Сердце ледяного мира 2. Железные крылья

Он переживал за маму, за Мириам. Переживал за людей, которые шли на холмы танцевать и праздновать Осенин и не подозревали о надвигающейся опасности.

– Может и нет никакой опасности?

Но внутренний голос шептал, что он ошибается. Эйнар не мог даже представить, зачем туда летела гигантская птица, да еще и с валуном в когтях.

И словно в ответ на его мысли со стороны деревни раздался удар такой силы, что содрогнулась земля. Эйнар со всех ног рванул в Лаерд. Если он бросит маму и сестру в беде, не поможет им, то будет чувствовать себя убийцей. Одно дело уйти, зная, что родные в порядке, а совсем другое, когда они нуждаются в помощи.

Раздался еще один грохот. За лесом над деревьями взвилось пламя, стволы сосен окрасились в багрово-оранжевый цвет. Эйнар бежал на пределе сил. Сердце колотилось от страха и гнева, а в голове бились только две мысли «мама», «Мириам». Впервые Эйнар пожалел, что построил убежище так далеко от дома.

Одна из птиц опустилась на дорогу, которая вела в Ель. Эйнар спрятался за толстым стволом дерева. Сердце глухо стучало. Дыхание с шумом вырывалось из груди, а в голове звенело. Эйнар испугался, что его могут заметить, поэтому закрыл рот с носом ладонью и медленно втянул воздух. Ты – охотник, а они жертвы. Будь тихим и незаметным. Помни, ты – охотник.

Дыхание и сердцебиение замедлялись. Эйнар ощутил, как его окутывает уверенность и спокойствие. Он выглянул из-за дерева. Птица действительно была сделана из железа. Искусно вырезанные перья на крыльях, через узоры на шее, похожи на вязаные салфетки, были видны какие-то механизмы. Человечки, мелкие, будто дети, бегали по спине птицы и скатывались по опущенному хвосту.

Эйнар сжал меч и перебежал к другому дереву, что росло поближе. Человечки, зажав в руках какие-то трубки, побежали в деревню, но несколько осталось. Они важно ходили возле лап птицы и о чем-то переговаривались. Эйнар перебрался за дерево, которое росло почти у самой дороги.

Это были не дети. Несмотря на маленький рост, под кожей виднелись переплетения тугих мышц. Да и выглядели нападавшие очень странно. То ли человек, то ли свинья. Копытца, как у свиней, пяточки на полморды. У одного изо рта торчал клык, будто у дикого кабана. Тела существ покрывала бурая шерсть.

Полусвины.

Один из напавших обошел лапу птицы, присел на корточки и стал что-то рассматривать на земле. Он был так близко и не подозревал об опасности!

«А этот полусвин – глупый, как пень», – мысленно рассмеялся Эйнар.

Эйнар тихо приблизился к врагу. В последний момент существо почуяло опасность, подняло морду, но не успело даже и хрюкнуть, как лезвие меча отрубило ему голову. Пришелец завалился набок. Бурая, будто грязная, кровь потекла в ложбинках между дорожными камнями.

Эйнар спрятал тело за пальцем птицы, а сам притаился за ее лапой и стал наблюдать за вторым полусвином. Тот прошелся туда-сюда. Что-то произнес. Хрюкнул. Остановился. Если бы захотел, Эйнар мог бы почесать его по обвислому уху. Но вместо этого вытащил бечевку, которой подвязывал тулуп, и перехватил ею шею полусвина.

Тот дернулся, его пальцы заскребли по удавке, пытаясь ее ослабить. Полусвин старался что-то крикнуть, но издавал лишь хрипы. Эйнар затянул бечевку. Глаза врага закатились, и он начал оседать. Еще чуть-чуть и поганый дух покинет это нелепое тело. Но не сейчас.

Эйнар ослабил давление, ухватил полусвина за его тонкие плечи, перекинул через железный палец и повалил на землю.

