Б/Н

А уж когда мы научились на бейсике писать простейшие программы – казалось, что мы повелители железа и софта! Типа мы члены секретного общества и несем какие-то тайные знания, мы могли часами украдкой курить на чердаке и обсуждать компьютеры на никому непонятном языке.

Тогда еще не было ни Горбушки, ни магазинов электроники – детали продавались в квартирах на разных концах города, и мы, словно странники с секретными записочками ехали в Строгино за «памятью», а в Люблино за «виндом». Все детали продавались исключительно по знакомству, то есть нужно было позвонить и сказать что-то вроде:

– Мы от Санька с ФилЕй.

– А, ну проходите. – и хозяин квартиры проводил нас в комнату от пола до потолка заполненной компьютерными внутренностями – мамами, хардами или памятью – и глаза разбегались, хотелось все попробовать, пощупать руками, но хозяин квартиры, как правило, подозрительно посматривал на нас – посетители таких квартир обычно были люди постарше, нас воспринимали, как безусых детей, пришедших за деталями по поручению старших. Всегда по нескольку раз пересчитывали принесенные доллары, а иначе тогда и не рассчитывались, и только убедившись в правильном расчете, выдавали товар. Больше всего нам хотелось пообщаться с такими же, как мы, как мы думали, посвященными в чудеса сборки и оживления железа. Но мы, вероятно, в силу возраста не воспринимались серьезно. Но каждый раз, когда удавалось переброситься несколькими фразами с компетентными дядьками, как правило, бородатыми и грузными, мы ловили все советы и наставления.

Предки Костика были довольно свободных взглядов, с ними можно было гораздо легче обсудить наши подростковые проблемы, покурить на кухне, выпить пива. Мировые предки, словом, к тому же они поощряли его любовь к компам, подкидывали деньги на новинки и, кстати сказать, сами пользовались ПК. Иногда коллеги Костиных предков просили собрать комп себе, и мы с радостью брались за эту задачу. Мы непрерывно совершенствовали наши знания о железе и софте, и, как мне кажется, каждая новая машина получалась все лучше и лучше.

Глава 10

Дневник, Незаметный, 1930е

Ранним утром 22 марта, спустя примерно полтора месяца после моей беседы с Максим Яковлевичем, мы в составе 1-й Джугджурской партии выдвинулись к месту планируемой стоянки. Ну как – планируемой? Планировалась она в основном по рассказам пары старателей да нескольких зверобоев, промышлявших в той стороне. Даже глазомерного абриса на бассейн реки Аллах-Юнь не было.

Стоит ли говорить, что последнюю ночь перед выездом я не спал, да и Андрей тоже немного нервничал, хотя и вида не подавал и шутил как обычно. Получается, и в первый, и в десятый (или какой он уже у Андрея? Восьмой?) раз отправляться в неизвестность при 34х градусном морозе – занятие чрезвычайно волнительное, отметил я про себя. По рассказам Андрея, настоящих геологов, закончивших хоть какой-то институт или училище, было человека 3, остальные самоучки после нескольких лет работы помощником геолога либо с купленным дипломом, либо вовсе без.

– А из Питера, ты, почитай, у нас один! Ну, не считая начальника партии, Николая. – Андрей косился на меня и с надеждой спрашивал: – Ты же меня подучишь? А то до сих пор я в полях ничего, кроме кайла и лотка не видел, а хочется выучиться. Я пообещал по дороге немного рассказать про теорию строения речной долины.

Около полусотни человек – не только геологи, но и топографы, но в основном – промывальщики и разнорабочие, на 23 санях, растянувшись на добрые полкилометра по зимнику, двинулись в Томмот, где нас ждал, как выяснилось последний организованный ночлег в этом сезоне. Оказался он обычным бревенчатым бараком с грубо сколоченными из теса нарами в 3 яруса.

Когда первые сани подошли к бараку из него выбежал запыхавшийся дед в ушанке набекрень и расстегнутой телогрейке, выметая перед собой метлой пыль и листья:

– Ребятки, мне тока полчаса назад сообщили о вашем приезде! Печки я уже растопил, ща вымету – с прошлого года никто не жил тут! – и умчался хлопотать внутрь.

Андрей, парень продуманный, моментально подхватил свой вещмешок и ужом протиснулся внутрь, так, что пока я взял свои пожитки и вошел в барак, он уже занял лучшие места – в середине избы у печки. Печь гудела от тяги, сквозь щели виднелось яркое пламя уже разгоревшихся дров, но пока еще в бараке было не теплее, чем на улице – дыхание десятков людей на морозе повисало в воздухе туманом и скоро в помещении стало не видно на вытянутую руку.

Однако печь грела, и мы закурили, сняв рукавицы и грея руки по очереди от уже горячей печи. Тусклая лампочка еле-еле освещала барак. Вдруг на мою рукавицу со стуком упала черная косточка. Тут же она расправила лапки и побежала, я инстинктивно стряхнул ее. Тут же они посыпались одна за другой. Андрей наклонился ко мне и скомандовал:

– Хватай вещи и бегом на выход! – когда мы вышли, он в свойственной манере рассмеялся:

– Серег! – я в его иерархии вырос со студента до Сереги, мне это понравилось. – Мы думали будет последняя теплая ночевка, а будет первая холодная! Барак – то вшивый оказался. Они, когда холодает, залезают повыше, где теплее, там и замерзают. А сейчас отогрелись, гниды, и стали оживать и падать. Словом, дело твое, я в палатку. – сказал он, бешено отряхивая себя и свои пожитки.

Начальник экспедиции укатил к руководству поселка и спрашивать было некого. Мы с Андреем были не одиноки – за нами потянулись и другие члены экспедиции, отряхиваясь. Сообща мы поставили здоровенную брезентовую палатку и устроились в ней на ночлег. И, надо сказать, давно я не спал так крепко и без всяческих сновидений, как на своей первой холодной ночевке!

На следующий день вышли на замерзший Алдан и погнали вниз по течению – потянулась рутина – десять часов неспешной, дабы не утомить лошадей, езды – снова устройство на ночлег, добыча дров для отопления и приготовления пищи, и дальше по кругу. Ночевали в основном в поселках якутов, точнее даже не поселках, а в отдельных юртах или группах юрт, располагающихся на высоких берегах Алдана, в которых обычно жила большая якутская семья. Юрту окружали хозяйственные постройки – амбары, погреба, загоны для скота. Лошади отправлялись на выпас – в Якутии из-за климатических особенностей выпадает довольно мало снега и они без проблем добывают прошлогоднюю траву. К тому же якутские лошади – одни из самых неприхотливых домашних животных в мире, если других, например, коров, якуты в холодные ночи загоняют к себе в юрты, то местные приземистые и кряжистые лошади запросто проводят любые морозы на выпасе или в свободных загонах.

Зимник был довольно наезженный, нас часто обгоняли другие караваны и отдельные санные повозки, навстречу тоже попадался транспорт – завозили продукты, необходимое оборудование, почту. Места стоянок на зимнике были давно распределены, местами даже попадались бараки, но в основном все были завшивлены и загажены до непотребного состояния, поэтому мы предпочитали спать в ставшей уже привычной брезентухе.

Из всей экспедиции я по дороге познакомился с несколькими геологами и промывальщиками, но близко мы не сошлись, их интересы ограничивались сначала поиском спиртного, а потом – поиском женского общества. Женщины в экспедиции были, но я по-прежнему не мог забыть прощание со Светланой. Не то, чтобы я был прямо святошей, но пока был не готов флиртовать. Но главное – это могло спровоцировать никому не нужный конфликт в только начинающейся экспедиции, поэтому кухарки остались добычей промывальщиков, которые подначивали меня, называя столичной штучкой и студентом с легкой руки Андрея, но агрессии пока не проявляли. Мне по-настоящему интересно было с Зайцевым, но он держался особняком, близко никого не подпускал, разговоры, не касающиеся работы быстро прерывал и ретировался к себе в палатку, где ежевечерне вел записи о пройденном пути, потраченных продуктах – обо всем этом ему впоследствии предстояло отчитываться.

Глава 11

Москва, 1990е

Однажды Антон с предками засиделись прямо очень допоздна. Почти до утра. Я подслушал, как Антон с пеной у рта говорил:

– Да ребят, я готов рубашку последнюю продать, но дело верное. Я прямо у своих ребят на складе узнавал – они готовы любые деньги платить за погрузчики. Я же там подрабатываю – один сраный бэушный японский погрузчик экономит кучу денег и времени на складе. – Антон выдохнул. И Сашка (ну вы его знаете) – он сейчас во Владике сидит – организует нам эти погрузчики.

Слышно через кухонную дверь было, как мои предки тяжело дышат.

– И чего ты хочешь? – сказал отец

– Ты к чему это? – вторила ему мама

– Слушайте, нужно семь тыщ баксов на первый погрузчик, его мы сдадим минимум за пятнашку. Дело верное!

– Да где же мы их возьмем?

Все дружно закурили, аж из щелей потянуло дымом. Тяжелая пауза повисла на кухне. Было слышно, как разлили по стаканам и молча чокнулись.

– Ребят, придумайте, где достать денег, я все остальное беру на себя – Антон откинулся на скрипучем кухонном стуле. И наверняка выпустил дым в потолок. Такой стул на кухне был только один, поэтому я очень живо представил его движение, он часто так делал – прибыль пополам. По рукам?

Мне очень хотелось спать, но любопытство прилепило меня к кухонной застекленной двери.

– Антон. Как ты себе это представляешь? – отец, как всегда, как штормовой якорь, пытался разрулить ситуацию. – я получаю долларов 200 в месяц со всеми подработками, Маша от силы 400. Откуда 7000?

Антон долго молчал и курил под сверлящими взглядами собеседников, потом нехотя выдавил:

– Ребят, ну у вас на вашу большую семью как минимум 2 квартиры и одна неплохая дача.

Слышно было, как насупились мои предки.

Антон, как всегда ушел к утру, когда забрезжил рассвет. Несколько дней мои предки ходили задумчиво глядя в скрипучий паркет сталинской высотки. Тихо вечерами гоняли чай с клубничным вареньем с дачи, заботливо сваренным бабушкой Зоей. Громко обсуждали что-то с Антоном по телефону. Меня отправляли с кухни в мою комнату раньше обычного.

Наконец предки развеселились. Обстановка в доме прямо поменялась. В какой-то момент к нам приехал Антон, предки меня особо не стеснялись меня – они ударили по рукам и выдали ему 7000$.

Позже я понял, что мама взяла их в долг у своего пройдохи-шефа.

Глава 12

Дневник, р. Алдан, 1930е

Вечерами мы часто болтали с Андреем. Как и обещал, рисуя схемы на снегу, я на пальцах объяснял ему базовые понятия строения речных долин, аллювиальных толщ, гидродинамику – основу теории россыпей. Надо сказать, Андрей сильно отличался от большинства членов экспедиции – он с удовольствием слушал, вникал и достаточно хорошо схватывал информацию и пока мы ехали на санях днем пытался применить полученные знания, закрепляя их. Однако постепенно мне становилось все более очевидно, что ему недостает базовых школьных знаний. О чем я ему и заявил в какой-то момент. Он развел руками:

– У нас в деревне была трехлетка, я был приписан к ней. Но разве ж у меня было время туда ходить? Да и учитель был – сам ЦПШ только закончил. Слава богу писать – считать выучили – и на том спасибо, рубли с копейками складывать умею, да магазин от кабака отличаю! – засмеялся в своей манере Андрей.

Дабы не оставаться в долгу он часто рассказывал о своей прежней жизни. Родился он четвертым ребенком в зажиточной крестьянской семье на юге Рязанщины, где уже распространены тучные черноземы. Отец по наследству получил кузницу, кузнечное мастерство и впитал с молоком матери трудолюбие и усердие. Всю зиму он починял инструмент и подковывал лошадей окрестным жителям – люди из окрестных сел и хуторов шли к нему непрерывной вереницей, поскольку слыл отец Андрея отличным мастером. Летом забот прибавлялось, нужно было обрабатывать свою землю, но не успевало все их большое семейство за всем хозяйством – нанимали батраков для покоса и вспашки. Первая Мировая миновала семью Андрея – кузнецы были нужны на селе и отца его не забрали на фронт. А вот после Революции Рязанщину затрясло. Семья их сразу же была причислена к кулацким, поскольку нанимали они батраков, и излишки были, да и кузница – считай мастерская с подмастерьями.