скачать книгу бесплатно
Почти миллионный Донецк, именуемый шахтерской столицей и с недавних пор претендовавший на звание центра паломничества для разношерстного люда, в том числе ехавшего в одном автобусе с Егором, представлялся ему теми, кто промышлял разбоями и грабежом, а в теперешней ситуации – мародерством и другими способами наживы, и лимоновскими нацболами – защитниками «русского мира» и разжигателями «русской весны», и идеологическими оппортунистами с идеями о нерушимой дружбе братских народов, и бывшими «афганцами» и «чеченцами» недовоевавшими в последних локальных войнах, и безработными люмпенами и маргиналами группирующимися в уже бывавшие в этих местах махновские отряды, но теперь под видом лжеказачества, и чего греха таить, скрывающимися от российского правосудия уголовниками и убийцами… И вот теперь – самоубийцами в лице Егора.
Ни то чтобы Егор решил во что бы то ни стало безвольно умереть в первом же бою, просто был готов к такому повороту событий и это его ничуть не пугало. Наоборот, именно такого исхода жизни он ждал. Ничего, если вдруг выйдет не совсем геройски, прежде решил он, главное не бессмысленно; всё лучше, чем в петле из колготок на радиаторе.
Егор всматривался в малознакомые лица, казалось, окаменевшие ото сна, с жутковато отвисшими челюстями и бессознательно кивающими на ухабах. Вроде, как соглашающимися с его представлениями.
Донецк в мае две тысячи четырнадцатого года для большинства весьма сомнительных туристов был интересен исключительно по причине развернувшегося военного противостояния именуемого с одной стороны как борьба за государственную самостоятельность и последующее присоединение к России, с другой – как АТО, причинами которой явилось вторжение российских вооружённых группировок на восток Украины.
Трудно было не понять, как понимал Егор, что с обеих сторон усматривается политика двойных стандартов в вопросе украино–российского конфликта, где действия российских войск в Крыму, а следом и на востоке Украины расценивались не иначе как вторжение на чужую территорию, а не террористическими актами. Но на законодательном уровне Украина не была готова к признанию российской агрессии как войны. Иначе в этом случае ей, как независимому государству, требовалось прибегнуть либо к полномасштабному континентальному вооруженному столкновению, либо – к капитуляции. Ни первое, ни второе – не гарантировано Украине сохранение её целостности и государственности, не говоря уже о независимости. Для объявления России войны было мало иметь небоеспособную, но патриотически настроенную армию, сомнительное дипломатическое превосходство и международную поддержку. Так что такой политический манёвр, как АТО – вынужденный механизм противодействия, тактику и стратегию которого тяжело донести до собственного народа, который почему–то всегда готов умереть ради священной цели. И с той стороны, и с этой – российской. При том, что Россия в подобных войнах не была заинтересована куда больше – мало что ли их уже было. Но кому из сидящих сейчас в ПАЗике это было важно?
Таким как Егор, здесь, в Донецке, были рады, ибо пришлые из российских глубинок вставали под знамёна Новороссии, а значит, становились её защитникам. Защитниками города по границе которого проходила линия фронта и который пока никого не шокировал видом руин и воронок от снарядов, следами бомбежек и обстрелов, для созерцания которых пришлось бы ехать на трамвае куда–нибудь на окраину, но имевшего в обозримом будущем все шансы стать похожим на Грозный времен чеченской войны.
Этим же вечером в батальоне все тайное стало явным – скрыть отсутствие ноги при отсутствующей руке было делом невыполнимым, и Егор знал, что это неизбежно вскроется. Да и ни к чему было подобное лукавство – пытаться сохранить в тайне подобные обстоятельства; поставленную перед собой задачу Егор решил – он оказался там, куда так стремился и пока что находился под протекцией, пусть и бывшего, но генерала. А генерал – есть генерал, для людей военных – что–то да значит…
В казарме Егор в одночасье был окружён неожиданным и искренним вниманием ополченцев; в штабе тоже – рассыпались украшающими эпитетами.