– Кто ты такой, леший тебя побери? Что ты здесь забыл? – прошипел Эйнар, ставя колено ему на грудь и прижимая лезвие к его шее.

Полусвин смотрел на него широко раскрытыми глазами. Удивительно, их радужка была бледно-голубой и, казалась, затянутой белесой пеленой, будто туман клубился над водной гладью. Всплыли легенды, в которых горный народец чудь называли белоглазыми, как раз за странную бледную радужку.

Эйнар тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас нужно сосредоточиться на пленнике.

– Зачем вам нападать на мою деревню?

Полусвин что-то прохрюкал.

– Я не понимаю тебя, уродец. Говори по-человечески.

Но полусвин опять произнес что-то на своем, а затем его когти впились Эйнару в руку. Боль на мгновение ослепила. Пленник, видимо, захотел воспользоваться секундным замешательством и попытался вылезти из-под колена.

– Ах, ты, страхолюдина белоглазая! – прошипел Эйнар, чувствуя, как его накрывает ярость, и со всей силы вдавил лезвие меча в шею полусвину. Тот захрипел, дернулся и затих. Кровь толчками полилась на серые камни.

– Так тебе и надо, тварь!

Злость клокотала внутри. Эйнар проткнул мертвеца. Еще раз. И еще. И еще.

Когда он очнулся, от тела полусвина осталось лишь кровавое месиво. Эйнар тяжело выдохнул и вытер лоб тыльной стороной ладони. Злость, что недавно горела в груди, немного поутихла, будто кровь притушила ее, залив кострище.

Эйнар осмотрелся и как будто с трудом смог понять, где он находится. Шумели деревья. Огонь гигантской стеной поднимался над домами и лесом, окрашивая мир в багровый цвет.

Мама. Мириам. Нужно спасти их!

Эйнар вытер о повязку полусвина клинок, положил его в ножны и побежал в деревню. Вокруг горели дома. Воздух дрожал от жара. Люди пытались убежать от напавших, кричали. Кто-то прятался под перевернутой телегой. Кто-то явно сошел с ума и просто ходил кругами, что-то бормоча под нос. Берта стояла на коленях возле разрушенного Дома и прочитала. Мужчина сидел под деревом, обняв колени, и раскачивался. Его не волновало, что крона превратилась в яркий пылающий факел.

Мимо Эйнара пробежала женщина в ярком праздничном платье и с лентами в волосах. Вдруг она ойкнула и повалилась на землю.

– Что с вами? – Эйнар бросился к ней и заметил в ее плече тонкую иглу.

Вытащил двумя пальцами и осмотрел. Длинная, острая, немного расширяющаяся к концу. Что за леший это такое? Что у них за оружие?

Эйнар обернулся и увидел на крыше наполовину разрушенного дома полусвина. Пришелец держал в руках небольшую, толстую трубочку.

– Ах ты, тварь! Я тебе сейчас! – воскликнул Эйнар, обнажая меч.

Полусвин оказался быстрее. Он выставил трубочку вперед, и в следующее мгновение Эйнар ощутил, как что-то впилось ему в лоб.

Перед глазами все поплыло. В голове зашумело. Эйнар сделал шаг по направлению к дому, на крыше которого сидел полусвин. Мир пошатнулся и раздвоился. Еще один шаг. На свином рыльце пришельца отразилось удивление. Существо снова направило на него странную трубку. Еще один шаг. Ноги дрожали, будто мышцы превратились в веревочки. Подогнулись. Эйнар упал на колени. Враг опустил трубочку и внимательно посмотрел на него. Картинка перед глазами качнулась, словно маятник. Горящий дом уплыл вниз, открывая взору темное, закованное в тучи, небо.

Эйнар ощущал холод камня, на котором лежал. Звуки, крики, похрюкивания напоминали волны: они, то обрушивались на сознание, затапливая его, то отступали, превращаясь в легкий шум.

Давай, борись! Вставай! Ты не должен поддаваться! Эйнар закрыл глаза и мысленно попытался вынырнуть из наплывающих волн. Ты должен быть сильнее! Море все еще качало сознание, но он чувствовал, что внутри что-то прояснилось, стало четче и как будто холоднее.

Вокруг бегали люди, полусвины. Летели иглы. Собрав все силы, Эйнар перевернулся на живот и попытался встать, но руки были слишком слабыми. Он рухнул. Больно ударился скулой о камень. Леший тебя побрал!

Злость подобно пожару зарождалась внутри. Она бежала по нервам, обжигала легкие, горела в мышцах. Она дарила силу. Эйнар попробовал еще раз подняться. На этот раз руки выдержали. Он сел на колени и оглянулся. Дом, на котором раньше сидел враг, догорел, и теперь на фоне оранжевого пламени вырисовывался черный обугленный скелет. Многие люди, как подбитые, валялись на земле. Вокруг ходили нападавшие, будто хозяева возле скота: пинали лежачих по ногам, трогали за шею, видимо, проверяя, дышат те или нет. У одного полусвина был в руках хлыст, которым обычно погоняют коров. Он взмахнул им и завизжал:

– Вставай! Пошли!

Женщина с трудом поднялась на ноги. Пошатнулась и упала на четвереньки.

– Живее! Живее!

Хлыст просвистел в воздухе. Женщина встала и, шатаясь, пошла.

Полусвин с хлыстом подошел к Эйнару, брезгливо посмотрел на него и замахнулся.

Хлыст ударил по плечам. Боли не было – толстый тулуп смягчил удар.

– Как только я приду в себя, то разорву тебя на мелкие кусочки, – прошипел себе под нос Эйнар.

Полусвин замахнулся опять. Эйнар, крепко сжав зубы, поднялся. Не потому, что, так приказал пришелец, просто не хотелось стоять перед ним на коленях. Давайте ноги, не подведите. Хотя его и шатало, как осинку во время бури, но он стоял!

Эйнару не хотелось повиноваться, но он понимал, что выбора у него нет: тело слишком слабое, чтобы драться, а эти полусвины вряд ли будут церемониться с теми, кто упирается. Скорее всего, прибьют на месте. А он не собирался умирать. Он должен выжить и отомстить всем этим тварям!

Он шел. Рядом шли люди. Они шатались, спотыкались и падали, но ударами хлыста полусвины поднимали их. Эйнар ощущал себя скотом, который ведут на убой. Он не хотел быть коровой! Но тело не слушалось. Не хватало сил, чтобы драться, и это злило. «Убью всех вас! Медленно! Мучительно!» – мысленно шипел Эйнар.

Полусвины привели их к птице. Ее брюхо было раскрыто, будто гигантская пасть дикого зверя.

Пришелец показал на нее пальцем и щелкнул хлыстом.

– Нет, пожалуйста, не надо! – Женщина, что шла рядом, упала на колени и вытянула руки. – Прошу вас!

Полусвин что-то завизжал на своем языке и захрюкал.

Женщина мотала головой и отползала.

– Нет, нет, нет.

Один из полусвинов достал трубку, нацелил ее на женщину. Раздался хлопок, и игла впилась несчастной в шею. Глаза женщины закатились.

Полусвин махнул рукой, ладонью снизу вверх, и щелкнул хлыстом.

Люди стояли, не понимая, что делать. Это злило похитителя. Он злобно хрюкнул, нахмурил брови, а затем взвизгнул:

– Взять!

Несколько мужчин подхватили женщину за руки и ноги и понесли внутрь птицы.

– Стоять, – скомандовал полусвин, щелкая хлыстом перед ногами Эйнара. – Отдать!

Похититель показал пальцем на охотничий нож, меч на поясе и на мешок за спиной.

– Быстро.

Эйнару стащил сумку-мешок со спины и бросил его в сторону полусвина. Жалко, конечно, но там ничего ценного. Вот с оружием расставаться совершенно не хотелось. Без него в такой ситуации Эйнар чувствовал себя, как без исподней рубахи. Да и в глубине души горела надежда, что похитители потеряют бдительность, и тогда он перережет им всем глотки.

Но выбора у Эйнара не было. Он тяжело вздохнул. Отстегнул ножны. Бросить оружие под копытца похитителя, значит, признать их превосходство и свое поражение. Но сдаваться Эйнар не собирался. Он отбросил ножны в сторону – подальше от полусвина.

Люди зашли в птицу. Многие сразу же попадали, потому что стоять не хватало сил. Эйнар сел и осмотрелся. Железный мешок с длинными, прямоугольными окнами высоко вверху. Что за сила построила этих чудовищных птиц и что за сила привела их в Лаерд? Здесь точно не обошлось без магии.

Магия…

Одна мысль зацепилась за другую, раскручивая страшную правду. Во всем виноват Аргон! Это он призвал полусвинов в деревню. Нужно было убить его в самом начале, как только встретил. Может, удалось бы отвести беду от Лаерда?! От Мириам? От мамы?

Как они? Живы?

К сожалению, он не смог их найти во всей этой суматохе.

Эйнар не допускал и мысли, что они погибли.

«Нет, Мириам сильная девушка. Она сможет защитить себя и маму!»

Похитители, пыхтя от груза, втащили несколько человек, которые были без сознания.. Бросили их на пол, будто мешки с картошкой. Отряхнули руки и что-то хрюкнули друг другу. Затем некоторые из них достали из-за пояса трубочки и наставили на людей. Пленники вздрогнули и сильнее вжались в стены.

«Неужели это конец?» – пронеслось в голове у Эйнара.

– Обыск, – объявил полусвин.

Несколько его собратьев проверили каждого пленника. Достали из потайных карманов ножи и ножницы. Люди, видимо, вооружились первым, что попало им в руки.

Берта взмолилась к Всевидящему, призывая на головы полусвинам все возможные кары. Но похитители никак не реагировали на ее угрозы и продолжали обыскивать пленников. У одной девушки забрали гребень, повытаскивали из волос шпильки, из ушей – сережки – все, что, по мнению похитителей, представляло хоть малейшую угрозу.

Когда полусвины вышли из птицы, раздался гул, и пол стал медленно подниматься. Люди зашевелились и испуганно отползали подальше.

Вскоре пленники оказались в кромешной темноте. Завыла, словно на похоронах, женщина.

– Заткнись! – раздался грубый мужской голос.

Вой прекратился. Эйнар слышал лишь всхлипывания и тяжелое дыхание.

Вокруг все загудело, защелкало. Эйнар ощутил, как его сначала будто кинули в яму, а затем подбросили вверх. Раздался шумный взмах крыла. Отблески от огня, которые проникали через прямоугольные окошки, заскользили по стене и исчезли.

Летим! Мы летим! Несмотря на все произошедшее, Эйнар ощутил такую детскую радость, как тогда, когда вместе с папой и сестрой запускал воздушного змея. Захотелось дотянуться до окошка, посмотреть, как с высоты выглядит земля.

“Успокойся!” – Приказал себе Эйнар, ощущая стыд за внезапную неуместную радость. Он прислонился спиной к железному боку птицы и закрыл глаза. Сейчас время, чтобы прийти в себя, собраться и придумать дальнейший план действий. А еще он придумает для Аргона самую медленную и мучительную смерть.

Глава 3 Ивор

Ель была небольшой деревушкой, намного меньше Лаерда: домов где-то на двадцать. Они стояли вдоль извивающейся дороги, напоминая оборванных попрошаек. Маленькие. Кривенькие. Без резных ставен или причелин. Казалось, они стремятся стать как можно незаметнее. Попадались и добротные дома: высокие, крепко сложенные, но все равно очень скромные, будто девицы без украшений. Скорее всего, эти дома принадлежали старейшинам деревни или другим знатным людям.

Ивор помнил шикарный дом войта с башенками, многочисленными колоннами и блестящими, остроконечными крышами. Он выделялся как павлин в курятнике, и выглядел так же нелепо.

Карета проезжала мимо людей. Они испуганно втягивали головы в плечи, сгибались в лопатках, словно тащили на спинах тяжелые мешки. Ельцы старались не выделяться: не украшали себя ни яркими поясами, ни цветастыми косынками. Даже девушки не носили ни сережек, ни лент, ни очельев. И все спешили по своим делам, опустив глаза, будто стремились побыстрее убраться с улицы, спрятаться за дверями, за высокими заборами. На улице было и много пьяных. Несмотря на середину дня, некоторые уже сидели на лавках и потягивали что-то из фляг.

Дорога искривилась, расширилась и вывела на главную площадь. В центре красовался памятник войту: будто князь или великий просвещенец, он стоял, уперев одну руку в бок, а другую вытянул вперед и широко улыбался. За спиной памятника возвышался Дом – гигантское темно-серое здание с глазами-окошками.

Ивор завесил окно шторкой и отодвинулся от него.

– Как ты, принцесса? – обратился он к дочери.

Алин ничего не ответила. Всю дорогу она просидела, не меняя позы, и смотрела в одну точку. Это пугало. Ивор даже поймал себя на мысли, что не прочь накинуть на голову дочери покрывало, лишь бы не видеть ее немигающий взгляд.

Быстрее бы уже посетить знакомого Вивьен и вылечить Алин, чтобы она пришла в себя и стала прежней. Ивор откинулся на спинку сидения и закрыл глаза.

Карета остановилась.

– Мы приехали, – радостно известил возничий, молодой краснощекий парнишка с растрепанными волосами, распахивая двери кареты.

В нос Ивора ударили запахи дешевого виски и гнили. От такой какофонии заслезились глаза, желудок свернулся в комок и будто намерялся выпрыгнуть через рот. Подавив позыв, Ивор достал из кармана надушенный платок, приложил его к носу и вылез наружу. Он бы предпочел остановиться в более приличном месте, но выбора не было. Ничего, придется пробыть в этой вонючей таверне всего пару дней. Он вытерпит. Ради дочери.

– Принцесса, выходи. – Ивор заглянул в карету и коснулся руки дочери. – Пойдем.

Таверна вызывала отвращение. Липкие, грязные столешницы. Паутина в углах под потолком. На полу валялись крошки, а по ножке одного из стула полз жирный таракан. Воняло гнилью вперемешку с запахом дешевого виски.

Ивор мог бы остановиться у местного войта, но встречаться с ним совершенно не хотелось. Казмир Флоддер был неприятнейшим человеком. Высокомерным. Злым. Жестоким. Он наказывал слуг за любую провинность. Особенно любил стегать несчастных ивовым прутом, будто животных, а затем слушать раскаяния и клятвы в верности. Для этого на главной площади собирались все жители деревни, и бедняги, стоя на помосте, сознавались в плохих делах, а после благодарили Казмира за то, что он наставил их на путь истинный. Ивор участвовал в одном таком представлении лет пять назад, когда привозил в Ель лошадей. Публичная порка произвела на него тягостное впечатление, а Казмир, казалось, светился от счастья после этого. Вечером он устроил пир, на котором, напившись, лапал служанок за задницы и хвастался тем, как запугал несчастных людей.

Казмир вел себя отвратительно не только со слугами, но и с гостями. Извивался ужом и лебезил перед теми, кто был выше его по статусу, а на равных смотрел свысока и всячески старался принизить их достоинства и выделить себя.

А еще Ивор помнил, как Казмир хвастался тем, что поставил на главной площади свою статую, не забыв ее сравнить с колодцем Лаерда. Поэтому войт предпочел в этот раз заночевать в грязной гостинице, чем в доме у этого неприятнейшего человека.

Ивор тяжело вздохнул, покрепче сжал пальцы на запястье дочери и решительно направился к стойке. За ней крупный мужчина с пышными усами и красными точками на шее – следами детской болезни – протирал кружки грязным полотенцем. Завидев гостей, он широко улыбнулся.

– А кого это к нам принесло? Чего желаете? – поинтересовался он, растягивая слова.

Взгляд у мужчины плавал, а зрачки были такими широкими, что Ивор догадался: мужчина что-то принял.

– Я бы хотел снять комнату на две, три ночи.

– Так на две или на три? – Мужчина наклонил голову, а затем заметил Алин и расплылся в улыбке. – А что это за красавица у нас тут?

– Это моя дочь! – сухо бросил Ивор. – На две ночи. На дольше мы точно не задержимся. Два комнаты. Нам с дочерью и моему возничему.

Мужчина полез куда-то под стол, достал два ключа и положил их на стойку.

– Пять Сольт.

Комната оказалась маленькой и такой же отвратительной: пол был весь в крошках и каких-то пятнах. На столике для умывания расползлись подтеки. Ивор заглянул в миску для воды, и ему показалось, будто она блестела от жира. Или не показалось. Проверить он не решился. Спасибо, что постельное белье выглядело свежим и чистым!

Ивор усадил дочь на край кровати, а сам задумался. Нужно побыстрее найти Аима и убираться из этой деревушки! Но где его искать?

Через полчаса в дверь постучали. Хозяин таверни, что встречал из-за стойки, принес ведро, полное горячих углей. Видимо, дрянь, которую он принял, отпускала, потому что его взгляд стал осмысленнее и мог удержаться на одном предмете.

– Я вам принес. – Мужчина потряс ведром.

– Благодарю, – кивнул Ивор.

– Не желаете что-нибудь перекусить с дороги?

Ивор задумался. Еда в таком заведении совсем не полезна для здоровья, может, даже и вредна, но, с другой стороны, последний раз он завтракал утром в постоялом дворе. И то это были вареные бобы.

– Да, пожалуй, – рискнул Ивор.

– У нас остался только тушеный говяжий язык и мясная похлебка.

Ивор выбрал второе блюдо в надежде, что дочери будет проще ее съесть, и доплатил, чтобы обед подали в комнату.

Когда мужчина ушел, Ивор высыпал угли в жаровню и тяжело вздохнул. Скупой тавернщик смешал горячие со старыми, давно остывшими.

"Нужно немного потерпеть. Ради дочери. Буквально дня два”, – мысленно успокаивал себя Ивор, закрыв глаза и стараясь выровнять дыхание. Руки он сложил домиком возле груди – так, чтобы соприкасались только пальцы, разводя локти и ладони на каждый вдох, а на выдох – соединяя.

Похлебку принесли достаточно быстро. В глубоких деревянных мисках плавала коричневая жижа, пахнущая грязными тряпками. Ивор поковырялся в ней ложкой и нашел несколько жалких кусочков мяса.

Пока похлебка дочери остывала, он принялся за свою. Осилил буквально половину, а потом желудок запротестовал, и тошнота подкатила к горлу. Редкостная дрянь!

Кормить этой гадостью дочь не хотелось, но выбора не было. Ивор даже не представлял, как он это будет делать. В надежде, что дочь справится сама, он усадил ее на стул перед тарелкой и всунул в пальцы ложку. Алин даже не посмотрела на нее. Задача получалась не из легких.

Ивор развернул стул Алин к кровати, а сам взял тарелку и сел напротив.

– Давай съедим ложечку за папу, – весело проговорил он.

Так Полин заставляла дочку кушать, когда та была совсем ребенком. Алин часто капризничала, отказывалась есть кашу и требовала пирожных.

В детстве это срабатывало, а сейчас нет. Ивор дотронулся ложкой до губ дочери, но они остались сомкнутыми. Вот же ж… Захотелось вставить крепкое словечко, но Ивор сдержался. Он не простолюдин, чтобы ругаться!

