Никто, кроме нас

– Я здесь, – сама потянулась к его пальцам. – Здесь, – тихо прошептала, присаживаясь на стул и сжимая мужскую ладонь двумя руками, отбросив неловкое чувство, – Здесь, – прикрыла веки, прислушиваясь к дыханию Дэна.

Я здесь. Так близко к тебе, Даниэль. Мое сердце разрывается от осознания, что мы никогда не будем прежними. Мы находимся так близко, но и одновременно далеко, подобны небу и земле, разделенные незримой и неопределенной пропастью.

Оставшуюся ночь Даниэль провел, бормоча моё имя. Я меняла тряпку и воду раз пять, пока не спала температура. Как только его тело покрылось холодным потом, поняла, что этап пройден. Больше он моё имя не произнес. Просто уснул, но моей руки не отпустил. Наверное, я боялась, что все повториться, поэтому не противостояла. Настолько вымоталась, что так и уснула, держа Даниэля и прислонившись лбом к нашим рукам.

Думать об этом не хотелось от слова со всем. Завтра. Все завтра.

Наверняка, проснусь и забуду об этом. Забуду, что всю ночь держала его руку и слышала шепот моего имени.

Избегать. Избегать. Избегать.

Просто. Избегать.

ДАНИЭЛЬ

Мне снилась Андреа.

Кажется, я правда умер, потому что не мог объяснить это видение иначе. Мое сердце необычайно сильно билось от этой мысли.

Я помню ощущения её тепла. Её глаза. Её голос.

«Я здесь»

Слова подобны удару под самый дых.

Ты не здесь. Ты уже давно не рядом.

Я точно умер. Но…разве ад выглядит таким?

Молочного оттенка потолок и зелёные стены. А ещё ярко бьющиеся в окно лучи солнца.

Только немного погодя, понял, что, жив.

Этот ужасный бибикающий звук и раздражающие капли системы.

Попытался поднять руку, чтобы содрать эту хрень. Но ощутил чужой вес на себе. Медленно повернув голову, увидел копну каштановых волос.

Господи, я точно жив, и…вижу Андреа. Точно вижу.

Замираю, не в силах поверить.

Она спала сидя, наклонив голову к нашим ладоням. Они сплетены и мое тело необузданно покрылось слоем мурашек от ощущения ее кожи. Это так необычно видеть ее сейчас. И так больно. Я не понимал, что чувствую. Хотелось и кричать, и смеяться, и плакать.

Собранные в хвост волосы закрывали пол лица птички, но несмотря ни на что, я бы узнал её из сотни других лиц. Ее теплое дыхание щекотало мою кожу, и я все ещё не верил своим глаза.

Может я точно умер?

Большим пальцем, что был не зажат ее руками, медленно убрал падающею на нос птички прядь. Андреа нахмурилась, поморщила нос и длинные ресницы затрепетали. Я улыбнулся. Дьявол, как же сильно скучал по этим ресничкам. Как сильно скучал по ней. Но улыбке приходит конец, когда Андреа распахнула глаза и резко подняв голову, увидела меня. Ответной улыбки не удостоился.

Она отпрянула и расцепила наши руки, резко отдаляясь.

– Ты проснулся, – нервно тараторила она, начиная заново собирать волосы, ни разу на меня не взглянув.

Избегала.

Когда я в отличие от неё, не переставал разглядывать каждую частичку прекрасного лица. Я был готов ловить каждое мгновение рядом с ней, даже если оно длиться секунды.

Андреа не изменилась. Птичка стала только краше. Это осознание убивало. Я все пропустил.

– Как…, – хотелось спросить, как я вообще оказался здесь, с ней, но внезапная боль в области живота, заставила скорчить лицо и сжать кулаки.

Недавние события сумасбродными обрывками отыгрались перед глазами, и я сжал простыни от гнева, боли и ненависти.

Карло. Выстрел. Внезапная темнота.

«Она должна была жить, а не ты»

Слова пробрались в мысли и все вокруг начало тлеть.

Мама подарила мне эту жизнь несмотря ни на что, убежала и растила вдали от гнили этого мира. Она не знала, к чему все это приведёт. Мама умерла из-за меня. За мной пришёл отец и убил её. Он забрал ее у меня.

Возможно, она хотела верить в чудо? Верить, что сможет прожить свою лучшую жизнь. Даже если мы прятались в окраине города с разваленными стенами и едва закрывающимися окнами.

Я тоже верил, но все мечты разлетелись в прах.

– Да, он…он проснулся, – Андреа вывела из оцепенения, донося кому-то мое состояние по телефону. Она стояла надо мной, кусая ноготь. Последующие слова разобрать было невозможно. Я слишком сильно сфокусировался на своей боли.

– Кому ты звонила? – спросил, откидываясь назад и пытаясь дышать, чтобы расслабить мышцы.

Андреа устремила еловые глаза на меня, и боли уже не существовало. Я мог поверить, что боли никогда и не было. Только ее глаза.

Она впервые посмотрела прямо на меня.

Говорят, у ангелов зелёные глаза.

Сейчас этот ангел был успокоением среди суровой реальности, напоминая, что чудо еще есть.

– Найл, – от звучания мужского имени с её уст, каждый волосок на теле встал дыбом.

Прошло пять лет. Возможно, Андреа построила семью. Настоящую семью, чего вполне заслужила. Но одна только мысль, что моя птичка, именно моя дьяволица могла улыбаться другому, доводила до исступления.

Если больно лишь от мысли, что будет, когда и вправду узнаю об этом?

– Ты вышла замуж?

Но если больно, так сразу.

Тёмные брови птички сошлись на переносице. Она отошла на шаг в ошеломлении.

– Ты сейчас серьёзно? – взорвалась Андреа, переходя на крик, – Я нашла тебя практически мёртвого и синего у моря, притащила к себе домой и каждый! Каждый. Чертов. День. Я молилась, чтобы ты проснулся и свалил из моего дома, а ты…ты спрашиваешь у меня: не вышла ли я замуж?

Она слишком быстро дышала. Рьяно, готовая опрокинуть этот гребаный дом на мою голову.

– Хочешь, чтобы я спросил иначе? – приподнял бровь. Тоже хотелось кричать и метать, но в данном случае даю волю дьяволице, – Есть ли у тебя муж, который трахает тебя так же, как и я раньше?

Я знал, что говорю. Мне просто нужно было, чтобы Андреа вышла. Оставила меня одного и дала все переосмыслить. Отдышаться, чтобы этот дом не разрушил я.

– Ты гребаный сукин сын, – ее зрачки вспыхнули, – И да, знай, у меня есть мужчина, и он трахает меня лучше, чем ты когда-то. Так отменно, что тебя я даже не вспоминаю. – Андреа вышла и хлопнула дверью с такой силой, что боюсь, могли рассыпаться стены.

Комната погрузилась в тишину, а я закрыл глаза, осмысливая последние сказанные слова.

«У меня есть мужчина»

Извини, но я уже хотел перерезать ему горло.

Боль все ещё ощущалась. Но меня вновь потянуло в сон. Противиться порыву было трудно, поэтому снова заснул. Позже почувствовал, как живота касается что-то холодное. Моя реакция все ещё была при себе, поэтому резко перехватил чье-ту кисть и распахнул глаза.

– Какого черта? – хмуро поднял взгляд на парня, стоящего надо мной.

Однако он не шелохнулся.

– Да, я тоже задаюсь этим вопросом, – краткая и усталая усмешка озарила его лицо. Он понимал итальянский и разговаривал на нем, но с заметным акцентом, – Ach cad nach ndéanfaidh tú do mhná? – это он сказал на своём языке, выдергивая свою руку из моей твердой хватки, которую я немного ослабил.

– Я тебя не понимаю, – решаюсь заговорить на английском, который знал в совершенстве. Его нас заставлял учить отец.

– Ладно, – в ответ заговорил молодой человек тем же, – Я говорю: что только не сделаешь ради женщин.

– Ты кто?

– Найл Люверс.

Найл повернулся к маленькому медицинскому столу, на котором собрались окровавленные бинты. Мои бинты.

– На данный момент твой лечащий врач.

– Это тебе она значит звонила, – подумал вслух, отворачиваясь к окну и разглядывая длинные розы, растущие под ними.

– Кто? Андреа?

Я ревновал. Причём сильно. Сейчас он говорил о…

Впрочем, о ком, Даниэль?

Она не твоя жена, не твоя собственность.

Но она моя. И это все, что я знал.

– Ну, во-первых, звонила она мне, но взяла моя жена, – Найл стянул медицинские перчатки и выбросил к использованным бинтам, – Я был на операции, поэтому не смог ответить. Ну, а во-вторых, глупо её ревновать, когда у неё есть парень.

Вот это он зря. Очень.

– Я, конечно, благодарен тебе за помощь, Найл как-то там. Но не пошёл бы ты к черту, со своими советами, – процедил сквозь сжатые зубы.

Найл все ещё улыбался, поднимая ладони в капитуляции.

– Вот теперь уверен, жить точно будешь.

Доктор уже было открыл дверь, когда я задал вопрос, удушающий нутро.

– Кто он?

– Кто? – повернулся парень.

На вид ему ещё не было даже тридцати.

– Ты знаешь о ком идёт речь.

Найл кивнул, пройдясь рукой по гладко выбритым скулам.

– Думаю, стоит спросить у неё самой.

– Она не ответит.

– Значит ты того заслужил.

Да, я заслужил всего, что предпишет дьявол судьба. Но теперь я намерен заслужить у нее Андреа.

***

На койке пролежал ещё несколько часов, чуть не сдохнув от скуки и мыслей, словно черви разъедающие нервы.

Я должен что-то предпринимать.

Уверен, клан перешёл в руки ублюдка Карло. Но я обязательно его верну. Однако для этого нужно вылечиться. Я передвигался-то едва ли как пенсионер. Какая речь о завоевании?

Когда с трудом дошёл до двери, она распахнулась перед носом.

Андреа застыла с широко распахнутыми глазами, глядя снизу-вверх.

– Зачем ты встал? – с подносом в руках, она прошла мимо, совершенно недовольная.

Дьяволица оставила еду на прикроватную тумбу, прежде чем развернуться и скрестив руки на груди, взглянуть на меня.

– Ты должен хорошо питаться, чтобы оправиться быстрее, и ходи меньше, – Андреа обратно прошла мимо, но остановилась на пол пути и полезла в карман, – И, да, держи, – у моего носа появился мобильный телефон, – Карта новая. Звони сейчас тому, кто сможет, желательно сегодня вечером, тебя забрать. Я не хочу тебя в своём доме.

Но я не взял телефон. Даже не взглянул на него. Во внимании сейчас только дьяволица. Андреа закатила глаза, уже на краю нервного срыва.

– Ты ждёшь пока я позвоню сама?

– Нет. Нам некому звонить. Для них я мёртв.

– Но ты жив, поэтому возьми и звони, – настойчиво произнесла Андреа, уже упирая телефон в мою грудную клетку.

Накрыл её ладонь своей. От прикосновения Андреа вздрогнула и ее лицо вытянулось от неожиданности.

– Карло. Вот кто выстрелил в меня. Он занял мое место, и наверняка делает все, что вздумается. Там моя семья, Андреа. Мои люди. Я не могу пойти и бороться с этим ублюдком в таком состоянии, понимаешь?

– Ты просишь у меня помощи?

– Считай, что так, – крепче сжал её руку, будто это могло помочь её удержать.

Удержать человека, который давно ускользнул.

– Ты ее не получишь, – Андреа высвободилась, оставила телефон на кресле, после развернулась и ушла.

Но я пошел следом. Не так быстро, как хотелось бы, но все же…догнал чертовку и перехватил за кисть, поворачивая к себе.

– Отпусти, – на одном дыхание выдала птичка, ненавистно ступив в нашу любимую игру. Гляделки.

– Мне нужна твоя помощь, Андреа, – потянул ее ближе к себе, каждой частичкой лёгких ощущая до боли любимый аромат диких роз.

– На какую помощь ты рассчитываешь после всего, что между нами произошло? – Андреа понизила тон. Казалось, ещё одно слово и слезы польются по ее фарфоровым щекам, – После всего, что сделал ты, – она стиснула мою серую футболку в пальцах, – Разрушил меня.

Я бы хотел прижать её к себе и крепко обнять, вдыхая родной запах. Молить о прощении. Поцеловать. Дать понять, что никого, кроме нее не существует. Но все было тщетно. Между нами слишком большая пропасть.

Наклонился, и наши лбы соприкоснулись. Андреа прикрыла веки и одинокая слеза стекла по ее подбородку. Я словил слезинку подушечкой большого пальца и прикоснулся к ее губам.

– Я знаю, – закрыл глаза вслед. – Этому нет прощения.

Наверное, это единственная причина, почему я не просил прощения.

Она меня не простит. Никогда.

Ещё несколько секунд Андреа дышала в моих объятиях, после чего отошла.

– Я даю тебе неделю, а после не хочу видеть в своём доме, – твердо заявила она. – Я не хочу видеть тебя в своей жизни. Ты уйдешь.

Она сделала ещё один шаг все дальше и дальше от меня.

– Я уйду, не переживай, – эти слова давались с трудом.

Но я откровенно врал. Судьба снова свела нас. И она правда думает, что я дам волю и в этот раз разлучить нас?

– Точка давно поставлена, Даниэль. Я не хочу никаких запятых, – с этими словами Андреа убежала, оставляя меня одного.

В тишине. В омуте своих мыслей.

Ещё несколько секунд простоял в гостиной, но после слабость дала о себе знать. Вернулся в комнату и все же съел немного остывший суп, и снова уснул, вспоминая то, как приятно было вновь услышать голос птички, почувствовать ее запах и увидеть изумрудные глаза.

Они, хоть и на время, позволяли почувствовать покой. Словно и не было того дня, когда я почти оказался в могиле.

Куда она ушла? Или же…к кому?

Был готов рвануть за ней сейчас же, но это чертово состояние, словно я выпил большую дозу снотворного, заставлявшего веки тяжелеть и закрываться, убивало заживо.

В любом случае, теперь все будет иначе.

ГЛАВА 7

Андреа

Some days it's hard to see

Бывают дни, когда сложно понять,

If I was a fool or you a thief

Была ли я дурой или ты вором?

Made it through the maze to have found my one in a million

Я прошла через лабиринт, чтобы найти своего единственного,

And now you're just a page torn from the story I'm living

А теперь ты просто страница, вырванная из истории моей жизни.

– Dynasty

(c) Miia

– Мама!

Этот голос хотела услышать с самого утра. А когда Даниэль очнулся, почувствовала ещё большую потребность в этом. Словно услышав и увидев дочь в живую, могла быть уверенной, что он точно не узнает о ней. Сейчас, Тина была самой сокровенной тайной – тайной, которую я скрываю от ее собственного отца.

– Душа моя, – прижала дочь к груди, до мурашек впитывая её запах.

– Дядя Маттис обещал показать мне лошадок завтра, – немного отстранившись, Тина засверкала улыбкой.

Лошади. Она просто обожала их. И…порой, я не могла отрицать, что они с Даниэлем как две капли воды.

– Завтра садик, – посмотрела на Маттиса, стоящего облокотившись об косяк двери.

– Да, но думаю это можно решить.

– А ещё мы с дядей Маттисом нарисовали рисунок! – захлопала в ладоши Тина, – Он купил мне краски. Сейчас покажу, – она побежала за рисунком и красками, а я встала с колен, ровняясь с Маттисом.

Он напряжённо улыбнулся, и подойдя ко мне пытался поцеловать в губы. Тело жило само с собой и подставило лоб его губам, давая почувствовать напряжение, возникшее в Маттисе. Обычно напряжена всегда я. Но сейчас все наоборот.

– Не хочу, чтобы Тина расстраивалась, – решаю разбавить ситуацию.

Это было правдой. Я не могла отойти от её слов и слез, хотя в глубине души знала, что причина кроется в ином.

Появление Даниэля перевернуло мою жизнь вверх тормашками.

Как он?

Сердце совершило тревожный удар. Я оставила его одного, а теперь переживала. Что за глупости?

– Он очнулся? – перешёл к делу Маттис.

Вовсе не хотелось отвечать на поставленный вопрос. Это приведет к другому. В конце концов придётся сказать на что я согласилась.

– Да, и…

– Когда он уедет?

Хмурюсь. Понимаю, он нервничал, и даже прав в своих эмоциях, но я не смогла отказать Даниэлю. Как оказалось, это выше моих сил.

– Маттис я…

Мы все ещё стояли на пороге его дома, глядя друг на друга. Он, глазами полных надежд, и я, глазами полных извинений. Мы всегда были честны в дружбе. И в отношениях тоже, поэтому:

– …разрешила ему пожить у себя некоторое время.

Он замер. В наш напряжённый разговор ворвалась Тина.

– Вот, смотри, мам, – дочь подбежала ко мне и протянула разрисованный лист бумаги, – Мы нарисовали пляж, а ещё я нарисовала тебя и папу.

Взор переместился на картину. На семью в середине берега. Семью, которой мы с Даниэлем не смогли стать.

– Это вышло очень красиво, – прошептала ломающимся голосом.

– Да? – засияла малышка, – Тогда папе тоже понравится.

В груди снова образовалась боль, а глаза защипало от непролитых слез.

– Тина…, – казалось, сейчас тот момент, когда правда выплывет наружу, но Маттис остановил порыв.

– Стой, что значит некоторое время? – наконец понимая смысл сказанного, он покачал головой, – Ты позволила ему? – особый акцент был сделан на последнем слове. Маттис повернулся, прикрывая рот ладонью, явно пытаясь заглушить злость.

– Мы поговорим с дядей Маттисом. А ты поиграй, хорошо?

Тина поняла меня, но и так же ей стало ясно: что-то не так. Она хмуро перевела взгляд на Маттиса, а потом быстро ускакала в другую комнату.

– Я знаю и все понимаю, хорошо? – закрыла аккуратно входную дверь и обратилась к Маттису, что стоял у кухонной столешницы. – Но…

– Не можешь ему отказать? – он повернулся ко мне, растянув неспокойную и совершенно чужую для меня улыбку, скрестив руки на груди.

В его глазах впервые появился огонь ревности. Но ещё и недоверия.

– Ты ставишь под сомнения наши отношения? – пошла вопросом на вопрос.

Его улыбка дрогнула.

Могла бы сказать «нашу любовь». Но была не уверена, что это она и есть. Со стороны Маттиса – да. Он любил. Я видела это, но…с моей. Могла ли я когда-то полюбить снова? Нет.

В свою любовь я больше не поверю.

Может быть любимой намного лучше?

– Нет, – Маттис шагнул в мою сторону, пытаясь дотронуться. Но что-то его остановило. Возможно, мой холодный взгляд? – Под сомнением только он. Разве ты можешь ему доверять после всего?

– Нет, не могу. И мне не нужно ему доверять. Все давно закончилось и не имеет значение, – по крайней мере я верила в это.

Во взгляде Маттиса прошлась нежность. Он все же обнял и поцеловав в висок. Закрыла глаза, пытаясь принять объятия и не отвергать Маттиса.

– Я люблю тебя, – в волосы прошептал он.

Сердце остановилось. Слова резали слух, хотя должно было быть совершенно наоборот. Маттис часто признавался в любви. И сегодня, как и всегда, после этих слов последовало молчание.

Я избегала того, что мой ответ будет отрицательным. Избегала этих слов.

Избегать. Избегать. Избегать.

Как же часто я начала это делать. Избегать саму себя.

Побыв рядом с Тиной ещё часик, вызвала такси и уехала, все еще не желая расставаться с дочерью.

– Мы приехали.

Я сфокусировала взгляд на своем доме.

В холле горел свет. Очевидно, Даниэль не спал. Что он делал все это время?

– Спасибо, – выдавила из себя, заплатила за проезд и вышла.

Укуталась в свой свитер и замерла у маленьких деревянных ворот, смотря в окна нашего с Тиной гнездышка. Даниэль показался из окна гостиной. Он отодвинул занавеску и наши взгляды встретились.

Избегать.

Мне просто нужно избегать его.

Напомнив себе об этом, отвела взгляд и открыла калитку. Зашагала к двери, открыла её, и войдя в дом, даже не разуваясь, направилась в свою комнату. Даниэль так же стоял возле окна, когда прошла мимо, открыла свою дверь и застыла на пороге, посмотрев на него. Он сделал нерешительный шаг в мое направление. Сердце забилось сильнее. Ещё немного, и я вновь уловила бы чистый итальянский, без капли акцента, что не слышала так давно, низкий и бархатный баритон, от которого предательское тело пустило бы дрожь по всему телу. Но закрыла дверь, обрывая гляделки, прежде чем случилось что-то непоправимое.

Избегать.

Семь дней, и Даниэль Грассо Конселло свалит ко всем собачьим чертям из моей жизни.

***

Не сомкнула глаз всю ночь. Кровать казалась слишком жёсткой, ночь —слишком тёмной, шум – слишком тихим, мои эмоции – слишком обостренными.

Лежа в постели, чувствовала, как электризуется каждый волосок на теле от одной мысли, что там, за несколько метров, лежит моё разбитое прошлое и когда-то сокровенные мечты. Моя чёрная любовь.

– Боже, – вновь перевернулась на спину, встречаясь с потолком.

Я больше так не могу.

Выпрыгнув с постели, ушла в душ. Простояла полчаса под тёплой водой, высушила волосы и тихо выбралась из комнаты, прислушиваясь к тишине, которую нарушали настенные часы в гостиной.

