Кровь и чернобыль

Свет лампочки так же внезапно вернулся, заставив ее зажмуриться. Она сидела на холодном каменном полу, вся дрожа, обливаясь холодным потом. Шепот стих. Но обещание, данное в нем, висело в воздухе.

«…следующая капля… будет твоей…»

Она не просто читала историю. Она стала ее частью. Ведьма – Мария – знала о ней. И говорила с ней.

Собрав всю свою волю, Лилан поднялась на ноги. Ее колени подкашивались. Она положила дневник и медальон обратно в сундук, но не закрыла его. Она не могла оставить это здесь, в темноте. Она должна была забрать это с собой, изучать, искать ответы.

Она взяла сундук – он оказался на удивление легким – и, прижимая его к себе, как щит, поднялась по лестнице из подвала, не оглядываясь. Каждый шаг отдавался эхом в тишине дома.

Заперев за собой люк, она поставила сундук на кухонный стол. Утренний свет теперь казался блеклым и неспособным разогнать тьму, что пришла из прошлого.

Она была наследницей. Не только дома и фамилии, но и тайны. И проклятия. Дневник Элинор был ключом, а шепот в ее голове – путеводной нитью, ведущей в самое сердце кошмара.

Ей нужно было найти Каменное Сердце. Пока «роса» не начала литься из нее самой.

Глава 4: Цепная реакция

Следующие два дня Лилан провела, зарывшись в дневник Элинор, как в убежище от внешнего мира. Она выписывала имена, даты, пыталась найти хоть какой-то намек на то, что такое «Каменное Сердце» и где искать «свидетеля». Слова ведьмы, прозвучавшие в ее голове, стали постоянным фоном, тихим, навязчивым гулом, обострявшимся в тишине. Она боялась спать, боялась смотреть на окна, каждую ночь проверяя, не проступила ли на стеклах та липкая, ржавая влага.

Но настоящий кошмар пришел не ночью, а посреди ясного, прохладного утра.

Ее оторвал от записей настойчивый, истеричный стук в дверь. На пороге стояла та же соседка, миссис Гловер, но на этот раз ее лицо было искажено не любопытством, а чистым, неконтролируемым страхом.

– Еще один! – выпалила она, не успев Лилан открыть рот. – О, господи, еще один! На этот раз молодой! Бен! Бен Картер!

Лилан почувствовала, как пол уходит из-под ног. Бен Картер. Милый, вечно улыбающийся парень, который помогал ей чинить забор прошлым летом. Дальний, но все же родственник Морганов.

– Что… что с ним? – едва выдавила она.

– Нашли его в мастерской… его собственной мастерской! – миссис Гловер схватилась за косяк двери, чтобы не упасть. – Весь… весь в этой… этой слизи красной! Будто он в ней искупался! И снова этот запах… меди. И на стене… он написал что-то, прежде чем… о, я не могу!

– Что он написал? – голос Лилан прозвучал чужим.

– «Она заберет всех по крови». И подписал… нет, не подписал, а нарисовал какой-то знак. Дерево с корнями.

Эмблему Фэрроу. Тот самый знак, что был на медальоне и на сундуке.

Ледяная волна прокатилась по телу Лилан. Проклятие не просто продолжалось. Оно целенаправленно било по Морганам. И оно указывало на ее семью.

Она захлопнула дверь перед лицом ошеломленной миссис Гловер, не в силах больше слушать. Прислонившись спиной к дереву, она закрыла глаза, пытаясь заглушить панику. «Она заберет всех по крови». Ведьма мстила роду Морганов. А Фэрроу были следующей мишенью. Или… инструментом.

Город погрузился в хаос. С улицы доносились приглушенные крики, гул встревоженных голосов, рев моторов. Кто-то уже требовал созвать городское собрание. Кто-то кричал, что пора «покончить с этим раз и навсегда». Она не сомневалась, что под «этим» они подразумевали не проклятие, а ее.

Ей нужно было видеть. Осторожно, крадучись, она вышла на заднее крыльцо, выходящее в сторону главной улицы. Толпа уже собралась у ратуши. Люди были бледными, испуганными, их жесты резкими и обвиняющими. И тут ее взгляд упал на одинокую фигуру, стоявшую чуть в стороне, на краю толпы.

Тайлер.

Он стоял неподвижно, словно высеченный из камня, глядя на возбужденную толпу. Но его кулаки были сжаты до белизны, а напряжение в его осанке было таким сильным, что его было видно даже на расстоянии. Бен был его родственником. Почти как брат.

И словно почувствовав ее взгляд, он медленно, очень медленно повернул голову. Его глаза встретились с ее глазами через все расстояние, разделявшее их. И в них не было ни усталости, ни холодной отстраненности, как в их прошлую встречу. В них пылал чистый, несдержанный гнев. Гнев, который копился поколениями и теперь нашел свой выход.

Он не просто смотрел на нее. Он смотрел *сквозь* нее, видя в ней не Лилан, а всех Фэрроу, всех, кто, по мнению его семьи, принес в этот город несчастье.

Он сделал шаг в ее направлении. Один. Потом другой. Не бежал, не спешил. Его движение было неумолимым, как движение лавины.

Лилан отступила вглубь крыльца, сердце колотилось где-то в горле. Она слышала его тяжелые шаги по гравийной дорожке. Ей следовало бежать, запереться, но ноги отказывались слушаться.

Тень упала на порог. Он стоял перед ней, его лицо было так близко, что она видела каждую прожилку в его глазах, наполненных яростью и болью.

– Довольна? – его голос был низким, хриплым, едва сдерживаемым рыком. – Твоя семейная история сбывается. Он был хорошим парнем. Лучшим из нас. А теперь он мертв. И на стене написан твой фамильный герб.

– Тайлер, я… – она попыталась найти слова, но они застряли в горле.

– Не говори, что ты ни при чем! – он резко шагнул вперед, заставляя ее отпрянуть к стене. – Твой дневник, твоя прапрабабка, твое проклятие! Оно началось, когда ты вернулась! Ты принесла это с собой!

Он был несправедлив. Ужасно несправедлив. Но в его словах была своя, искаженная логика. Цепная реакция смертей началась с ее пробуждения в этом доме.

– Я пытаюсь понять, что происходит! – выкрикнула она, и в ее голосе прозвучали отчаяние и собственная злость. – Я нашла дневник! Твой предок, судья Морган, оклеветал невинную женщину из-за моей прапрабабки! Из-за ревности! Это твоя семья начала это!

Его лицо исказилось от гримасы, в которой смешались неверие и ярость.

– Врешь! – прошипел он. – Мой отец… – он замолчал, сжав челюсти. Что-то промелькнуло в его взгляде – не только гнев, но и тень сомнения, быстро подавленная. – Мой отец не был монстром. А твоя семья всегда была одержима этими темными историями.

Он посмотрел на нее с таким презрением, что ей стало физически больно.

– Держись подальше от меня, Лилан, – его голос снова стал холодным и острым, как лезвие. – И молись, чтобы шериф найдет настоящего убийцу. Потому что, если нет… – он не договорил, но угроза висела в воздухе, тяжелая и реальная.

Он развернулся и ушел, его фигура быстро скрылась за углом дома. Лилан осталась стоять на крыльце, дрожа от унижения, страха и ярости. Второе убийство связало их еще крепче узами взаимных обвинений и ненависти.

Но теперь она знала одну вещь наверняка. Она не могла оставаться в стороне. Проклятие набирало силу, и город, включая Тайлера, видел в ней врага. Ей нужно было найти Каменное Сердце первой. Пока цепная реакция смертей не добралась до нее самой. Или пока Тайлер не решил, что именно она и есть та самая ведьма, которую нужно остановить.

Она не помнила, как оказалась внутри. Дверь была заперта на все замки, но это не приносило покоя. Слова Тайлера жгли сознание, смешиваясь с шепотом из подвала и ужасом, что витал над городом. «Держись подальше… Молись, чтобы шериф нашел убийцу…» Он считал ее соучастницей. Хуже того – источником.

Глухой гул толпы у ратуши превратился в невнятный рокот, временами прерываемый отдельными выкриками. Сквозь стекло она видела, как люди жестикулируют, тычут пальцами в разные стороны – в сторону леса, в сторону дома Морганов, и все чаще – в сторону ее дома.

Она отшатнулась от окна, чувствуя приступ тошноты. Ей нужно было сосредоточиться. Дневник. Медальон. Ключ должен быть там.

Она снова развернула промасленную тряпицу и взяла в руки деревянный медальон. «Ищи под свидетелем». Свидетель. Что могло быть свидетелем казни? Дерево? Камень? Место сожжения?

Ее мысли прервал новый звук – не с улицы, а из гостиной. Тихий, влажный шлепок.

Лилан медленно, с замирающим сердцем, вошла в комнату. И застыла.

На каминной полке, прямо под портретом Элинор, лежала небольшая лужица. Густая, темно-алая жидкость медленно стекала по темному дереву и капала на пол. Шлепок. И еще один. Это была не роса. Это сочилось из самого дома, из портрета, из прошлого.

И пока она смотрела на это, на ее левой ладони, прямо под основанием мизинца, резко вспыхнула боль – как от укола иглой. Она вскрикнула и посмотрела на руку. На бледной коже проступал тонкий, извилистый узор, словно прожилка на мраморе. Но он был не синим, а ржаво-красным. Он был крошечным, но абсолютно реальным. Проклятие не просто было вокруг. Оно было на ней. Оно проникало внутрь.

Внезапно с улицы донесся нарастающий гул. Толпа сдвигалась, и ее движение было теперь целенаправленным. Отдельные голоса слились в один грозный ропот. И он двигался в ее сторону.

«Фэрроу! Довольно!» – донеслось сквозь стекло.

«Покажи себя, колдунья!»

«Надо покончить с этим!»

Они шли к ее дому. Испуганные, разъяренные, ищущие виноватого.

Лилан в панике отбежала от окна, прижимая к груди медальон. Дневник лежал на столе, открытый на странице с описанием казни. Она была в ловушке. Снаруди – разгневанная толпа, которая видела в ней ведьму. Внутри – древнее проклятие, которое метило ее, как свою следующую жертву.

Она посмотрела на узор на своей руке. Он казался чуть темнее, чуть четче. Цепная реакция уже запущена. Смерть Элиаса. Смерть Бена. Теперь ее очередь. Или участь быть сожженной на костре людьми из собственного города.

Ей нужно было бежать. Не просто спрятаться, а уйти. Туда, где все началось. В лес. В Чернобыль. Может быть, только там она найдет ответы. Может быть, только там она найдет этого «свидетеля».

Схватив дневник и медальон, она бросилась на кухню, к задней двери, выходящей в сад и дальше – к опушке леса. Гул толпы становился все ближе, вот-вот они подойдут к калитке.

Она распахнула дверь. Ветер бросил ей в лицо горсть холодного дождя. Лес стоял перед ней темной, непроницаемой стеной, полной шепота и теней. Но сейчас он казался меньшим злом, чем разъяренная толпа за ее спиной.

Сделав глубокий вдох, Лилан шагнула из дома и побежала по мокрой траве, навстречу чащобе. Цепная реакция страха и насилия вытолкнула ее из привычного мира. Впереди был только мрак, шепот и надежда отыскать правду под свидетелем давнего преступления.

Побег через сад был коротким, но вечность в аду. Каждый крик с улицы, каждый звук приближающейся толпы вгонял в спину ледяные иглы. Она не оглядывалась, не могла. Все ее существо было сфокусировано на темной линии леса, манившей и пугавшей одновременно.

Трава под ногами была мокрой от дождя и… чего-то еще. На пути ей попадались отдельные травинки, покрытые липким, темным налетом. Роса. Она была уже здесь, в саду, словно проклятие проросло сквозь землю и ждало ее.

Последние метры до опушки она пролетела, почти не дыша, и нырнула под сень первых старых сосен. Воздух сменился – стал гуще, насыщенней запахом хвои, влажной коры и грибов. Но и здесь, сквозь этот знакомый аромат, пробивался тот самый сладковатый, медный душок.

Она прислонилась к шершавому стволу, пытаясь отдышаться, и рискнула выглянуть. Толпа, человек двадцать, уже стояла у ее калитки. Они кричали, что-то требовали, потрясая кулаками. И впереди всех стоял высокий, суровый мужчина – шериф Миллер. Он что-то говорил им, пытаясь утихомирить, но его голос тонул в общем гуле. Затем он повернулся и посмотрел прямо в сторону леса. Прямо на нее. Казалось, их взгляды встретились сквозь чащу. Он не кричал, не угрожал. Он просто смотрел. И в его взгляде было не обвинение, а что-то худшее – тяжелое понимание. Понимание того, что она сбежала. И что это делает ее виновной в его глазах и в глазах всего города.

Она отпрянула вглубь леса, сердце бешено колотясь. Теперь она была беглянкой. И у нее не было выбора, кроме как идти вперед.

Лес сомкнулся над ней. Свет быстро таял, пробиваясь сквозь плотный полог листьев и хвои редкими, бледными столбами. Тишина здесь была обманчивой. Она была наполнена звуками – шелестом, щелчками, отдаленными скрипами деревьев. И шепотом. Все тем же шепотом, что теперь стал ее постоянным спутником.

«…ближе… иди ближе, дитя моего позора…»

Она шла, почти не глядя под ноги, сжимая в одной руке медальон, а в другой – драгоценный дневник. Корни деревьев цеплялись за ее ноги, словно пытаясь удержать. Ветви хлестали по лицу. Она не знала, куда именно идет, лишь чувствовала глухое, тянущее ощущение в груди, смутный компас, встроенный в ее проклятую кровь.

Внезапно она вышла на небольшую, заболоченную полянку. И тут ее взгляд упал на старую, полуразвалившуюся сосну на другом краю. Ее ствол был расщеплен давним ударом молнии, и в черной, обугленной трещине что-то тускло поблескивало. Что-то металлическое.

Сердце ее екнуло. Она подошла ближе, раздвигая папоротники. Это была старая, ржавая цепь. Обрывок. Он был туго обмотан вокруг ствола, впиваясь в кору, словным дерево было пленником. А рядом, на земле, лежал крошечный, искореженный железный ошейник.

Место казни. Она инстинктивно это поняла. Здесь сжигали еретиков, преступников. И ведьм.

«Свидетель…» – пронеслось в ее голове.

Она подбежала к дереву, ее пальцы скользнули по шершавой, обгоревшей коре. И тут она увидела его. Почти скрытый мхом и гниющими листьями, в самом основании расщелины, лежал камень. Небольшой, темный, неестественно гладкий, словно его долго полировали руками. Он был теплым. Теплым, как живая плоть, в этом холодном, сыром лесу.

Каменное Сердце. Это должно быть оно.

С дрожащими руками она потянулась, чтобы поднять его. Но в тот момент, когда ее пальцы почти коснулись поверхности, из чащи за ее спиной раздался резкий, сухой треск. И тяжелое, прерывистое дыхание.

Лилан резко обернулась, вжавшись спиной в дерево.

На опушке поляны, перекрывая путь к отступлению, стоял Тайлер. Он был без куртки, его одежда промокла и испачкана, волосы в беспорядке. В одной руке он сжимал тяжелый фонарь, в другой – охотничий нож. Его грудь тяжело вздымалась, а глаза горели в полумраке лихорадочным, почти безумным огнем.

– Я сказал тебе держаться подальше, – его голос был хриплым от напряжения. – Я сказал тебе не выходить из дома.

Он сделал шаг вперед. И в его взгляде она прочитала то, от чего кровь застыла в жилах. Он пришел не для разговора.

Глава 5: Кошмар наяву

Тишина, наступившая после ухода Тайлера, была обманчивой. Она была густой, тяжелой, словно воздух перед грозой. Лилан все еще стояла у двери, прижав ладонь к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Его слова, его взгляд, полный ненависти, жгли сильнее, чем любой шепот из подвала.

Она медленно поднялась наверх, в свою спальню. Ей нужно было прийти в себя. Осмыслить то, что только что произошло. Второе убийство. Очевидное указание на ее семью. И Тайлер, который теперь видел в ней если не убийцу, то ведьму, навлекающую беды на город.

Она прилегла на кровать, уставившись в потолок, но покой не приходил. В ушах стоял навязчивый гул – отголосок криков толпы, смешанный с тихим, едва уловимым шепотом, который, казалось, исходил теперь из самых стен.

«…не верь ему… все они лгут… как лгали тогда…»

Она зажмурилась, пытаясь заглушить голос. «Уйди», – мысленно прошептала она.

В ответ в комнате раздался тихий, но отчетливый скрип.

Лилан открыла глаза и медленно повернула голову. Старый платяной шкаф из темного дерева, доставшийся ей от бабушки, стоял неподвижно. Но его дверца, которую она точно помнила закрытой, теперь была приоткрыта на тонкую щель. Из этой черной щели, казалось, на нее смотрела сама тьма.

Она сглотнула, медленно приподнимаясь на локте. «Показалось, – пыталась убедить себя она. – Сквозняк».

И тогда она это увидела. На прикроватном столике лежала ее любимая кружка с полустертым рисунком кота. Она стояла ровно. Но из-под ее дна медленно, словно масло, расползалась по светлому дереву темно-алая лужица. Роса. Она проступала сквозь фарфор.

Лилан отшатнулась к изголовью, втянув голову в плечи. Это не было галлюцинацией. Жидкость была густой, почти желеобразной, и тот самый сладковато-медный запах ударил в нос, становясь все сильнее.

Стук.

Легкий, как будто кто-то постучал костяшками пальцев по дереву. Не в дверь. По ее изголовью. Прямо у ее виска.

Она замерла, не в силах пошевелиться. Воздух в комнате стал ледяным.

Стук. Стук. Стук.

Теперь он доносился уже из-под кровати. Неторопливый, настойчивый.

«Нет, – прошептала она. – Этого не может быть».

СКРИП!

Платяной шкаф с громким, яростным звуком распахнул свою дверцу настежь. Внутри, на вешалках, висела ее одежда. Но теперь все платья и блузки были испещрены темными, мокрыми пятнами, будто их окунули в краску цвета запекшейся крови. И они медленно раскачивались, хотя в комнате не было ни малейшего движения воздуха.

Шепот стал громче. Он исходил теперь отовсюду – из углов, из-под кровати, из распахнутого шкафа. Десятки, сотни голосов, накладывающихся друг на друга, шептали, бормотали, плакали.

«…Фэрроу… вина… кровь…»

«…верни… верни мое…»

«…мама, мне больно…»

Лилан вскрикнула и сползла с кровати, прижимаясь спиной к стене. Ее дыхание стало частым, поверхностным. Это был уже не сон. Это было здесь. С ней.

Книги с полки над письменным столом одна за другой стали падать на пол с глухими стуками. Страницы их сами по себе перелистывались, и на них проступали те же багровые пятна.

Вдоль стены, от окна к двери, поползла темная, влажная полоса, словно по штукатурке пустили корни какого-то невидимого растения. И с этих «корней» сочились капли, оставляя на полу липкие, ржавые следы.

Кошмар стал явью. Дом больше не был убежищем. Он стал воплощением проклятия, живым, дышащим существом, что обращало против нее свою ярость.

Лилан, не помня себя от ужаса, бросилась к двери, рванула на себя ручку – та не поддалась. Она была заперта. Изнутри.

Она стала бить по дереву кулаками, рыдая от страха и бессилия.

– Выпусти меня! Выпусти!

В ответ дверь с силой дернулась на себя, вырвав ручку из ее пальцев, и с грохотом захлопнулась, едва не прищемив ей пальцы. Замок щелкнул.

Она оказалась в западне. В центре бури, подпитываемой столетиями обиды и боли. И единственным ответом на ее мольбы был нарастающий, всепоглощающий шепот, из которого наконец проступил один, ясный и леденящий душу голос:

«Ты никуда не денешься, дитя мое. Ты принадлежишь мне».

Она осталась одна в центре комнаты, зажатая между падающими книгами, окровавленным шкафом и стеной, с которой сочилась алая жижа. Шепот превратился в оглушительный хор, в котором невозможно было различить отдельные слова – только вихрь ненависти, боли и обвинений.

Внезапно свет лампы на прикроватной тумбочке погас, затем мигнул и снова зажегся, но теперь его свет был кроваво-красным, заливая комнату зловещим багровым сиянием. В этом свете пятна на ее одежде в шкафу казались свежими ранами, а ползущие по стенам подтеки – живыми венами.

«Я не та, кого вы ищете!» – крикнула Лилан, и ее голос сорвался на визг. – «Я просто нашла дневник!»

«Ты – плоть от плоти… кровь от крови…» – прошипел тот самый ясный голос, и на этот раз он исходил из самого угла комнаты, где тени сгущались, образуя нечто плотное, бесформенно-человеческое. «Ты – ключ… и замок…»

Пол под ногами затрясся. Доски вздыбились, и из щелей между ними, словно из открытых ран, хлынули струи той же густой, зловонной жидкости. Лилан едва удержалась на ногах, отскакивая к центру комнаты. Теперь она стояла на островке чистого пола, окруженная бурлящим красным болотом.

С потолка, с лепнины, тяжело и медленно, начала капать «роса». Тяжелые, горячие капли падали ей на голову, на плечи, оставляя липкие, багровые пятна на ее светлой пижаме. Она пыталась стереть их, но они лишь размазывались, впитываясь в ткань, оставляя на коже жгучий холод.

Ее взгляд упал на дневник, лежавший на кровати. Он был открыт, и страницы его быстро перелистывались невидимой рукой, останавливаясь на том самом месте, где описывалась казнь. Чернила на пергаменте поплыли, превращаясь в красные потеки, и из них на бумаге проступило новое, не принадлежавшее Элинор слово, выведенное угловатым, яростным почерком:

ВЕРНИСЬ.

В ту же секунду тень в углу комнаты рванулась вперед. Это не было плавным движением призрака – это был резкий, стремительный бросок черной, бесформенной массы. Она неслась на Лилан, и из ее глубины доносился уже не шепот, а рычащий, полный нечеловеческой тоски рев.

Инстинкт самосохранения оказался сильнее паралича. Лилан, не помня себя, схватила с тумбочки тяжелую стеклянную книгу-пресс и швырнула ее в приближающуюся тень.

Раздался оглушительный звон бьющегося стекла. Свет лампы погас окончательно, погрузив комнату в темноту. Рев и шепот оборвались.

Наступила тишина. Глубокая, оглушающая.

Лилан стояла, тяжело дыша, вся дрожа, ослепшая после багрового света. Она медленно провела рукой по лицу. Кожа была чистой. Ни росы, ни крови. Она рискнула сделать шаг. Пол под ногами был сухим и ровным.

Она подбежала к выключателю. Свет зажегся, болезненно яркий. Комната была такой, как прежде. Книги лежали на полках. Шкаф был закрыт. На стенах не было и следа подтеков. Ее пижама была чистой.

Только осколки разбитой книги-пресса на полу и вырванная дверная ручка напоминали о том, что только что произошло. И всепроникающий запах меди, который, казалось, въелся в самые стены.

И еще одно. На ее левом запястье, там, где раньше был лишь крошечный узор, теперь красовалось четкое, яростное пятно. Формой оно напоминало обугленный листок. Оно не болело, но было ледяным на ощупь.

Кошмар наяву отступил. Но он оставил ей свой знак. И свое требование. ВЕРНИСЬ.

Лилан, все еще дрожа, подошла к окну и отдернула занавеску. На стекле, с внешней стороны, были те самые, знакомые до тошноты, густые, алые капли. Они стекали вниз, словно окно плакало кровавыми слезами.

Она поняла. Ей не позволят просто сидеть и читать. Проклятие требовало действий. Оно приказывало ей вернуться. Туда, где все началось. В лес. Найти Каменное Сердце. И заплатить за грехи своих предков.

Глава 6: Незваный гость

Следующий день прошел в лихорадочном оцепенении. Лилан не решалась прикасаться к дневнику, боясь спровоцировать новый приступ кошмара. Ледяное пятно на запястье пульсировало тупой болью, постоянное напоминание о том, что проклятие не дремлет. Она механически делала уборку, пытаясь стереть следы вчерашнего ужаса – собрала осколки стекла, попыталась прикрутить на место дверную ручку. Но запах меди въелся в дом, и его невозможно было вывести.

Когда стемнело, она зажгла все светильники в гостиной, словно пытаясь отгородиться от надвигающейся ночи. Она сидела, укутавшись в плед, и смотрела на пламя в камине, пытаясь не слышать настойчивый шепот, что стал тише, но не исчез полностью.

Внезапный резкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Не тот истеричный стук миссис Гловер, а тяжелый, мужской, полный решимости. Сердце упало. Толпа? Шериф?

Осторожно подойдя к двери, она заглянула в глазок. И похолодела. На пороге, освещенный тусклым светом крыльца, стоял Тайлер. Его лицо было бледным и напряженным, в глазах – та же ярость, что и днем ранее, но теперь приправленная холодной решимостью.

Она не хотела открывать. Но что было альтернативой? Он мог выломать дверь. Или привести других.

Лилан медленно, с скрипом отодвинула засов и открыла дверь на несколько дюймов, оставаясь за ее прикрытием.

– Тайлер. Уже поздно.

– Для нас обоих, – отрезал он. Его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на дрожащих руках, сжимавших край двери. – Впусти меня, Лилан. Нам нужно поговорить.

– Мы все уже сказали.

– Нет, – его голос стал тише, но от этого лишь опаснее. – Мы не сказали и десятой части. Впусти меня. Или мне придется говорить через дверь, и, поверь, тебе не понравится, что услышат твои соседи.

Угроза была прозрачной. Она отступила, пропуская его внутрь. Он переступил порог, его крупная фигура заполнила прихожую. Он огляделся, и его взгляд сразу же выхватил следы вчерашнего хаоса – свежую царапину на полу, криво прикрученную ручку.

– Весело проводила время? – язвительно бросил он, снимая куртку и бросая ее на стул с таким видом, будто был здесь хозяином.

– Что тебе нужно, Тайлер? – спросила она, оставаясь стоять у стены, скрестив руки на груди в защитной позе.

– Правды. Хоть крупицы. Мой двоюродный брат мертв. И все улики, даже самые безумные, ведут к твоей двери. Твой фамильный герб был нарисован его кровью, Лилан!