скачать книгу бесплатно
Воин Света из Старого Оскола
Ян Кириллов
Какова связь между «красным маем», трагедией на подлодке «Курск» и числом тринадцать?Шестилетняя Света теряет отца. Она, как и все, считает его погибшим, но проходит несколько лет и об Александре никто не помнит. Вот только Света не верит никому.Осень 2006. Благодаря письму от подруги Света понимает – отец жив. Девочка пытается найти отца, но всё не так просто. Ниточка интуиции, воспоминаний и подозрений выводит её на тайную организацию, имеющую влияние на судьбы людей по всему миру.
Воин Света из Старого Оскола
Ян Кириллов
© Ян Кириллов, 2024
ISBN 978-5-0051-7267-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1
Глава 1
Люди в наши дни не пишут друг другу писем. Традиция исчезла с появлением Интернета, и теперь сообщения рассекают пространство со скоростью света. Две тысячи шестой год не был древностью, и всё же тогда не было Скайпа, Вотсапа и социальных сетей. Зато была «аська». Света Калинина – школьница двенадцати лет – активно пользовалась этим приложением, однако особую радость ей доставляла переписка на бумаге. Не одна Света была такая странная. Той же любовью к бумаге отличалась Георгина – лучшая подруга из Новосибирска.
Ранним утром, пятого сентября, Света читала письмо от Георгины. Содержание было настолько волнующим, что Света не успела сесть на диван. Так и замерла посреди комнаты.
Будто знаком судьбы, зазвонил мобильный телефон, и раздалась давно знакомая мелодия – Ten O’Clock Postman. Конечно, это было только совпадение. Но кто его знает?
Дыхание Светы участилось. Буквы на тетрадном листе не вещали ничего особенного – Георгина рассказывала про день города, про то, как ей подарили котёнка и другие приятные мелочи жизни… но!
У Светы и Георгины был тайный шифр. Девочкам не хотелось, чтобы взрослые вторгались в их маленький мирок, наполненный тайнами. Они изобрели шифр, и не просто шифр, а такой, какой можно было бы оставить только в «живом» письме. На некоторые буквы принято было давить, оставляя мелкие точки, едва заметные при беглом чтении. Стоило обращать внимание только на эти точки. Сначала использовали только этот шифр, но потом подумали, что его будет недостаточно и придумали второй. Буквы, на которые давили, назывались «твёрдыми». Не каждая «твёрдая» буква имела значение. Теперь следовало отсчитывать определённое число, а именно – цифра из числа Пи. Сначала выписываем «твёрдые» буквы, читаем первую, пропускаем три, читаем вторую. Затем пропускаем одну, четыре и так далее. Цифры числа Пи после седьмой девочки не помнили, и не хотели запоминать, поэтому после двойки снова шла первая цифра – тройка, и далее по кругу.
Света научилась отбрасывать ненужные буквы как мусор. Она смотрела на обычное письмо от подруги и видела в нём тайное послание, способное перевернуть её жизнь.
«Так, спокойно. Может, показалось?»
Она прошла за стол, отодвинула учебники, положила письмо под лампу. Света привыкла всё делать аккуратно тщательно, и даже чёлку ровняла по линеечке. Так же аккуратно она расчертила строки на альбомном листе и выписала «твёрдые» буквы. Считая про себя каждую букву, она отметила зелёным маркером те, что имели значение.
«Не показалось».
Письма стали частью Светиной жизни благодаря маме. Валентина – мама – зарабатывала тем, что переводила знакомым и подругам корреспонденцию с английского на русский и обратно. В узких кругах интеллигенции Старого Оскола, в которую входили такие как Валентина – учительницы, переводчицы, писательницы и прочие женщины, богатые нематериально, – после падения «железного занавеса» вошла в моду переписка с иностранцами. Валентине доверяли самое святое – тайны личной жизни. Письма Валентина считала искусством, и привила дочери любовь к этому искусству с малых лет, с тех пор как Света научилась писать. На почту Валентина ходила, будто в храм. Письма наполняли её сердце радостью и помогали смириться с утратой.
Шесть лет назад, двенадцатого августа двухтысячного мутные воды Баренцева моря унесли жизни ста восемнадцати моряков. Разделили жизни ста восемнадцати семей на «до» и «после». Среди погибших, как верилось тогда, был мичман Александр Георгиевич Калинин – муж Валентины и Светин папа. Семье должны были выплатить компенсацию, но судьба подкинула и вторую беду, в довесок первой. Ни в каких списках никогда не значился Александр Калинин. Его не было ни в экипаже «Курска», ни в составе моряков Северного флота, ни даже в родном паспортном столе. Как будто не было такого человека. Три года обивания порогов инстанций не принесли Валентине ничего, кроме головной боли.
Единственной памятью об Александре осталась мемориальная табличка на школе, где он учился. В эту же школу поступила, на следующий год, его дочь. Первый раз в первый класс она шла мимо таблички, с которой на неё смотрел отец – мужественный красивый блондин в тельняшке и бескозырке, со впалыми щеками, острым подбородком и бесконечно добрым взглядом голубых глаз.
Буква за буквой, строка за строкой. Без того бледная Светина кожа стала ещё бледнее. На отдельный листок, содержащий теперь самую суть, было трудно глядеть. Всё равно что глядеть на солнце. Девочка побежала в ванную, чтобы умыть лицо, немного отдышаться. Только после этого, она вернулась и спокойно дочитала роковые несколько предложений.
«Твой папа жив. Знакомая моей знакомой видела его в Новосибе. Я его нашла и говорила с ним! Но твой папа сказал, чтобы ты не искала его. И никто не должен о нём знать! Иначе, всем будет плохо. А ещё он сказал, что любит тебя! Но ты его не ищи, поняла?»
Как ещё могла Света воспринять такое послание? Будь она бунтаркой, она в тот же день собрала бы вещи, украла бы деньги у матери и полетела в Новосибирск. Или поехала поездом, или добралась на попутках. Так или иначе, она вцепилась бы в этот шанс.
Однако Света были слишком правильной, слишком нежной и послушной. Ей подходила роль жертвы, потерявшей отца, белой и пушистой отличницы, которая перед школой по утрам утюжит юбку, пользуется корректором и не даёт списывать хулиганам на контрольных.
Она вернулась в ванную, на этот раз, держа в руке все три листа бумаги и спички. Лучше всего делать это в ванной, где легко затушить.
Стоп! А если мама учует запах гари? Света подумала, не соврать ли ей, что она курит? Лучше этого не делать. Тогда она решила сделать всё во дворе, поздно вечером. Но как оправдать уход из дома на ночь глядя?
«Подождать, пока мама уснёт».
Почему она решила это сделать? Потому что никто не должен этого знать. Папа чётко дал понять – «будет плохо». Значит, он в опасности. В опасности?! Но тогда нужно спасать его!
Двенадцать лет – не тот возраст, когда можно принимать самостоятельные взрослые решения. Только в мультиках дети лет двенадцати, а то и младше, спасают мир. В реальности они даже поехать никуда не могут сами – нет паспорта. И всё же…
Мама ложилась спать очень поздно. До часу ночи или до двух она переводила документы. Мода на переписку прошла в начале двухтысячных, зато теперь, когда Валентина хорошо набила руку и обзавелась кучей знакомых, появились и связи. Теперь она переводила договоры. Перевод целого договора – это часы и часы просиживания за кипами юридических и технических справочников, постоянные проверки, исправления, подбор нужного термина, который точно соответствует требованиям заказчика. Уже через пару часов голова начинает пухнуть от вечно повторяющихся терминов, таких как «исполнитель», «заказчик», «договор», «услуга», «стороны» и так далее. Валентина скрупулёзно выписывала каждый термин, чтобы, не дай Бог, не перевести его в одном месте так, а в другом – эдак. За работой, она не замечала, как летит время, а тиканье часов в её кабинете заглушало собственные мысли. Был уже час ночи, хорошие девочки давно спят, и Свету клонило в сон, а мама всё не ложилась! Рифлёное стекло на двери её кабинета всё не гасло, продолжало гореть жёлтым светом от настольной лампы.
Кофе Света пила, и с удовольствием, вот только оно не помогало. Лишь хотелось в туалет. А вот бутерброд с колбасой отогнал дрёму ненадолго. Наконец, мама вышла из кабинета. Дочь успела вернуться к себе в комнату и накрыться одеялом с головой. Валентина заглянула к дочери в комнату и пошла спать. Вот оно и свершилось! Путь открыт.
Озаряемый луной, двор выглядел чужим. Света пошарила в карманах, не забыла ли спички. Те лежали на месте. Какое облегчение! Сделав небольшое углубление в песочнице, Света скомкала письмо и подожгла. Принялось хорошо – ночь выдалась сухой и ветреной. За письмом в огонь упал конверт. За конвертом – листок с «твёрдыми» буквами. Оставалось чистое послание. Света прижала его к груди. Не хотелось предавать огню и его – последнее, что связывало с папой. Тогда Света зажгла ещё одну спичку и прочитала снова. Каждое слово отпечаталось намертво в её голове. Особенно предпоследнее: «А ещё он сказал, что любит тебя!». Это было самое главное.
За завтраком, с лёгкой душой и бодрыми мыслями, Света пожелала маме доброго утра. Послание хранилось теперь в самом надёжном «сейфе» – в её голове. Что с ним делать, отличница не думала – пусть пока лежит. Папа сказал не искать, значит не искать. Главное, что он жив! Но стоит ли сказать маме? Если да, зачем нужна была ночная вылазка? Если нет…
– Чего кашу не кушаешь? Не проснулась, соня? – отвлекла мама. – Опять в «аське» сидела до ночи? Эта ваша «аська»!
– Да нет, мам, просто не хочется. Я так, кофе с бутербродиком.
– Никаких «кофе с бутербродиком»! Принимайся за кашу и разговор окончен. И посуду потом не забудь помыть. Морской закон – кто последний, тот и моет.
– Морской закон – посуду за борт, – дочка сама не заметила, как вспомнила любимое папино выражение.
Валентина замерла на секунду, глядя в окно. Потом пришла в себя, помотала головой. Достала пачку сигарет.
– Мама! Ты опять?
– Я форточку открою.
– Мы же договорились!
– Ну, дочь, ну, что такого? У мамы стрессовая работа. Я должна как-то… компенсировать.
Света понимала, что дело вовсе не в работе.
– Тебе что психолог говорила? Не при дочери и вообще бросать. А книжку, которую я тебе подарила, ты открывала вообще?
– Открывала, читала. Только не просто это всё, – Валентина вздохнула.
Вроде бы, ничего не изменилось, но теперь мать и дочь будто говорили на разных языках. Будто пребывали в разных мирах, и миры эти разделяло знание. Одна знала, что она – вдова. Другая была уверена, что это не так. Оставался вопрос: что теперь делать с этой уверенностью?
В школу Света летела как на крыльях, сотканных из бумаги и парусины. День был яркий, сочный. Каждая капелька росы отражала солнце, превращаясь в отдельную Вселенную. Тысячи и миллионы Вселенных проносились ей навстречу. Путь из дома в школу, который обычно занимал десять минут, Света преодолела за пять.
Школа не изменилась, и было непонятно, почему. Ведь папа жив, он будто воскрес, а значит измениться должно всё. Каждая деталь. Но подружки остались подружками, завистницы – завистницами, хулиганы – хулиганами, а ботаники – ботаниками. Девчонки обсуждали новый сериал «Герои», но ни одна не мечтала стать героиней.
Такой была Георгина. Подруга рассказывала Свете, как боролась с преступностью. В прямом смысле. С настоящей, а не компьютерной. Жизнь Георгины была наполнена приключениями, настоящими, опасными и далёкими от анильных детских фантазий. Новосибирская подруга Светы помогала следствию ловить маньяков. По ночам, она притворялась жертвой и гуляла в парке, под наблюдением оперативников. Когда подходил маньяк и приглашал девочку к себе или в кусты, под разными предлогами, она давала знак. Педофила задерживали. Допрашивали в отделении, уже без неё, но чуть ли не каждую неделю Георгина видела, как очередному извращенцу скручивают руки за спиной. Кроме того, она каждый день вела переписку в сети, на форумах даркнета, где собирались любители маленьких девочек. Сотрудники милиции берегли девочку словно хрустальную, не позволяя маньякам даже касаться юной «приманки».
– А я вам рассказывала, как моя подруга сама отбивалась…
– Слушай, Калинина, – прервала одноклассница. – Ты уже достала со своей Георгиной. Георгина то, Георгина сё. Каждый день одно и то же.
Девочки захихикали.
– Долго эти истории придумываешь?
– Я ничего не придумываю! Георгина… Вы думаете, её нет?!
– Конечно есть, деточка, – самая высокая из девчонок – Настя – обняла Свету со спины. – Она есть у тебя в голове.
Света вырвалась и стукнула Настю учебником по руке.
– Ничего я не придумываю. Не нравится, не слушай!
Подруги захохотали, явно наслаждаясь новым шоу: Калинина-обиженка. Света и раньше терпела подобное, но теперь, когда папа воскрес, а мир преобразился, это было особенно больно. Как взлететь и упасть.
К счастью, вмешалась одноклассница Юля:
– А вчера в «Зачарованных» видели как Пайпер…
Дальше она не слушала. Не интересно! Какие-то «Зачарованные». То ли дело Георгина с её маньяками. Ведь это интереснее! Это живое, реальное. Но даже Георгина, с её миром, полном событий, померкла. Стала чем-то далёким и таким же придуманным, как американские ведьмы, популярные у подростков. Всё померкло. Настоящим было только послание от отца. Даже слова учительницы, которые раньше имели значение, проносились как шум – насквозь.
Для Светы началась новая жизнь. Пока ей не хватало мужества это осознать, но она началась. И не сегодня. А тогда, в роковой август и роковой год с тремя нулями.
«Я должна… нет, нет, нет, безумие! Но я должна. Обязана!»
Из зеркала на Свету глядела девочка двенадцати лет со светло-русыми прямыми как стрелы волосами, с мягким круглым лицом, с глазами серыми, в маму, но наполненными той же добротой, что была у отца. Доброты этой было в избытке, и Света не любила в себе эту черту.
«Слишком мягкая. Слишком застенчивая».
Девочка была в меру красивой – ни изгоем, ни центром внимания. Она всегда добивалась дружбы с самыми неприятными людьми, и те её не трогали, даже не оскорбляли.
«Меняться».
Она сжала кусок мыла. То выскользнуло и чуть не отбило край раковины – Света вовремя успела поймать.
«Дура».
Надо было только решиться. Чемодан собран. Вещи взяты – и тёплые, и летние. Зубная щётка, расчёска… взять осталось только себя.
Розовые наручные часы показывали девять вечера. Почему-то Света возненавидела эти часы, именно за их цвет. Слишком девчачий. А ведь надо быть мужественной, с этой минуты. Она сняла часы. Положила их на раковину. Вздохнула. Надела обратно. Часы могут пригодиться – они механические, а телефон сядет. У Светы был телефон – модная и не самая дешёвая раскладушка, подаренная мамой на одиннадцатый день рождения. Что примечательно, не розовая.
«Пора».
Она вышла из ванной. Оставила в прихожей записку, в которой изложила всё честно, разве что не упоминая про письмо. «Я еду к подруге в Новосиб. Я так решила! Мама, не переживай, я вернусь в целости и сохранности. Целую (в смысле поцелуя, а не то, что я вернусь целой, хотя это само собой). Всё, пока!». Мама в это время была в магазине. Повезло! Из дома она выходила только в магазин и на почту.
Когда бежишь из дома, думаешь, будет холодная погода, моросящий косой дождь, завывающий ветер. И ты будешь идти героически, преодолевая непогоду. Свету же встречал тёплый и даже приятный вечер. Полный штиль.
Всю дорогу до вокзала она думала: «Спросят ли паспорт?». Если нет, блестяще. Если да, придётся выкручиваться. На автобусной остановке, она надела наушники и с полминуты выбирала, какую музыку включить. В основном попадалась дурацкая попса.
«Не сейчас!» – подумала Света. Сейчас нужно было что-то эпичное, соответствующее моменту. Первые шаги в неизвестность. И тут попался трек, от которого на её глазах, в прежние годы, наворачивались слёзы.
В шесть лет, благодаря маме, Света хорошо знала английский. Она умела и очень любила петь. В редкие счастливые месяцы, когда папа был дома, она пела родителям песни на английском, и особенно любила нежную и трогательную «Ode to My Family» – «Оду моей семье», группы The Cranberries. Девочка настолько обожала этот ирландский коллектив, что песни «клюкв» и Долорес О’Риордан постоянно были её спутниками по жизни. Порой, она даже задавала вопросы и слышала в песнях ответы. Шесть лет назад она пела «Оду моей семье», стоя посреди комнаты, босая на тёплом ковре. Мама и папа сидели на диване, играл магнитофон, и, взяв расчёску вместо микрофона, Света пела негромко, местами фальшивя, но так душевно, что улыбка не сходила с папиного лица. Мама иногда кивала, чуть подавшись вперёд – ей было интересно исполнение, произношение английских слов, а вот папе важна была душа.
Теперь, шесть лет спустя, в ожидании последнего автобуса, двенадцатилетняя Света, глубоко внутри оставшаяся той самой босой девочкой на ковре с расчёской, выбрала ту самую композицию.
«Ту ту-ду ту. Ту ту-ду ту… – нежно напевала Долорес О’Риордан. Света тихонько подпевала, стараясь не закрывать глаза, чтобы не пропустить автобус. – Understand the things I say. Don’t turn away from me…»
В салоне, кроме беглянки, почти никого не было. Только парочка молодых на заднем сиденье. Парень и девушка. Они о чём-то шептались, девушка хихикала. У них всё было хорошо. Они никого не теряли. Никуда не спешили на ночь глядя. Ехали, наверное, домой. Или она к нему, или он к ней. Света поймала себя на мысли, что завидует их счастью. Они есть друг у друга. У неё же не было никого. Мама – не в счёт. Подруги? Смешно. Парни из класса, которые хотели с ней дружить? Но они предлагали так неискренне, будто на один день. Нет! У неё был только папа. И был он где-то далеко впереди, в темноте, куда медленно катил автобус.
Медленно. Слишком медленно. Так можно и заснуть. Надо было включить что-то бодрое, и Света нашла песню, подходящую по теме. The Cranberries – Skeleton.
«Faster, faster, faster!» – пела солистка.
«Быстрее, быстрее!»
Но песня только навеяла мысли и дрёму. Света не заметила, как произошло то, чего ей так не хотелось. Большие дома скрылись. Остались только задворки. Как ни печально было это признавать, она пропустила остановку.
«Что за тупой маршрут! Все нормальные маршруты заканчиваются на вокзале».
– Конечная, – объявил водитель. В салоне теперь оставалась одна пассажирка – одинокая жертва собственной наивности. Пассажирка огляделась. Кругом было темно. Из окна, освещаемые фарами, виднелись кусты, опора ЛЭП, обшарпанная бетонная остановка с переполненной урной и бычки, что валялись вокруг. Всё прозаично. А где вокзал?! Где врата в новую жизнь?
Вокзал был синонимом радости и грусти. Он был узлом, который связывал судьбы людей и, одновременно, порталом, ведущим далеко в неизвестность. Несколько раз в год семья Калининых отправлялась на вокзал, иногда в полном составе, иногда для того, чтобы воссоединиться. Хотелось бы оказаться прямо на вокзале, но один промах – перелёт – и беглянка очутилась вовсе не там, где желала.
«Были бы у меня тапочки как у Дороти…»
Она решительно встала. Хватит сказок! Идти, так идти.
– А до вокзала далеко? – насколько помнила Света, идти отсюда в город нужно было прямо, по обочине, мимо эстакады. Примерно час пути. И всё же, в этом районе она бывала редко, и стоило спросить.
– Что, уснула, что ли? Тебе на обратный нужно, только автобусы уже не ходят.
– Да, я знаю, – она поправила сумку и крепко взялась за чемодан.
– Чё, пойдёшь? – он усмехнулся, глянув на тяжёлые вещи. – Поезд-то во сколько? Не опоздала?
– А вам-то что? Даже если опоздала, – Света направилась к выходу.
– Сейчас, по темноте, ты никуда не дойдёшь. Пойдём ко мне, переночуешь, а утром по светлу. У меня дома жена, покормит тебя.
Девочка вспомнила одну из многочисленных историй Георгины.
– Спасибо, обойдусь.
Она спрыгнула с порожка, спустила чемодан и покатила свой груз по гравию обочины, навстречу судьбе.
Водитель развернулся, высунулся и прокричал в окно:
