруг спросил у всех:
– Джентльмены, а вы помните нашего гвинейского телёнка?.. Ну, которого капитану подарили?
– Ещё бы, Джордж, не помнить, – ответил доктор Легг. – Ведь он был к вам так нежно привязан.
– Кто нежно привязан? Капитан или телёнок? – спросил Платон со своего места в дальнем кресле.
Доктор первый прыснул от смеха, а когда общее оживление утихло, он ответил:
– Телёнок, конечно… У него сейчас, наверное, огромные рога… Лирообразные.
Тут доктор посмотрел на Платона и сказал ему строго:
– Я говорю о телёнке, принц… Рога – у телёнка.
Платон, как обычно, улыбался во весь толстогубый рот, а капитан сказал спокойно, не обращая внимания на разъяснения доктора про рога:
– Да, у него огромные рога могли вырасти.
Потом он потёр пальцами порезанный бритвой подбородок и добавил отрывисто, перекатившись с носок на пятки:
– Если его не съели, конечно.
– Нет, фульбе совсем не едят говядину, – авторитетно заверил всех мистер Трелони. – Они её копят на чёрный день.
– Ну, тогда его продали кому-то или променяли, и те его съели, – сказал капитан, он сел и пригубил вино из своего бокала.
– Нет, Кузнец не продаст, – уверенно отрезал доктор.
– Если его самого не съели, – сказал капитан, снова сделав глоток из своего бокала.
Все замолчали, вспоминая события почти пятилетней давности. Потом капитан спросил у мистера Трелони:
– Вы давно не получали известий от дона Родригу?
– Он недавно писал ко мне, – ответил сквайр. – Он полюбил ходить с капитаном Перэ на скалы и наблюдать чаек.
Потом сквайр произнёс в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием свечей:
– Вы ещё не знаете, Дэниэл… Но у меня опять началась лихорадка.
Капитан встревоженно посмотрел на сквайра, пытливо вглядевшись в его бледное, почти восковое лицо.
– И какая-то странная лихорадка, я не знаю, как это понимать, – огорчённо пояснил доктор и тоже замолчал.
– Столько лет было всё тихо, а этой весной начались приступы, – опять заговорил сквайр. – Причём странная такая регулярность – как увижу воду.
– Какую воду? – ошеломлённо спросил капитан.
– Любую… Пруд, реку, озеро… Как увижу пруд, например, – пояснил мистер Трелони.
– А море? – спросил капитан. – После моря лихорадка начинается?
– После моря – нет, – ответил сквайр задумчиво.
– А после океана? – быстро спросил капитан и хитро прищурился.
– А после океана – не знаю, надо попробовать, – ответил сквайр и тоже хитро заулыбался.
– Что это вы собрались попробовать, джентльмены? – спросил доктор Легг подозрительно.
– Океан, дорогой доктор… Атлантический океан, – ответил ему капитан.
Но ответил он так щемяще, что у доктора Легга перехватило дыхание.
– На проверку очередной координаты? – низким, взволнованным голосом спросил он.
– Да, доктор, – выдохнули капитан и сквайр почти одновременно.
Сквайр порывисто отставил свой бокал на столик, стоящий рядом с ним. Бокал звякнул о пепельницу, и доктор Легг невольно перевёл на неё взгляд: на краю пепельницы цветастые пастушок с пастушкой танцевали жигу – им было весело.
– Куда мы пойдём в этот раз? – вдруг спросил доктор и тоже отставил свой бокал.
– Так вы с нами, Джеймс? – спросил мистер Трелони и откинулся на спину кресла. – А мы с Дэниэлом всё спорили-спорили.
– С вами… Конечно же, с вами… И чёрт с ним, с сокровищем! Главное, что с вами, – ответил доктор и пояснил: – Я думаю, нам будет весело.
