скачать книгу бесплатно
Ледяной ксилофон. Проза XXI века
Марина Зайцева
«ЛЕДЯНОЙ КСИЛОФОН» – сборник автобиографической прозы для взрослых и подростков: рассказы, новеллы, зарисовки, миниатюры, в которых каждый обязательно найдёт нечто близкое и интересное для себя лично. Непростое детство в школе-интернате, поиски справедливости, любви и счастья, путешествия по стране и другие истории из жизни автора, изложенные простым языком искренней души, служат прекрасным примером того, как важно всегда оставаться собой и следовать по пути Добра.
Ледяной ксилофон
Проза XXI века
Марина Зайцева
Благодарности:
НП "ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА"
Директор издательства: Бояринова О.В.
Руководитель проекта: Крючкова А.А.
Редактор: Петрушин В.П.
Вёрстка: Измайлова Т.И.
Обложка: Крушинина В.А.
Книга издаётся в авторской редакции
Возрастной ценз 16+
Печать осуществляется по требованию
Шрифт Serif Ingenue 11
ISBN 978-5-7949-0853-4
ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА
Издательство
Московской городской организации
Союза писателей России
121069
Россия, Москва
ул. Б. Никитская, дом 50А/5
2-ой этаж, каб. 4
В данной серии издаются книги
авторов, пишущих на русском языке
в XXI веке
Электронная почта: litress@mail.ru
Тел.: + 7 (495) 691-94-51
Будем рады
сотрудничеству с новыми авторами!
© Марина Зайцева, 2022
ISBN 978-5-7949-0853-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЛЕДЯНОЙ КСИЛОФОН
рассказы, новеллы, миниатюры
РАССКАЗЫ для ПОДРОСТКОВ
Солдат на колёсиках
Они снова собрались переезжать. С вечера весь багаж был упакован. Наутро, по привычке выглянув в окно, Лера вдруг с изумлением обнаружила, что пристань, которая всё время стояла совсем недалеко от их дома – прямо в нескольких десятках шагов – исчезла. Ведь ещё вчера стояла возле берега, покачиваясь на волнах от подплывающих к ней пароходов, – как ни в чём не бывало. А сегодня – пропала! Как будто волшебным образом испарилась куда-то – следом за прошедшим несколько дней назад ледоходом! Эта пристань ещё как-то мудрёно называлась: «дебаркадер[1 - Дебаркадер – плавучая пристань.]. «Де-бар-кал-дел… де-бал-ка-дер… де-барр-ка-дерр…» – повторяла Лера бессчетно раз, учась правильно выговаривать, и одновременно запоминала новое для себя слово.
Секрет исчезновения пристани-дебаркадера оказался очень прост. Это речное начальство распорядилось оттащить его ночью вниз по течению на целый километр – на более глубокое место. Потому что после весеннего половодья Кама в этом месте сильно обмелела. И во время «навигации» (Лера услыхала ещё одно незнакомое слово) пароходам теперь не будет невозможности подходить к пристани.
Об этом, пока они ехали, Лера узнала от словоохотливого пожилого лодочника. Потому что из-за «убежавшего» за ночь плавучего причала им пришлось плыть на лодке. Возмущённая таким поворотом дела с пристанью, теперь их мать вынуждена была нанять лодочника за деньги. Чтобы перевести багаж. Она хотела, чтобы он довёз всех пятерых, вместе со скарбом, до парохода. Но тот наотрез отказался брать всех на борт – из простого соображения безопасности. Сказал, что лодка не выдержит их веса и багажа. Тогда мать взяла часть багажа и Леру в лодку. А старшим детям – дочери и сыну – велела идти пешком с небольшим узлом и чемоданом в сторону пристани. Они послушались и пошли по узкому, местами вязкому берегу реки, вскоре исчезнув из виду.
Лодочник, осторожно и плавно, без единого всплеска, вёл лодку. Он бесшумно взмахивал длинными вёслами, словно неведомая птица крыльями, низколетящая над водой. Лодка при каждом взмахе его тяжёлых вёсел, похожих на длинные деревянные лопаты, мерно поскрипывала в ржавых уключинах и послушно скользила вниз по течению. Крепко вцепившись в её борт, девочка со страхом смотрела в чёрную неподвижную воду. Она всего каких-нибудь сантиметров пяти не доходила до краёв борта – настолько была перегружена. Стоило лишь кому-нибудь из них нечаянно качнуть лодку, как она, зачерпнув воды, мгновенно пошла бы ко дну. Поэтому лодочник приказал ей сидеть тихо, как мышке.
Мать с Лерой ещё только подплывали к пристани, а брат и сестра были уже рядом и махали им руками. Потом из лодки, уткнувшейся в берег недалеко от дебаркадера, ребята помогли им выбраться. А лодочник подавал вещи. После этого мать расплатилась, и он уплыл.
Все вместе они быстро и дружно перенесли багаж на крытую палубу. На улице было пасмурно и холодно. С реки дул хотя и весенний, но холодный и порывистый ветер. Все-таки это был средний Урал. Потом начал накрапывать мелкий дождь. Они вовремя добрались до пристани и потому не успели промокнуть. Зато долго пришлось ждать парохода.
Только к вечеру он, гулко гудя и шлёпая огромными, чуть ли не как у мельницы, выкрашенными в красный цвет, лопастями-плицами, причалил к пристани. Пассажиров было не очень много. Кроме них Лера насчитала на пристани ещё восемь человек – считать она хорошо умела до двадцати. А до ста – ещё путалась. И всегда при счёте смотрела на сестру. Та вовремя подсказывала.
– Ого-го! Всего двенадцать человек на такой большой пароход, – вслух воскликнула Лера. Но потом на пароходе она с удивлением обнаружила ещё и других пассажиров. Их было довольно много. Некоторые стояли вдоль борта, держась руками за поручни и с любопытством рассматривали незнакомый посёлок, к которому они причалили. Эти люди ехали откуда-то с верховья Камы дальше. Их всех Лера пересчитать уже не смогла.
Денег у них было очень мало. Поэтому мама не могла позволить себе каюту – даже общую. Их поселили где-то внизу, в узком служебном коридоре – прямо рядом с машинным отделением. Машинное отделение отделяла от пассажиров невысокая железная стенка со стеклянной перегородкой – до самого верха. Но Лере хорошо было видно и слышно, как за стеклом внизу, с оглушительным грохотом, крутилась какая-то чёрная железная махина. Она вся лоснилась, густо смазанная машинным маслом, под тусклым светом электрической лампочки под потолком.
Вокруг неё, словно живые, попеременно сгибались вперёд и назад чёрные суставы огромных страшных, как у рака, рук-клешней. Ей всё время казалось, что махина вот-вот сорвётся со своего места. Она представила, как та обрушится на неё и схватит своими железными ручищами. От вида этих страшных рук, которые попеременно тянулись к ней, Лере вдруг стало до ужаса страшно.
Девочка крепко-крепко – до красных искр и звёздочек – зажмурила глаза. Но махина продолжала крутиться с прежней скоростью. И, похоже, что турбина (так «махина» называлась по-настоящему), и два её маховика, которые она приняла за две огромные и страшные клешни, – совсем не собирается срываться с места. Более того, – она даже не обращает внимание на маленькую трусишку, занятая своей очень важной работой. Наконец поняв это, Лера успокоилась.
Спустя некоторое время она совсем освоилась и уже могла долго и бесстрашно смотреть на турбину. Потом она узнала – турбина с шатунами приводит в движение пароходные плицы[2 - Плицы – лопасти пароходного колеса.]. А они крутятся и толкают большой и тяжёлый пароход вперёд. Потом Лера привыкла к машине за стеклом, и ей надоело смотреть на неё. По громыхающей железной лестнице, которая называлась трап, она стремглав взлетела на палубу. Её легкое тонкое пальтишко затрепал свежий и сильный ветер с реки.
Наутро Лера поднялась со своей лежанки возле машинного отделения и, спросив разрешения у матери, снова поднялась наверх. Она оказалась на просторной открытой палубе, тесно заставленной какими-то большими бочками, тюками и ящиками. Она растерянно оглянулась, ища глазами брата и сестру. Сестра увидела её, крикнула и помахала рукой. Ребята стояли у самого борта, держась за верёвочные поручни. Она подбежала к ним и оглянулась по сторонам.