Прошла мимо двери Даниэля пулей, не желая даже останавливаться, но беда ждала впереди. Застыла на пороге кухни, когда увидела его стоящего около столешницы. Даниэль пил воду, но увидев меня – опустил стакан. Секунду мы молчали, уставившись друг на друга, а после:

– Доброе утро.

– Что ты собираешься делать?

Вырвались слова в унисон.

Я нахмурилась.

«Доброе утро»

Господи, как же невинно звучали эти слова с его уст. Словно ничего и не было. Не было пяти лет разлуки, разбитой жизни и море ложи между нами.

– Нужно связаться с Габриэлем и узнать, что творит Карло, – Даниэль поставил стакан обратно на стол.

– Он пытался убить тебя из-за власти? – не верила своим же словам. Карло казался нормальным, когда видела его в первый и последний раз.

– Моя мама, – Даниэль поднял взгляд.

Его глаза такие чёрные. Бездна. Тянущая тебя на дно. Я словно увидела их впервые. Впервые, когда мы встретились в том несчастном коридоре. Его глаза тогда – были единственным, что я запомнила, даже понятия не имея, что вскоре этот незнакомец разделит мою жизнь на «до» и «после».

Черт, только не это. Не это. Почему я вспоминаю прошлое? А главное – зачем?

– Ещё одной причиной была моя мама, – слова давались ему с большим трудно. – Когда она забеременела, сбежала от отца. Он бы оставил это, если бы не узнал обо мне. Мама…, – Даниэль сжал кулаки, отводя взгляд в окно, за которым капал дождь, выстраивая ручейки на стекле, – Она бы осталась жива. Я виноват в её смерти – так думает Карло.

– А как думаешь ты? – вслед за Даниэлем посмотрела в окно и капли дождя, – Ты винишь себя в смерти матери?

Это было так странно и больно говорить о сокровенном после случившегося провала. Я должна его ненавидеть. Но кроме негодования, усталости и злости не чувствовала ничего.

– Я во многом себя виню, птичка.

Мои ноги подкосило.

«Птичка» – как давно я не слышала этого?

Сердце готово было пуститься в бега, разрушая все вокруг. Я сглотнула, продолжая следить, как капли на окне один за другим скатываются вниз.

– Не называй меня так. Ты потерял это право пять лет назад.

В моих словах не было даже грубости. Тихие волны равнодушия и безмятежности. Тикали часы, в пространство уходили долгие минуты, за окном шёл дождь, а мы с Даниэлем стояли в нескольких метрах друг от друга, разговаривая как люди, потерявшие очень многое.

Мы потеряли любовь. Нет, мы её разрушали.

– Да, и в этом я тоже виню себя, – грустно улыбнувшись, Даниэль взглянул на меня.

Сделала то же самое и выдала сквозь ком в горле:

– Найл придёт сделать перевязку через час. В холодильнике есть готовая еда, можешь разогреть. Телефон с новой симкой на комоде в прихожей, если хочешь позвонить Габриэлю, – закончив, отвернулась и направилась к выходу. Подальше от Даниэля. Подальше от эмоций и чувств. Подальше от своего же дома.

Тонкая кофта тут же начала впитывать воду. Но было откровенно плевать даже на ливень. Балетная студия находилась не так далеко, поэтому направилась пешком, но и десяти минут хватило промокнуть до нитки. Ремонт труб после потопа начинался завтра, поэтому сегодня смогу побыть в студии одна. Невозможно находиться с ним под одной крышей.

Бегом добралась до двери, и забежала в укрытие от назойливого дождя. Он барабанил по крыше, оглушая все вокруг. Но мне нравилось. Было пасмурно, отчего в студии серо и мрачно, как и в моей душе. Я привыкла к этому состоянию со времен разрыва с Даниэлем. Моя душа была настолько истерзана, что я перестала верить в возможность вновь ощутить искреннее счастье от чего-либо и кого-либо, кроме Мартины.

Переоделась в простые белые колготки и балетный купальник. Подключила аппаратуру, включая первую попавшеюся песню. Я распустила и выжала мокрые волосы, после подняла руки вверх в отчаянном состоянии, отдавая танцу всю боль и ненависть. Кружилась в зале, не чувствуя ни ног, ни рук. Только эмоции, выплескивающиеся в каждом движение, словно брызги красок на белый холст.

Строки песни добивали до конца: