Сердце ледяного мира 2. Железные крылья

Через пару лет никто не мог предположить, что Ивор – крестьянский сын. Все считали его родственником Торвидов. Само семейство тоже относилось к нему как к родному. А когда Ивор задумал поступить в писарскую школу, замолвили за него словечко.

И вот, спустя несколько десятков лет, он как будто вернулся в родные места, где бранились и пускали в ход кулаки.

Ивор испугался, что прошлое со всей грязью доберется до него и обратно затянет в свою трясину. От таких мыслей все внутри похолодело. Нет! Только не это! Нужно убираться из этого гиблого места.

“Поговорю с Аимом и сразу уеду!”

Ночь на удивление прошла хорошо, хотя Ивор ожидал, что дверь взломают и комнату обчистят.

Он проснулся до того, как разгорелся Сангар. Небо за окном наливалось глубоким лиловым цветом, будто гигантский синяк, а небесные линии напоминали тонкие вены и жилы. Ивор протер глаза и посмотрел на дочь. Она тоже не спала: сидела в постели, обняв себя за колени, и смотрела то ли на ножку стола, то ли на край одеяла. По крайней мере, так казалось. Ивор же был уверен, что на самом деле Алин воспринимала реальный мир лишь как фон. Или не воспринимала совсем.

Ивор умылся, причесался, оделся и спустился на первый этаж. Вместо вчерашнего мужчины за стойкой клевал носом парень. Такой же крупный, с красными щеками и россыпью прыщей на лбу и подбородке. Наверное, сын хозяина.

Парень дернулся во сне, разлепил глаза и уставился на Ивора.

– Вам чего? Еще не время завтрака.

– Срать на него, – ответил Ивор и сам испугался грубости, которая слетела с губ.

Все-таки это место разъедает все манеры и вытаскивает на поверхность темную часть души.

– Я хочу узнать, где живет Аим. Мне нужно с ним поговорить.

От этого имени парень вздрогнул, словно ему залепили пощечину, оглянулся и с прищуром посмотрел на Ивора.

– Таких у нас не водится!

– Э-э-э… ну мне сказали, что я могу найти его здесь, – растерялся Ивор.

– Кто сказал? – злобно прошипел парень.

– Какое дело, кто сказал. Мне нужно с ним поговорить!

Между ними словно трещали молнии и зарождалась буря. Если ее не остановить, кто знает, чем она закончится. Может, перепалкой, а, может, и мордобоем.

Ивор упёрся ладонями в стойку, наклонился к лицу парня и зашептал:

– Если скажешь, где найти Аима, я хорошо заплачу.

В подтверждение своих слов Ивор достал из мошны серебряную монету, подкинул ее ногтем, поймал и положил на стойку, накрыв ладонью. Парень жадно уставился на пальцы Ивора, а затем тяжело сглотнул.

– Ладно, – произнес он мягче и добрее. – Аима вы у нас не найдете. А если не хотите навлечь на себя гнев войта и Око, то не произносите его имя в деревне.

– Почему? – удивился Ивор.

Сердце глухо и испуганно забилось в предчувствии чего-то плохого.

Парень бросил взгляд на пальцы Ивора, которые закрывали монету, облизнулся. Затем оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, и зашептал:

– Аим – эллад, а наш войт пару лет назад стал ярым поклонником Всевидящего. Сам перешел в новую веру и всех нас тоже заставил. И буквально на следующий день началось великое очищение, как сам он это называл. Он собрал всех элладов, что здесь жили… их было немного. Аим, да женщина с девицей. Добрые такие. Зла никому не делали. Наоборот, старались помочь: где советом, где целебной настойкой… Они и меня от смерти однажды спасли. Я так захворал. Думал, копыта откину, но…

– Давай дальше про Аима, что с ним случилось? – оборвал его Ивор.

– Ах да… повесили их всех.

Ивору показалось, что он неправильно понял слова парня, поэтому переспросил.

– Да, повесили, – подтвердил парень. – На главной площади собрали их всех. Обвинили в колдовстве и повесили.

– А как давно это произошло? – запинаясь, спросил Ивор.

– Давно: года два назад или даже два с половиной.

От этих слов Ивору показалось, что на какой-то миг он перестал жить. Надежда, с которой он ехал сюда, оборвалась, и все полетело в пропасть. Не было ни мыслей, ни эмоций.

– Но у меня дочь… болеет, – слова путались, не желая складываться в длинные осмысленные предложения. – Потому нас и отправили к Аиму.

Парень сжал губы и пожал плечами, мол, «очень жаль, но ничем не могу помочь».

Ивор невидящим взглядом уставился на что-то. Как быть дальше? Как вылечить дочь? Что же делать?

– Если Вы добавите еще монету, то я кое-что расскажу. – Парень хитро посмотрел на него.

Ивор убрал руку с серебряника, залез в мошну и положил на стойку еще один Рут. Парень тут же схватил деньги и спрятал их в карман штанов.

– Я знаю хорошего лекаря, который учился у него. Правда, он не эллад, а человек, но все же. Возможно, он сможет чем-то помочь вашей дочери.

– Как его найти?

– Он бежал, когда схватили элладов, и перебрался в Лаехнрад, город на северо-западе. От Хельма дня три пути.

Появилась новая надежда. Правда, она была какой-то хрупкой и зыбкой. Вряд ли этот ученик Аима чем-то поможет Алин, тем более, он человек, а не эллад. Что он может? Дать корешки? Сделать настойки? А если дочери нужна магическая помощь? Знает ли этот ученик нужные заклинания? Но все же это лучше, чем ничего. Ивор решил, что он съездит в Лаехнрад и все выяснит.

– Благодарю. Мы, пожалуй, не будем тогда здесь задерживаться и отправимся в путь.

– Отец сказал, что вы оплатили две ночи, а провели только одну. Если хотите уехать сейчас, ваше право, но оплата не возвращается!

Ивор махнул рукой. Он был готов доплатить, лишь бы оказаться подальше отсюда.

***

На ночь Ивор с дочерью остановились в постоялом дворе. Он выглядел получше таверни в Ели: двухэтажный каменный дом с флюгером в виде кота. А настоящий рыжий кот растянулся на широких перилах лестницы.

Внутри пахло свежеиспеченным хлебом. Факелы на стенах разгоняли ночную темноту. В широком камине потрескивал огонь. Возле него на высоком стуле сидел музыкант – немолодой мужчина с длинными волосами, перетянутыми кожаной лентой. Колесная лира, что лежала у него на коленях, выводила грустную и тягучую, как сама жизнь, мелодию. Низкий голос с легкой хрипотцой пел:

Расскажу о прекрасной земле,

Что снится часто мне во сне,

Там леса шумят и травы цветут,

Там широкие дороги ведут меня в путь.

И так славно пел, что Ивор остановился, заслушался. С таким же упоением слушали музыканта и немногочисленные постояльцы. Голос и звучание лиры успокаивали и завораживали. Казалось, что все проблемы отступили, стали неважными, а Ивор сам будто покинул эту бренную землю и соприкоснулся с чем-то прекрасным.

И на чужбине, в другой стороне

Я буду мысленно возвращаться к тебе,

Такая прекрасная родная земля.

Музыкант в последний раз прокрутил ручку лиры, тронул клавишу. Последние ноты еще недолго звенели в воздухе, а затем растворились. Народ зааплодировал. Он поднялся, взял шапку, на которой сидел, и стал обходить постояльцев. Ивор подал несколько Сольт. Стыдно было бы не подать за такую проникновенную песню.

– Я хочу снять у вас две комнаты, – обратился Ивор к хозяину постоялого двора – полному мужчине с усами-щеткой.

– Никаких проблем, – радостно проговорил он, вытирая руки полотенцем.

Комната в постоялом дворе тоже выглядела чище, да и приятнее, чем в Еле. На полу даже лежал ковер. Правда, не новый, кое-где потрепанный, но все же. Ивор от свечи, что дал ему хозяин постоялого двора, зажег свечи в настенных бра возле широкой кровати. Затем усадил Алин на стул у письменного стола.

– Я скоро вернусь, – сказал он дочери, не ожидая ответа.

Ивор заказал себе ужин. В трактире он нашел своего возничего. Тот сидел с кружкой браги и слушал музыку. Теперь же музыкант пел о девице с голубыми глазами и золотыми лентами в волосах.

– Как тебе местная бражка? – поинтересовался Ивор, подсаживаясь.

– Не дурна, – кивнул возничий. – Не ожидал, что в такой глуши будут так чу́дно варить.

– Пожалуй, и себе ее закажу, – усмехнулся Ивор.

Ужин подали быстро. Золотистая корочка зраз блестела от жира. Ивор втянул сочный мясной запах и вилкой разломал одну. Внутри пряталось мелко нарезанное яйцо вперемешку с сыром и зеленью.

Впервые за долгое время Ивор ел с таким аппетитом, что едва не откусил себе язык. То ли еда была настолько вкусной, то ли сказались тяжелые дни и переживания, то ли так влияла музыка. Для себя Ивор решил: когда вернется домой, наймет музыканта, чтобы он играл на всех трапезах.

После ужина стал вопрос, как накормить дочь. Похлебка в Ели вряд ли сбила даже голод. Ивор заказал для Алин кружку с водой и то же самое блюдо, что и себе. За доплату в пару Сольт трактирщик разрешил принести тарелку в комнату.

Ивор поставил на письменный стол тарелку и, натянув фальшивую улыбку, с которой многие родители обращаются к неполноценным детям, радостно воскликнул:

– Принцесса, ужин!

Алин, конечно, не отреагировала. Ивор взял ее руку, вложил в пальцы вилку. Он так и не понял, на что надеялся, только если на чудо. Его не произошло. Дочь сидела, держа прибор, и не шевелилась. Ивор тяжело вздохнул. Ладно, попробуем по-другому. Он забрал вилку, подцепил немного пюре и положил дочери в рот. Закрыл его, легонько нажав под нижней челюстью.

Алин съела все пюре, а вот кусочком зраз подавилась. Пришлось разжевывать мясо, а затем отдавать его размягченным. Ивор почувствовал себя мамой птицей и по-детски захихикал от этой мысли. Напоить Алин удалось точно так же, как и накормить: Ивор наливал небольшие порции воды ей в рот, закрывал нижнюю челюсть и ждал, пока дочь все проглотит.

После ужина Ивор отнес посуду в трактир, переодел Алин в ночное платье, сам переоделся и затушил свечи.

Уснул он мгновенно. Видимо, так на него благотворно сказалась приятная атмосфера постоялого двора и вкусная еда.

Снилась дорога. Широкий, выложенный красноватым камнем тракт разрезал лес. Ивор шел по нему, сам не зная, куда держит путь. Камни холодили босые ноги. Над головой синело небо. Чистое, как слеза девицы. Птицы щебетали в кронах деревьев, перескакивали с ветки на ветки. Елки иногда так близко подступали к дороге, что приходилось отодвигать их пушистые лапы. Лес выглядел приветливым. Интересно, в нем водятся иллиды? Ивор огляделся, но не увидел ни одного монстра. Это хорошо, потому что без лошади от них далеко не убежишь. В ночном платье было прохладно, Ивор ежился и задавал себе вопрос, почему не оделся.

Вскоре он вышел на опушку и остановился от удивления. Перед ним раскинулась лужайка, покрытая зеленой травой, среди которой виднелись желтые, красные, синие и белые пятна, будто кто-то пролил краску. Ивор дотронулся пальцами ног до травы и ощутил ее мягкость. Не то, что в Лаерде: желтая, сухая и колючая.

Аккуратно, словно боясь что-то сломать, Ивор ступил на зеленый бархат, ощущая, как травинки приятно щекочут кожу. Он ступил второй ногой на полянку и почувствовал, как его душа поет от счастья. Захотелось бегать и смеяться, широко раскинув руки. И он бегал, смеялся, будто ребенок. Нагнулся, чтобы посмотреть на странные цветные пятна, и с трудом узнал цветы. Ивор видел их в старых книжках, которые рассматривал на службе у князя.

Это цветы! Неужели?! В каком чудно́м месте он оказался? Это явно не Лаерд и даже не княжество Етрэй. Ивор нахмурился, что-то тревожное зашевелилось в груди, но быстро испарилось. Это место словно было создано для радости и счастья и не терпело плохих эмоций. Ветер, такой прохладный в лесу, стал теплым и ласковым. Ивор нарвал целую охапку цветов. Нужно принести их Алин. Вот она обрадуется!

Над полянкой поплыл запах свежеиспеченных пирогов. Ивор осмотрелся, пытаясь понять, откуда он появился, и заметил недалеко от себя, хотя мгновение назад там ничего не было, в этом Ивор мог поклясться, небольшой крестьянский дом: соломенная крыша, расписные наличники, резные причелины. У порога росло дерево, сплошь покрытое бело-розовыми цветами. Окна в доме были распахнуты, а на подоконнике красовались сочные горячие пироги.

Будто завороженный, Ивор пошел к домику, крепко сжимая сорванные цветы. В окне он заметил женщину, да такую красивую, что на миг замер, а сердце забилось быстро-быстро. Густые темные волосы незнакомки струились по спине и плечам. Зеленое платье в мелкий белый цветочек облегало пышную грудь, а тонкий коричневый пояс подчеркивал точеную талию. Короткие рукава открывали белоснежную кожу рук. Ивор впервые видел такой наряд и еще раз убедился, что это не его мир.

Хозяйка дома заметила его, махнула рукой, мол, подожди. Скрипнула входная дверь, и сказочная женщина вышла на крыльцо.

– Здравствуй, – произнесла она.

Ивор растерялся и протянул ей собранный букет.

– Это вам!

Женщина приняла цветы, вдохнула их запах и прижала к груди.

– Благодарю, – улыбнулась она. – Как тебе у меня в гостях? Нравится?

– Да, очень. Тут чудесно! Я никогда не видел столько красок.

Женщина смущенно опустила взгляд.

– Ивор, я рада, что тебе здесь нравится.

– Откуда вы знаете мое имя? – опешил Ивор и нахмурился.

Но чудесное место вновь развеяло его подозрительность и наполнило таким теплым чувством, которое может испытывать только маленький ребенок, сидя на руках у матери.

– Я знаю не только твое имя, но еще и много чего. Я знаю, что с твоей дочерью произошло несчастье, и ты делаешь все возможное, чтобы помочь ей.

От ее слов Ивор вспомнил Алин, и грусть затопила его сердце. На этот раз место почему-то не избавило его от этой эмоции, а, наоборот, как будто усилило.

– Твоя дочь чудесная и добрая девушка, – произнесла женщина. – А твои усилия вызывают восхищения. Ты честен и искренен в своих мотивах. И я могу помочь Алин. Освободить от страха, что сковал ее разум.

– Я буду вам благодарен за это до самой смерти! – воскликнул Ивор.

Женщина одарила его ласковой улыбкой, а затем подошла к дереву у порога и коснулась ветки. Цветы, что росли на ней, стали осыпаться. На их месте появились плодовые почки. Они росли, набухали, круглели, превращаясь в сочные яблоки. Когда они налились и покраснели, женщина сорвала одно. В ее руке плод стал быстро сохнуть, чернеть и распадаться. Мгновение, и в ладони лежали продолговатые темно-коричневые косточки. Женщина протянула их Ивору.

– Возьми и дай их дочери. Они помогут.

Полянка, дом, дерево, женщина таяли, превращаясь в виде́ние. Цвета тускнели, белели, становясь все призрачнее и призрачнее. Ивор дернулся и проснулся.

Ночная темнота не была такой плотной, утренний свет наполнял ее. Линии тусклыми гирляндами висели в темно-фиолетовом небе. Где-то далеко пела одинокая птица. Она то заводила свои трели, то резко замолкала, будто сомневалась, а не рано ли еще.

Какой странный сон ему приснился! Он казался таким реальным, будто все было взаправду. Зеленая трава, полевые цветы! Ивору чудилось, что он до сих пор ощущает их аромат, словно сам пропитался этим запахом и теперь благоухает.

Он поднял руку, чтобы понюхать кожу, и обнаружил, что пальцы сжаты в кулак. Ивор разжал их и дернулся от неожиданности. На ладони лежало три продолговатых зернышка. Такого не может быть! Это виде́ние?! Дотронулся до семечек. Самые настоящие!

Ивор опять сжал кулак и упал на подушку. Не может быть, чтобы вещи из сна переносились в реальный мир! Или это был не сон? Где же тогда он побывал?! Ответов на эти вопросы не было. Ивор вспомнил женщину, что дала ему зернышки. Темные волосы, голубые глаза, зеленое платье. Такое ощущение, что он уже видел ее, вот только где и когда? Ладно, сейчас это не столь важно. Что говорила незнакомка? Что эти зерна помогут вернуть дочь?

Ивор посмотрел на Алин. На миг показалось, будто она лежит и смотрит в потолок этим страшным невидящим взглядом, но глаза дочери были закрыты, грудь равномерно поднималась и опускалась. Она выглядела совершенно нормальной. Вот разбуди ее сейчас, и она потянется, улыбнется, скажет: «Доброе утро». Ивор взглянул на зернышки на ладони, снова на дочь и тяжело вздохнул.

Он не решился дать их Алин. Голос разума подозрительно спрашивал: “Откуда взялись семечки? Вещи не могут перемещаться из мира сновидений в реальность! А даже если и так, то можно ли верить той незнакомке? Ивор, ты разумный человек!”

Ивор положил семечки на прикроватный столик и тяжело вздохнул. Он не знал, как поступить.

– Ладно, – пробормотал он себе под нос, поднимаясь с кровати и направляясь к шкафу, в котором висел его жупан. – Пока не буду давать их дочери, но и избавлять от них тоже не буду. Пусть полежат, никуда не денутся. – Ивор завернул семечки в носовой платок и засунул его в мешочек с монетами. – Нужно хорошенько все обдумать и решить, как поступать.

Глава 4 Дариан

Время. Теперь оно главный враг. Каждый час, каждая минута отдаляла его от Ивора. Дариан пытался сосредоточиться на повседневных делах, но всякий раз мысли возвращались к беглецу. Где он сейчас? В каком постоялом дворе остановился? Вдруг ему уже удалось скрыться так далеко и глубоко, что никакими способами не найдешь? Эти волнения приносили опасную злость на Око. Если бы в Главном Доме быстрее среагировали б на его письма… Если бы Ясновидящий раньше отправился б в Лаерд! Если бы… Там все устроено неправильно! В Доме сидят глупцы, которые не видят дальше собственного носа. Разве Всевидящий этого не замечает?!

Дариан пугался этих мыслей. Спешно осенял себя священным символом.

– Избавь меня, Бог, от дурных мыслей и помыслов. Я всего лишь рупор слов твоих, которые ты передаешь своему Пророку, – шептал Дариан. – Я всего лишь человек и только с твоей помощью, о, Всевидящий, могу сопротивляться колдовскому туману, что рождает в моей душе злость и ненависть. Открываю перед взором твоим свое сердце и душу. Я поле, которое ты пашешь, и из которого выкорчевываешь сорняки.

Самое ужасное, что мысли об Иворе вторгались в молитвы. Утренние и вечерние. Дариан ловил себя на том, что его разум блуждает далеко от Всевидящего. Тогда Оратор бил себя по щеке, будто хотел привести себя в чувство, а потом еще сильнее прогибался в пояснице, вскидывал руки и молился. Громко. Отчаянно. Со слезами на глазах.

Проклятый Ивор! Прокляятый колдун! Он не мог уехать из Лаерда, не нагадив. Он утащил с собой мысли Дариана и заронил колдовские семена в его душу. Наверное, сидит сейчас где-то в номере на постоялом дворе, видит, как Оратор страдает, и смеется. Смеется. Смеется!

Дариан от злости и безысходности скрипнул зубами и ударил себя ладонью по щеке. Соберись! Он посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним. Ровным почерком на нем был написан только один абзац проповеди. Всего лишь один абзац! За несколько часов!

– Ничего, я смогу противостоять тебе, – прорычал Дариан, смотря на стену, но мысленным взором он видел там физиономию Ивора. – Я сильнее твоих колдовских чар. Я искореню их в себе с помощью Всевидящего, молитв и силы духа!

Дариан набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул, чувствуя, как наполняется уверенностью. Он не один!

Придвинув свечу поближе к бумаге, Оратор перечитал написанный абзац, пытаясь вернуть ускользнувшие мысли. Осенин, хотя Око называло этот день Восхвалением и благодарением Всевидящего, уже завтра, и проповедь к празднику должна быть великолепной. Праздник – это время напоминания людям о том, что они смогут собирать такие урожаи, что навсегда забудут о голоде, когда Всевидящий вернет весну.

Дело шло медленно и со скрипом. Написав еще несколько предложений, Дариан понял, что его задумки не хотят облачаться в слова и предложения. Оратор опустил перо в чернильницу и откинулся на спинку стула. Проклятье! Тысячу раз проклятье!

– Не идет? – поинтересовался женский голос.

Дариан вздрогнул и обернулся.

– Ох, Берта, не ожидал тебя здесь увидеть! Никак не ожидал!

– Я тихенько зашла и старалась вам не мешать, – улыбнулась женщина, сметая с обода костровой чаши золу.

– Совсем не идет проповедь, – пожаловался Дариан. – Вроде и мысли есть о том, какие темы хочу поднять, а вот, связного текста не получается.

– К сожалению, я не знаю, как вам помочь, – вздохнула Берта. – Я грамоте не обучена и совершенно не умею писать проповеди, но я верю в вас. – Женщина смела сажу обратно в костровую чашу, спрятала метелочку и подкинула в огонь небольшое поленце. – Знаете, мне очень нравятся ваши проповеди. Особенно в последнее время. Они такие смелые и искренние, хотя и простые.

– Простые?

Берта кивнула, а потом, видимо, испугалась, что это оскорбило Оратора, потому что спешно добавила:

– Я имею в виду, что они понятные. Раньше проповеди были как песок в воде. Вроде много набираешь, а он сквозь пальцы уходит, оставляя на ладонях лишь несколько песчинок. Раньше я много сомневалась, правильно ли я что-то поняла или неправильно. А сейчас все… – Берта задумалась над словом, но, похоже, не нашла лучшего и повторила: – Понятные.

– Спасибо, Берта, – выдавил улыбку Дариан.

Он чувствовал, что это важные слова, только пока не мог понять почему.

– Хотите чаю?

Оратор кивнул.

Пока женщина готовила чай, он поднялся на второй этаж и посмотрел в круглое окошко. Оно как раз выходило на одну из дорог, которая вела из Лаерда. На ту, по которой уехал Ивор. Где он сейчас? Дариан попытался вспомнить карту княжества, которая висела в школе писцов, где он учился лет пять назад. В простонародье эту улочку называли «Дорога на Ель». После этой деревушки дорога вроде раздваивалась, одна – вела в Хельм, а другая – к северо-восточному форту, а затем в княжество Сол и заканчивалась в крупном северо-восточном городе Дан. Получается, Ивор может быть… Да где угодно! Может отправиться в Хельм, а там по главному тракту добраться до Хитенского королевства. Или же скрыться в княжестве Сол. Время на то, чтобы его поймать, стремительно тает.

Дариан скрипнул зубами. Водоворот мыслей утаскивал его на дно. Нужно было спасаться, пока из глубины не поднялись чары!

Быстрым шагом Оратор подошел к вешалке и схватил тулуп.

– Куда вы? А чай? – выкрикнула Берта.

– Извини. Потом.

Дариан пересек молитвенную часть Дома. На коврах молились несколько человек.

Небо хмурилось. Тучи наползали друг на друга, будто гигантские грязные льдины. Ветер, подобно рассердившемуся барину, остервенело стегал несчастных плеткой. Оратор, втянув голову в плечи, направился к своему дому. К счастью, жил он напротив.

Скинул в сенях ботинки с тулупом, заскочил в избу и, не переодеваясь, упал на колени. Выгнув спину, зашептал молитву.

Проклятый Ивор! Проклятое колдовство! Как достать этот морок из своего разума? Из своего тела?

Дариану показалось, что под его кожей клубится туман чар. Течет вместе с кровью по венам. Одурманивает душу. Дариан стянул рубаху и осмотрел свою грудную клетку. Эта дверь для Всевидящего, а не для колдовства. Оратор царапнул себя и скривился. По коже чуть выше сосков растянулись четыре белые полосы, постепенно наливаясь красным. Дариан царапнул себя еще раз. И еще раз. И еще.

Грудная клетка горела. Кожа ныла и свербила, но боль рассеяла колдовской туман. Злость, ненависть растворились, словно их никогда и не было, а сердце наполнилось спокойствием. Дариан поднял глаза, мысленным взором рассматривая не потолочные балки, а лицо Всевидящего. Оно было добрым, но в то же время строгим, как у отца, который отлупил розгами сына за шалость. Страдая душой за любимое чадо и чувствуя его боль, он точно знал, что наказание это было во благо.

– Спасибо тебе, Всевидящий, – прошептал Дариан. – Благодарю, что ты подсказал мне способ, как не давать колдовству пустить корни мне в душу и сердце.

Оратор обвел себя священным символом и поднялся. Впервые за последние несколько дней он чувствовал себя спокойным и уверенным, а еще свободным и сильным.

Он вернулся в Дом и выпил с Бертой чаю. Она жаловалась на свои проблемы, на маму, которая в последнее время становилась все слабее и слабее; на свои страхи, что скоро останется совсем одна. Оратор положил руки ей на плечо и твердо сказал:

– Берта, дорогая, ты не одна! С тобой всегда рядом Всевидящий. Он поможет тебе, наполнит тебя силами.

– Да, да, я знаю, – женщина смахнула слезинку и всхлипнула. – Но…

– И у тебя еще есть я. Я тоже буду тебе помогать. Хочешь, я напишу в Дом и попрошу, чтобы тебя сделали послушницей. Тебе повысят жалование на несколько Сольт, и ты всегда найдешь работу в любом из Домов. Даже если в Лаерде сменится Оратор, то ты все равно будешь продолжать здесь работать…

– А почему в Доме должен смениться Оратор? – испуганно произнесла девушка и всхлипнула. – Вы собираетесь нас покинуть?

Дариан задумался. Он знал, что после Осенина отправится за Ивором, но понятие не имел, чем закончится его погоня, вернется ли он в Лаерд. Пугать Берту не хотелось, как и лгать ей.

– Я собираюсь уехать ненадолго по делам, но все равно место Оратора здесь остается за мной. Я говорю про будущее. Может, мне дадут новый сан или Великий Дом решит меня перевести в другое место… Я не знаю. Всякое может случиться. Я бы хотел остаться тут с вами, но, к сожалению, это не в моей власти. Единственное, я могу позаботиться о твоем будущем, чтобы оно было у тебя… – Оратор запнулся, не зная, какая слово подобрать. – Просто чтобы оно было у тебя, несмотря на то, что может произойти.