Истории из комы

– Из-за дождя? – улыбается он. – Они не идут здесь больше десяти минут.

И вправду, ливень прекращается так же внезапно, как и начался. Через полчаса земля сухая, будто ничего и не было.

После завтрака мы садимся на мопеды.

– Ты точно уверена, что не хочешь обуть кроссовки? – спрашиваю я у Веры.

– Я же не за рулем, зачем мне кроссовки? – отвечает она, подкатывая вверх глаза. – В шлепках ведь не так жарко.

Климат здесь и вправду очень жаркий. Помимо этого он настолько влажный, что на второй день я все еще не привык к тому, что одежда постоянно кажется мокрой.

Мы заводим мопеды, и Глеб сразу летит вперед. Вера удивленно кричит, обнимая его двумя руками. Я медленно плетусь позади, привыкая к дорожному движению. Они ждут меня на первом повороте, съехав с дороги.

– Ты плетешься, как огромная белая черепаха, – кричит Глеб, вызывая у Веры смех, и снова уезжает вперед.

А мне спешить некуда. Я еду, рассматривая побережье. Соленый аромат обволакивает легкие. По пути я разглядываю местные лачуги, укрытые от солнца под пальмовыми рощами, и каменистый берег, останавливающий волны.

Вдали виднеется старинный голландский форт Галле, в котором мы намерены сделать остановку. Его высокие каменные стены величественно застыли на берегу.

Мне приходится остановиться. Я упираюсь в старый автобус. Он стоит напротив остановки, загораживая движение. Все люди из него вышли. «Этому динозавру пора было умереть в прошлом веке», – думаю я, понимая, что объехать не получится.

– Что случилось? – спрашиваю у ланкийца, выходящего из толпы к своему байку.

– Авария, – говорит он с азиатским акцентом.

– Кто-то пострадал?

– Двое белых.

Паника. Я вглядываюсь вперед, застыв на месте. Ничего не видно сквозь толпу. Я нагибаюсь, смотрю сквозь ноги зевак и вижу татуированные руки Глеба. «Хоть бы они были живы», – думаю я, расталкивая людей. Пробираясь к эпицентру, вижу перевернутый мопед. Глеб растерянно стоит над лежащей на траве Верой. Она бьется в конвульсиях. Ее руки и ноги покрыты кровью и грязью. Глеб вроде цел.

– Ты как? – спрашиваю его.

– Я в норме.

– Дайте воды! – кричу я толпе, и женщина протягивает мне бутылку.

Я сажусь на колени возле Веры. Ее глаза направлены на меня, но смотрят как будто сквозь. Толпа гудит, нагнетая и без того шоковое состояние. Веру трясет.

– Попей, – говорю я, протягивая воду и глядя в ее глаза, окутанные паникой. – Все в порядке. Слышишь?

– Пальчик, – кричит она мне, немного приходя в себя. – Очень больно. Что с ним?

Я смотрю на ее ноги и вижу, как с правой на коже свисает почти оторванный большой палец.

– Все в порядке, – вру я ей.

Гудит сирена, на обочину съезжает старая машина скорой помощи. Выбегают врачи.

– Можешь поехать с ней? – спрашивает Глеб, растерянно глядя на меня.

Я бью его кулаком в лицо.

– Быстро взял ее на руки и отнес в скорую!

– А кто присмотрит за мопедами? – спрашивает он. – В прокате остался мой паспорт.

Я замахиваюсь еще раз, но Глеб подчиняется. Он на руках заносит Веру в машину, и они уезжают. Я остаюсь на месте и ссорюсь с подоспевшей полицией. Они забирают разбитый мопед на штрафстоянку, а я, прождав два часа на солнцепеке, уезжаю в отель. Спустя час Глеб заносит Веру в номер на руках. На нем ни царапины – она вся в бинтах.

– У меня больше нет пальца, – рыдает она, увидев меня. – Я теперь калека, – показывает она перебинтованную ногу.

– Прости меня, – говорит Глеб с полным сострадания лицом. – Этот автобус слишком резко остановился.

До конца отдыха я путешествую один. Глеб ухаживает за Верой, нося ее к океану и на перевязки.

Я езжу на чайные плантации, в слоновий питомник, любуюсь водопадами и горными изгибами на пике Адама.

Глеб и Вера все это время не покидают отель. Вернувшись на родину, они продолжают жить вместе. На очередной вечеринке я вижу их обнимающимися и счастливыми. Если бы я не знал их отношения изнутри, они показались бы мне вполне влюбленной парой.

***

Адам закрывает книгу.

– Я вернусь через неделю, – говорит он, кладя ладонь на руку старика, покрытую татуировками.

Глава 4

Через неделю Адам идет в больницу ускоренным шагом. Дверь палаты № 34 в этот раз заперта. Он еще раз дергает ручку, но та не поддается. С озадаченным лицом мальчик бежит к кабинету главного врача. Эта дверь также заперта.

Он не знает, куда идти, и очень радуется, увидев знакомую медсестру.

– О! Наш маленький целитель, – улыбается она, и на ее пухлых щеках видны ямочки.

– Его дверь заперта, – испуганно произносит мальчик, уклоняясь от руки медсестры, которая пытается погладить его по рыжим волосам.

– После твоего последнего прихода он очнулся на несколько минут.

– Он что-то говорил?

– Нет, только смотрел в окно.

– Где он сейчас?

– Его перевели в другую палату. Там окно гораздо больше, но, похоже, лечит его вовсе не солнечный свет. В твое отсутствие он снова погрузился в сон.

– К нему можно?

– Конечно, он ждет тебя всю неделю. Я проведу.

Адам заходит в палату № 39. Она нравится ему меньше, чем предыдущая. Окон здесь больше – они занимают половину комнаты, но прошлая палата казалась ему более уютной. Да и под окном здесь только асфальт.

Медсестра уходит. Мальчик садится на стул и открывает книгу.

– Осталось два рассказа, – говорит он неподвижно лежащему старику, веря, что тот его слышит.

***

Рассказ четвертый

Сегодня Глеб проплыл двадцать два бассейна. После работы ничто не снимает напряжение лучше. Голова прояснилась, и после физических нагрузок на его лице, как всегда, удовлетворенная улыбка. Он садится в машину. По дороге заезжает за цветами. Сегодня у них годовщина. Вера любит тюльпаны.

Она встречает его в дверях. На ней, как обычно по таким случаям, неброское коктейльное платье чуть ниже колена с большим разрезом на спине. Она знает, как скрыть свои недостатки и подчеркнуть преимущества. Нежный макияж, волосы собраны. Она привлекательна не больше и не меньше, чем всегда.

На столе свечи и ужин. Бутылка красного вина, стейк, по обыкновению, слегка пережарен, спагетти традиционно недосолены, овощи прекрасны. Ее голос привычно нежен.

– Как день? – спрашивает Вера и делает глоток из бокала.

– Хорошо. Сегодня подписали новый контракт. Наверное, я похож на какого-то китайского идола – они снова без раздумий влили в нас кучу денег, – отвечает Глеб, отрезая кусок от стейка и пытаясь сделать вид, что ему интересен этот разговор.

– Поздравляю, – натягивает она улыбку.

Молчание. Стук столового металла о фарфор.

– Как твой? – спрашивает он, надеясь, что сегодня Вера не будет снова рассказывать, как в супермаркете ей нахамили на кассе, как в кафе ей посчитали три кофе вместо двух или как она устала от домашней скуки.

– Машина сломалась. Пришлось три часа прождать в кафе возле СТО. Но уже все в порядке.

И снова молчание, которое несколько лет назад им обоим показалось бы неловким.

– Я совсем забыл, – говорит Глеб. – У меня есть для тебя подарок.

– Нет, подожди. Сегодня мой подарок будет первым.

Вера встает из-за стола и направляется на кухню. Глеб видит, как перекатываются ее бедра. Они по-прежнему соблазнительны, как и тогда, при первой их встрече, но сейчас уже не пробуждают в нем такой трепет. «Она стала серой, – думает он. – Зарылась в домашней рутине, и здесь ее всегда сверкающие глаза превратились в два матовых камня».

Вера возвращается с тарелкой и бокалом:

– Я пригласила подругу, если ты не против.

Ему показалось, что ее глаза на миг сверкнули тем блеском, от которого раньше он становился одновременно робким мальчишкой и разъяренным хищником.

– У тебя появилась подруга? – заинтересованно спрашивает он. – Не ты ли всегда была убеждена, что женская дружба не лучше дружбы двух самцов бойцовской рыбки?

– У любого правила есть исключения, – произносит она, и его снова освещает блеском ее глаз. Он вспоминает, как его разразило этим блеском при первой их встрече.

Вспоминает, сколько подвигов он совершил, чтобы эти глаза сияли лишь для него. Как дрожало все его тело, когда она впервые прикоснулась к нему. Он ненавидит себя за то, что заточил эту драгоценность здесь, в кирпичной шкатулке, на последнем этаже в центре города.

– Боюсь себе даже представить ее. Наверное, какая-то феминистка с засаленными волосами и очками в толстой оправе.

– Скоро сам увидишь.

Раздается звонок в дверь.

– А вот и она. Я открою.

Он слышит смех в прихожей. Девушки заходят в гостиную. При виде гостьи его легкие словно наполняются водой.

– Познакомься, это Лили, – произносит Вера.

– Очень приятно, – отвечает Глеб, не в силах сдвинуться с места. Он смотрит на Лили, как подросток, только что увидевший вживую своего секс-символа. Она и вправду невероятна: в сексуальности Лили не уступила бы Монике Белуччи и Памеле Андерсон в их лучшие годы. Ее глаза – две синих льдины, лишенные малейших примесей, ее волосы – поле шелковой пшеницы, ее улыбка – солнце, взошедшее над океаном.

– Может, поухаживаешь за гостьей? – спрашивает Вера, заметив его смятение. Наверное, впервые она видит его озадаченным.

– Ой, конечно, – выпрыгивает он в реальность, встает, придвигает ей стул и наливает вина.

– Чем занимаетесь, Лили? – спрашивает Глеб с уже едва уловимым смущением.

– Я инструктор по фитнесу, – отвечает она, словно нарочно глядя ему прямо в глаза.

– Там мы с ней и познакомились, – говорит Вера. – После первой ее тренировки я думала, что смерть будет самым благоприятным исходом.

– Твоя жена недооценивает свое тело, – отвечает Лили. – У нее отличная предрасположенность к тренировкам. Позанимаемся еще месяца три, и можно будет брать медали на соревнованиях.

– Ты, как всегда, меня слишком много хвалишь, – отвечает Вера.

– А чем занимаетесь вы? – спрашивает Лили, поправляя волосы и скользя пальцами по шее.

– Мне кажется, вам уже пора перейти на «ты», – вмешивается Вера.

– Так чем ты занимаешься?

– Утопаю в стопках бумаги, цифрах и не очень искренних улыбках. Но тебе, наверное, и так это известно, раз уж вы так хорошо ладите?

– Какие же вы, мужчины, скучные, – подкатывает глаза Лили, и они с Верой улыбаются, переглянувшись. – Но ладим мы действительно хорошо.

– Очень не просто найти человека, в голове которого живут близнецы твоих мыслей, – говорит Вера, глядя на Лили.

– Вы точно работали только с ее телом? – спрашивает Глеб, бросая подозрительный взгляд то на одну, то на другую девушку.

– Физические нагрузки проясняют сознание лучше любого психолога, – отвечает Лили, и Вера улыбается, тыча пальцем в его сторону.

– Не твое ли это выражение? – спрашивает она.

– Да, но прислушалась ты именно к ней, – они оба смотрят на Лили, Вера с восхищением, Глеб с любопытством.

– Мне нужно в уборную, – говорит Лили. – Не скучайте тут без меня.

Она уходит, и он сдерживает себя, чтобы не посмотреть на ее отдаляющуюся фигуру.

– Восхитительна, правда? – спрашивает жена, когда они остаются наедине.

– Зачем ты позвала ее? – озадаченно смотрит Глеб.

– Мы стали слишком чужими, – произносит она, скрывая взгляд от его пытливых глаз. – С каждым днем в этом доме все меньше воздуха. Сколько мы еще протянем вот так?

– Разве ты не этого хотела? Мне казалось, что у нас все хорошо.

– Да, все стабильно хорошо. Настолько хорошо, что мы даже сексом теперь занимаемся только при выключенном свете.

– Я не могу понять, к чему ты клонишь?

– Не притворяйся слабоумным. Я знаю, что ты давно этого хотел.

В комнату входит Лили, цокая каблуками. Из одежды на ней лишь красное кружевное белье и чулки с подтяжками. Ее фигура безупречна с любого ракурса, ее кожа – мечта из рекламы солярия, ее взгляд способен сбить с ног самого крепкого защитника в американском футболе.

Он проваливается в бездну. Его жена подходит к Лили, и они сливаются в поцелуе.

Глеб накрывает голову руками, его мысли путаются, он неспособен сдвинуться с места. В своих фантазиях он часто представлял себе подобную картину. Сейчас эта картина ожила перед ним в гораздо более ярких красках, чем рисовало его воображение. Но есть что-то, что мешает ему встать и погрузиться в глубины страсти.

Девушки отстраняются друг от друга и смотрят на него. Взгляд жены нежен и страстен. Взгляд Лили беспощаден. Он встает, но не для того, чтобы броситься к ним. Он подходит к подоконнику и берет пачку Marlboro Gold. Три месяца воздержания от сигарет. Три месяца эта пачка лежала здесь как напоминание о силе его воли. Он открывает дверь на балкон и скрывается за ней, чиркая зажигалкой. Распахивая окно, он чувствует, как прохладный воздух ударяет в лицо. Вдыхая дым, он вглядывается в буйство вечерних огней мегаполиса.

Дверь позади него открывается. Глеб произносит, не оборачиваясь:

– Это плохая идея.

– Откуда ты знаешь, если даже не попробовал?

Он содрогается от голоса, ведь был уверен, что позади Вера, но это Лили. Она снова в одежде, но по-прежнему эталон сексуальности. Лили подходит к нему и, обнимая сзади, кладет руки ему на живот. Ее аромат взвинчивает его рассудок.

– Ты совсем обезумела? – отталкивает он ее. – Что ты здесь делаешь?

– Я скучала по тебе, – страстно произносит она, проводя пальцами по его щеке. – Ты не отвечаешь на мои звонки.

Глеб хватает ее руку и сдавливает в своей ладони.

– Где она? Она может нас услышать.

– Ты делаешь мне больно. Ты всегда любил делать мне больно, – говорит Лили, и в ее глазах страсть граничит с безумием. – Закрылась в комнате. Она у тебя такая ранимая. Не знаю, переживет ли она подобное. Так что лучше давай вернемся к ней и доведем дело до конца.

– Конец уже давно наступил, сколько раз тебе это повторять?

– Милый, но я же всегда получаю то, чего хочу. Ты ведь знаешь, что сопротивляться бесполезно.

Одной рукой он хватает ее за подбородок, впиваясь пальцами в щеки, другой берет за талию, прижимая к себе. Он целует ее, до крови кусая за губу.

– Вот видишь, милый, никто не устоит передо мной. Ты же сам это говорил.

Он берет ее за руку, и они вместе входят в прихожую.

– Подожди здесь. Сейчас я все улажу.

Глеб заходит в супружескую спальню. Вера лежит на кровати, отвернувшись.

– Ты меня ненавидишь? – спрашивает она заплаканным голосом.

– Нет. За что мне тебя ненавидеть?

Вера поворачивается к нему, и он видит ее потекшую тушь и волосы, которые теперь совсем растрепались.

– Я думала, тебе понравится мой подарок. Мне казалось, что, если я сделаю это для тебя, ты станешь прежним. Ты снова будешь смотреть на меня, как тогда.

– Похоже, мы почти угробили наш брак, раз докатились до такого.

– Думаешь, у нас еще есть шанс?

– Думаю, что если мы не попробуем, то будем жалеть до смерти и умрем с мерзко-угнетенными лицами.

– Не попробуем с ней?

– Нет, – улыбается Глеб. – Если не попробуем друг с другом.

– Но разве мы не пробовали?

– Значит, нужно пробовать по-другому.

– Ты знаешь как?

– Определенно.

Она улыбается. Не было еще ни одной ситуации, когда он не знал бы, что нужно делать.

– С чего начнем?

– С самого сложного – понять друг друга, открыться и рассказать всю правду. Если это не поможет, значит, мы действительно обречены.

– Хорошо. Можно я первая?

– Ты сегодня уже была первой, моя очередь.

– Я готова.

– Только это будет больно.

– Я готова.

– Я изменял тебе.

Вера отводит глаза в сторону и, легко покачивая головой, показывает, что ждала подобного, но ее кулаки все равно сжимаются.

– Я изменял тебе с ней, – показывает он на дверь. – Эта тварь вскружила мне голову. Я не смог устоять.

Вера отвешивает ему хлесткую пощечину, затем смотрит в глаза и бьет еще раз. Ее глаза пылают, извергая лаву, разражаясь молниями и ядерными вспышками.

Она встает, выбегает из комнаты и подбегает к Лили, которая сидит на стуле, вглядываясь в окно. Вера хватает за спинку стула двумя руками и тянет. Вино разливается по паркету, бокал звонко разбивается. Лили падает на пол. Вера пинает ее ногой, обливая ругательствами, хватает за волосы и тащит к выходу прямо по луже от вина. Наступая на стекло, она содрогается от боли, но продолжает начатое. Лили визжит и хватается за руки агрессора, впиваясь в них ногтями. Глеб смотрит на все это с совершенно бесстрастным лицом, хотя подобного от жены он точно не ждал.

Вера выволакивает Лили к двери и отпускает, собирая ее вещи. Та поднимается со страхом в глазах. Жена открывает дверь и замахивается на гостью, которая закрывает лицо руками. Теперь Лили уже не настолько сексуальна. Ее волосы растрепаны, макияж размазан, платье в пятнах от вина.

Вера толкает ее, и Лили падает за порогом. Вслед летят ее вещи.

– Убирайся! – кричит она, добавляя ругательств, и плюет в сторону Лили.

Дверь закрывается. Вера, прихрамывая, заходит в прихожую, оставляя на паркете кровавые следы. Когда она садится на стул, Глеб приносит аптечку и начинает обрабатывать ее ступню.

– У тебя тут небольшой осколок, – говорит он, извлекая стекло из ноги.

Молчание. Он промывает рану антисептиком и начитает бинтовать.

– Я тоже спала с ней, – произносит Вера. Он останавливается, закрывает глаза и тяжело выдыхает. Потом продолжает бинтовать ей ногу.

– Мы с ней спали с мужчиной, несколько раз.

Он продолжает бинтовать, не поднимая взгляд.

– Ты слышишь меня? – кричит она ему. – Слышишь меня хотя бы сейчас?

– Все скоро заживет, – говорит он, заканчивая с перевязкой.

Глеб уходит в коридор и приносит конверт.

– А вот и мой подарок, – произносит он. – Послезавтра мы улетаем на Бали.

Они смотрят друг на друга и начинают громко смеяться.

***

– Наконец-то счастливый конец, – радостно произносит Адам, закрывая книгу. – Осталась последняя глава.

Глава 5

Сегодня Адам снова встречает в палате доктора и медсестру. Медсестра забирает капельницу, когда входит мальчик. Они смотрят на него, улыбаясь.

– Мы тебя уже заждались, – говорит главный врач. – То, что ты делаешь, можно назвать чудом.

– Он просыпался? – с надеждой смотрит мальчик.

– Пока нет. Но его мозг начал реагировать на внешнюю среду.

– Другими словами, – говорит медсестра, – его сон теперь не настолько глубокий, и, если так пойдет и дальше, у него есть все шансы проснуться.

– Так что постарайся, – делает серьезное лицо главный врач. – На тебя все надежды.

– Я здесь ни при чем, – отвечает Адам. Ему совершенно не нравится, что они разговаривают с ним, как с маленьким. – Я просто читаю ему его книги.

– Тогда не будем тебе мешать.

Врач и медсестра уходят. Мальчик открывает книгу.

***

Рассказ пятый

Матвей и Мира выходят из дома и направляются к машине. Он держит ее под руку. Костюм сидит на нем идеально, как и на ней темное коктейльное платье. Вместе они смотрятся как парочка на красной дорожке открытия церемонии Оскар.

Такси премиум-класса – черная Toyota Camry. Водитель в костюме поочередно открывает им двери, и они проваливаются в мягкости кожаных сидений.

– Не волнуешься, что дети на целый вечер останутся без твоего присмотра? – спрашивает Матвей, поглаживая ее руку.

– С твоей мамой они в полной безопасности. Мне иногда кажется, что она способна в одиночку остановить даже ядерную бомбардировку.

– Когда вы уже поладите?

– Тогда, когда она наконец признает, что ты теперь мой.

Он хочет поцеловать ее в губы, но целует в щеку, чтобы не размазать помаду. Ему нравится алый цвет на ее губах и нравится ее новый парфюм.

– Ты думаешь, будет весело? – спрашивает Матвей.

– Тебе же всегда нравилось общаться с Глебом.

– С трезвым Глебом. А сегодня его день рождения, и это второй день в году, когда все его пороки обретают свободу.

– Вот видишь – скучно точно не будет.

Они подъезжают к ресторану. Сногсшибательная хостес даже не спрашивает, бронировали ли они стол.

– Пойдемте. Вас уже ждут, – говорит она, растягивая улыбку до самых мочек ушей.

Они следуют за стуком ее каблуков вверх по лестнице. Глеб набрасывается на Матвея, норовя раздавить в объятиях. Мира сдержанно целует Веру.

Стол накрыт на сумму, равную стоимости месячного рациона среднестатистического жителя города. Коллекционный виски, лобстеры, фуа-гра, трюфели.

«Глеб всегда был снобом, – думает Матвей. – А сегодня ему исполнилось сорок, и он наконец добрался до вожделенной ступени высшего общества».

– Ты должен это попробовать, – говорит Глеб, наливая виски в стаканы с узорчатыми гранями.

– А у тебя, похоже, появился вкус, – говорит Матвей, глядя на бутылку с оленем. Хотя островной виски всегда казался ему слишком резким.

Дамам наливают шампанское, и Матвей встает, чтобы произнести тост.

– Мой брат. Мы с тобой прошли не одно болото. Ты заменил мне того старого козла, который бросил нас в детстве. Вместе мы отмылись от грязи, и теперь от тебя пахнет совсем не как от простых смертных. Ты вскарабкался так высоко, что, боюсь, мне тебя уже не догнать. Я хочу выпить за то, что на этом пути ты не растерял своих принципов и не лишился любви к родным.

– До дна! – кричит Глеб.

Через два часа они поднимаются в бар. Жены уезжают домой, к детям, а мужчины продолжают погружение в беспамятство. Через три часа Глеб лишается адекватности. Матвей заводит его в уборную и умывает, пытаясь привести в чувство.

Пьяный Глеб шарит по карманам и достает пакетик с белым порошком.

– Давай, – говорит он почти нечленораздельно.

– Я не буду, – отвечает Матвей.

– Давай, я сказал.

Матвей заходит в кабинку и чертит на стеклянной полочке две жирных дороги, дробя их своей золотой картой. Потом скручивает сто долларов и, выходя, протягивает их Глебу. Тот исчезает за дверью кабинки, и Матвей слышит его глубокие вдохи носом. Выходит Глеб, держась за нос и вытирая раздраженные глаза.

– Ухх, – говорит он. – Как новенький. Ты будешь?

– Ты же знаешь, как я к этому отношусь.

– Очень зря. Товар чище, чем щелка девственницы.

Они возвращаются в бар. По одному и парами слетаются мотыльки и вороны, олицетворяющие высшее общество. Глеб здоровается с ресторатором, которому принадлежит это самое популярное среди местных кошельков место; целует в щеку певицу, возглавляющую песенные топ-чарты; обнимает мужчину, прикарманившего весь рынок металла в стране. Глеб представляет всем брата, и тот отвечает взаимностью на фальшивые улыбки.

Бармен наливает в два стакана островной виски. Ди-джей ставит «Feels» Кельвина Харриса, которая оказывается любимой песней Глеба. Он танцует, поднимая вверх стакан и занимая весь проход. Молодой амбал случайно задевает его, и виски разливается на пол.

– Ты хоть знаешь, сколько денег ты сейчас разлил? – кричит ему Глеб.

– Я добавлю, если тебе не хватит рассчитаться, – дерзко отвечает тот.

Они смотрят друг на друга, как боксеры перед боем. Глеб значительно ниже, и ему приходится задирать голову вверх.

Матвей подбегает и разнимает их. Он извиняется перед амбалом и забирает Глеба к бару.

– Ты себя бессмертным возомнил? – спрашивает Матвей.

– Бессмертным? Единственная его сила лишь в связях папы-чиновника.

– У него бицепс как твоя голова.

– С каких пор ты начал бояться качков? Ты же пачками их укладывал в колыбель в восьмиугольнике.

– Здесь не восьмиугольник.

– Да, обмяк ты, братец.

– Вот какой бес тебя вечно тянет вляпаться в какое-то дерьмо? Разве ты не можешь хоть один свой день рождения закончить без неприятностей?

– Ладно. Пусть живет, но если еще раз тронет меня, пускай сразу звонит своему папочке.

– Ты же знаешь, что его старик держит в своих лапах половину страны.

– Та знаю я, но это не мешает мне его ненавидеть.

Вечеринка достигает пиковой отметки. Певица демонстрирует толпе шпагат, а вместе с тем и свои шелковые трусики. Каждые полчаса Глеб исчезает в уборной, где убирает за раз по две белоснежные полоски.

Музыка становится громче. Певица стреляет глазами в поисках жертвы. Матвею все больше хочется домой. Но если бросить Глеба, день рождения, как всегда, закончится фейерверком, долго тлеющим в памяти. Как в прошлый раз, когда он разнес половину стриптиз-клуба лишь потому, что стриптизерша не захотела уехать с ним.

Виски, сигарета. Виски, сигарета. Виски, сигарета. Певица отвергает Глеба и скрещивает ноги на диване возле молодого амбала, демонстрируя теперь свои загорелые бедра.

Очередной поход в туалет, и глаза Глеба, кажется, вот-вот вывалятся. Рука амбала обхватывает талию певицы – Глеб опрокидывает двойную порцию виски. Амбал целует певицу – Глеб с грохотом переворачивает барный стул. Суета. Охрана выбрасывает Глеба на улицу. Матвей выходит за ним.