Запретная страсть

– До сих пор не понимаю, как ты согласилась на это? – шепчет Влад.

– У меня не было выбора. Стас умеет быть настойчивым.

Влад ничего не отвечает. Он понимает. Когда-то и он стал заложником обстоятельств, и теперь разорвать эти путы невозможно.

Мы останавливаемся у тяжёлой деревянной двери в конце коридора. Влад достаёт небольшой брелок и прикладывает к незаметной панели. Раздаётся тихий щелчок, и дверь медленно отворяется. Кабинет брата поглощает нас с порога. Первое, что бросается в глаза, – огромный экран во всю стену напротив двери. На нём – движущиеся графики, камеры с разных точек здания, чертежи, какие-то списки и строки данных. Всё это переливается холодным синим светом. Кабинет большой, но обставлен сдержанно. Здесь нет показной роскоши, только аккуратная строгость: тёмный дуб, кожа, стекло.

– Присаживайтесь, – звучит бархатистый голос Стаса.

Делаю глубокий вдох и сажусь слева от брата. Влад – рядом. Через несколько минут появляется Олег. Плечи расправлены, шаги уверенные, движения точные. Он бросает на нас быстрый взгляд – не враждебный, нет. Скорее, равнодушный. Но этого достаточно, чтобы внутри снова кольнуло то напряжение, от которого я только начала отходить.

– Все на месте, тогда начнём. У нас не так много времени.

На экране сменяются изображения. Схемы исчезают – и появляются фотографии. Мужчина средних лет с восточной внешностью, короткой стрижкой и пронизывающим взглядом. Шея увешана массивными цепями, а руки – в перстнях с камнями.

– Это Джахир Алиев, – произносит Стас, не повышая голоса, но от этих слов в кабинете становится ещё тише. – Официально – владелец трёх транспортных компаний. Неофициально – поставщик редкого «Эликса».

На экране – новая фотография. Джахир у машины. За ним двое в спортивных костюмах, и взгляды их… кхм… весьма красноречивые. По позвоночнику пробегает холодок.

– Джахир хочет заключить сделку на поставку товара в наш регион. Условия весьма выгодные. Нам лишь остаётся убедиться в качестве того, что он предлагает.

Стас делает акцент на слове «качество», будто это не о «товаре», а о чём-то гораздо более хрупком и опасном.

– Проверку сделаешь ты, Кира. Бояться нечего…

Брат не успевает договорить – дверь кабинета распахивается. На пороге появляется женщина. Взгляд – острый, как лезвие. Подбородок приподнят. Чёрные волосы убраны в тугой пучок. Плащ небрежно накинут на плечи, под ним – костюм цвета графита.

– Извините за опоздание, – произносит она без капли извинения. – Пробила систему наблюдения на входе. Два слепых угла и устаревший протокол идентификации. Надеюсь, за это кто-то получит выговор.

Стас даже не моргает. А я инстинктивно отворачиваю голову, стараясь стать частью интерьера. Но это не помогает. Женщина проходит вглубь комнаты. Высокие каблуки чётко отбивают ритм по полу. Она двигается с уверенностью человека, привыкшего всё контролировать.

– Всё же Стас притащил тебя.

Голос звучит спокойно, почти лениво, но в нём сквозит что-то едкое, язвительное – как капля яда в бокале вина. Слова – не упрёк, а приговор. Будто моё присутствие оскорбляет саму идею порядка, который она привыкла устанавливать.

– И я тебя рада видеть, тётя.

Отвечаю с такой же вежливой холодностью, отчеканивая последнее слово с нарочитым акцентом. Она ненавидит, когда её называют не по имени. Для неё «тётя» – это слабость, уязвимость, привязка к чему-то человеческому. А ей куда больше по вкусу ассоциации с клинком, чем с семьёй.

Аида.