Со всех сторон их окружала вода. От носа и бортов парохода разбегались широкие плавные волны с белыми барашкам. А сзади него тянулся широкий и длинный кружевной след. Из высокой белой трубы парохода с красной широкой полосой и звездой, извиваясь на ветру, выплывал толстый, густой и чёрный дым. Иногда ветер начинал дуть в сторону парохода, и тогда дым окутывал всех пассажиров на палубе!
Ночью пароход выбрался из вод Камы и выплыл на простор реки Волги. Но Лера ничего этого на знала и не видела: она крепко спала. Изо дня в день перед глазами пассажиров вставала почти одна и та же картина: на обоих берегах реки виднелись города, деревни, леса и горы. Берега, трава и деревья уже зеленели вовсю.
Когда они однажды проплывали мимо очередных гор, какой-то молодой парень на палубе радостно закричал:
– Жигули! Смотрите, ведь это горы Жигули! – И энергично замахал поднятыми руками. С берега им в ответ тоже кто-то махал… Оставив брата и сестру у борта парохода, Лера побежала дальше – посмотреть ещё чего-нибудь интересного на палубе.
С любопытством оглядываясь по сторонам, она вдруг застыла в изумлении. Девочка во все глаза смотрела, как навстречу ей по палубе катится на маленькой, как будто игрушечной, тележке, опираясь руками в деревянные дощечки с ручками, безногий дяденька-солдат. Он был в пилотке со звёздочкой, в выцветшей почти добела солдатской гимнастёрке и с тремя медалями на груди. Дяденька был взрослый, не очень даже и старый, но с большими залысинами на широком лбу. А вот от его левой брови до самых волос, через весь лоб, наискосок пересекал страшный и глубокий красный шрам.
И ростом этот солдат был почти с неё! Это повергло пятилетнюю девочку в изумление и одновременно словно пригвоздило к месту. Она только-только подумала, как это такой взрослый, но маленький дяденька может быть ниже её?! – как тут же была поднята высоко над палубой большими и сильными руками и переставлена с его дороги в сторону. И опять она даже не успела опомниться и понять, – кто это её поднял и переставил, словно пушинку? А когда оглянулась – увидела только широкую спину безногого солдата, катившегося на тележке по палубе дальше. Потом Лера несколько раз видела его издали. Но при приближении тотчас зачем-то пряталась за тюками или ящиками, осторожно выглядывала и ждала, когда он проедет мимо и удалится из вида.
Лера почему-то безотчётно его боялась. Именно этого непонятного – и потому пугающего – несоответствия мужской взрослости и силы и неестественной малорослости. Сестра объяснила ей, что этот человек – бывший солдат, он потерял обе ноги на фронте. Лера родилась после войны, но уже много знала о ней. Её мама и брат с сестрой пережили ленинградскую блокаду. А их отец погиб на войне, сгорел в танке. Отец Леры тоже воевал. Нередко она видела на улицах раненых и таких же искалеченных людей – кого без руки или ноги – одетых в поношенную военную форму. Большинство из них были с орденами и медалями на груди. Но это объяснение сестры не уменьшило её страха, смешанного со смутной и неясной для ребёнка жалостью.
Весь следующий день безногого солдата на тележке на палубе не было видно. Брат, когда она спросила, почему не видно дяденьки солдата на тележке на колёсиках, ответил, что ночью, когда она уже спала, солдат сошёл на какой-то пристани.
Эта картинка – как безногий солдат поднимает и переносит ее на своих руках над палубой плывущего по Волге парохода – навсегда запечаталась в памяти маленькой Леры.
Портфель на дороге
В конце декабря на посёлок и на всю округу опустились страшные морозы. Они до того были лютые и свирепые, что не отступали даже днём. Утром, когда все в доме просыпались и пытались вылезти из постелей, сразу заметно ощущалось, как сильно он за ночь выстывал. Изо рта шёл чуть заметный пар. Стёкла покрывались толстым слоем белой мохнатой изморози. Даже в ведре с водой образовывалась тоненькая ледяная корочка. В такие утра вылезать из постели совсем не хотелось.
Мать уходила на работу намного раньше, даже не растопив печи. Она хмуро будила их. Они делали вид, что собираются вставать. Но едва закрывалась дверь, они тут же зажмуривали глаза, – чтобы вздремнуть всего «на минуточку». И… проваливались в сон.
Но старшая сестра быстро спохватывалась и расталкивала младшую. Кое-как торопливо одевшись, даже не позавтракав, иногда только попив тёплой воды из чайника, дети бежали в школу. Они часто опаздывали на уроки. Сестра не высыпалась. Потому что теперь и после школы работала. Когда Лера выскакивала из дома на мороз, за ней из двери вырывались невидимые клубы тёплого воздуха, которые тут же превращались в белое морозное облако. Ей никогда не хотелось выходить из дома в стужу в своём холодном пальтишке, из которого она давно выросла. Она съёживалась, словно воробышек и втягивала в плечи шею. Прижав портфель руками к животу, бежала, что есть мочи, чтобы хоть как-то согреться во время бега.
Было зимнее обычное школьное утро. Лера снова опоздала на урок арифметики. А ведь сегодня была четвертная контрольная работа по арифметике. Потому учитель в порядке исключения разрешил ей сесть за парту, а не держал, как обычно, у двери – до звонка. Второклассники уже скрипели пёрышками в тетрадях, списав с доски задание – каждый свой вариант: 1-й или 2-й.
Лера сидела за партой справа – на 2-м варианте. Владимир Иванович выдал ей листок с контрольным заданием. У него уже лопнуло терпение. Ну сколько можно этой ученице систематически опаздывать? После окончания уроков, не предупреждая её заранее, учитель решил сходить к ней домой. Проверить обстановку в доме и поговорить с матерью о частых опозданиях, а то и невыполненных домашних заданиях. После уроков, не догадываясь о намерении учителя, его ученица не сразу побежала домой. Она несколько дней назад снова потеряла свои варежки. Но никому дома об этом не говорила, боясь получить очередную взбучку за потерю. Не было недели, чтобы она не теряла то шарф, то варежки. Из-за этого вынужденно стойко переносила зимние морозы. От постоянного холода руки у неё были красные, они шелушились, обожжённые морозом и ветром.
Вот и сейчас, неся портфель в голой руке, Лера беззаботно вприпрыжку бежала домой. в первые минуты она совсем даже не ощущала холода. День был солнечный. Чистый белый снег ослепительно искрился под солнцем. От его острых разноцветных лучиков даже было больно глазам. Тогда она зажмуривалась и отворачивалась. На дороге снег был плотно укатан – заезженный, затоптанный и совсем не скрипел. Но если сойти с дороги немного на обочину, то под валенками он начинал поскрипывать и похрустывать. На своём портфеле она даже пыталась скатиться с небольшой горки на дороге.
На ходу бросившись на портфель и разогнавшись на нём как на санках, Лера, подогнув ноги скатилась вниз. Потом съехала ещё раз, но уже сидя на портфеле. Потом ещё и ещё… Во время скатываний с горки, пальцы несколько раз окунались в снег. Девочка вскоре почувствовала, как на морозе руки стали быстро мерзнуть. Она по привычке долго дула на них, сжав в кулачки. Потом засунула в противоположные рукава, чтобы согреть.
Притоптывая и подпрыгивая в валенках по снегу, Лера то вынимала руки из рукавов, то засовывала снова. Но ничего не помогало: видно, мороз был сегодня особенно крепкий. Пальцы у неё начали быстро коченеть. Она пыталась поднять портфель, чтобы нести его домой. Но руки уже совсем её не слушались. Она не могла взять ими портфель. Тогда Лера пнула его ногой и повалила на дорогу. Теперь портфель, лежащий плашмя, легко заскользил по накатанной дороге, подталкиваемый валенками.
Сначала Лера молча терпела невыносимую боль в замерзших руках. Но потом стало совсем невмоготу терпеть. У неё уже не было сил прятать руки ни в рукава, ни в подмышки, ни дуть на них. Руки просто висели плетьми, высовываясь из коротких рукавов. Она плакала навзрыд и продолжала плестись вперёд, пиная портфель. Слёзы катились по щекам, а под носом до самого подбородка вожжой висела длинная прозрачная капля. Но она не ощущала ни текущих слёз, ни этой «вожжи». От школы до дома Лера прошла лишь около половины пути.
