Фабрика #17

– Фабрика-семнадцать… – Ваня запнулся. – Предприятие, – он икнул, – полного цикла с богатой этой…

– Историей, – подсказал Коренев.

– Совершенно верно. Ну и дальше там чего-то про сырье и логистику. И продукция отличается.

– От чего?

– Качеством.

– Ясно. Значит, тебе тоже ничего не известно.

Коренев положил трубку.

Замкнутый круг получается: никто ничего не знает, обещают рассказать задним числом, но ничего не сообщают, будто сговорились держать Коренева в неведении.

Бред какой-то. Захотелось позвонить Ване и отказаться от щедрого предложения. С другой стороны, договор с заказчиком подписан и в договоре указана солидная сумма неустойки. Придется ехать.

Остаток вечера потратил на сбор вещей. На всякий случай положил с прочими канцелярскими принадлежностями и папку с рукописью. Зачем, и сам не представлял, потому что на рукопись не останется ни сил, ни желания.

Вспомнил, что обещал следователю сообщать о передвижениях-переездах, и набрал номер с бумажки.

– Здрасьте, Денис Иванович.

– Добрый вечер, – поздоровался Знаменский. – Простите, с кем имею честь общаться? По голосу не могу определить.

– Коренев, сосед старушки, которую убили кухонным ножом. Вы меня на вокзал еще отвозили.

– А-а-а, помню, помню. Что хотели?

– Вы просили сообщать, если я соберусь покинуть город.

– Снова куда-то едете? Продолжение литературного симпозиума?

– Нет, в этот раз по работе. Меня на три месяца отправляют в командировку.

– Долго, могут быть проблемы. А куда вас командировали?

– На Фабрику-семнадцать, если вам это о чем-то говорит.

Знаменский замолчал, и Коренев с перепугу решил, что пропала связь и звонок оборвался.

– Алло! – прокричал в трубку.

– Не кричите, я едва не оглох.

– Подумал, проблемы с линией… – оправдывался Коренев. – Слишком тихо стало.

– Неправильно подумали, – сказал Знаменский тем же недовольным тоном. В его словах скользило недружелюбие, которого прежде не случалось. – Можете ехать, но оставайтесь на связи.

– Что-то не так? – реакция следователя озадачивала.

– Некоторые вскрывшиеся факты по убийству заставляют задуматься. Девочка нарисовала еще одну картину.

– Какая девочка? О чем вы?

– Это наше дело, вам знать не нужно, – сказал Знаменский. – Будьте на связи.

Денис Иванович бросил трубку.

Коренев не успел рассказать следователю о новой соседке и поделиться подозрениями о ноже с фиолетовой ручкой. Или ножей действительно несколько? Поразмыслил и пришел к выводу, что его подозрения основаны исключительно на сновидении, а не на фактах. Нельзя же ненавидеть или обвинять человека из-за их действий во сне!

Он бродил по квартире и по третьему разу проверял, выключил ли газ. Ему не давало покоя упоминание о новой картине. Он не сомневался, что упомянутой девочкой была Машенька, но что же она изобразила в этот раз? До жути хотелось увидеть новую картину. Перезвонить Знаменскому и выведать подробности? Поднял трубку и даже набрал номер, но передумал и поспешил вернуть на рожки.

Возвратился неприятный зуд между пальцами, и разболелось плечо. Тщательно вымыл руки, словно пытался соскоблить кожу. Вдобавок, обнаружил на плече разошедшийся шов, и пришлось переодеваться.

Наконец, часы показали шесть вечера.

Когда закрывал двери, на площадку вышла Рея в домашнем халате, который отличался от приснившегося королевского платья. Разительный контраст отрезвил в подозрениях. Но какая-то маленькая, ускользающая деталь в ее внешнем виде задевала глаз и не давала покоя.

– Ой, а вы уезжаете?

– Срочная командировка. Буду долго отсутствовать.

– Ключи оставите? На чрезвычайный случай, потоп или пожар.

Она протянула руку к связке, чем поставила в неловкое положение. Он плохо ее знал, чтобы доверить ключи, но Рея считала иначе.

– В соседнем подъезде, в тридцать седьмой квартире, живет близкий друг Ваня, я ему оставлю. Не стану вас обременять.

– Как хотите, мне не трудно, – пожала она плечами. – Без вас будет скучно по вечерам, ведь у меня других знакомых в городе нет.

– Я побежал, опаздываю. До свидания.

Он поскакал вниз по лестнице. Пока перебирал ногами, перескакивая по две-три ступеньки, Рея перегнулась через красные потрескавшиеся перила и прокричала вслед:

– Я буду вас проведывать.

Разогнавшийся Коренев решил, что ему послышалось. Где она собралась его проведывать? Выбросил из головы ее слова и отправился ловить маршрутный автобус.

Уже в вагоне, когда раскладывал вещи по полкам и расталкивал задремавшего не на своем месте пассажира, понял, что терзало его в последний час.

Волосы живой, настоящей Реи, не той, смеявшейся над ним во сне, а той, что жила в соседней квартире, украшала желтая роза из фоамирана.

ЧАСТЬ #II. ФАБРИКА

#13.

Поезд из трех вагонов кланялся каждому столбу и задерживался на всех станциях. Коренев едва не проспал свою. Пока лежал на верхней полке, двое пассажиров внизу – мужчина и женщина – общались полушепотом. Обрывки фраз доносились до него, когда он переворачивался на другой бок и ненадолго просыпался.

– Следующий едет, а ведь только предыдущий сбежал, – шептал мужчина, несмотря на духоту не снимавший шапки-ушанки с поднятыми ушами.

– Думаешь, это он? – сомневалась его спутница в платье в темно-зеленую клетку.

– Ну а кто же?

– Не знаю. Может быть, ты и прав.

– У него идея-фикс. Вбил в голову, теперь не отступится. Даже в очередной инкарнации.

– Так ведь ни разу не вышло толком!

– Сама знаешь его настойчивость. Если принял решение, ему никто не указ.

– Знаю.

– Это какая попытка? Я сбилась со счета.

– Если не ошибаюсь, семнадцатая. Ан, нет, кажется, все-таки восемнадцатая.

Мозг уловил знакомое число и прислушался сквозь полудрему, но попутчики замолчали. Женщина вытащила из сумки сверток и передала мужчине. Тот развернул промасленную бумагу и достал бутерброды с колбасой и сыром.

– Будешь? – предложил попутчице. – Зачерствеют, потом не сгрызешь.

– Кушай сам, я не голодна, – отказалась женщина. – Аппетита нет.

– Как хочешь, а я перекушу. В желудке урчит.

Мужчина жевал бутерброды и запивал их чаем с лимоном. Коренев сквозь сон унюхал колбасно-чесночный запах.

– А как с этим? – спросила женщина. – Сам вызвался? Прячется от кого-то?

– Нестор попросил припрятать. Говорит, схороните у вас, а то его слопают, – мужчина хлебнул из стакана. Чайная ложечка звякнула о стекло.

– Кто? – перепугалась женщина.

– Мне-то откуда знать? У Нестора свои тараканы, с ними лучше не встречаться.

– И не говори, странный он какой-то.

Они замолчали, и Коренев заснул.

– Молодой человек, – проводница теребила плечо. – Вы не до Индустриального? Кажется, это вы просили разбудить за десять минут до станции?

Просыпаться не хотелось. Возникло желание поехать до конечной и выйти на обратном пути. Коренев пробормотал «Спасибо» и спустился с верхней полки. Он не отличался грацией и заменял ее осторожностью.

Ни мужчины, ни женщины внизу не оказалось и никакие следы на откидном столике не указывали на их присутствие. Только шапка-ушанка, забытая на сидении, напоминала о существовании таинственных попутчиков.

– Девушка, – позвал он проводницу. – Тут пассажир забыл головной убор.

– Какой пассажир?

– Обычный. Я его не разглядывал. Они вдвоем с женщиной в зеленом платье ехали.

– Не было таких, – сказала проводница. – Вам показалось! Вы три часа сами в купе едете, а у нас на этом маршруте пассажиров мало, и я всех помню.

– А шапка откуда?

– Ваша, наверное, – растерялась она. – Забирайте.

– Я таких не ношу. Пусть у вас полежит, вдруг хозяева найдутся. У вас же где-нибудь должен быть уголок находок?

– Где-нибудь должен, – сказала проводница и взяла шапку.

Поезд вздрогнул и остановился. Коренев схватил чемодан и вывалился из пустого вагона на безлюдный перрон, выложенный серой тротуарной плиткой. В обе стороны тянулась бесконечная цепочка уличных фонарей, растворявшихся в оптической перспективе вечернего тумана.

Переход из старых затоптанных шпал заканчивался главным входом вокзала. Вокзал представлял собой одноэтажное здание из красного кирпича с огромными отстающими часами. Ссохшиеся оконные рамы вызывали ощущение пустоты и заброшенности. Флюгер-петушок из-за отсутствия ухода замер в одном направлении – навстречу рассвету.

Тепловоз издал резкий свист, вдоль состава громыхнула сцепка, и поезд тронулся.

Коренев остался один на один с чужой станцией. Переложил чемодан в левую руку и направился к высокой двери пыльно-зеленого цвета. Схватил уродливую массивную ручку и потянул с усилием. Дверь и не подумала шевельнуться.

Осторожно постучал, чтобы дрожащие матовые стекла не вывалились из деревянных реек. Здание проглотило беспомощный слабый стук.

– Ага, вот вы где! – обрадовался голос в темноте. – А мы вас заждались, так сказать!

Коренев вздрогнул, потом возликовал и крикнул в неизвестность:

– Здравствуйте! Я здесь!

– Извините, опоздал. Спешил, как мог, а все равно не успел, так сказать. Понимаете, заработался. Прошу простить, – доносились из тумана оправдания. – Одну минуточку, будет в лучшем виде, не сомневайтесь.

У ближайшего фонаря, словно из воздуха, вынырнул невысокий силуэт с собакой на поводке.

– Добро пожаловать! Надеюсь, вы не замерзли, вечерами холодает. Сами видите, не курорт, так сказать.

Короткостриженый мужчина лет пятидесяти с добрыми собачьими глазами не прекращал сыпать словами. Его невысокая фигура в длинном плаще говорила о начинающейся полноте, а затрудненное дыхание выдавало проблемы с сердцем. Он прикладывал руку к груди и делал вдох после каждой тирады.

– Меня зовут Владимир Анатольевич, но вы называйте меня Володя. Не люблю официоза. Я молод душой, так сказать, хотя тело и подводит иногда.

– Андрей, – представился Коренев.

– Да, да, мне сообщили. Приедет, говорят, Андрей Леонидович…

– Максимович.

– Именно! – не смутился мужчина. – Ты, говорят, его встреть и в гостиницу подсели. Вот я и встречаю, так сказать.

Они пожали руки.

– А это мое сопровождение, охрана, – Владимир Анатольевич подергал поводок, на другом конце которого сидел зевающий золотистый ретривер. – Знакомый привез в подарок. Я сначала не обрадовался, мне коты нравятся, а потом привык. И порода хорошая – не лает, не кусается, друг человека, так сказать. Это ваши вещи? – он показал на чемодан, стоящий у скамейки. – Давайте сюда, и поторопимся. Если припозднимся, придется пешком идти, а путь не близкий.

– Не утруждайтесь, сам донесу. Он легкий…

– Не беспокойтесь, мне не тяжело, – мужчина вцепился в чемодан и выдернул из рук Коренева. – Вдруг вы пожалуетесь руководству на нашу негостеприимность. Будет конфуз, так сказать. Должен же я загладить вину перед вами за свое опоздание?

Владимир Анатольевич потянул чемодан. Он пыхтел и едва не волочил груз по земле, но от всякой помощи отказывался и повторял «Решено, так сказать, и не о чем беспокоиться». Ретривер трусил рядом и зевал во всю пасть.

– Куда мы идем? – Коренев пытался разглядеть сквозь туман какой-то транспорт, но белая пелена скрывала все, кроме куска асфальта под ногами.

– А мы уже добрались, – сообщил Владимир Анатольевич. – Смотрите, по расписанию, еще чуть-чуть и опоздали бы!

Коренев открыл рот, чтобы уточнить, куда именно они успели, как раздался гул, сопровождающийся звонкой трелью. Из тумана вынырнул старый пузатый трамвай.

– Железный конь, так сказать, – пошутил Владимир Анатольевич. – Ходит по графику раз в день, не опаздывайте, если не желаете неприятностей.

Пустой трамвай остановился и с глухим стуком открыл двери. Коренев поднялся по ступенькам, следом забежал ретривер. Владимир Анатольевич пыхтел, потел и только с четвертой попытки затянул чемодан, но продолжал упорствовать в своем отказе от всякой помощи.

Пожилой вагоновожатый в фуражке с рантом без эмблем терпеливо ждал окончания посадки. Он покуривал сигарету и сбивал пепел о край приспущенного бокового окна. Наконец Владимир Анатольевич втянул поклажу, двери закрылись, и трамвай тронулся.

Коренев осмотрелся в поисках уютного места среди ярко-голубых пластиковых сидений. Садиться у окна смысла не имело – в черноте стекла отражались только скудные внутренности салона.

Направился к кабине, держась за яркие желтые поручни.

– Куда вы? – разволновался Владимир Анатольевич. – Присаживайтесь, небось, утомились в дороге.

– Билеты купить. Сколько, кстати, стоит проезд?

– Да не беспокойтесь, за все уплачено, так сказать. Садитесь на свободное место и наслаждайтесь поездкой.

Вернулся и сел напротив провожатого. Владимир Анатольевич намотал конец поводка на ручку одного из сидений. Ретривер уселся рядом в проходе и склонил голову, разглядывая Коренева.

– Надолго к нам?

– На пару месяцев, соберу материал и домой – обрабатывать.

– А у нас и обрабатывайте. Обстановка способствует творческим порывам, так сказать.

– Да какое там, – махнул рукой Коренев и хотел добавить «Простое строчкогонство», но решил, что звучит обидно. Для него халтура, а человек жизнь производству отдал. – Мы, профессионалы, от настроения не зависим и всегда готовы, как пионеры. Журналистика дисциплинирует – хорошо ли тебе, плохо ли, голова трещит, а во вторник к восьми утра две статьи выдай… – он перебил сам себя: – Не обращайте внимания, это наша внутренняя «кухня».

– Понимаю, – покивал Владимир Анатольевич. – Ежели человек – профессионал, тогда конечно, так сказать, в его руках дело спорится.

– А вы кем работаете? Вдруг и о вас придется писать.

– Да ну, не стоит. Я персонаж незначительный, интереса не представляющий: послали – побежал. Поручения разные выполняю, так сказать. Считайте, рядовой рабочий.

– Вы меня простите, конечно, но на рабочего вы не похожи. У вас внешность образованного человека, как минимум, инженерного работника.

– Вы правы, – согласился Владимир Анатольевич. – У меня два высших образования, заслуженный труженик, но скоро на пенсию выхожу. На фабрику вас определю и уйду, так сказать. Вы не представляете, как утомительно столько лет работать без отпуска.

Владимир Анатольевич положил руку на руку и изобразил увлеченность разглядыванием окна, хотя в нем можно было увидеть лишь собственное отражение. На его левой руке между указательным и большим пальцами синело непонятное пятно. Коренев пригляделся, но рукав закрывал оставшуюся часть надписи. Видимые знаки походили на частокол из палочек.

– Татуировка? Имя любимой женщины?

– Постыдная глупость, – Владимир Анатольевич потянул рукав плаща и закрыл наколку. – По молодости, так сказать.

Трамвай ехал без остановок. Коренев вглядывался в черноту окна в надежде увидеть хотя бы огонек уличного фонаря. По ощущениям, они передвигались в полной темноте – в пространстве, лишенном жизни и чего бы то ни было. Он поежился и завернулся в куртку.

– Часто у вас такой густой туман?

– Как правило, по ночам, но и на целый день зарядить может.

– А далеко ехать?

– Скорее долго.

Коренев потерял счет времени. Он покачивался и подремывал, а когда приоткрывал глаза, видел одну и ту же картину – Владимира Анатольевича с сосредоточенным выражением лица и пса со склоненной головой.

В стекло ударило. Пригляделся и заметил мокрые дорожки мелких капель дождя. Когда же остановка? В ту же секунду трамвай дрогнул и с противным скрипом остановился. Двери распахнулись, и Владимир Анатольевич засуетился.

– Приехали! – объявил он, отвязал поводок от сиденья и схватил чемодан. – Пойдемте быстрее, чтобы не задерживать транспорт.

Вышли в полную темноту, подсвеченную лампами трамвая. По сторонам не было видно ничего, кроме асфальта и поросших травой шпал, словно в пяти метрах от них пространство отрезали ножом.

– У вас нет уличного освещения? Ни одного фонаря?

– Есть, но особая необходимость в нем отсутствует, и для экономии его отключают.

– Глупо. Как людям гулять по вечерам?

– В том нет нужды, они вечером дома сидят, телевизор смотрят, – Владимир Анатольевич крутил головой. Он выглядел встревоженным и даже забывал прибавлять свое неизменное «так сказать». – Да и нам пора. Не отставайте!

Он нырнул в туман, не замечая тяжести чемодана. Возможность потеряться в тумане пугала, и Коренев заразился встревоженностью провожатого. Он едва поспевал за Владимиром Анатольевичем и несколько раз ловил себя на попытке перейти на бег.

– Не отставайте и идите точно по моим следам!

Коренев проникся беспокойством и почти бежал. Пес трусил на поводке, как ни в чем не бывало, и не поддавался атмосфере всеобщей паники.

– Наконец-то! – объявил Владимир Анатольевич и открыл возникшую из тумана дверь. – Проходите. Это черный вход, к парадному не успеем, а время поджимает, так сказать.

Коренев вошел в темный коридор с выключенным освещением и замер в ожидании, пока глаза привыкнут к полному отсутствию света. Дверь с грохотом захлопнулась, Владимир Анатольевич запер ее на засов и с облегчением выдохнул.

– Ступайте осторожно, здесь ведра и швабры! Будет неудобно сойти с дистанции на финишной прямой, так сказать.

Коренев выставил перед собой руки и старался не наступить на какие-нибудь грабли. Он ступал по мягкому полу, подозревая, что это половые тряпки. Наконец, раздался скрип, открылась дверь, и в проем ударил яркий свет. Коренев захлопал глазами, ослепленный световым контрастом.

– Вот мы и на месте, – объявил Владимир Анатольевич и вышел из подсобного помещения в потрепанное фойе гостиницы.

Скучающая дородная женщина стояла за стойкой, подпирала подбородок рукой и лениво перелистывала журнал, поплевывая на палец. Она обрадовалась гостям, причем их появление с черного хода ее не удивило.

– Владимир Анатольевич! Вы сегодня едва успели. Я начала переживать.

– Да-да, задержались, трамвай долго не мог перескочить. Из-за тумана только с пятой попытки въехал. Спасибо, дождик помог, думал, уже пропали, так сказать.

Женщина кивнула и пошла к стенду с ключами.

– Какой? – она протянула руку к крючкам.

– Раисонька, восемнадцатый, конечно. В нем никто не селился?

– Нет, номер зарезервирован для особых гостей, посторонних не заселяем.

Полной достоинства походкой женщина вернулась к стойке и со снисходительной улыбкой передала Кореневу ключи с красной пластиковой биркой. Он провел пальцем по желтым цифрам «один» и «восемь».

– Да вы идите, на втором этаже найдете ваш номер, – посоветовал Владимир Анатольевич. – А я посижу, пообщаюсь, так сказать.

– А во сколько на фабрику?

– Знаете, а ведь завтра у нас на предприятии не приемный день, воскресенье. Вы отдохните, сходите на ознакомительные экскурсии по нашему небольшому городку. Посетите музей или кинотеатр. Учтите, до девяти часов вечера необходимо вернуться в гостиницу, а иначе вас не пустят, здесь с этим строго. А в понедельник я за вами зайду часиков в десять утра и доставлю на производство в целости и невредимости, так сказать.

– А можно вопрос? – спросил Коренев.

– Конечно.

– Что производят на фабрике?

– Разное, – махнул рукой Владимир Анатольевич. – Потерпите, сами в понедельник увидите.

Коренев подхватил чемодан и направился по зеленым ковровым дорожкам к парадной лестнице.

– Куда вы, молодой человек? Туда нельзя, прохода нет! У нас ремонт! – крикнула Раиса. – Идите направо в конец коридора, у туалета повернете налево и выйдете на пожарную лестницу, а уже по ней подниметесь на второй этаж.

Коренев побрел в указанном направлении.

Восемнадцатый номер нашелся сразу. Дверной замок был врезан глупо и неудобно. Ключ следовало погружать в скважину глубоко, но не до конца, и только после этого делать два полуоборота, а иначе тонкий ключик застревал в промежуточном положении. Коренев никак не мог привыкнуть и забывал повернуть второй раз. После битвы с замком вошел, бросил под стену чемодан и оглядел временное пристанище, где предстояло провести ближайшие недели.

Помещение не отличалось размерами и походило на каморку или кладовую, в которую удобно прятать всякий хлам с глаз долой. Обои, наклеенные лет двадцать назад, пузырились у самого плинтуса. Паркетный пол многократно красили в красно-коричневый цвет, слой за слоем, и отдельные паркетины слиплись в одно целое.

Середину пожелтевшего выбеленного потолка украшала лампочка, вкрученная в сиротливый патрон, подвешенный на двух проводках за крючок. Предметов мебели насчитывалось ровно три – кровать с растянутыми пружинами, скрипящий стул с облезшим лаком на треснутом сиденье и журнальный столик, служащий подставкой для пузатого телевизора.

Открыл дверь в совмещенный санузел, покрутил краны, послушал предсмертный хрип пустых труб и с чувством глубокого разочарования переоделся ко сну.

#14.

На следующее утро проснулся около девяти. Накануне долго не мог заснуть на неудобном слежалом матраце, сквозь который в спину давила сетка. Казалось, едва выключится свет, как орды тараканов с мышами атакуют постель.

Насекомые прыгали по стенам, летали по вытянутой орбите вокруг пыльной лампочки на условной люстре и совершали посадки на самого Коренева. Он вздрагивал и смахивал непрошеных гостей с шеи и других выступающих частей тела. Настырная муха уворачивалась от журнала с разгаданными кроссвордами, найденного в пыли за тумбочкой, и не хотела умирать легкой смертью.

Перед тем, как заснуть, прочитал несмешные анекдоты, решил судоку и осилил треть японской головоломки.

Следующий день был посвящен ознакомлению с городом. Начать решил с завтрака и по пожарной лестнице спустился на первый этаж, где вчера заприметил табличку «Буфет».

Ничего выдающегося от этого заведения общепита он не ожидал, но к увиденному оказался не готов. Унылые голубые столики у любого пенсионера пробудили бы приступ ностальгии. У Коренева они вызывали только глубокое отвращение. Особенно был противен рыжий таракан, переползающий с одного пирожка на другой, не смущаясь вниманием к своей особе.

Не смущал он и буфетчицу на раздатке, которую, по всем признакам, доставили машиной времени из того же прошлого, что и все помещение. Пока Коренев разглядывал сине-зеленые стены, украшенные магнитофонной лентой, буфетчица оценивала его самого. В ее глазах сквозило классовое пренебрежение к неудачникам, питающимся в подобных местах.

– Как-то у вас тут… – он неопределенно поводил руками в поисках удачной формулировки.

– Как есть, – ответила буфетчица и шумно втянула ноздрями воздух.

Коренев не рискнул бы вдыхать в буфете – от вязкого запаха выжаренного подсолнечного масла его подташнивало. Сдержал рвотные порывы и оценил представленный на раздатке ассортимент. Пересчитал тараканов – их оказалось четыре. По восточным представлениям это число считается плохим и символизирует смерть. Коренев в приметы не верил, но ему показалось, что случай именно тот, когда не стоит лишний раз рисковать и идти против знаков судьбы.

Он притворился, что не голоден, и покинул буфет под презрительным взглядом буфетчицы.

– Слабак! – донесся шепот. – Проголодается, сам приползет!

Неизвестно, к кому она обращалась. Очевидно, к тараканам. Переоделся в номере и отправился в город, чтобы перекусить в какой-нибудь забегаловке.

Городок потерялся во времени и в тумане. Настораживало почти полное отсутствие населения, но к счастью, случайный прохожий все-таки показывался на тротуаре, да периодически проезжал «Москвич» или «Жигули», а иначе бы и вовсе походило на экскурсию по Чернобылю.

Общую картину усугубляла надвигающаяся осень – за неделю деревья пожелтели, а некоторые и вовсе сбросили листья. Коренев шел в тумане наугад, гадая, чем окажется следующая тень – жилым домом, магазином или обычным кустом. Окна зданий казались безжизненными, а оконные рамы представляли собой рассохшееся дерево, выкрашенное краской мрачных оттенков темно-зеленого и бордово-красного.

От сырости он замерз и размечтался о кружке горячего чая и теплом одеяле. Он бы и бросил это гиблое дело, но воспоминания о гостинице с безобразным буфетом заставляли терпеть неудобства.

Очередное здание оказалось городским музеем, о чем сообщала маленькая табличка у входа. Рука потянулась к двери, выглядевшей так, словно ее не отпирали годами. Удивительно, но дверь открылась.

Ошеломленный Коренев зашел погреться. Он подсознательно ожидал, что к нему подбежит женщина, сообщит, что музей не работает, и попросит на выход.

В подобном заведении он был только в глубоком детстве. Жили они с родителями в новостройках, а на выходные его оправляли к дедушке с бабушкой в пригород. Бабуля по причине плохого здоровья не выходила из дому, а дед любил с маленьким Андрюшей гулять по городу.