Младшая сестра отца, его тень при жизни и хищник после. Стратег, переговорщик, бывший юрист, а ныне – одна из самых влиятельных женщин в нашем круге. Она вырезана из стали – холодная, точная, болезненно прямолинейная. Каждый шаг – заранее просчитанный, каждое слово – часть плана. С ней не спорят. Ей либо подчиняются, либо исчезают из поля зрения.

Она поджимает губы, едва заметно. Мои слова достигли цели. Она считает, что племянница вроде меня – это ошибка в системе. Для Аиды я – переменная, которую нельзя просчитать, а значит, опасность. А таких она терпеть не может.

– Я надеялась, что ты повзрослела. И научилась не вмешиваться в дела старших, – бросает она холодно, как ледяную иглу.

Улыбаюсь краем губ и чуть приподнимаю бровь.

– Взрослеть? Спасибо, не надо. Предпочитаю оставаться вечным источником головной боли для таких, как ты.

В комнате сгущается напряжение. Стас хмурится, Влад опускает взгляд. Только Олег неподвижен, как статуя, следит за обменом репликами, будто наблюдает за шахматной партией, где один неверный ход – и всё пойдёт к чертям. Аида сужает глаза, сцепляет тонкие пальцы в замок на груди. Губы её едва подрагивают – не от эмоций, а от сдерживаемого раздражения.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься. Последствия могут быть куда серьёзнее, чем тебе кажется.

Внутри поднимается злость – спокойная, плотная. Я устала от того, что кто-то всё время решает, что мне по плечу, а что – нет. Поэтому, проигнорировав предостерегающий взгляд брата, отвечаю:

– А тебе бы стоило понять, что угрожать льву в его логове – плохая идея. – Вскидываю подбородок, в упор глядя ей в глаза.

Молчание накрывает комнату как плотный саван. Влад чуть наклоняется ко мне, будто готов схватить за руку и вытащить из-под шквала огня, который вот-вот обрушится на меня. Но я не двигаюсь. Я не отведу взгляд.

Аида произносит тихо, почти ласково, но в голосе – сталь:

– Думаешь, что уже выросла, раз можешь бросаться метафорами и щёлкать зубами? Только вот львицы без прайда долго не живут. Особенно если рядом шакалы.

Я смеюсь – коротко, сухо, дерзко. И плевать, сколько стоит эта дерзость. Пусть слышат все.

– Значит, ты боишься, что у меня начнёт получаться? Боишься, что я – угроза? Это даже мило.

– Довольно! – рявкает Стас, стукнув кулаком по столу. – Прекратите этот балаган. Обе. Мы собрались здесь для обсуждения сделки, а не чтобы выяснять, у кого характер хуже.

Аида откидывается на спинку кресла. Лицо – маска. Гладкая и бесстрастная. Но я вижу: её пальцы чуть сжались на подлокотнике. Она затаила раздражение – а значит, я задела её. И это уже победа. Маленькая, но такая нужная.

Стас возвращается к делу. Его голос вновь становится ровным, деловым. Он раздаёт указания Владу и Аиде – транзакции, проверка счетов, маршруты и защита каналов. Аида кивает, всё фиксирует в памяти и, не попрощавшись, покидает кабинет. Влад идёт за ней, оставляя меня, Стаса и Олега в кабинете. Брат поворачивается ко мне и начинает объяснять детали моей работы. Вроде бы ничего сложного. Проверить товар и вернуться в машину. Проще простого. Но есть одно но.

– Кира. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Поэтому Олег пойдёт с тобой.

– Нет, – резко, слишком громко. – Нянька мне не нужна. Я справлюсь сама.

– Не хочу потом разгребать последствия твоих «справлюсь сама», – отзывается Олег, впервые вступая в разговор. Его голос спокоен, но в нём слышится усталое знание. – Так что предлагаю потерпеть друг друга до конца дня. Не больше.

Сверлю его взглядом. Полный набор эмоций – от ярости до усталости – прячется где-то между бровями. Наконец выдыхаю:

– Ладно. Потерпим друг друга до конца дня.

Стас кивает. В его взгляде – искра одобрения.