Трудно подумать, чем могло закончиться это путешествие второклашки без рукавичек в лютый мороз. Наверняка, что ничем хорошим. Но, на счастье Леры, по дороге в сторону её дома время шёл школьный учитель – Владимир Иванович. Он шёл быстро – гораздо быстрее её. Учитель ещё издали увидел на зимней дороге одинокий силуэт маленькой девочки. Он сначала даже не узнал, кто это идёт. Она плакала во весь голос и пинала вдоль дороги свой портфель.
Озадаченный такой ситуацией, учитель ускорил шаг. Быстро догнав ребёнка, он с удивлением узнал в плачущей девочке свою ученицу – Леру Лазареву. «Как же так? – удивился учитель. – Ведь уже больше час назад закончились уроки в первой смене. Идти от школы до дома обычным шагом, всего-то полчаса. А она едва прошла половину пути. Да ещё и ревёт во весь голос». Но увидев её побелевшие руки, безжизненно повиснувшие вдоль потрёпанного, совсем не зимнего пальтишка, лежащий на боку портфель, который она пинала по дороге, и «вожжу», свесившуюся ниже подбородка до пальто, Владимир Иванович мгновенно всё понял. Он за плечо быстро остановил девочку. Не задав ни единого вопроса, тщательно вытер её побелевшие щёки, нос и подбородок своим носовым платком. Учитель почувствовал, как под тонким пальтишком крупно дрожит от озноба всё её худенькое тельце. Его неожиданно пронзила острая жалость к ребёнку. Он уже стал сомневаться в своём решении идти к матери – жаловаться на нерадивую ученицу. «К сожалению, корень зла не в ней», – сокрушённо вздохнул он.
Одновременно с этими мыслями Владимир Иванович быстро снял свои тёплые меховые рукавицы, сунув их за отворот овчинного полушубка, и тут же, прямо на дороге, начал энергично растирать холодные, закоченевшие и побелевшие, кисти её рук. Растирал он их долго. Пока растирал, Лера, не переставая, всхлипывала и вскрикивала от боли. Потому что теперь руки стало нестерпимо ломить и дёргать – это в них от энергичного растирания начала пульсировать кровь.
Через некоторое время учитель убедился, что в них вернулась жизнь, – то есть, они стали уже тёплыми и даже покраснели. Тогда он достал рукавицы, хорошо сохранившие тепло за пазухой полушубка, и быстро натянул их на руки ребёнка. И сложил их крестом на её груди, чтобы рукавицы не свалились – ведь они были довольно велики для её ручонок. Практически учитель совершил невероятное: он спас руки своей ученицы от неминуемого обморожения.
Подняв с дороги портфель, Владимир Иванович также молча, не очень быстро пошёл впереди, подделываясь под семенящий шаг продрогшей до костей ученицы. А Лере теперь вдвоём с ним шагалось веселее и, кажется, даже стало теплее. В жарких меховых рукавицах учителя вовремя спасённые детские ручонки быстро согрелись. А ломящая боль, пульсирующая в них, почти утихла.
Когда они дошли до дома – цели запланированного посещения, Владимир Иванович уже не колебался: заходить или нет с жалобой на ученицу. Он увидел, что, в доме кто-то был, потому что висячий замок, которым обычно запирают дверь, отсутствовал. Девочка тоже, стояла, потупив взгляд и ожидая решения учителя. Она догадалась, что он шёл именно к ним, – когда догнал её на дороге. Медленно стянув рукавицы, протянула их учителю с едва слышным лепетом: «Спасибо…». Учитель ещё раз внимательно поглядел на второклассницу. И, махнув рукой, со словами: «Ладно. В следующий раз» – быстро пошёл прочь в другую сторону.
Конфеты на земле
Этот рабочий посёлок назывался необычно и непонятно: Ширингуши. А их улица называлась очень даже понятно – «Новая». Наверное, потому что вся она была застроена домами новосёлов. Это были красивые, высокие и просторные дома. Их украшали широкие окна, многие – с резными наличниками, высокие крылечки с застеклёнными верандами. Дома сияли убранством новых жёлтых стен, ещё пахнущих сосновой смолой, тесовых крыш и ещё не везде окрашенного штакетника палисадников.
Новые дома резко отличались от убогих лачужек старожилов. Вся улица напоминала куски белого хлеба – вперемешку с горбушками чёрного. Лера неожиданно для себя сделала такое сравнение сама. Жёлтые добротные дома – это как белые булки. А бедные лачуги – чёрные горбушки. Она жила в лачуге… На этой, самой крайней улице, в самом её центре, располагалась широкая полянка с мягким, почти белым песком. Она была окружена высокой густой травой, ещё не вытоптанной редкими прохожими, телегами или, тем более, – машинами.
В погожие дни вся окрестная мелкая детвора высыпала на полянку. Скучно здесь не было, кажется, никому. Играли в мячик, в прятки, в догонялки, или в казаки-разбойники. Поголовно все, – с конца апреля и до самой осени— носились босоногими по улице. Родители экономили детскую обувь. А песчаная полянка для их босых, покарябанных и порезанных ступней, от беготни по камням, корягам и стеклам, была как пуховое одеяло! В этом песчаном одеяле их ноги по щиколотку утопали в мягком тёплом песке. Там ребятишки предпочитали проводить всё свободное время. К Лере дети привыкли, перестали дразнить, задирать и вообще обращать внимание. Она была уже здесь совсем своя.
Она даже подружилась с мальчиком Геной из нового соседнего дома, который стоял совсем близко от полянки. Дом прятался на самом краю пологого оврага, среди тенистых деревьев. Их название она уже знала – это были липы. А перед домом стоял огромный толстый, корявый и развесистый старый дуб. В его тени так было хорошо прятаться от летнего зноя. Гена выходил из-под дуба, словно сказочный мальчик-с-пальчик. На его лобастой стриженой голове был надет смешной носовой платок, завязанный на всех четырёх углах: чтобы не напекло солнцем.
В коротких штанишках на лямках, застёгнутых спереди на пуговицы крест-накрест. Его вид дополняла клетчатая рубашка, а на ногах были надеты светлые в полоску носочки и светло-коричневые сандалики. Он был один из немногих детей, кто носил летом сандалии. Родители у него были молодые и обеспеченные: папа работал на местном кирпичном заводе мастером, а мама – медсестрой в больнице. Гена был младше Леры года на два и ещё плохо выговаривал некоторые буквы. Сначала он, едва завидев её, обзывался, стоя на безопасном от неё расстоянии – на крыльце дома. Он кричал нараспев непонятное слово:
– Касмаца! Касмаца! – Что, очевидно, означало, «косматая» (это было правдой). Оранжевые кудри её, вечно нечёсаные, невольно торчали на голове в разные стороны – словно стремились улететь. Девочке было неприятно и обидно слушать его дразнилки. Но как-то незаметно он сам прилип к ней – из-за её доброты и недрачливости. А ещё потому, что она не пыталась в отместку надавать ему за обзывалки тумаков.
Ещё у Леры были две подружки – тоже из нового дома неподалёку: одноклассница Люда и её младшая трёхлетняя сестрёнка Галя. Девочки играли на полянке вместе. Люда – большеглазая девочка, с русыми косичками и жидкими, как мышиные хвостики, – была улыбчивая добрая и совсем не жадная. Обе сестрёнки ходили в красивых платьицах. А у Гали было короткое расклешенное красное пальтишко – с сине-зелёными отворотами на манжетах, карманах и капюшоне.
Такое пальтишко Лера уже однажды видела, когда ехала на пароходе в город Куйбышев. И у Люды и Гали на ногах были сандалии – в отличие от многих детей. Лера только глубоко вздыхала, глядя на своих подружек… Люда часто выносила из дома большой красно-синий, упругий, с двумя белыми полосками мяч, пересекающими его вдоль и поперёк на четыре равные части. Этот мяч привёз девочкам из командировки из соседнего города Саранска их папа. Они играли, перекидывая по очереди мяч друг дружке и Лере тоже давали поиграть.
Но однажды мальчишки постарше схватили мяч и стали играть им в футбол, пиная босыми ногами и долго не отдавали. Маленькая Галя плакала, но озорники всё равно не хотели возвращать мяч. Тогда Галя с громким рёвом бросилась домой и пожаловалась маме. Мама вышла и приказала мальчишкам вернуть его. Те нехотя пнули грязный и замурзанный мяч, весь зелёный от травы, в сторону Люды, и убежали восвояси.