– Блядь! Как полчеловека?! – выплюнул из себя Ходарёнок, на лице которого даже усы воспротивились услышанному. – Полчеловека приехало на войну?! – он размашисто подвесил ладонь в воздухе и, не найдя на что обрушить возмущение, смахнул в пустоту за спиной. – Какому долбоёбу в голову такое пришло?
– Это за кого от генерала звонили… – уточнил Иса.
– Какая к черту разница от кого звонили! Надо было додуматься – калеку прислать! – басовито произнёс комбат и набросился на Абулайсова со словами. – По–твоему, генерал – долбаёб?
– Я же так не сказал! – возмутился Иса. – Я вообще умных генералов никогда не встречал!
– Только долбаёбов! – пробурчал кто–то из присутствующих, так, что всё услышали.
Кабинет по самый потолок залило раскатистым смехом.
– Вообще в глаза не видел! – не понял Иса всеобщего восторга.
– Где он мог их увидеть в горах Осетии?
– Э?! Ты – нормальный? Я из Беслана – там нет гор!
– Ты про Абхазию так не скажи! – предупредил Абга Цагурия с позывным «Абхаз». Высмеивание подобного толка в подобной среде было делом привычным, но только не в характере абхаза Цагурии, ни по этическим соображениям, ни в силу этнической солидарности с Абулайсовым. Он вообще не имел подобных склонностей и всячески презирал подобные выходки в отношении любой национальности.
К высказывания того же Исы, вроде тех, что вовремя осетино–ингушского конфликта осетины были так невероятно сильны, что были вынуждены сдерживать себя, чтобы атакуя не смести ингушей с их земли в Туркменистан, проскочив при этом Чечню, Дагестан и Каспийское море, – Абга тоже относился негативно и натужно. И мог при иных обстоятельствах выбить подобную блажь из головы любого своими рукам, имевшими поразительное сходство с десятилетними деревьями, вывернутыми из земли с корнями.
– Глеб!.. Кулемин!.. Ты чему радуешься? – влез в перепалку Ходарёнок.
– Василич, а чего я?! – исхитрился Кулемин. – Я что, один обрадовался?
– Погромче любого будет! – перекрикивая гвалт, улыбался комбат.
Уткнувшись лицами в широкие ладони, Котов и Жорин, казалось, уминали остатки смеха прямо из них. Комбат и сам едва сдерживался.
– Ладно, шутки в сторону! С утра жду калеку у себя; Жорин – представишь!
Жорин выдернул голову из ладоней с совершенно круглыми глазами на каменном красном лице и вырос во весь рост.
– Я? – прокашлялся он. – Почему я?
Смеха стало ещё больше.
– Все свободны! – скомандовал комбат.
Казарма батальона, включая карантинную роту, где новобранцы ожидали своего распределения по подразделениям, располагалась в четырёхэтажном административном здании. Чтобы не бросаться в глаза, Егор занял свободную койку в дальнем углу. Светильников здесь не хватало, но зато было окно. Правда Егор засомневался, что оно выручит днём, когда две трети его было заложено мешками с песком и подготовлено для ведения обороны. Успокаивало одно – это перевалочное место, карантин, а значит пробудут они здесь не долго.
Проснулся Егор рано. Достал из ручной клади бионический протез руки, а активный тяговый, что висел на спинке кровати, запихнул обратно в рюкзак. Предстоящее знакомство с командиром батальона волновало, хотя еще с вечера Егор решил – не возьмут, найдёт другой отряд. Приладив протез на место, проверил питание, проверил настройки, проверил хват – вдруг придется здороваться за руку. Стоило сразу показать – он не беспомощный человек, хотя, снаряжайся он на глазах окружающих – именно так бы и приняли. Прилаживая протез из углеродного волокна на место правой ноги, Егор нечаянно опрокинул рюкзак из которого торчал сменный беговой протез с длинной карбоновой дугой на конце, разбудив соседа. Разлепив глаза, тот лежал молча, вопросительно–выжидающе глядя в оба хмурых ото сна глаза.
Егор не помнил его имени – слишком много было с вечера ротозеев.
Размял культю, проверил синтетическую манжету, услышав:
– Мы вчера познакомились, просто напомню – Виктор. Песков, можно просто – Песок, – протянул он из-под одеяла руку. – Помощь нужна?
Егор протянул в ответ – проверить рукопожатие.
Песков, с недоверием и настороженностью собаки, которую кормят чужие руки, пожал стальную кисть протеза.
– Я помню, – соврал Егор. – Меня – Егор. Спасибо, помощь не требуется.
– Блин, как у Терминатора! – не мог смолчать Виктор. – Чего поднялся так рано? – вдруг посыпалось из его прокисшего рта. – А это, что за клюшка? – кивнул он на карбоновый протез.
– Сменная нога. Для другого случая, – пояснил Егор, осознавая, что не настроен вдаваться в детали, не потому что собеседник был ему незнаком или неприятен, а потому что день, из-за предстоящей встречи с комбатом, обещал быть трудней, чем вчерашний. И зверски хотелось чего–нибудь съесть; но, ничего съестного у Егора не осталось, а голод разговорами было не унять.
Виктор завороженно разглядывал ногу–протез и смущался своего вида куда больше Егора всякий раз, едва встречался с ним взглядом. Егор к своей ноге давно привык; а Виктор – очевидно, видел протез впервые.
– Удобный? – снова спросил он.
– Родная нога была удобней.
– Протез – просто огонь! Никогда таких не встречал… – признался Песков. – Импортный?
– Американский.
Подперев голову рукой, Песков многозначительно замолк будто пытался припомнить и не вспомнил – где на воображаемом глобусе находится Америка. С любопытством следя за манипуляциями Егора и его железной руки, наконец, сказал:
– Вот они стоят, наверное?
– Как хорошая немецкая иномарка, – неконкретно ответил Егор.
– Забавно: протезы – американские, а стоят – как немецкие?
– Цифр не знаю – протезы достались в подарок… Но обслуживание сумасшедших денег стоит.
– Нихуяси, кто ж такие подарки делает? Мне б так!
– Американские коллеги… – сказал Егор, и добавил. – Лучше – жить без подобных презентов!
– Хочешь горячего чаю? – неожиданно предложил Песков, окончательно пробудившись и усевшись на скрипучей кровати, как птица на жердь.
– Есть чайник?
– Термос. – Уточнил Песков. – Организм я – молодой, встаю по ночам, пожрать… – объяснил он. – Дома так делал. Пожрать, конечно, нету… Но, тут – и кипятку будешь рад!
Соглашаясь, Егор кивнул.
– Я – из Воронежа. А ты? – получил Егор в руки чашку вместе с вопросом.
– Москва.
– Никогда не слыхал… А где это? – неожиданно признался Виктор, казалось, искренне, но тут же расплылся в дружеской улыбке. – Шутка такая!
– Егор улыбнулся сквозь парящую чашку.
– Я здесь уже третьи сутки. Думал, день–два и сменим локацию. Ни шиша! Смерть, как надоело ждать – пора бы на передовую!
– А лет тебе сколько? – спросил наконец Егор.
– Двадцать три… – подул в свою Песков. – А что? А тебе?
Егор внезапно осознал, что новый сосед, несмотря на располагающую отзывчивость и доброжелательность, с утра слегка казался навязчивым, и уже изрядно утомил. А может, препятствием была непреодолимая пропасть, на дне которой лежала разбитая вдребезги опытность жизни Егора и разочарование в ней, и чрезмерная разница в возрасте.
– Тридцать шесть, – хмуро признался Егор, на мгновение ощутив себя сначала сильно старым, затем – в возрасте Песка, припомнив, что в свои двадцать три тоже оказался на войне, также пил чай, курил под дырявый свод ротной палатки, бесстыдно мог заговорить с едва знакомым человеком, без сожалений дубасил солдат, и даже, как будто ощутил ещё не ампутированные руку и ногу. Неожиданно подумал о Кате. Представил как за это время подрос сын и постарели родители. Почувствовал, как неприятная тоска защемила что–то в груди. И также быстро, за миг, осознал горечь всего происходящего с ним сейчас. Так и застыл, ссутулившись, на кровати с остывающим кипятком в бесчувственной руке.
Ротный Жорин появился в карантине ровно в восемь.
– Готов? – спросил он как перед экзаменом, добавив. – Комбат ждёт…
Егор бойко поднялся и суетливо пошёл следом, но уже на лестнице тяжело преодолевая пролёты двух этажей, будто серьёзные препятствия, почувствовал шаткость. Спуск на протезе по лестнице был немногим легче подъёма в силу конструктивных особенностей протеза, но сейчас – это было чувство совершенно иного характера.
– О! А с виду цел! – развёл руки Ходарёнок, словно хотел заключить Егора в объятья, но попятился назад пока не обрушился в кресло за столом. – Хорош! Нечего сказать, хорош! И генерал твой – тоже! – оглядел Ходарёнок Егора с головы до ног, прежде чем предложил присесть.
– Спасибо. Постою, – отказался Егор, решив, что предложение сделано из сочувствия к нему. Как инвалиду. А он – нет. Он – давно, без каких–либо признаков инвалидности, стоя, с двумя пересадками, преодолевал расстояние от станции метро «Красносельская» до «Динамо». Да мог и больше, решил Егор, припомнив Нью–Йоркский марафон восьмилетней давности и пеший марш на два километра на новеньком тогда ещё только подаренном «умном» протезе. Выстою – решил.
– Ну и наебали вы меня со своим генералом! Молодцы! – Ходарёнок, сузив озорные глазки, растянулся в жутковатой улыбке, оголив белозубый рот, отчего его неопрятно остриженная борода с усами разъехалась по щекам как будто на лицо натянули ежа.
– Если честно, генерал здесь не причём, – всерьёз сказал Егор. – Это была моя идея… Моё желание.
– Как ты уговорил–то цельного генерала на такую аферу? – продолжая ехидно улыбаться, сказал Ходарёнок, внимательно разглядывая Егора, словно представлял без всего лишнего, мешающего – одежды, протезов – в том виде, каким его собрали хирурги. А опомнившись, добавил. – Нет, ты всё–таки присядь. Разговор предстоит долгий.
Егор осторожно опустился за стол напротив, положил перед собой руки и – чтобы те нарочно предательски не задрожали – сцепил в замок такого завораживающе–фантастического вида, как если бы руки пожали люди двух разных миров или прошлое обратилось в будущее за секунду в одном человеке. Стоявший позади Жорин, молча, как если бы предложение касалось и его, опустился за стол рядом, скосившись на чудо–протез.
– Послушай… Как тебя?..
– Егор, – в ту же секунду назвался он, словно ждал этого вопроса всю тяжёлую бессонную ночь.
– Честно признаюсь, – сказал комбат, – я не очень понимаю, что с тобой делать? Ты, молодец, конечно, приехал. Настроенный, вижу, решительно. С виду – не глупый и, верю, знаешь не понаслышке, что здесь творится. Идёт война… Ты же воевал?
Егор кивнул.
– Чечня?
Егор кивнул снова.
– И конечности потерял на войне? Подрыв?
– Да, – признался Егор, чтобы не казаться безмолвным болваном.
– Сказали, опытный сапёр… Саперы нам, безусловно, нужны… Но, как же так вышло? – мотнул головой Ходарёнок, глазами указав на руки.
– Ошибся, – обычно, без сожаления, произнёс Егор.
– Ошибся… – раздосадовано повторил Ходарёнок. – И вот, ты здесь?.. Не боишься ошибиться второй раз? Зачем тебе это? Только давай честно – без геройства: не сорок второй год на дворе, не Москва же в огне, и ты – ну, никак не Маресьев…
– Бис – моя фамилия, – согласился Егор.
– Да к чёрту твою фамилию! – совсем беззлобно сказал Ходарёнок, как если бы его прервали на полуслове. – Как ты собираешься воевать безрукий и безногий… Тьфу, прости, Господи! – извинился Ходарёнок, то ли за то, что вспомнил чёрта, то ли представил оторванные конечности, или наоборот, отвратительного вида тело без них. То ли за то, что никак не получалось подобрать нужное, характерное для безрукого и безногого человека слово, необидное, но ёмкое, способное заменить любое из тех, что бессовестно лезли на язык. – Ну? Как ты представляешь себе это?! Харчи варить – и то две рученьки нужны… – вдруг ласкательно и бережно заговорил комбат. – Согласен со мной?
