Двадцать седьмая пустыня

– Я так не говорила, – повысила тон Лорен.

– Не говорила, – подтвердил я, понимая, что этот разговор ни к чему не приведет. – Если ты не против, в выходные я проведу немного времени один, чтобы навести порядок в голове.

– В эти выходные я уезжаю на конференцию в Копенгаген. И не говори мне, что ты забыл! Я предупредила тебя еще в начале года и сто раз напоминала!

Конечно же, я забыл. Сердце застучало с бешеной скоростью, а к горлу подступила желчь. Мне хотелось кричать, вопить, разносить все вокруг.

– Отвези детей к Малин. Я прилетаю в воскресенье в шесть вечера, могу забрать их по пути из аэропорта, если хочешь.

Я молча развернулся и пошел в коридор.

– Куда ты собрался на ночь? – Она нервно последовала за мной.

– Подышать свежим воздухом.

– Возьми телефон.

– Слушай, можно задать тебе вопрос? – как можно спокойнее произнес я.

– Задавай.

– Ты меня еще любишь?

– Конечно, люблю.

– А почему ты тогда думаешь только о себе?

– Иди к черту, Поль! – выругалась она и снова скрылась в спальне, хлопнув дверью.

Я обулся, взял сигареты и телефон и медленно спустился в вечернюю прохладу.

12

Я очень любил август в Стокгольме. В воздухе уже пахло осенью, но дни по-прежнему хранили призрачную иллюзию лета, которое так не хотелось отпускать. Вопреки еще густой зелени на кронах деревьев, на земле тут и там одиноко лежали сухие, никому не нужные желтые листья, жалобно хрустящие под подошвами прохожих.

Выйдя на улицу и почувствовав легкую дрожь, я понял, что забыл толстовку. Возвращаться домой не хотелось, поэтому я быстрым шагом направился по мосту Святого Эрика в сторону ратуши, решив, что согреюсь при движении. Спрятав руки в карманы, я прошел вдоль пирса, свернул вглубь острова Кунгсхольмен и бесцельно бродил по его старым улицам, нарочно стараясь потеряться в их сплетениях и перекрестках. Когда Софи была младенцем, и у Лорен сдавали нервы от ее пронзительных криков, я нередко приходил сюда с коляской, и кроха всегда засыпала под стук колес о тротуарную плитку. Сейчас я бы отдал многое, чтобы еще хоть раз вернуться в то время.

Когда я почувствовал, что окончательно продрог, зашел в первый попавшийся бар, сел у стойки и заказал двойной виски. Я не имел обыкновения ходить в бары один, тем более, чтобы пить виски, но мне надо было согреться, а возвращаться домой не хотелось. Я повертел стакан в руке, полюбовался на спрятавшиеся в золотистой жидкости кубики льда и сделал два больших глотка. По телу мгновенно разлилось приятное тепло.

Приглушенный свет ламп мягко ложился на лица посетителей за столиками. Они казались счастливыми. Компания молодых девушек возле меня что-то оживленно обсуждала и громко смеялась, привлекая внимание окружающих. Чуть дальше самозабвенно целовалась пара влюбленных. У окна два господина в костюмах внимательно рассматривали экраны своих ноутбуков. За открытым окном сновали прохожие, откуда-то издалека доносились звуки саксофона. «Наверное, это тот длинноволосый парень у входа в метро», – отметил я про себя, как будто это имело какое-то значение. Мне казалось, что я витал сам над собой в пространстве и видел себя со стороны. Это странное чувство позабавило меня, губы тронула улыбка.

– Хорошее настроение? – прервал мои мысли незнакомый голос.

Я встрепенулся и поднял голову. Рядом со мной у барной стойки сидел мужчина лет пятидесяти в темном свитере и голубых джинсах. Его гладкая лысина отражала свет верхней лампы, а подбородок был спрятан под густой рыжей бородой. Мне захотелось перевернуть его лицо, чтобы борода оказалась на месте прически.

– Да, можно сказать, – ответил я.

– Два двойных виски, – сказал незнакомец официанту и, заметив, с каким трудом я изъясняюсь по-шведски, добавил в мою сторону по-английски: – Я вас угощаю.

– Не надо, я уже собирался уходить, – ответил я, неловко вставая.

– Я и вас напугал?

– Почему и меня?

– Да так, мне кажется, все от меня бегут.

– А мне кажется, все непременно хотят угостить меня выпивкой.

– Везет же! Я Оскар, – протянул он руку.

– Поль, – ответил я на рукопожатие, снова присаживаясь на стул. В конце концов, торопиться мне все равно было некуда.

Официант поставил перед нами два тяжелых стакана. Оскар молча поднял свой, кивнул мне и поднес его к губам, уставившись в сумерки за окном. Я в свою очередь сделал то же самое, разглядывая влажные ореолы на картонных подставках с изображением Тильской галереи.

– Спасибо, что составили мне компанию, – произнес он.

– Не спешите благодарить. Может, через десять минут вы пожалеете и убежите. Я сейчас не лучший собеседник.

– В таком случае нас двое. Как бы то ни было, не всякий соглашается выпить виски в компании незнакомца.

– Привлекать незнакомцев стало моей специальностью. Да и возраст у меня уже не тот, когда стоит бояться чужого дяди.

Оскар широко улыбнулся, обнажив ряд идеально ровных белых зубов. В уголках его глаз собрались мелкие морщинки.

– Что же привело вас в бар в полном одиночестве в летний вечер?

– Я замерз.

– У вас тонкое чувство юмора, – рассмеялся он.

– Нет, я правда замерз, поэтому зашел согреться.

– Не хочу вас обидеть, но счастливые люди редко пьют виски в одиночестве, даже когда им холодно.

– Думайте, что хотите. А вы? Тоже пришли топить в стакане свои заботы?

– Вроде того.

Он помолчал несколько мгновений, а затем продолжил:

– Вы верите в совпадения?

– Сейчас я вообще не знаю, во что верю, – честно ответил я.

– А вот я уверен, что совпадений не бывает. Все, что происходит в мире – даже самые незначительные события – кусочки одного большого пазла, которые складываются в единую картинку. У вас есть телевизор?

– Есть, – растерялся я.

– А у меня нет. Я уже очень давно не смотрел телевизор. Сейчас показывают что-нибудь хорошее? Или по-прежнему один мусор?

– Не знаю, я тоже давно его не включал.

– Это правильно. Не стоит забивать голову лишней ерундой. Так вот, если в гостиной слишком большой телевизор – сидишь к нему чересчур близко и не получаешь никакого удовольствия. А стоит отойти на расстояние, как изображение сразу кажется четче. Разве нет?

– Наверное.

– Как зовут вашу жену?

– Откуда вы знаете, что я женат?

– У вас кольцо на пальце левой руки.

Я поднял перед собой левую руку и посмотрел на нее, будто мне самому нужно было убедиться, что он говорит правду. Выпитый на пустой желудок виски сделал очертания моих пальцев размытыми, но кольцо было на месте.

– Лорен, – задумчиво ответил я.

– Красивое имя. А детей?

– Вы что, из полиции? Почему вы меня допрашиваете? Откуда вы вообще знаете, что у меня есть дети?

– Простите, ради бога, случайно увидел фотографию на заставке вашего телефона. Я вас не допрашиваю, мне просто интересно. Я давно ни с кем не знакомился, поэтому забыл, как это делается.

Оскар замолчал и снова стал разглядывать вечернее небо через окно. Я в свою очередь посмотрел на его руки, но не обнаружил на них кольца. В его тусклом взгляде было что-то необъяснимо тяжелое, будто сама грусть поселилась у него внутри и смотрела на мир через его серые глаза.

– Позавчера я вышел из тюрьмы, – медленно произнес он.

Мне стало немного не по себе, но я молчал и ждал продолжения.

– Вы не спрашиваете, почему меня посадили?

– Я думаю, вы мне сами об этом расскажете. Разве не ради этого вы заговорили со мной?

– Расскажу, если хотите.

– Я вас слушаю.

– Сидел я, в принципе, недолго, всего семь месяцев. Но этого оказалось достаточно, чтобы развернуть мое существование на сто восемьдесят градусов.

– Я представляю.

– Нет, не представляете. Вы сидели?

– Не приходилось.

– Тогда вы не можете себе представить.

– Вы правы, не представляю. Продолжайте.

– Моя жизнь никогда не была выдающейся. Я родился в спальном городке Реннинге в юго-западном пригороде Стокгольма. Знаете, где это?

– Да, бывал пару раз.

– Значит, сами видели, что ничего примечательного там нет.

– Я бывал только проездом.

– Да не скромничайте вы! Так и скажите, что это дыра.

– Я правда недостаточно хорошо знаю этот город, не могу ничего утверждать.

– Передайте вашим родителям, что они хорошо вас воспитали.

– Спасибо, передам.

– Откуда вы родом? Из Франции, да?

– Да.

– Я сразу заметил ваш акцент.

– Его трудно не заметить. Но вы, кажется, рассказывали о себе, – напомнил я.

– Да, да. Так вот, я родился и вырос в дыре Реннинге. Затем поступил в университет в Уппсале, мечтал стать инженером. Но надолго меня не хватило. Учеба – это не мое. Я ее бросил, немного поездил по миру, пока не закончились последние сбережения, затем обосновался в Стокгольме и устроился работать охранником в торговом центре. Зарплата была далеко не заоблачная, но на жизнь хватало. Мне было двадцать с небольшим, я был стройным красавчиком с густой шевелюрой, – Оскар с ностальгией провел ладонью по вспотевшей лысине. – Снимал небольшую комнату на северной окраине столицы и жил в свое удовольствие. Не отягощал себя серьезными отношениями, у меня было много связей. У вас когда-нибудь был секс втроем?

– Нет, – слегка опешил я от неожиданного вопроса.

– Зря. Обязательно попробуйте, это настоящий космос!

Оскар замолчал и закрыл глаза, очевидно, вспоминая и заново переживая моменты былой славы. Вернувшись к реальности, он посмотрел на свой пустой стакан и снова заказал виски нам обоим. Я еще не успел допить предыдущий, и он настоял на том, чтобы я приговорил напиток залпом. Голова закружилась, и я невольно представил себе рыжего молодого Оскара, ласкающего четыре упругих соска. Он сделал большой глоток и продолжал:

– Так прошел год, другой, третий. Да, в общем-то, так прошла вся моя жизнь. Я менял работу, менял квартиры, менял подружек. Тусил с друзьями, любил вкусно поесть и хорошо выпить.

– Похоже, ваша любовь ко второму не угасла.

– Обижаете, Поль! Нет, сегодня не считается. Я не прикасался к алкоголю уже очень давно.

– В тюрьме нельзя?

– Если очень захотеть, в тюрьме, как и везде, можно все что угодно. Ну так вот, на чем я остановился?

– На выпивке.

– Да, кстати, раз мы об этом, предлагаю тост! – Его речь становилась медленнее, а жесты – хаотичнее. Я хотел было предложить перейти на газировку, но язык меня плохо слушался, поэтому я молча вслед за ним поднял стакан.

– За нашу встречу! – выкрикнул Оскар, а затем тихо добавил: – Я уверен, что она не случайна. Вот увидите. Чтобы разглядеть пазл, нужно отойти подальше, а на это требуется время.

– Времени впереди у меня, как выяснилось, предостаточно.

– Далеко не каждый может этим похвастаться.

– Вы правы.