Теперь сестрёнки играли им только во дворе своего дома. Но зато Люда теперь выносила на полянку верёвочную скакалку. У мальчишек скакалка особого интереса не вызывала. Другие подружки теперь без опаски долго прыгали с ней, показывая всевозможные подскоки и финты. Они скакали то на одной ноге, то на двух вместе, то попеременно, то складывая руки крест-накрест. Или две девчонки, держа скакалку за ручки, раскручивали её, снизу вверх, а третья подпрыгивала на счёт – до тех пор, пока не «пропадала». Потом они менялись.
Как-то Лера пришла на полянку и увидела там незнакомого мальчика. Он привлёк её внимание тем, что стоял с кульком конфет, а перед ним собралась стайка мальчишек. Заинтересованная, она сделала несколько шагов в его сторону, но всё равно встала поодаль. Её очень смущал этот нарядный мальчик. Было ему на вид лет восемь или девять. Высокий, тоненький, он был одет во всё новое, добротное. Ладную фигурку облегала комбинированная коричневая вельветовая «бабочка» – с черным верхом, карманами и воротником – на диковинном замке-«молнии». На темноволосой голове красовалась вышитая бархатная узбекская тюбетейка. Эти тюбетейки были в большой моде – их носили и взрослые, и дети, и даже девочки. Леру просто потрясли его тёмно-серые прямые брючки со стрелками и кожаные коричневые «плетёнки» на ногах. Она смотрела на него во все глаза. Перед ней стоял не мальчик, а какой-то сказочный принц.
Незнакомый мальчик с каким-то ленивым и надменным видом доставал из кулька и ел конфеты – кофейные «подушечки». Они были такими ароматными, что даже на расстоянии кружили голову и вызывали обильную слюну… Мальчишки поменьше заискивающе заглядывали ему в глаза и канючили у него конфетку.
– Дай конфетку, а? Дай… – Просил один, суетливо вертясь вокруг него.
– Ну откуси хоть кусочек! – Просил другой – и губами с шумом всасывал слюну. Но мальчик-«принц» был непреклонен. Он даже глазом не повёл ни на одного из них. И продолжал медленно и лениво жевать сладкую вожделенную массу. И, кажется, что он наконец объелся этих конфет. Перестав жевать, и, держа кулёк в левой руке, правой достал из него одну конфету, держа её большим и указательным пальцами. С надменным видом оглядел просителей. И наконец произнёс:
– Так кто хочет конфет? – К нему, отталкивая друг друга, кинулась стайка мальцов лет пяти-семи.
– Я! – Кричал один и тянул руку к кульку.
– Я! Дай мне! – Хныкал второй, отпихивая первого.
Нарядный мальчишка с кульком сказал, обращаясь ко всем сразу:
– Ну держите! – И взяв в рот конфету и помусолив ее во рту, выплюнул прямо в песок. Пацанята опешили. Но только на долю секунды. И тотчас всей кучей бросились за конфетой. А самый быстрый и ловкий счастливчик уже облизывал её, сплёвывая песок и соринки.
– Ещё? – С самодовольным видом снова спросил пацанят незнакомец. И, не дожидаясь ответа, отправил обсосанную конфету по тому же пути – на землю. Мальчишки бросались к месту падения конфеты, и хватали её, вырывая друг у друга.
Они были похожи в этот момент на голодных птенцов, выпавших из гнезда, – эти маленькие послевоенные оборвыши и полусироты. У некоторых вернулись с войны отцы всего несколько лет назад. Но они не всегда могли свести концы с концами, потому что были больны после ранений или инвалиды. А матери надрывались за гроши на местном кирпичном заводе. Многие дети не то что конфеты – сахар на столе видели не каждый день.
Сначала Лера тоже хотела попросить конфетку. Но её что-то останавливало. Какое-то смешанное чувство стеснительности и упрямства мешало ей. Она стояла поодаль и исподлобья хмуро глядела на то, что происходило на полянке. И где-то из глубины её души – прямо со стороны болезненно сжимающегося маленького сердечка – поднимался неясный, смутный гнев против этого холёного и заевшегося незнакомца.