– Вот и отлично. Готовьтесь. И, пожалуйста, постарайтесь не убить друг друга.

Глава 7

Олег

Удивляюсь, когда Стас просит забрать зеленоглазую бестию по имени Кира и привезти к нему. И прихожу в ярость, когда она решает, что вправе мне угрожать. Это звучит буднично с её стороны, почти небрежно – как будто она заказывает кофе:

– Это тебе надо меня бояться. Как спасла, так и закопаю.

Меня передёргивает от дикого раздражения, почти физического. Сжимаю зубы, проглатывая резкий ответ, но в голове всё кипит: «Ты вообще кто такая, чтобы так говорить?!».

Я привык, что девушки со мной флиртуют, заигрывают, пытаются понравиться. Это игра, в которой я знаю правила и почти всегда выигрываю. Но Кира… совсем другая история. Спасла, значит? И закопать она меня собирается? Да я одним щелчком пальцев могу превратить её жизнь в кромешный ад.

В груди поднимается жар – едкий, злой. Не тот, что вспыхивает и гаснет, а тот, что тлеет, оставляя угли. Иду к машине, сажусь и захлопываю дверцу с такой силой, что сигналка рядом припаркованного джипа жалобно взвизгивает. Пусть хоть кто-то разделит мою ярость. Вставляю ключ в замóк зажигания и срываюсь с места. Руки сжимаются на руле – костяшки пальцев белеют, ногти врезаются в ладони. Нужно успокоиться.

Вдох – выдох.

Вдох – выдох.

Гнев постепенно начинает отступать. Отвезу её к Стасу… Надеюсь, больше никогда в жизни не буду иметь с ней дела.

Дорога кажется бесконечной. Украдкой бросаю на неё взгляд. Теперь, когда на ней нет медицинской маски, я вижу её лицо целиком. Гладкая кожа, с лёгким румянцем на щеках. Скулы чёткие. Губы полные, чувственные, но сейчас поджаты, будто держат невидимую границу. Нос прямой, чуть дерзкий, точно подчёркивающий упрямство в каждом её слове.

И глаза. Чёрт, эти глаза.

Зелёные, яркие, как изумруды, и при этом холодные, как зимнее озеро. В них нет привычной женской мягкости или кокетства – только стальная решимость и скрытая, опасная глубина. Эти глаза не умоляют, не ищут одобрения, не боятся. Они сверлят, рвут, считывают тебя на атомы.

Она сидит, отвернувшись к окну, и смотрит на проплывающие мимо пейзажи. Ни капли напряжения. Ни одного признака, что её хоть немного задела моя вспышка. Наоборот – в её взгляде читается удовлетворение. Отворачиваюсь. В голове всплывают обрывки разговора со Стасом: «Просто довези. Ни во что не лезь. И не пытайся с ней спорить».

Теперь я понимаю, почему он добавил последнюю фразу. Она не похожа ни на одну из тех, кто пытался послушной. Кира – как огонь. Тот, что исподтишка слизывает стены твоего дома, пока ты думаешь, что ещё всё под контролем.

Поворот за поворотом – и мы приближаемся к нужному адресу. Дом Стаса уже видно впереди. Я чувствую облегчение, но не полное. Паркуюсь. Кажется, вот-вот – ещё секунда, – и всё это закончится. Но нет. Не тут-то было. Кира снова открывает рот.

– Кстати, ты ужасно водишь, – лениво бросает она и выходит из машины.

Последняя капля.

Рывком открываю дверь и обхожу капот. Хватаю её за шею. Ни нежности, ни игры, только злость – стальная и хищная. И прежде, чем она успевает выдохнуть или снова что-то сказать, я впечатываю её спиной в машину. Металл глухо гудит от удара. Не сильно, не жестоко, но достаточно, чтобы она почувствовала, с кем играет. Чтобы запомнила.

