Кровь и чернобыль

– Я ничего не рисовала! – вспылила она, ее страх начал переходить в гнев. – Ты действительно думаешь, что я способна на такое?

– Я думаю, что твоя семья способна на все! – он шагнул к ней, заставляя отступить. – Все эти ваши старые бумаги, ритуалы, темные секреты! Мой отец перед смертью говорил, что Фэрроу несут проклятие. Я считал его параноиком. А теперь Бен мертв! И я хочу знать, какую роль в этом играешь ты!

– А ты не играешь? – выпалила она, поднимая голову. Ее глаза вспыхнули. – Твой предок оклеветал и убил невинную женщину! Судья Морган! Разве это не темный секрет? Разве это не проклятие, которое твоя семья навлекла на саму себя?

Она видела, как его лицо исказилось от боли и ярости. Он схватил ее за плечи, грубо прижав к стене.

– Замолчи! Ты не смеешь говорить о моем отце!

– А ты смеешь говорить о моей семье? – она попыталась вырваться, но его хватка была железной. Они стояли так, почти упираясь лбами, их дыхание сплелось в единый яростный ритм. Она чувствовала жар его тела, видела каждую прожилку в его глазах, наполненных болью, которую он так отчаянно пытался скрыть за гневом.

И вдруг что-то щелкнуло. Воздух в комнате сгустился. Шепот, доносившийся из глубины дома, на мгновение стал громче, прошипев что-то неразборчивое, и погас.

Тайлер вздрогнул. Его взгляд упал на ее левую руку, которую она в борьбе высвободила и прижала к его груди, пытаясь оттолкнуть. Его пальцы ослабили хватку. Он смотрел на ее запястье. На четкое, багровое пятно в форме обугленного листа.

– Что это? – его голос стал хриплым шепотом. Гнев сменился недоумением и внезапным, леденящим страхом.

В этот момент свет в прихожей мигнул и погас, оставив их в темноте, освещенные лишь отсветами из гостиной. Они замерли, все еще прижатые друг к другу. Его дыхание обжигало ее щеку. Ее ладонь чувствовала бешеный стук его сердца.

И в этой темноте, на пике страха, ярости и чего-то еще, невысказанного, их взгляды встретились снова. И это уже не была битва. Это было признание. Признание того, что они оба оказались в ловушке чего-то чудовищного, чего-то большего, чем их личные обиды.

Его рука медленно разжала ее плечо и поднялась, почти нерешительно, к ее лицу. Большой палец провел по ее щеке, смахивая непрошеную слезу, которую она сама не заметила.

– Лилан… – он прошептал ее имя, и в его голосе не было больше ненависти. Была только усталость и смущение.

Их лица были так близко. Губы…

Она резко отпрянула, разрывая этот опасный, порочный круг. Сердце бешено колотилось, сбитое с толку этим внезапным, необъяснимым притяжением.

– Уходи, Тайлер, – выдохнула она, отворачиваясь. – Просто уходи.

Он не спорил. Молча поднял куртку, его движения стали тяжелыми и замедленными. Он вышел, не оглядываясь, и тихо закрыл за собой дверь.

Лилан осталась стоять в центре прихожей, все еще чувствуя жар его прикосновения на своей коже и ледяной след его пальцев на щеке. Ссора закончилась. Но то, что пришло ей на смену, было куда опаснее. Это было понимание, что враг, возможно, не тот, кем кажется. И что в этой тьме, опутавшей их город, они могут быть единственным спасением друг для друга. И самым большим проклятием.

Дверь закрылась, но напряжение в воздухе не исчезло. Оно вибрировало, как струна, затронутая в темноте. Лилан медленно сползла по стене на пол, обхватив колени дрожащими руками. Щека, где касание Тайлера оставило невидимый шрам, горела. А внутри все переворачивалось от противоречивых чувств: остаточный страх, ярость от его обвинений и… смутная, запретная вспышка чего-то теплого, того, что прорвалось сквозь лед ненависти.

Она прикоснулась пальцами к запястью, к тому самому пятну. Оно все еще было холодным, но теперь, странным образом, эта холодность казалась островком стабильности в хаосе ее эмоций. Почему он так посмотрел на него? Узнал что-то? Почему его гнев в тот миг растаял, уступив место чему-то неуверенному и уязвимому?

Из гостиной донесся тихий, едва уловимый звук. Не шепот, а скорее… вздох. Долгий, усталый, полный скорби. Тот самый голос, что преследовал ее, но теперь в нем не было ярости. Только бесконечная, пронзительная печаль.

«…он тоже… в оковах…»

Лилан замерла, прислушиваясь. «Что? Кто в оковах?»

«…сын палача… так же несвободен… как и дочь обреченной…»

Слова проникали прямо в сознание, и с ними приходило странное понимание. Проклятие видело в Тайлере не просто врага. Оно видело в нем еще одну жертву. Жертву наследия его рода, жертву лжи, которую его предки несли из поколения в поколение.

Она поднялась и, движимая внезапным порывом, подошла к окну. Занавеска была чуть отодвинута. На улице, под холодным светом луны, она увидела его. Тайлер не ушел. Он стоял, прислонившись лбом к рулю своей старой машины, его плечи были напряжены, а спина сгорблена под тяжестью невыносимой ноши. Он был похож на сломленного человека, а не на грозного обвинителя.

И в этот момент она увидела это. Не на своем окне, а на лобовом стекле его машины. Несколько темных, почти черных капель, стекающих вниз. Роса. Она преследовала его.

Сердце Лилан сжалось от внезапного, острого сочувствия. Он был прав – они оба оказались в центре этого кошмара. И их семьи, их история, были двумя сторонами одной проклятой медали.

Она отвернулась от окна, ее взгляд упал на старый семейный альбом, лежавший на комоде. Она открыла его на пожелтевшей фотографии. Молодая Элинор Фэрроу, ее гордый, печальный взгляд. И рядом, на другой старой фотографии, снятой на каком-то городском мероприятии, – суровый Артур Морган-старший, предок Тайлера. Два рода. Две судьбы. Связанные навеки цепью предательства и смерти.

Притяжение, которое она почувствовала к Тайлеру, было не просто физическим. Оно было глубже, опаснее. Это была связь, выкованная в самом сердце проклятия. Они ненавидели друг друга по праву наследия, но их души, казалось, узнавали друг в друге единственную родственную душу в этом водовороте тьмы.

«Сын палача… дочь обреченной…»

Она закрыла альбом. Дрожь по телу сменилась странным, леденящим спокойствием. Бегство было бессмысленно. Одиночество – смертельно. Его визит, его гнев, его невольная ласка – все это было частью чего-то большего.

Проклятие сталкивало их лбами, чтобы заставить увидеть друг в друге не врага, а единственный якорь спасения. И это было страшнее любого шепота или кровавой росы. Потому что теперь ей придется иметь дело не только с призраком из прошлого, но и с живым, дышащим человеком, который вызывал в ней и ужас, и надежду. И противостоять этому притяжению, возможно, было самой сложной битвой, которую ей предстояло пройти.

Тишина в доме стала иной – не пугающей, а тяжелой, словно прислушивающейся. Лилан все еще стояла у окна, следя, как Тайлер отталкивается от машины и медленно, будто не в силах заставить себя уйти, уходит в ночь. Его фигура растворилась в темноте, но ощущение его присутствия осталось, витало в воздухе, смешиваясь с запахом меди и пыли.

Она потянулась к шкафу, где хранился сундук с дневником. Рука сама легла на крышку, как будто ища утешения в холодной коже. Шепот за спиной возобновился, но теперь он звучал иначе – не яростно, а с горькой иронией.

«…видишь?.. Нити судьбы… туже затягиваются…»

«Чего ты хочешь?» – мысленно спросила Лилан, уже не в силах кричать. – «Чтобы мы страдали вместе?»

«…чтобы вы поняли… Цена лжи… платится вдвойне…»

Внезапно ее взгляд упал на дверь в подвал. Дверь, которую она тщательно заперла после своего последнего визита, теперь была приоткрыта. Из черной щели тянуло ледяным воздухом. Это был не сквозняк. Это было приглашение. Или приказ.

Она подошла к двери, рука сама потянулась к ручке. Страх сковывал, но любопытство и отчаянная потребность найти ответы оказались сильнее. Она толкнула дверь.

Лестница вниз тонула во мраке. Но в глубине, в том самом углу, где стоял сундук, слабо мерцал тусклый, зеленоватый свет. Он пульсировал, как сердцебиение какого-то подземного существа.

Лилан медленно спустилась. Воздух был ледяным, и каждый выдох превращался в облачко пара. Сундук стоял на своем месте, но крышка его была поднята. А на раскрытых страницах дневника Элинор, лежавшего поверх других реликвий, светились слова. Не чернила, а сами буквы источали тот самый фосфоресцирующий свет. Она наклонилась ближе.

Это была не запись Элинор. Слова были выведены тем же угловатым, яростным почерком, что и слово «ВЕРНИСЬ» в ее спальне.

«Два рода. Одна цепь. Разорви – или будете гнить в оковах вместе».

И ниже, как будто в подтверждение, на чистом листе под текстом проступило изображение. Две сцепившиеся руки – одна изящная, в кружевном манжете (Фэрроу), другая – сильная, в рубашке с запонкой в виде весов правосудия (Морган). Их запястья были скованы одной ржавой цепью. И с цепи, словно слезы, капала алая роса.

Лилан сглотнула ком в горле. Это было прямое послание. Проклятие не просто связывало их историей. Оно связывало их буквально. Их судьбы были сплетены, и страдания одного неминуемо отражались на другом.

Она вспомнила, как пятно на ее руке отозвалось холодом на прикосновение Тайлера. Вспомнила росу на стекле его машины. Они были зеркалами друг для друга в этом кошмаре.

Внезапно свет погас, и дневник с глухим стуком захлопнулся. В подвале снова стало темно и тихо. Но в голове у Лилан все прояснилось, и это осознание было страшнее любого шепота.

Бегство было невозможно. Игнорирование Тайлера – опасно. Их вражда лишь подпитывала тьму, опутавшую город. Проклятие сталкивало их, чтобы заставить увидеть правду: они либо вместе разорвут эту цепь, либо она задушит их обоих.

Она поднялась наверх, тяжесть принятого решения давила на плечи. Подойдя к телефону, она взяла трубку. Ее пальцы дрожали, когда она набирала номер, который знала наизусть с детства, но не набирала годами. Он ответил почти сразу, голос хриплый от выпитого виски или подавленных слез.

– Тайлер, – произнесла она, прежде чем он успел что-то сказать. Голос ее звучал чужим и твердым. – Ты был прав. Нам нужно поговорить. Но не для того, чтобы выяснять, чья семья виноватее. А для того, чтобы понять, как нам выжить. Завтра. На рассвете. На старом кладбище.

Она повесила трубку, не дав ему ответить. Сердце колотилось где-то в горле. Она только что пересекла невидимую грань. От вражды к шаткому союзу. И это пугало больше, чем любое проявление «Кровавой росы». Потому что теперь ей предстояло столкнуться не только с призраком прошлого, но и с живым человеком, в чьих глазах она видела ту же боль, что и в своих. И вместе с ним шагнуть навстречу неизвестности, которая могла стать как спасением, так и гибелью.

Глава 7: Лес Зова

Рассвет не принес покоя. Ночь была наполнена шепотом, который теперь звучал не как угроза, а как настойчивый, неумолимый зов. Он струился из стен, но сильнее всего – из окон, обращенных к лесу. Темный массив деревьев манил, словно магнит, притягивая не только взгляд, но и саму душу Лилан.

«Иди… приди ко мне… на место скорби…»

Она больше не могла сопротивляться. Приказ, данный ночью в подвале, был четким: «Разорви цепь». И цепь эту можно было разорвать только там, где ее выковали.

Она не стала ждать Тайлера на кладбище. Та встреча была попыткой разума, попыткой договориться. Но то, что звало ее сейчас, было глубже разума. Это был зов крови.

Она наскоро набросила куртку, сунула в карман медальон и, оставив дневник в сундуке – брать его с собой в самое логово тьмы казалось безумием, – выскользнула из дома. Воздух был холодным и влажным, а на траве, ведущей к лесу, поблескивали не алые, а пока еще обычные, прозрачные капли росы. Но это затишье было обманчивым.

Переступить опушку было все равно что шагнуть в другой мир. Звуки города – отдаленный лай собаки, скрип колеса – мгновенно исчезли, поглощенные густой, живой тишиной чащи. Свет с трудом пробивался сквозь переплетение крон, окрашивая все в зеленовато-серые тона. И запах… Запах хвои, гниющих листьев и влажной земли теперь накрепко сплетался с тем сладковатым, медным душком, что стал для нее запахом страха.

Она шла, не зная точного пути, но ее ноги сами находили дорогу. Они обходили знакомые тропинки, уводя все глубже, в те дебри, куда в детстве они с Тайлером боялись заходить. Теперь она была здесь одна.

Видения начались почти сразу. В полумраке между деревьями мелькали тени – нечеткие, бестелесные, но настойчивые. Она видела спину человека в длинном, старинном плаще, который шел впереди, словно указывая путь. Судья Морган? А потом, справа, мелькнул женский силуэт в светлом платье, который тут же растворился в стволе старой березы. Элинор?

Шепот стал громче, окружая ее со всех сторон.

«…здесь… на этом месте… он приказал…»

«…огонь… такой жаркий…»

«…мама… где ты…»

Лилан ускорила шаг, почти бежала, спотыкаясь о корни и хватая ртом холодный, спертый воздух. Она чувствовала, как сходит с ума, но остановиться было нельзя. Зов был сильнее страха.

Тайлер пришел на кладбище на рассвете, как она и сказала. Минут пятнадцать он простоял среди покосившихся камней, кусая губу от нетерпения и злости. Ее не было. Она снова играла с ним? Или это была ловушка?

И тогда он это почувствовал. Тупой, тянущий укол в центре ладони. Он взглянул на руку и увидел: на коже, прямо на линии жизни, проступало маленькое, ржавое пятнышко. Оно было крошечным, но абсолютно реальным. Холодным.

И в ушах, ясно и недвусмысленно, прозвучал не его собственный голос страха, а чужой, полный отчаяния и ярости шепот:

«…найди ее… пока не поздно… она ведет его к нему…»

«Кто?» – мысленно выкрикнул он, озираясь по сторонам. Кладбище было пустынным.

Ответ пришел не словами, а внезапным, жгучим видением. Он увидел Лилан – не здесь, а в лесу. Она бежала меж деревьев, ее лицо было бледным от ужаса, а за ее спиной, в тенях, клубилось нечто темное, с глазами из углей.

Проклятие. Оно говорило с ним. И оно умоляло его о помощи.

Не думая больше ни о чем – ни о вражде, ни о подозрениях, – Тайлер развернулся и бросился бежать к опушке Чернобыльского леса. Тот самый лес, в который его отец всегда запрещал ему ходить, называя его «местом, где время сошло с ума».

Он ворвался под сень деревьев, и его охватило то же ощущение смены реальности, что и Лилан. Тишина была оглушительной. Он бежал, крича ее имя, но звук его голоса глох, не долетая и до собственных ушей.

Он не видел видений, как она. Вместо этого он чувствовал. Чувствовал холодное, липкое прикосновение на коже, когда пробегал под низко нависшими ветвями. Чувствовал, как корни деревьев шевелятся под его ногами, пытаясь схватить его за лодыжки. А еще он чувствовал ее. Ее страх был как маяк, болезненный и яркий, ведущий его все глубже в чащобу.

Он нашел ее след – свежий отпечаток на влажной земле, а рядом с ним – еще один, меньшего размера, словно кто-то босой шел рядом с ней. От этого зрелища кровь стыла в жилах.

– Лилан! – снова закричал он, из последних сил продираясь сквозь заросли папоротника.

И тут он увидел ее. Она стояла посреди небольшой, неестественно круглой поляны, спиной к нему. Она была неподвижна, словно в ступоре. А перед ней, из-под слоя мха и опавших листьев, слабо пробивался вверх столб бледного, мертвенного пара. Земля здесь была голой, черной и, как показалось Тайлеру, слегка пульсировала.

Он сделал шаг на поляну, и его нога провалилась по щиколотку в теплую, вязкую жижу. Он посмотрел вниз. Это была не грязь. Это была та самая, знакомая по слухам, густая, алая жидкость. Роса. Здесь она сочилась прямо из-под земли.

Лилан медленно обернулась. Ее глаза были пустыми, широко раскрытыми, в них не было ни капли осознания.

– Он здесь, – просто сказала она беззвучным голосом. – Он ждет.

И в тот же миг тишину леса разорвал протяжный, полный нечеловеческой тоски, стон. Он исходил из-под земли, из той самой пульсирующей черной дыры, у которой она стояла.

Стон замер, оставив после себя вибрирующую тишину, более жуткую, чем любой звук. Лилан стояла, не двигаясь, ее пустой взгляд был прикован к черной, пульсирующей земле. Казалось, она не видела и не слышала Тайлера.

– Лилан! – снова крикнул он, с усилием вытаскивая ногу из теплой, липкой жижи. Отвратительный сладковатый запах ударил ему в нос, заставляя желудок сжиматься. – Лилан, очнись!

Она медленно повернула к нему голову. В ее глазах не было осознания, лишь отражение того ужаса, что исходил из-под земли.

– Он зовет, – ее голос был шепотом, но он прозвучал с леденящей душу ясностью. – Он говорит… что ему холодно. Что камень давит на грудь.

Камень. Слово прозвучало для Тайлера как удар тока. Воспоминание о бумагах отца пронзило мозг – безумные записи о «Каменном Сердце», о сердце ведьмы, запечатанном в камне и сокрытом в лесу. Он всегда считал это бредом умирающего. Теперь эта бредь сочилась из-под земли у его ног.

– Это не он зовет, Лилан! – Тайлер сделал шаг вперед, стараясь не смотреть на багровую жижу, сочащуюся вокруг его ботинок. – Это проклятие! Оно в твоей голове!

– Нет, – она покачала головой, и в ее движении была жуткая, марионеточная плавность. – Это правда. И твой отец знал. Он нашел записи. Он боялся. Как и ты сейчас.

Ее слова достигли цели. Тайлер почувствовал, как по спине пробежал холодок. Она знала о записях его отца. Как?

Внезапно земля под ногами Лилан дрогнула. Из черной дыры с шипением вырвался клуб пара, и в нем замерцали бледные, полупрозрачные образы. Пламя. Фигуры в капюшонах. Столб дыма. И пронзительный, душераздирающий женский крик, который, казалось, исходил из самого времени.

Видение длилось мгновение, но его было достаточно. Тайлер увидел. Увидел место. Не просто поляну. А место казни.

– О Боже… – выдохнул он.

В этот момент Лилан пошатнулась, и пустота в ее глазах сменилась диким, животным ужасом. Видение отпустило ее, вернув сознание. Она увидела Тайлера, увидела поляну, увидела багровую жижу на его штанине и у своих ног. И снова раздался тот самый стон, теперь ближе, настойчивее, полный боли и гнева.

– Тайлер! – ее голос сорвался на визг.

Он больше не думал. Не думал о вражде, о подозрениях, о прошлом. Он видел перед собой испуганную девушку, которую чуть не поглотила тьма. Он прыгнул вперед, схватил ее за руку и резко потянул на себя, отрывая от края той черной дыры.

– Бежим! – крикнул он ей в лицо, стараясь перекрыть нарастающий гул, исходивший из-под земли.

Они бросились бежать, не разбирая дороги. Корни деревьев цеплялись за них, ветви хлестали по лицам, словно сам лес пытался их удержать. Шепот теперь гремел вокруг, сотни голосов, требующих, угрожающих, умоляющих.

«Вернитесь! Освободите нас!»

«Проклятие на ваши роды!»

«Мое сердце… верните мое сердце…»

Они бежали, пока легкие не готовы были разорваться, пока колени не подкашивались от усталости. Наконец, они вывалились на знакомую тропинку, и впереди, сквозь деревья, забрезжил свет – тусклый, но такой желанный свет окраины города.

Они рухнули на землю у самой опушки, тяжело дыша. Одежда на них была в грязи и бурых пятнах, руки дрожали. Тайлер все еще сжимал ее руку в своей, и он чувствовал, как бешено бьется ее пульс, сливаясь с ритмом его собственного сердца.

Он посмотрел на нее. Она сидела, сгорбившись, обхватив себя руками, и тихо плакала от пережитого ужаса и истощения. В его груди что-то сжалось. Это уже не была ненависть. Это было нечто гораздо более сложное и опасное.

– Что… что это было, Лилан? – наконец выдохнул он, отпуская ее руку.

Она подняла на него заплаканные глаза.

– Правда, Тайлер. Та самая правда, которую наши семьи прятали сто лет. И она не позволит нам просто забыть о ней.

Он молча кивнул, глядя на темный провал леса за своей спиной. Он пришел сюда, чтобы противостоять ей. А теперь сидел рядом, спасший ее и спасенный ею. Враги по крови. Союзники поневоле. И лес, полный зова и ярости, был теперь их общим кошмаром.

Они сидели на холодной земле, прислонившись спинами к толстым стволам сосен на самой опушке, словно боялись отойти дальше. Адреналин медленно отступал, оставляя после себя дрожь в коленях и тянущуюся, липкую усталость. Воздух все еще звенел в ушах, но теперь это был лишь ветер в ветвях, а не тот леденящий душу шепот.

Тайлер первым нарушил тишину, его голос был хриплым от напряжения.

– Ты сказала… «Он ждет». Кто?

Лилан не сразу ответила. Она смотрела на свои руки, испачканные землей и бурыми разводами. Она все еще чувствовала тот холод, что исходил из-под земли, и пустоту в глазах, когда что-то другое смотрело на мир через нее.

– Не знаю, – прошептала она наконец. – Мужской голос. Полный боли и… ненависти. Он говорил о камне. О том, что его сердце в камне.

Она рискнула посмотреть на Тайлера. Его лицо было бледным, в глазах бушевала внутренняя буря – неверие боролось с тем, что он видел и чувствовал своими нервами.

– В бумагах моего отца… – он начал и замолчал, сжимая кулаки. – Он писал о «Сердце Камня». Я думал, это метафора. Что он просто сходил с ума от старых легенд.

– А теперь? – тихо спросила Лилан.

– А теперь я сижу здесь, в грязи, весь в… в этой дряни, – он махнул рукой на засохшие багровые пятна на штанине, – и я *чувствовал* это, Лилан. Я чувствовал этот ужас. Он исходил из-под земли. Как радиация.

Он провел рукой по лицу, и в этом жесте была такая беспомощность, что ее сердце сжалось. Гордый, надменный Тайлер Морган был сломлен. Не ей. Не их враждой. Чем-то бесконечно более древним и могущественным.

– Мой дневник… дневник Элинор, – начала она осторожно. – Там написано, что судья Морган… твой предок… приказал пытать дочь ведьмы. Марии. Ту самую, что… что, возможно, и есть это.

Он резко поднял на нее взгляд, и в его глазах снова мелькнула вспышка гнева, но на сей раз не на нее, а на несправедливость всего этого.

– И что? Мы должны сейчас, прямо здесь, выяснять, чей предок был большим монстром? – его голос сорвался. – Мой отец верил в это проклятие. Он боялся его. И он умер, так и не рассказав мне всего. А твой… твой дневник просто подтверждает, что этот кошмар реален.

Он был прав. Спорить сейчас было все равно что делить одежду на тонущем корабле.

– Что мы будем делать? – просто спросила она.

Тайлер тяжело вздохнул и откинул голову на ствол дерева.

– Я не знаю. Но я знаю, что не могу позволить тебе идти туда одной. И… – он запнулся, подбирая слова, – и я не могу остаться в стороне. Это касается и меня. Я это почувствовал. На своей шкуре.

Он посмотрел на маленькое ржавое пятнышко на своей ладони. Оно все еще было там. Холодное.

Лилан последовала его взгляду, а затем показала свое запястье с пятном в форме обугленного листа.

– Оно помечает нас, – сказала она. – Проклятие видит в нас одно целое. Две стороны одной медали.

Он молча кивнул. Признание было горьким, но неизбежным. Они были связаны. Ненавистью, историей, а теперь и этой печатью из прошлого.

Он поднялся, отряхиваясь. Его движения снова обрели привычную уверенность, но теперь в них была не надменность, а решимость.

– Ладно. Хватит сидеть. Нам нужно вернуться. Привести себя в порядок. И… подумать.

Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Неловкий, осторожный жест. Она колебалась лишь мгновение, затем взяла ее. Его ладонь была теплой и твердой, и в ее прикосновении была странная надежда.

Они молча пошли вдоль опушки, держась на расстоянии, но ощущая невидимую нить, что теперь связывала их крепче любых слов. Лес оставался позади, темный и безмолвный, но они оба знали – это лишь затишье. Зов не умолк. Он только ждал своего часа. А они, двое заклятых врагов, стали единственными союзниками в войне против тени, нависшей над их домами и историей.

Глава 8: Голос из-под земли

Они шли молча, ориентируясь не на тропы – их здесь не было, – а на тянущее ощущение в груди, на ледяной след пятен на их коже, который пульсировал все сильнее по мере их продвижения. Лес смыкался за их спинами, поглощая следы их возвращения в мир людей. Теперь пути назад не было.

Воздух становился гуще, запах гари и влажной земли начал перебивать знакомый медный душок. И тогда они вышли на нее.

Поляна.

Она была неестественно круглой, будто выжженной по трафарету. Ни травинки, ни былинки – лишь голая, черная, потрескавшаяся земля. По краям поляны стояли деревья, но их стволы были обуглены с одной стороны, а ветви, обращенные к центру, безжизненно свешивались, словно скорбящие свидетели.

Тишина здесь была абсолютной. Даже ветер не решался заходить сюда.

– Это то самое место, – прошептала Лилан, и ее голос прозвучал оглушительно громко в мертвой тишине. – Здесь ее сожгли.

Тайлер молча кивнул. Его лицо было напряжено, он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь совладать с дрожью, которая исходила не от страха, а от чего-то более глубокого – от генетической памяти, кричавшей ему об ужасе, что произошел здесь.