– Не согласен… – негромко, но довольно жёстко сказал Егор. – Вы меня разубедить хотите? Или в Маресьеве заинтересованы больше, чем в сапёре, потому что танцоры требуются? А может, повара? – с трудом сохраняя ровность голоса, сказал Бис. – Я не по этой части… И вот, мои ноги! – помогая руками, Егор вывалил протез из-под стола на соседний от себя стул, – а это – руки! – громыхнул он протезом по столу, да с такой силой – не рассчитав высоты, что Жорин вздрогнул и шумно выдохнул, будто бы успев задремать. – Может, мне «Барыню» станцевать в доказательство своей нормальности?!
– Спасибо. Не надо… – растерянно сказал Ходарёнок. – Мне, конечно, плевать, чем ты мотивирован на войну, но раз ты здесь – значит, нет плана – делать это в одиночку. О вашей спецназовской идеологии про «боевую единицу» я не так давно слыхал… – заметил комбат маленький фрачный знак на лацкане куртки, – …но, ты пришёл к нам! А мы, как подразделение, как единый боеспособный живой организм, должны быть уверены друг в друге, поддерживать плечом и огнём, и доверять на все сто процентов, на триста шестьдесят градусов! А как – в случае чего – другие смогут доверить тебе свои жизни, в том виде, в котором ты сам уязвим? Подставиться самому – полбеды, подвести ребят – последнее дело, осознаешь?
– Осознаю, – произнёс рассудительно Егор. – И довольно трезво оцениваю сложившуюся ситуацию и свои возможности! Ну, тогда и вы судите объективно: боевых навыков и опыта у меня – больше, чем у большинства ребят, с кем я успел познакомиться в карантине… Они, «в случае чего», – Егор выразительно произнёс последние слова, предполагающие по замыслу Ходарёнка внезапное развитие различного рода неприятностей, – уязвимы не меньше моего и не застрахованы от гибели…
– Послушай, – прервал Егора комбат, – ты прав! Абсолютно прав! Только твоя ситуация во много раз сложнее, и сложна она тем, что нет у меня такого права, не могу я навязать тебя кому–то из командиров. Ну, не по–людски это будет. Вот, спроси Игната – возьмёшь его в свою роту?
Утомленный Жорин с трудом разлепил глаза, как полагал Егор, после ночной пьянки.
– Чего ему делать у меня? – пробормотал он, с видом, в понимании Егора, далеко не представляющим офицера или командира. Так мог выглядеть шахтёр или бригадир шахтёрского звена – с большой–большой натяжкой, и не после тяжёлой попойки, а после тяжёлой ночной смены под землёй.
– Ты, командир, решай! – сказал комбат.
– Нечего решать. Не подходит он мне.
– Видишь? – обратился Ходарёнок к Егору. – Мало кто представляет: что ты будешь делать и каким тебя наделить функционалом, ввиду твоей неполноценности… Тьфу, ты, чёрт… как ещё сказать–то – иначе?!
– …Ограниченности, – подсказал Егор.
– Точно: ограниченности! – согласился Ходарёнок и, тут же, забыл. – Пойми ж ты: вчера карантин смотрел на тебя с восторгом, а завтра – как на печальный результат того, что может случиться с каждым – так себе мотивация, скажи?
Егор заёрзал на месте.
– Могу предложить работу в тылу, – намеренно, с прицелом на характер, сказал Ходарёнок, – согласен? – забарабанил комбат шариковой ручкой между пальцев.
– В тылу?! – искренне возмутился Егор, на секунду окаменев от услышанного. – Нет… Так не пойдёт… Я ж!.. – проглотил он возмущение. – Устройте мне экзамен по основным видам боевой подготовки?! Тестирование – если угодно?! – лихорадочно стал предлагать Бис. – По итогу – примите решение: где я буду полезен! Слово офицера даю, это точно будет не тыл!
– Не будет никаких экзаменов! – сказал комбат, оборвав барабанную дробь. – Не время сейчас этим заниматься! В таком случае проведём честное голосование… – решил он. – Если, кто из ротных командиров согласиться взять тебя – препятствовать не стану…