Как заставить Алин съесть хоть ложку похлебки?! Силу применять не хотелось, но, видимо, придется. Мысленно попросив прощения, Ивор сжал подбородок дочери больши́м и указательным пальцами и потянул вниз. Рот открылся. Ивор вылили туда пол-ложки похлебки и надавил снизу на подбородок. Рот закрылся.

«Принцесса, глотай», – взмолился про себя Ивор.

Он не представлял, как быть, если Алин не сделает это простое действие. Но дочь, будто услышала просьбу, – ее горло дернулось. Слава богам! Слава богам! Ивор чувствовал, как его переполняет радость.

– Умница, моя! – улыбнулся он.

Ивор скормил дочери меньше половины тарелки, хотя Алин не жаловалась ни на отвратительный вкус похлебки, ни на мерзкий запах.

Вечером таверну заполнили громкие голоса и пьяные песни. Через пару часов внизу началась потасовка. Было слышно, как хрустела мебель.

– Что вы тут устроили, морды поганые? – раздался разъяренный голос трактирщика. – Мебель мне всю тут вздумали переломать?! Кто за нее платить будет?! А ну, пошли вон! Хотите драться – выметайтесь на улицу, а там хоть поубивайте друг друга! Пшли вон!

Драка переместилась на улицу. Под окнами кричали вначале мужские голоса, обкладывая друг друга грязными словами, – Ивор даже заткнул уши дочери, чтобы она не слышала всю эту мерзость. Затем заорали и заплакали женщины.

– Эйн! Эйн, ты меня слышишь? Кто-нибудь помогите моему мужу! Кто-нибудь! Прошу вас!

Вскоре голоса стихли. Ивор тяжело вздохнул и лег на кровать. Тело стало каким-то тяжелым и обессиленным. Невольно вспомнилось детство. Там так же пили, спуская последние деньги. Там так же кричали: мужчины друг на друга, на женщин, а те выливали свою злость на детей. Так же дрались, выясняя отношения и отвечая на оскорбления кулаками.

Больше всего доставалась Ивору, потому что он был маленьким, щупленьким и странным. Он не справлялся с тяжелой крестьянской работой, и мать часто его за это лупила. А еще лупила за то, что он засматривался на войтов, магнатов и часто сбега́л, чтобы пролезть через высокую ограду, затаиться в тени и наблюдать, как знатные дамы в пышных платьях прогуливаются по аллеям и ведут тихие разговоры со своими кавалерами.

Мир богатых привлекал его не роскошью, а спокойствием и сдержанностью. Ивор был уверен, что там не орали, не били друг друга в морду, а если хотели выяснить отношения, то делали эту культурно и тихо.

– Ты у нас что, в князьки заделался? – шипела мать, когда замечала с каким восторгом он смотрит на знатную карету. – Может, мне еще начать тебе прислуживать? Ишь, размечтался, сопляк недоделанный!

Ивор пообещал себе, что сбежит в мир спокойствия и рассудительности. Поэтому он стал слугой в доме Торвидов. Там он подавал на стол, мыл тарелки, натирал столовое серебро, а по ночам учился.

Однажды Торвидам пришло письмо. Ивор доложил главе семейства, что ему написали Цанги. Хозяин дома удивился и полюбопытствовал, откуда он знает, кто написал. Маленький Ивор похвастался, что умеет читать и немного писать.

Торвиды поразились этим. Они пригласили учителя, и тот выявил, что мальчик обладает острым умом.

После этого случая Ивор перестал подавать еду и натирать серебро, а начал присматривать за хозяйскими детьми, которые были на несколько лет младше, и учиться вместе с ними. Письмо, литература, сольский, лимийский. Математика. Этикет. Музыка и танцы. Все это Ивор впитывал как губка. Он перенимал у знатных мужчин их манеру речи, поведение, умение держаться на людях и с остервенением избавлялся от крестьянских замашек, похабных словечек и выражений.