скачать книгу бесплатно
Казалось, эта тщедушная победа принесла Кобергкаеву небывалое удовольствие, которое тому захотелось растянуть.
– Эй, бесёнышь, пятнадцать минут тебе на всё!
В грудном отделе позвоночника Егора, будто что–то лопнуло, раскалившись до красна – известное дело – почти у всех бывших военных, особенно офицеров, есть проблема с подчинением. Чем, выше звание, чем позже ушёл в запас, чем никчёмнее любое «начальство» – тем серьёзнее травма.
– Берг, я хочу тебя попросить об услуге, могу? – сказал Егор, прижав пистолет к бедру.
– Смотря о чём… бесёнок! – с радостным удовольствием дразнил Берг, отказываясь замечать в голосе Биса тревожные нотки; упиваясь наслаждением, которое не отпускало. – Ну?! Чего хотел?
– Не называй меня так… иначе я утащу тебя в ад!
– Что?! – Берг призывно выпучил глаза. – Чо, ты, сказал, шлюха?! – брызнул он слюной и бросился на Биса с кулаками.
«Почему вдруг – шлюха?» – успел подумать Егор.
Он отступил на шаг и залепил подлетевшему Бергу в лоб рукоятью пистолета, как молотком. Берг рухнул в ноги, словно бежал и провалился под тонкий лёд. И только стонал оттуда – тихо и совсем жалобно как обмороженный в ледяной воде ягнёнок.
Бис отступил ещё и, казалось, был готов к стрельбе.
– Эй, боец, остынь. Опусти ствол, – тихо сказал Хадаев. – Продолжать не стоит.
Егор повиновался. Так и стоял в сторонке.
Рукоятью Егор рассёк Кобергкаеву лоб до самого носа, да так, что на лицо они стали похожи как родственники из зеркала.
Голиаф посмотрел на Биса злыми глазами, которые стали совсем крошечными, молча оттолкнул его широкой ладонью, в которую поместилась, казалось, вся грудная клетка Егора и одной правой выцепил Берга из полыньи как багром, за лямку на разгрузочной системе.
Берг тем временем ощупал лицо, будто кровью умылся или пригоршню спелой вишни раздавил, от чего волосы как вспотевшие прилипли ко лбу, и всё повторял:
– А чего он, а? Алан? Чего он, а?
Поддерживаемый Голиафом Кобергкаев пребывал в состоянии грогги, словно годовалый малыш поставленный впервые на ноги, и позабыв о них, никак не мог сосредоточиться на Бисе – отловить его в своём фокусе, попеременно целясь то одним, то другим глазом и неприятно вращая головой, вроде, спрашивая: «Чо, смотришь, а? Чо, смотришь, сучка!»
– Сам виноват, – спокойно сказал Голиаф малышу, выговаривая ему как несмышлёному. – Тебе говорили – не лезь?! Говорили…
– Я убью его… Клянусь! Слово даю: убью! – жалостливо и совсем беспомощно, будто заведомо сомневаясь в силах, клялся Кобергкаев.
– Для начала – ствол верни… – сказал Голиаф Бергу, словно предлагал побороться за него с калекой, полагая, будто Бис теперь пистолет ни за что не отдаст.
Сменив тяговый протез на бионический, Егор по армейской привычке, на табурете, распотрошил пистолет на детали, с головой погрузившись в чистку ударно–спускового механизма и свои мысли о случившемся за день: новом, неприятном или даже гадком для себя и ожидаемом в ближайшем будущем, отметив, что с непривычки зудит культя ноги.
– Егор! Вот, ты где! Еле нашёл тебя! Бля, как ты здесь? – радовался Песков и уже обнявшись, полушёпотом добавил. – Ну, и обстановочка у тебя здесь – как в плену у талибов!
– Нормально, Вить! – отмахнулся Бис.
– Друзей уже завёл?
– Пока только двоих…
– Ну, хорошо! – обрадовался Песок, не уловив в словах сарказма.
– Ты, как здесь оказался? Где сейчас? – отсыпал Егор встречных вопросов.
– Ротного привёз! «Медведя»! – улыбался Песков, искренне радуясь встрече. – Механик наш, Ильич, старый дед, приболел… Ну, и предложил командиру меня водилой на время! А я подумал: а чего мне сидеть, вдруг свидимся, а не свидимся – так узнаю хоть, как ты? Нас, с опорника по ротации, кинули роту Абхаза сменить в районе кладбища, вблизи аэропорта. Держим нациков в загоне… Вчера учебные стрельбы были, отстрелял с ПК по крыше аэропорта на зачёт – командир принимал!
Егор криво улыбнулся одним ртом.
– Как рука?
Егор собрал пальцы в кулак.
– Ну, круто, брат! – оценил Виктор. – Терминатор отдыхает! Кстати, у нас, на опорнике, все по позывным друг друга зовут – у тебя уже есть позывной?
– Нет, – признался Бис, честно полагая, что Кобергкаев не станет теперь настаивать на своём.
– Бери «Терминатор»! Такого, здесь, точно ни у кого нет!
Бис продолжал дурно улыбаться.
– Пока ехали с командиром я о тебе разговор завёл: ну, что, мол, мы знакомы, хочу проведать… Он, кстати, знает о тебе, помнит, сказал, что у него тоже к тебе давно важный разговор имеется. Но какой не сказал… Так что, собирай «шпалер», идём, у машины дождёмся.
– Шпалер? Откуда слов таких нахватался? Вроде, молодой, а словечки как у бывалого арестанта?
– Один правильный сиделец из Жоринской роты пистолет так называл: ну, я запомнил. А автомат – знаешь как? «Авторучка»! «Крючок» – его позывной. Он у них в роте, вроде специалиста по угону тачек – промышляют они этим: отжимают у здешних барыг–бизнесменов приглянувшуюся технику, переоформляют в РОВД, ссылаясь на решение Правительства Республики, какие–то тачки в собственность батальона уходят, а какие–то – через Ростов гонят в «Рашку», на продажу. Может быть, даже в Воронеж? – вспомнил Песков о родном городе. – Механизм по раскулачиванию жидовских еврохохлов отлажен! – улыбнулся он. – Под видом – всё для фронта, создаем видимость, что – всё для победы!
– Вить, дальше с таким набором слов… и по–русски говорить совсем разучишься?
– А я больше читать буду, тогда не разучусь!
– …Если путь прорубая отцовским мечом, ты солёные слёзы на ус намотал, если в жарком бою испытал, что почём, значит, нужные книги ты в детстве читал… – на память произнёс Егор. – Слышал?
– Это… Ты что? Ты сам? Умеешь? – как полная сахарница с мелким песком рассыпался Виктор, у которого засосало сладко под ложечкой от зарифмованных строк. – А мы, раньше, во дворе с пацанами в «буриме» играли и рэп–баттлы устраивали! Я пытаюсь рэп сочинять, но выходит – так себе, а у тебя прям…
– Это Высоцкий, Вить! Не я. Читай больше – это полезно! И больше сомнительных друзей не заводи – продадут, подставят, разменяют как монету! – Егор собрал ствол, сунул в карман куртки, придвинул табурет к кровати. – Веди к своему ротному… И вот ещё: всё отобранное под видом раскулачивания – не принадлежит буржуям, их имущество здесь хорошо охраняют, а машины эти – собственность рядовых граждан. Понимаешь?
– Да, ясно мне это было с самого начала! Шутил я так! Ты, прям, как отец мой…
Оба вышли на улицу и направились к машине на внутреннем дворе.
– Вы с отцом близки? – спросил Бис по пути.
– Не особенно…
– Знает, что ты здесь?
– Ему не нужно этого знать!
– Напрасно ты так, Вить… У меня ведь были похожие отношения, и я об этом кое–что знаю.
– И что же?
Егор влез руками в карманы, наткнувшись левой на пистолет. – «Шпалер», – вспомнил он на минуту.
– Помню, под конец моего взросления отец перестал меня понимать. Думаю, он старался какое–то время. Но потом – перестал совсем. Не потому, что не хотел, – я делал всё для этого, всё наперекор: спорил, скандалил, – мы жили слишком разные жизни. Иногда, мне казалось, из-за того, что он жил тяжёлую жизнь – он хотел того же для меня. Я сопротивлялся, и знаешь, что забавно? Что именно так и вышло: военное училище, война, Дагестан, Чечня, фугас, протезы… Может показаться, что так он меня готовил, закалял для суровой жизни, но это не совсем так. Это не может закалить. Война – это ведь ничто иное, как жизнь при смерти, а к смерти не подготовиться, её не получиться переждать, её можно только пережить. Если вдруг покажется, что тебя никто не понимает – иди к отцу. Конечно, он не поймёт тебя сразу… да, ты и сам не поймёшь себя быстро… И, это нормально… Нормально. Мы ведь особая категория сынов, мы, дети не воевавших отцов.
– Как это «не воевавших отцов»? – весело спросил Песков. Его забавлял нравоучительный тон Егора. – «Вроде, ещё не дед… – думал он, улыбаясь, – …и не отец вроде. Нет? Нет! Вдруг, мой дурак, в маске? Нашёл меня, гад?! – повнимательнее присмотрелся он. – Не, точно не он! Я б узнал! Да и маску рожи Тириона Ланистера поискать ещё надо… Препод? Точно! Институтский!.. – забавлялся сам с собой Песок.
– …После Отечественной, выросло поколение, которое не видело всех ужасов войны, но они жили на рассказах, на впечатлениях от них. И вот, прошли каких–то тридцать лет, у наших отцов подросли дети… то есть – мы.
– Это ж норм! Сорок первый по сорок пятый – можем повторить!
– Вить, не говори так! Доблаёбы с подобными наклейками на машинах… – Егор, заметив таких в городе в первый же день, в Донецке действительно, как по объявлению, появилось хоть расстреливай, как–то сразу отделил Витька, сочтя его глупым чтецом надписей, от тех, кто клеил, а значит, – убеждён был Егор, – так думал, заговорив в третьем лице, – …ничего не знают о войне, ничего о том периоде! Что они могут повторить? Они не знают, как сделать худую пародию! И могут повторить только себя, нарожав себе подобных уебанов!
– «Бомберы», – сказал Виктор, уточняя. – Наклейки на авто так называются.
Песков почувствовал, что растревожил сердце Биса, как самое настоящее осиное гнездо и, уже заслышав этот противный гул, обещавший зуд и отёк всего тела и мозга, виновато перевёл тему, чтобы не слушать дальше ещё каких–нибудь нравоучений.
– Ну, хорошо… А как же мать? – спросил он.
– Мать не в счёт. Она будет только плакать и жалеть. А этого, как раз, не нужно. Это ведь совсем не просто понять человека, вернувшегося с войны, тем более, когда ничего в этом не смыслишь, не чувствуешь, не знаешь, не видел. И принять таким – тоже не легко. А изменить такого человека можно только большой и порой безответной любовью.
Медведчук появился неожиданно, совсем из неоткуда – на спасение Витьке.
– Привет, Егор, – первым заговорил Медведчук, с таким приятельским видом, какой предполагал некоторую близость.
– Привет, – сухо ответил Бис, развенчав любое похожее предположение.
Натянутый тон Егора Пескова насторожил.
– Давно хотел встретиться, поговорить… Извиниться…
– За что это? – не понимал Бис.
– За голосование, которое состоялось, тогда. Люди, вроде тебя, как правило, без дальних разговоров попадают в мою роту. Я должен был забрать тебя…
– Не думаю, что должен! – усомнился Егор в искренности.
– Обиделся?.. Злишься?.. – словно ребус разгадывал Медведчук Биса. – Твоя правда.
– С чего мне вдруг злиться? Ты мне ничего не обещал.
– Всё верно, всё верно… – совсем степенно и размеренно произнёс Игорь. – Отойдем?
Песков быстро сообразил – влез в машину, ухватившись за руль, как ребёнок, которого впервые пустили на место штурман, захлопнул дверь и сделался глухим.
– Егор, я тут узнал за тебя… – ты не подумай, чего… – по просьбе комбата. Короче, не буду ходить вокруг да около, причина по которой ты оказался в роте Исы Абулайсова в том, что Ходарёнок посчитал тебя «тёмной лошадкой»… Ну, понимаешь?..
– Нет. Не совсем… – возразил Бис, будучи сметлив; но, решив, что истинную причину лучше услышать целиком из первых уст, тихонько выудив за тонкую нитку, чем выгадав половину, оборвать хлипкую снасть и потом гадать, раздумывать.
– Ну, вроде, посчитал, что… засланный ты, – Игорь старательно подобрал слово, но совсем не потому, что боялся обидеть, а потому что все другие, что накрутились на язык были малоприятны. – В общем, стечение разных обстоятельств вынудили его так поступить и причин не мало: тут и сложная ситуация с единым центром управления вокруг территориальной обороны, и внутривидовая конкуренция за доминирование в регионе, и непонятная координация сверху, и сомнительные кураторы из Москвы, а ещё настойчивые просьбы коллег–гэбэшников за бесконечных «своих»…
– То есть – за меня? – сообразил Егор.
Бис не предполагал, что подобных случаев окажется неслыханно много и именно его – приведёт к тому, что вызовет раздражение, будто он внедрённый или выше других, – ведь просили, собственно говоря, за инвалида, – но так уж вышло.
– Ну, да… – быстро согласился Игорь и также быстро, но протяжно, почти нараспев, добавил. – Ну–у, и не только, – при этом он посерьёзнел. – Не думай, что Ходарёнок перестраховался только из-за того, что ты калека, – ведь это на самом деле не главное! Участие важного московского генерала в твоем деле сыграло, пожалуй, некоторую роль.
– Ясно, – только и сказал Егор.
– За твоего генерала я тоже узнал. Он оказался в отставке, по возрасту и, сам наверняка знаешь, неслучайно – едва под уголовку не загремел… А нынче – бизнесмен, учредитель, руководитель…
Егору не нравился разговор. Он вообще не любил зазнаек, копающихся в грязном белье, а эти, всегда не скрывая, подобным кичились.
«Они и так уже много чего натворили, а скоро, злоупотребляя полномочиями и другими нечистоплотными приёмчиками своей службы, будут торговать оперативной информацией и отжимать готовый коммерческий бизнес…», – успел он подумать.
– Мне неинтересно! – наконец, сказал Егор, догадываясь, что грязное и малосимпатичное припрятано напоследок.
– Но, это не всё, не главное! – не заставил себя долго ждать Медведчук, ощутив, наконец, превосходство, высказав, казалось, долгое время, гнетущее его. – Сразу скажу, комбат не знает всего… – ротный сделал на этом акцент, подчеркнув важность своего участия, – …только потому, что поручил это мне. Сейчас ты ему не интересен. Занят он назначением в Совбез… Знаешь, проверять тебя по линии госбезопасности – даже не потребовалось. Всё оказалось и так на поверхности! На сайте Росгвардии есть сведения, касающиеся военнослужащего столичного отряда специального назначения внутренних войск капитана Биса Егора Владимировича, удостоенного звания Героя Российской Федерации… Это правда ты?
– Правда, – Егор, потрясённый и совершенно подавленный неожиданно вскрывшимися обстоятельствами, не обнаружил в себе сил и находчивости даже соврать, странно заулыбался, как бывало в юности, когда шустро и ловко боксируя, неожиданно получал под дых, но, продолжая, кивал и улыбался в ответ, показывая всем своим видом, что нормальный, а сам с глазами полными слёзной поволоки и пустыми смятыми лёгкими готов был отвернувшись к канатам умереть и безусловно с улыбкой, – подумал, сплюнув в ноги. – «Проворные они, всё–таки, гады, быстро как раскусили?!»
– Да, ты, обалдел что ли?! – стараясь удержать изумление и одновременно восторг в лёгких, в шёпоте, выругался Медведчук, словно до последнего сомневался, что всё подтвердится. – Какого хуя тебе здесь надо! Герой, ёпть…
– Видимо тоже, что и тебе…
– Ты серьёзно?! Здесь уже есть один – «Один»… – строго заявил Медведчук, изумляясь, словно божественная должность была вакантной недолго и уже пару дней как занята, а кандидаты всё настойчиво прибывали, – …глава какого–то центра в составе Центра каких–то государств при каком–то разведуправлении какого–то штаба! Он же – с четвёртого года министр обороны Южной Осетии под вымышленным именем, тоже Герой, той же – назначен Москвой!
– Да–да, знаю: он же Жора, он же Гога… А почему – «Один»? – паясничал Егор. – Бог, что ли, какой?
– Позывной такой! – разозлился Медведчук на едкую насмешку. – Только одно дело он, и совсем другое – ты! Он хотя бы защищён…
– И кем?
– Главным управлением ГШ… Государством! И к тому же ещё засекречен!
– Ага! Так засекречен, что тебе про него всё известно? – с горьким юмором посмотрел Егор. – Странная эта штука – ваша секретность?
– Дурак, ты, если не понимаешь на сколько всё серьёзно, данные о тебе в свободном доступе, в интернете. Их может получить любой, кто захочет, разные нежелательные люди… – поглядел Медведчук по сторонам, показав о ком речь, проведя рукой по лицу, как если бы имел густую бороду. – Ты сейчас где? Не понял ещё?!
Бис стал задумчив.
– Вот–вот!
– Зачем им я? Мало что ли героев? У них своих полно… – блеснул Егор хитрой усмешкой поперёк худого лица. – Хатуев, Какиев, почти все Ямадаевы… в конце концов, Кадыровы… – развеселился он не на шутку. – Подумаешь: я?
Игорь Медведчук яростно и всем сердцем не понимал Бисовской весёлости.
– Это шутка такая, да?.. Я понимаю! – зачем–то сказал он. – Пойми ж ты – я помочь хочу! Правда, не знаю как! Перетереть с комбатом о твоём переводе? Но, он с самого начала был против… А сейчас придётся рассказать всю правду! Вот только как он воспримет такое известие? Заявлять такое – тоже опасно…