Наши взгляды встречаются. Её зелёные глаза полны дерзости, но на дне их вспыхивает нечто другое. Мельком. Что-то, что даже она, возможно, не успевает осознать. Кира не отводит взгляд. Наоборот. Она улыбается. Почти незаметно, уголком губ. Но я вижу это. И в этот момент во мне словно что-то ломается. В груди – ком. Тяжёлый, глухой. Это не просто злость. Это обида. Стыд. Растерянность. Я привык управлять ситуацией, привык, что всё под контролем. А сейчас? Сейчас будто сам себя не узнаю. Моё дыхание сбивается. Взгляд бегает по её лицу – глаза, губы, эта чёртова ухмылка. Хочу что-то сказать, крикнуть, ударить по машине, чтобы хоть как-то вернуть контроль. Но ничего не выходит. Мы стоим слишком близко. Слишком долго. И в этой тишине всё говорит громче, чем слова.

Спасает Киру появившийся из-за угла маменькин сынок Влад, который становится свидетелем этой сцены. Ослабляю хватку и медленно отпускаю Киру. Она потирает шею, сохраняя на лице невозмутимость, и жадно глотает воздух. Оказавшись рядом с нами, Влад подхватывает девчонку под руку и уводит в дом. Остаюсь стоять возле автомобиля, чтобы немного остыть прежде, чем переступлю порог. Адреналин медленно сходит. Выдыхаю, ставлю машину на сигнализацию и вхожу в дом.

В кабинете появляюсь вовремя. Стас, расположившийся во главе стола, поднимает глаза на меня и кивает – почти незаметно, молча приглашая присоединиться. Кира всё такая же, будто не она минуту назад едва не задохнулась. Восседает как на троне: нога на ногу, подбородок чуть вздёрнут. Влад сидит рядом. Плечи напряжены.

Устраиваюсь напротив этой двоицы, и мы начинаем обсуждать сделку. Стас говорит чётко, по делу, в его голосе нет ни намёка на эмоции – словно не замечает той тягучей напряжённости, что разлилась вокруг. Однако всё меняется, когда в комнату входит незнакомая женщина. Она появляется без стука – как будто ей это и не нужно. Разговор замирает на полуслове.

Смотрю на Киру. И вижу не привычное сверкание колючего, самоуверенного бешенства… нет… там мелькает нечто человеческое. Там – напряжение. Под кожей, в изгибе брови, в том, как чуть сильнее сжимаются её пальцы на колене. Внутренняя пружина, готовая распрямиться, но не сейчас. Злость, горькая и вынужденная, как яд, который она пока глотает, но, возможно, выплюнет позже – в чьё-то лицо. Неприязнь. Осторожная, почти почтительная, но бесспорно настоящая. И ещё… что-то близкое к уязвимости, тщательно прикрытой клыками. Вижу, как она моргает чуть дольше, чем нужно. Как её челюсть напрягается, а затем снова расслабляется, словно она ловит себя на этом, напоминает себе, кто она такая.

Интересно, какая история их связывает?..

Не спрашиваю. Не сейчас.

Но с этого момента я начинаю по-настоящему наблюдать за Кирой. И понимаю, что ещё слишком мало о ней знаю.

~~~

– Ты оглохла? Или тебе повторить? – рычу я. – Снимай кофту. Сейчас же.

Стас попросил меня закрепить на Кире маячок на тот случай, если всё пойдёт не по плану. Вот почему я сейчас стою напротив неё, почти нависая, и рычу приказ, в котором больше злости, чем нужно. Злость – как защита. Как щит от того непрошеного, что она вызывает во мне.

Она не двигается. Только смотрит.

– Кира, – тише, но с нажимом, – не вынуждай меня применять силу.

Её губы поджимаются. Зрачки сужаются. В ней что-то меняется. Лицо по-прежнему спокойно, даже отстранённо, но я вижу, как в ней поднимается буря. Тихая, без всплесков. Ураган – тот, что собирается внутри, не снаружи.

– А ты всегда так себя ведёшь? Командуешь, рычишь, приказываешь… как будто люди – вещи?

Молчу. Я и правда привык отдавать приказы. Привык, что меня слушаются. Без возражений, без лишних вопросов. Но Кира… она ломает каждую модель поведения. Не боится, не подчиняется. Это раздражает. Это пугает.

– Ладно, – вдруг бросает она и тянется к краю кофты.

Дразняще тянет ткань вверх, медленно, с нарочитой небрежностью. Под ней – белый кружевной бюстгальтер. Тонкие бретельки едва удерживают ткань, сквозь которую просвечиваются соски.

И я замираю.

Не потому что под майкой кружево. И не потому что она красива – хотя да, красива, чёрт бы её побрал. А потому что всё это – провокация. Хладнокровная, почти театральная. Она не раздевается. Она оголяет своё презрение. Свою силу.

Мне тридцать два года, а чувствую себя, как двадцатилетний пацан, который впервые увидел девушку в нижнем белье. Стараюсь не смотреть – в буквальном смысле. Перевожу взгляд на стену, на подлокотник кресла, на пол. Куда угодно, только не на неё. Потому что это уже не про маячок. Это про то, кто в комнате держит контроль. И я впервые за долгое время понимаю: не я.

Руки будто деревенеют, когда я достаю маячок. Мизерная штука, ничего особенного – липучка, крошечный корпус, тонкий жгут антенны. Но он в моих пальцах весит тонну. Потому что я знаю: стоит мне прикоснуться – и она победит. Не так, как в уличной драке. Не физически. Глубже. Внутри.

– На плечо, – хрипло говорю.

Кира молча поворачивается. Кожа у неё светлая, почти прозрачная, тонкая, как пергамент, и кажется, будто под ней видно пульс. Но я замечаю не это.

Я вижу шрам.

Длинный, неровный, словно нанесённый чем-то ржавым. Он уходит под край белья, и становится ясно – это был не несчастный случай. Это было намеренно. Кто-то сделал это с ней…

У меня внутри что-то сжимается. Не жалость. Она бы сожгла меня взглядом за жалость. Это ярость. Глухая, давящая, комом застрявшая в груди. Я не имею права злиться, я не её спаситель и не её судья, но… чёрт… видеть это – всё равно что наступить ногой в чужую кровь.

Аккуратно приклеиваю маячок, почти не касаясь кожи. Руки всё ещё дрожат, едва заметно, но достаточно, чтобы я сам это почувствовал. Она стоит спокойно. Ни вздоха, ни движения, как будто я – сквозняк, а не человек.

– Готово, – выдыхаю.

Кира поворачивается. Лицо – камень. Ни тени эмоций. Она натягивает кофту обратно. Так же медленно, с тем же вызовом, как и снимала. Но теперь в её жестах меньше бравады. Больше – тяжести.

– Следи, Олег. Следи за мной сколько хочешь, – шепчет она. – Только не забудь оглянуться, когда зазвенит тревога. Иногда охотник сам становится целью.

И уходит.

А я остаюсь в комнате. Один. И понимаю, что игра только начинается. И кто выйдет из неё победителем, пока остаётся загадкой.

Глава 8

Кира

Не оглядываясь, выхожу из кабинета и спускаюсь по мраморной лестнице в холл. Здесь всё иначе: гул голосов, хруст раций, запах дешёвого кофе и металлический привкус напряжения в воздухе. Люди Стаса двигаются слаженно, точно по команде. Кто-то проверяет магазин, щёлкает затвором. Кто-то набрасывает чёрную куртку поверх бронежилета, засовывая рацию в карман. На полу – вскрытые кейсы с оружием.

Возле входной двери замечаю Руслана. Он стоит, прислонившись к стене, с планшетом в руке и хмурым выражением лица. Подхожу к нему, и в этот момент он отрывается от экрана. Его взгляд цепляется за меня. Он поднимает брови, будто не ожидал увидеть меня здесь, но удивлённым не выглядит.

– Всё спокойно? – спрашиваю, останавливаясь прямо перед ним.

– Всё под контролем.

Руслан на секунду переключает своё внимание на людей, снующих по холлу, а после его взгляд снова возвращается ко мне.

– Ты и правда едешь? – наконец спрашивает. Тихо, почти на выдохе, будто это новость, которую он до сих пор не может переварить.

– Да, – отвечаю коротко, не давая повода для дискуссий. – Стас настоял.

Руслан скептически кривит губы, словно старается сдержать комментарий, но язык всё же его предаёт:

– Надеюсь, твой брат знает, что делает.

Эта фраза остаётся висеть в воздухе… как дым. Я не отвечаю. Не потому что нечего, а потому что понимаю: он не против меня. Он против риска. Руслан скользит быстрым взглядом по холлу, выискивая кого-то. Наконец резко машет рукой парню с экипировкой:

– Серый, дай сюда ещё один жилет.

Парень оборачивается удивлённо, но молча вытаскивает жилет – с застёжками и наплечниками – и передаёт Руслану. Тот берёт его, будто держит не защиту, а приговор.

– Надевай, – голос не допускает возражений, хоть и звучит совсем не грубо. – Без него не выйдешь.

Смотрю на Руслана, на тёмно-серый жилет, потом обратно, и впервые за весь день мне становится чуть тесно в груди. Не от страха. От понимания: они действительно считают, что всё может пойти к чертям.

– Он не по фигуре, – бросаю, пытаясь сохранить иронию, но голос звучит тише, чем хотелось бы.

Руслан усмехается одним краем губ:

– Он по жизни. А жизнь у нас – с запасом брони.

Беру жилет. Тяжёлый, пахнет металлом, пылью и чьей-то тревогой. Надеваю, застёгиваю ремни и чувствую, как его вес буквально придавливает плечи. Прежде чем успеваю поблагодарить, на лестнице раздаётся размеренный стук шагов. Поворачиваю голову. Олег спускается медленно, словно нарочно растягивая момент и заставляя всех обернуться. Куртка расстёгнута, и теперь под ней виднеется идеально выглаженная чёрная майка. Взгляд цепляется за каждую линию его тела – рельеф мышц, уверенная посадка плеч, лёгкая, почти ленивая грация хищника. Ловлю себя на том, что просто смотрю. Долго. Слишком долго. В груди поднимается жар – противный и липкий.

Чёрт.

Резко отворачиваюсь. Настолько быстро, что кто-то рядом даже удивлённо шевелится.

– Идиотка, – шепчу себе под нос, чувствуя, как вспыхивают уши. – Думай головой, а не…

Сжимаю кулак, ногти впиваются в ладонь. Раздражение захлёстывает. Злюсь на себя за эту слабость. Хочется сорвать этот жилет, выбросить, уйти. Но вместо этого делаю глубокий вдох, стараясь вернуть на лицо привычную маску холода. Глупо. Он всего лишь человек. Но прежде, чем я успеваю окончательно собраться, вижу, как Олег начинает двигаться в нашу сторону. Бросает взгляд на мой жилет. Оценивает.

– Ну надо же… – тянет он с сарказмом в голосе. – Кто бы мог подумать? Принцесса в доспехах. Осталось только корону надеть – для баланса.

Едва не задев Руслана, Олег проходит мимо и выходит на улицу. Губы дёргаются, но я сдерживаю желание обернуться и швырнуть пару ласковых в ответ. Глотаю слова – пусть уходят вместе с ним. Олег растворяется во дворе, как яд, который выдохнули из лёгких.

– Придурок, – бормочет Руслан. – Не бери в голову. Он всегда так, когда чувствует, что теряет контроль.

Резко поднимаю глаза на Руслана.