Мы задумались каждый о своем. За окном совсем стемнело, и в баре прибавилось посетителей, скрывающихся от ночной прохлады. Девушки за соседним столиком по-прежнему громко разговаривали. Мне показалось, что их стало больше – либо к ним присоединились еще подруги, либо я слишком много выпил, и у меня двоилось в глазах. Влюбленная пара исчезла, а на их месте теперь сидели супруги средних лет, уткнувшись каждый в свой телефон. Мужчины с ноутбуками тоже отправились по домам, оставив после себя стаканы с недопитым «Гиннессом».

– В тот вечер я был совершенно трезв, – опустошив залпом очередной стакан виски и дав знак официанту, чтобы тот не задерживал следующий, мой собеседник продолжал свой рассказ. – Ехал на работу и слушал анекдоты по радио. Прошлой осенью я работал в ночную смену расфасовщиком на складе замороженных продуктов. Занятие не пыльное: стой себе у конвейера и складывай пакеты в коробочки. Руки работают, а голова отдыхает. Платили тоже неплохо, особенно за сверхурочные.

Официант поставил перед Оскаром холодный стакан. Мой собеседник опустил в него пальцы, вытащил кубик льда, положил в рот и принялся гонять от одной щеки к другой.

– Я не знаю, откуда он взялся. Я миллион раз прокручивал эту сцену в голове – поверьте мне, за решеткой на это у меня было достаточно времени, – но я до сих пор не знаю, смог бы я избежать столкновения или нет. Он вылетел на дорогу из темноты, и даже после того, как я услышал удар его тела о капот и скрип тормозов своей машины, я долго не мог понять, что произошло. Точнее, не хотел понимать. От резкой остановки я ударился головой о руль, но пребывал в полном сознании. Просто у меня не хватало храбрости встать.

Я внимательно слушал его, подперев подбородок рукой. Он продолжал:

– Я не знаю, сколько времени я так просидел – возможно, это была секунда, но она показалась мне бесконечной. Мне хотелось, чтобы земля разверзлась и проглотила меня. Но вместо этого рядом со мной остановилась проезжавшая мимо машина, и из нее выскочила девушка с паникой в глазах. Пора было выйти и познакомиться с чувством ответственности. Ведь, по сути, это был первый раз за мои сорок восемь лет, когда реальность вынудила меня понести ответственность за свои действия. До этого я всегда играл с ней в прятки и выигрывал. Я вышел из машины, собрал все свое жалкое мужество в кулак и посмотрел на того, кто стал жертвой моего «Ниссана». Он лежал навзничь на асфальте в неестественной позе. Его руки упирались в землю так, что казалось, он вот-вот оттолкнется и встанет, а левая нога застряла под колесом лежащего рядом изогнутого велосипеда. Задранная белая толстовка сливалась с полосой пешеходного перехода, на которой безжизненно распласталось хрупкое маленькое тело. «Ты убил ребенка» – услышал я собственный голос, раздавшийся откуда-то извне.

Оскар замолчал и перевел взгляд со своего стакана на меня. Печаль исчезла из его глаз, уступив место пустоте. Я не знал, что сказать. Мне всегда было сложно найти слова в подобных ситуациях. В конце концов, я промямлил:

– Мне очень жаль. Правда. Но наверняка это была не ваша вина, несчастные случаи происходят везде…

– Подождите, – прервал он меня, – не надо меня оправдывать. На этом история не закончилась. Пойдем покурим?

Я молча встал и последовал за ним, чувствуя, как алкоголь почти парализовал конечности. Пошатываясь, мы вышли на улицу и зажгли по сигарете. Я больше не чувствовал холода, но у меня кружилась голова, и я облокотился о бетонную стену. Оскар стоял рядом и разглядывал прохожих. В полный рост он оказался статнее, чем я думал, и выше меня, как минимум, на полголовы.

– Лукас Мадсен, – наконец произнес он. Я не сразу понял, о чем он. Заметив мое замешательство, он добавил: – Так звали тринадцатилетнего мальчика. Он задержался в гостях у друга и торопился домой, предчувствуя, как ему влетит от родителей. Но вместо этого в его маленькое тело влетел мой «Ниссан». Все было как в кино: вокруг собрались люди, приехала скорая, затем полиция. Лукаса забрали в больницу, а меня в участок. Я видел, как его кладут на носилки и увозят под вой сирен, и думал о том, как будут эвакуировать мою машину. Вы представляете? В то время как врачи боролись за жизнь ребенка, которого я искалечил, я думал о судьбе своей машины.

– Я не знаю, о чем бы думал я на вашем месте.

– Искренне желаю вам никогда об этом не узнать. Не буду вдаваться во все подробности дальнейших событий. Скажу главное: мальчик выжил. Ему сделали операцию на позвоночнике и на бедре. Он несколько дней пробыл в коме, а затем пришел в себя, вернулся домой и сейчас находится на реабилитации. Есть большая вероятность, что он никогда не сможет снова ходить. После аварии меня отправили домой в ожидании следствия. Процесс растянулся надолго и в итоге меня-таки упекли за решетку благодаря усилиям родителей Лукаса. Его мать придушила бы меня собственными руками, если бы у нее был шанс. Наверное, на ее месте я сделал бы то же самое. Но мой адвокат смог найти смягчающие обстоятельства, и меня выпустили раньше срока. Выяснилось, что план урбанизации квартала предусматривал фонарь в нескольких метрах от пешеходного перехода, на котором я сбил мальчика. Из экономии этот фонарь не поставили и, скорее всего, не поставили бы никогда, не случись та авария. Ценой искалеченного позвоночника Лукаса на никому не нужной улице теперь стоит никому не нужный фонарь. Забавно, правда?

– Возможно, не такой уж он и ненужный, если может предотвратить несчастный случай.

– Да ничего он не может предотвратить! Неужели вы не понимаете? Я просто снова переложил ответственность со своих плеч на плечи какого-то несчастного чиновника, который решил сэкономить на фонаре. Все вернулось на круги своя. Мне снова представилась возможность жить свою беззаботную жизнь.

Оскар затянулся, бросил окурок на землю и потушил носком новеньких белых кроссовок. Увидев, что я наблюдаю за ним, он добавил:

– Да, новые кроссовки – символ новой жизни, не так ли? Я решил, что нужно начать с нуля. Вчера был мой первый день на свободе. С утра я сложил все свои прежние вещи в пакеты и отнес в контейнеры для малоимущих. Оставил себе только пару трусов, носков, джинсы и футболку, чтобы не выходить голым на улицу. Отправился в магазин и обновил гардероб, потом позвонил в агентство недвижимости, через которое снимаю свою квартиру и попросил, чтобы подыскали мне новое жилье. В обед я взял ноутбук, спустился в ближайшее кафе, заказал сэндвич с ветчиной и сыром и бутылку ледяной «Стеллы». Холодное пиво в жаркий день – это почти как оргазм. Вам не кажется?

– Я думал, вы уже давно не пьете.

– Это было мое первое пиво после десяти месяцев воздержания. Затем я включил компьютер и ответил на несколько объявлений по работе. Хотя кто меня возьмет теперь, когда на меня заведено уголовное дело? Но сейчас не хочу об этом думать. На самом деле, я уже давно не могу думать ни о чем, кроме распластавшегося на холодном асфальте Лукаса. Однажды, лежа в своей камере, я пообещал себе, что, когда окажусь на свободе, пойду и поговорю с ним. Поэтому я провел вчерашний вечер в поисках способа это сделать. Естественно, его родители никогда не пустили бы меня в свой дом, но я недаром всегда старался окружить себя нужными связями на случай, если они понадобятся. Это никогда не лишнее. Вам не кажется?

– Не знаю, я не силен в общении. Это по части моей жены.

– Ясно. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь, я знаю много людей в городе.

– Спасибо, учту.

– Так вот, через знакомых я смог разузнать, что Лукас ездит на реабилитацию в детскую больницу при Каролинском университетском госпитале три раза в неделю. Я раздобыл расписание дежурных медсестер, сделал несколько звонков и сумел договориться с одной из них. Я всегда умел договариваться с людьми. Близкие говорят, что у меня есть талант убеждения. Медсестра сказала мне прийти сегодня утром, чтобы застать мальчика после сеанса. Вам не холодно? Может быть, вернемся в бар? – вдруг прервал он свой рассказ.

Я кивнул. На улице и в самом деле поднимался ветер. Наши места у стойки теперь оказались заняты, и мы присели за столик у окна. Из колонок доносилась легендарная «Джорджия» Рэя Чарльза. Прежде, чем Оскар успел заказать очередной виски, я попросил официанта принести нам два лимонада. Часы на стене показывали начало двенадцатого. Я почувствовал себя уставшим, но мне хотелось дослушать рассказ до конца, поэтому я как мог взбодрился, положил руки на стол и подался вперед, демонстрируя готовность слушать.

– Сегодня утром я через силу проглотил завтрак, натянул свои чистые новые вещи и отправился в госпиталь. Совру, если скажу, что был спокоен. В голове роилось множество мыслей, я пытался найти подходящие слова, но каждый раз приходил к выводу, что таковых не существует. За время своего заключения я не раз представлял нашу встречу. Представлял, как Лукас плюет мне в лицо, оскорбляет меня, плачет и кричит охране, чтобы меня выставили вон. Я знал, что заслужил это и был намерен стерпеть любое унижение. Однако я оказался не готов к тому, что произошло на самом деле.

Ровно в условленный час я зашел в здание больницы. Мне казалось, что стены коридора давят на меня с такой силой, что вот-вот превратят меня в лепешку. Запах формалина щекотал ноздри и вызывал тошноту. Я подошел к нужной двери как раз в тот момент, когда из нее вышла медсестра, толкая перед собой инвалидную коляску с четырнадцатилетним Лукасом. Да, ему этим летом исполнилось четырнадцать. И по моей вине он провел свой день рождения в инвалидном кресле и, скорее всего, проведет в нем и все последующие. До сегодняшнего дня я никогда не видел его лица. Он оказался симпатичным мальчиком. Густые каштановые волосы и длинные ресницы – напомнил мне молодого Монтгомери Клифта. Медсестра спросила, не против ли он, если она оставит нас наедине на пять минут. Он едва заметно кивнул, и она удалилась. Мимо нас сновали врачи и пациенты, но мне казалось, что на целом свете нас осталось только трое: Лукас, я и моя вина. Мы молча смотрели друг на друга. А потом он произнес: «Я знаю, кто вы. Я видел вас на фотографиях». Я начал было: «Лукас, я…», – но не смог больше вымолвить ни слова. Просто опустил голову и ждал, когда на меня обрушится лавина гнева. Но ее не последовало. Знаете, что он мне сказал?

В ответ я пожал плечами.

– «Я не держу на вас зла». Мальчик, которому я испортил жизнь, сказал мне: «Я не держу на вас зла». По его лицу я понял, что он говорил совершенно искренне. «Вы не виноваты, – продолжал он. – Я ехал очень быстро и не замедлил скорость на пешеходном переходе. Да и какая теперь разница. Что случилось, то случилось. Значит, так было нужно. Надеюсь, вам в тюрьме пришлось не слишком туго». «По сравнению с тем, что выпало тебе, считай, что я побывал на Гавайях», – ответил я. Он улыбнулся, а потом добавил: «Я ничего не имею против вашей компании, но за мной вот-вот приедет папа, и ничего хорошего не выйдет, если он вас увидит. Не переживайте, со мной все будет хорошо». Он медленно кивнул мне и покатил в сторону медсестры, которая ждала его поодаль. А я спустился на улицу и бродил весь день без цели, пока не набрел на этот бар и не встретил вас.

Оскар замолчал, отхлебнул глоток холодного лимонада и провел рукой по голове, словно поправляя невидимые волосы.

– Мне кажется, за сегодняшний день я прожил целую жизнь. Все это время я, словно пуд свинца, носил в себе всепоглощающее чувство вины, с которым, можно сказать, подружился. Я сделал из него центр своего существования и был готов вынести любую атаку, которая подпитает его и усилит. Но вместо этого маленький Лукас за несколько секунд уничтожил его, и теперь у меня внутри пустота и такое безграничное чувство свободы, что я не знаю, что с ним делать. Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший?

– Вовсе нет. Наоборот, я вас прекрасно понимаю.

– Правда?

– Правда.

– Как подросток может обладать такой мудростью? В свои почти пятьдесят я по степени зрелости не достаю до его щиколотки. Вы представляете?

– Возможно, он стал зрелым раньше времени благодаря тому, что произошло. У него тоже было достаточно времени на раздумья.

– Да, но ему четырнадцать лет! В его возрасте я вообще не представлял, что в мире есть что-то, кроме комиксов и онанизма.

– Другое поколение.

– Да, но дело не только в этом. Его фраза «значит, так было нужно». Что она означает? Я думаю о ней весь день.

– Поэтому вы спросили, верю ли я в совпадения?

– Да, именно поэтому. Я никогда раньше не задумывался о таких вещах, не извлекал ни из чего уроков.

– Если честно, я тоже.

– А он задумывается, с высоты своих четырнадцати лет и своего инвалидного кресла.

Мы оба замолчали. Я представил Лукаса на велосипеде, и меня наполнило чувство глубокого уважения. Я думал о совпадениях, о закономерностях и о пешеходных переходах. Достав из кармана мобильник, я посмотрел, нет ли пропущенных вызовов или сообщений от Лорен, но, как я и ожидал, экран был пуст.

– Ваши дочери? – спросил Оскар, глядя на заставку на моем телефоне.

– Да.

– Вы счастливчик.

– Похоже на то.

– Я знаю уютный бар неподалеку, там подают очень хороший ром. Пойдем?

– Оскар, большое спасибо, но думаю, мне пора домой.

– Конечно, какой я дурак. Вас ждут, в отличие от меня.

– Перестаньте. Я провел отличный вечер, спасибо за вашу откровенность. Просто я устал, у меня тоже был очень насыщенный день.

– Я все время говорил только о себе и даже не дал вам возможности высказаться.

– Тем лучше. Моя жизнь не особо интересна.

– Да ладно вам, не прибедняйтесь. Любая жизнь по-своему интересна.

Так как спешить ему было некуда, Оскар предложил проводить меня до дома, и я согласился. Мы быстрым шагом прошли по широкой Флемминггатан, свернули на Инедальсгатан, наблюдая за тем, как над нашими головами яростно раскачиваются уличные фонари, и вышли на набережную. Ветер теперь пробирал до самых костей и заставлял глаза слезиться, поэтому мы шли быстро, почти не разговаривая. По мере продвижения алкоголь покидал мое тело, оставляя противный привкус во рту и глухую головную боль, отдающуюся в висках при каждом шаге. Мы поднялись вдоль идеально ровных охровых фасадов Санкт-Эрикгатан и вскоре оказались в самом сердце квартала Вазастан. Вокруг было непривычно тихо, и к шуршанию встревоженной ветром листвы лишь изредка примешивался рев колес проезжавших по пустынным улицам машин. У моего дома Оскар еще раз поблагодарил меня за компанию, крепко пожал мне руку, похлопал по плечу, пожелал всего наилучшего и скрылся в том направлении, откуда мы только что пришли вместе.