– Всегда? – переспрашиваю. – И давно ты его знаешь?

Он медлит, чуть отводит взгляд, будто взвешивает, стоит ли говорить. На секунду в его глазах проскальзывает то, что обычно спрятано за бронёй хмурости и командных окриков.

– С тех пор, как твой отец стал партнёром Волкова-старшего. Тогда Олег был правой рукой своего отца. Делал то, о чём никто не хотел знать. Подчищал хвосты, убирал свидетелей, ломал тех, кто мешал.

Мои губы чуть приоткрываются, как будто я хочу что-то сказать, но слова застревают в горле, тяжёлые, как камни. Вспоминаю разговор со Стасом. Теперь всё становится на свои места.

– После смерти отца Олег решил отойти от бизнеса. Продал часть акций твоему брату и уехал в Америку – строить любовь.

– Любовь? – цепляюсь за последнее слово.

Руслан хмыкает коротко, безрадостно.

– Говорят, встретил там кого-то. Захотел спокойной жизни. Но, как ты понимаешь, спокойная жизнь у Олега длится максимум до первого шанса вцепиться кому-нибудь в горло.

Я только качаю головой. Трудно представить Олега в роли влюблённого эмигранта, пьющего латте на залитой солнцем веранде.

– Так что держи корону крепче, принцесса. Видел, как ты на него смотрела. И как отвела глаза.

– Это не… – начинаю, но голос ломается.

Руслан чуть кривит губы, но это не насмешка, скорее… горькая констатация.

– Не начинай оправдываться. Не передо мной…

Он делает паузу, взгляд становится мягче, при этом оставаясь колючим, как холодный металл. Где-то на улице раздаются отчётливые команды Стаса. Каждое слово ложится на бетон двора так, что эхом отдаётся даже здесь, в холле. Кто-то отвечает коротким «Есть!», и это «Есть!» катится обратно к нам, как отголосок строя.

– Пора, – говорит Руслан, больше не вслушиваясь в этот шум.

Его ладонь чуть толкает меня вперёд – не столь грубо, а так, будто отрывает с места, где слишком легко застыть в своих мыслях. Киваю и делаю шаг к двери. Солнечный свет уже не режет глаза. Он выцветает, стекает с крыш длинными тенями. Солнце медленно склоняется к закату.

Машины уже выстроены в колонну – будто сцена перед началом спектакля, где никто не знает, кто доживёт до финала. Один за другим бойцы занимают места, щёлкают ремни, закрываются двери. Стас стоит чуть поодаль, разговаривает с кем-то по телефону. Заметно напряжён. Пальцы сжимают и разжимают телефон так, что кажется, пластик готов треснуть. Закончив разговор, он подходит к нам.

– Ты готова?

– Готова, – отвечаю чётко.

Стас кивает, будто так и должно быть.

– Тогда слушай внимательно… – в голосе появляется твёрдость, которая всегда предшествует приказу. – Поедешь с Олегом. В одной машине.

На секунду у меня перехватывает дыхание. Мир сужается до его имени: с Олегом.

– Что? – выдыхаю. Голос звучит чужим, глухим, будто и не мой вовсе.

Я смирилась с тем, что Олег будет рядом во время сделки, но сидеть с ним в одной машине?.. Это звучит как приговор. Все мышцы внутри сжимаются в узел, грудь будто стягивает тугой лентой. Не могу поверить, что Стас действительно говорит это.

– Ты слышала, – повторяет брат. – С Олегом. Он за тебя отвечает. Мы разделяем маршрут. На случай, если произойдёт новое нападение. Он не подарок, но профи. И тебе с ним будет безопаснее, чем где-либо ещё.

Безопаснее. Забавно. С тем, кто при каждом удобном случае мечтает ткнуть словом как ножом.

– Стас… я ведь могу поехать с Русланом…

Но брат уже отворачивается, отсекая любое продолжение.

– Не обсуждается, – бросает он через плечо. – Он не должен тебе нравиться. Он должен доставить тебя живой. Всё.

– Супер, – бросаю, пытаясь выдавить из себя иронию. – Прямо мечта: дорога, закат и он за рулём. Что может пойти не так?

Брат больше не слушает и не слышит меня. Руслан медленно выдыхает и смотрит с сожалением. Молча накидывает куртку, скрывающую бронежилет, и произносит: