Лазарь Каганович. Узник страха

Валерий Викторович Выжутович

Лазарь Каганович. Узник страха

© Выжутович В.В., 2024

© Фонд поддержки социальных исследований, 2024

© Российский государственный архив социально-политической истории, иллюстрации, 2024

© Политическая энциклопедия, 2024

* * *

Научный консультант серии «Страницы советской и российской истории» А.К. Сорокин

Автор приносит искреннюю благодарность историку О.В. Хлевнюку, который, взяв на себя труд прочесть рукопись книги, сделал ряд существенных замечаний и уточнений

«Сергей Есенин» – бывший «Лазарь Каганович»

(вместо предисловия)

Герои эпохи часто заканчивают героями анекдотов. На Одесском причале стоят два старых еврея. Видят, плывет теплоход «Сергей Есенин». «Хаим! Это что за такое – „Сергей Есенин“?» – «Как, Мойша, неужели ты не знаешь? Это же бывший „Лазарь Каганович!“»

Sic transit gloria mundi[1]*.

Его называли «железным Лазарем», «железным наркомом». И было за что. Человек, носивший эти прозвища, не знал жалости и пощады.

Выходец из бедной еврейской семьи, самоучка, не получивший должного образования из-за «черты оседлости», Каганович вознесся к вершинам власти, был одним из советских вождей, а в новейшие времена стал мишенью русских пламенных «патриотов», узревших в нем одного из главарей жидомасонского заговора против Святой Руси и чуть ли не тайного правителя СССР, коварно манипулировавшего кремлевским горцем.

Он считался «лучшим учеником Сталина». Ему поручали самые ответственные задания. Всю первую половину 1930-х годов в дни отсутствия Сталина в Москве Каганович руководил работой Политбюро. На определенных этапах своей карьеры он возглавлял железнодорожный транспорт и отдельные отрасли тяжелой промышленности. Работал с В.М. Молотовым, Л.П. Берией, Г.К. Орджоникидзе, А.И. Микояном. Г.М. Маленковым, К.Е. Ворошиловым, Н.А. Булганиным, Н.С. Хрущевым. Пережил сталинскую эпоху и скончался в возрасте 97 лет, за пять месяцев до распада страны.

Личность и биография нашего героя интересуют исследователей чаще всего не впрямую, а лишь в связи с жизнью страны в период «великого перелома», деятельностью Сталина и работой Политбюро ЦК партии, секретарем которой Каганович был долгие годы. Очерков и статей, где фигура «железного Лазаря» возникает в контексте 1930-х, более чем предостаточно. Публикаций же, сфокусированных персонально на нем, каким он был в довоенные годы и чем занимался, – не так уж много. Назовем некоторые.

А. Воробьев в статье «Лазарь Каганович в Учредительном собрании» повествует об участии Кагановича в революционном движении в Полесье и Бобруйске (1917), отмечая, что его «руководящие» заслуги там сильно преувеличены.

В публикации Л. Гордеевой дан краткий обзор работы Кагановича в Нижнем Новгороде (1918–1919), автор пишет, что Каганович стремился превратить губком в «верховный орган губернии» и жестко проводил политику центра. Это верно только отчасти, поскольку отношения губкома и Кагановича были намного сложнее.

Воспоминания о работе Кагановича в аппарате ЦК с 1922 по 1925 год оставил бывший личный секретарь Сталина Б. Бажанов. Он рассказывает, как вместо Кагановича сочинил статью, поскольку тот был безграмотен и писал с ошибками.

Работу Кагановича на посту заведующего Организационно-инструкторским (Организационно-распределительным) отделом ЦК отчасти раскрывает М. Зеленов в публикациях «Рождение партийной номенклатуры».

Деятельность Кагановича с 1925 по 1928 год на посту генерального секретаря ЦК КП(б) Украины исследует киевский историк Е. Борисёнок в статье «Укрепление сталинской диктатуры и поворот в национальной политике на Украине (1930-е годы)». По ее мнению, сталинский партийный наместник занимался удушением украинского языка и насаждением воли Москвы.

Участие Кагановича в проведении коллективизации в Сибири (1930) отражено в статье В. Ильиных «Поездка Л.М. Кагановича в Сибирь в апреле 1930 г.: Санация „головокружения“». На основе архивных документов автор показывает роль Кагановича как проводника сталинской репрессивной политики на селе.

Радикальному обновлению Москвы, проходившему под руководством Кагановича, дает оценку В. Новиков в «Парламентской газете» (2005. 22 декабря): «Известно, что особенно сильный ущерб был нанесен столице в 30-е годы при осуществлении Генерального плана ее реконструкции, взлелеянного Лазарем Кагановичем».

Основной объем публикаций, в которых упоминается Каганович, посвящен его участию в репрессиях 1930-х годов.

Огромный материал для понимания места Кагановича в партийной иерархии в первой половине 1930-х дает опубликованная переписка со Сталиным за 1931–1936 годы.

Жизнь и деятельность Кагановича отчасти отражены в небеспристрастных, нередко противоречащих друг другу мемуарах Хрущева, Молотова, Микояна, других людей, в разное время входивших в советское руководство. Комплексной и близкой к достоверности биографией Кагановича можно считать, на наш взгляд, исследование британского историка Э.А. Риса «Iron Lazar. A Political Biography of Lazar Kaganovich», а также книгу Роя Медведева «Окружение Сталина», содержащую серию портретов советских вождей.

Почти все мемуаристы и исследователи отмечают безграмотность Кагановича, беспомощность в управлении, грубость и использование исключительно репрессивных мер для «наведения порядка».

О своей жизни Каганович рассказал сам в «Памятных записках». Но этот «автопортрет» трудно назвать аутентичным. Что касается нашей исторической памяти, то в ней фигура Кагановича предельно демонизирована и мифологизирована, окутана клубами легенд и вымыслов. В книге же, которую вы держите в руках, предпринята попытка – обратившись к архивным источникам, партийным и правительственным документам, воспоминаниям современников – показать Кагановича не только в «железе», но и во всей многомерности его политической и человеческой натуры.

Однако не зря его называли «железным». За время работы созданной им на Украине чрезвычайной комиссии по хлебозаготовкам на «черные доски» было занесено 15 станиц, в результате чего от голода умерли тысячи людей. А в ходе борьбы с «саботажем» только за полтора месяца (с 1 ноября по 10 декабря 1932 года) на территории Северо-Кавказского края было арестовано 16 тысяч 864 «кулацкого и антисоветского элемента». В период Большого террора Каганович в числе других приближенных Сталина участвовал в рассмотрении так называемых списков – перечней лиц, подлежащих репрессиям. Подпись Кагановича стоит на 189 списках, по которым были осуждены и расстреляны более 19 тысяч человек. Он находил себе потом такое оправдание: «Все подписывали, а как не подпишешь, когда по всем материалам следствия и суда этот человек – агент или враг? <…> Мы, конечно, виноваты в том, что пересолили, думали, что врагов больше, чем их было на самом деле».

В 1957 году за участие в антихрущевском заговоре Каганович был исключен из партии и смещен со всех постов.

Последние 30 лет своей жизни он почти не появлялся на людях. От скуки и одиночества спасался игрой в домино с другими пенсионерами во дворе знаменитого дома № 50 на Фрунзенской набережной. У него уже не было ни машины, ни дачи, ни охраны. Ничего этого он для себя не просил и желал только одного – чтобы ему вернули партбилет.

Партбилет ему не вернули.

Биографическая хроника

1893, 10(22) ноября – родился в деревне Кабаны Радомысльского уезда Киевской губернии в еврейской семье крестьян Моисея Гершковича Кагановича и Гени Иосифовны Дубинской.

1901–1903 – окончил двухклассную народную школу в Кабанах, потом учился в школе ближайшего села Мартыновичи.

1907 – начал работать в Киеве на разных заводах, обувных фабриках и в сапожных мастерских.

1911, август – принят Подольским райкомом в Киевскую организацию РСДРП.

1912 – был наделен полномочиями рассматривать заявления членов молодежного кружка о приеме в партию.

1914–1915 – член Киевского комитета РСДРП.

1915 – арестован и выслан на родину, но вскоре нелегально вернулся в Киев.

1916 – под фамилией Стомахин работал на обувной фабрике в Екатеринославе, был организатором и председателем нелегального Союза сапожников. Руководитель районного и член Екатеринославского комитета партии большевиков.

1917, март – переехал в Юзовку (ныне – Донецк), принял активное участие в воссоздании большевистской организации Юзовки. Избран делегатом на районную конференцию Советов Донбасса в Бахмуте.

1917, апрель – вернулся из Юзовки в Киев. Вошел в «культурную комиссию» солдатской секции Совета народных депутатов. Под видом культурного просвещения солдат развернул революционную агитацию.

1917, май – прибыл на службу в Саратовский тыловой гарнизон. Избран в Саратовский комитет военной организации РСДРП(б), вскоре стал его председателем. Вошел в состав городского и губернского комитетов.

1917, октябрь – принял участие в Октябрьской революции, руководил восстанием в Гомеле.

1917, декабрь – стал делегатом III Всероссийского съезда Советов. На съезде был избран во ВЦИК РСФСР.

1918, январь – начал работать в Петрограде.

1918, март – перебрался в Москву, стал комиссаром организационно-агитационного отдела Всероссийской коллегии по организации Красной армии.

1918, июнь – командирован ЦК РКП(б) в Нижний Новгород, где был агитатором губкома, зав. агитотделом, председателем губкома и губисполкома.

1919, сентябрь – отправлен на воронежский участок Южного фронта. После взятия Воронежа Красной армией – председатель Воронежского губревкома, а затем губисполкома.

1920, сентябрь – послан ЦК РКП(б) в Среднюю Азию членом Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК. Член Туркестанского бюро ЦК РКП(б) и одновременно один из руководителей Реввоенсовета Туркестанского фронта, нарком РКИ Туркестанской республики и председатель Ташкентского горсовета.

1921 – работал инструктором ВЦСПС и секретарем Московского, затем и Центрального комитета союза кожевенников.

1922 – назначен заведующим организационно-инструкторским (впоследствии – организационно-распределительным) отделом ЦК РКП(б). На XII съезде избран кандидатом в члены ЦК РКП(б).

1923 – стал членом ЦК РКП(б).

1924–1925 – секретарь ЦК РКП(б).

1926 – стал кандидатом в члены Политбюро.

1925–1928 – первый секретарь ЦК КП(б) Украины.

1928–1939 – секретарь ЦК ВКП(б).

1930 – стал членом Политбюро, первым секретарем Московского областного, затем и городского комитетов партии.

1932 – руководил работой комиссии по увеличению хлебозаготовок в Северо-Кавказском крае.

1933 – возглавил сельскохозяйственный отдел ЦК ВКП(б).

1933–1934 – председатель Центральной комиссии по чистке партии.

1934, 21 сентября — выступил с программной речью на совещании судебно-прокурорских работников Московской области.

1934–1935 – председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).

1935, февраль – назначен наркомом путей сообщения СССР.

1937–1938 – по совместительству нарком тяжелой промышленности СССР.

1937 – в своем докладе на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) высказался за необходимость новых репрессий не только в Наркомате путей сообщения, который он возглавлял, но и в советском обществе в целом.

1938, август – назначен заместителем председателя Совнаркома СССР.

1939 – нарком топливной промышленности СССР.

1939–1940 – нарком нефтяной промышленности СССР.

1942–1945 – член Государственного комитета обороны СССР.

1942 – член Военного совета Северо-Кавказского, а затем Закавказского фронтов. По поручению Ставки участвовал в организации обороны Кавказа.

1942, 25 марта — освобожден от обязанностей наркома путей сообщения как «несправившийся с работой в условиях военной обстановки».

1944–1947 – член Политбюро, заместитель председателя Совнаркома (с 1946 г. – Совета министров) СССР, куратор Министерства строительства тяжелой индустрии и Министерства промышленности строительных материалов.

1947 – первый секретарь и член Политбюро ЦК КП(б) Украины.

1955–1956 – председатель Государственного комитета Совмина СССР по вопросам труда и заработной платы.

1956–1957 – министр промышленности строительных материалов СССР.

1957, июнь – принял участие в заговоре против Хрущева, был объявлен членом «антипартийной группы Маленкова, Молотова, Кагановича», снят со всех постов, получил строгий выговор с занесением в учетную карточку «за поведение, недостойное звания члена КПСС, за издевательство над подчиненными сотрудниками».

1957–1959 – работал в г. Асбест Свердловской области управляющим трестом «Союзасбест».

1961 – исключен из КПСС.

1959–1991 – персональный пенсионер.

1991, 25 июля – умер.

Часть I

Мальчик из местечка (1893–1911)

Рожденный изгоем. – Деревня Кабаны. – Отец и мать дают сыну большевистское воспитание. – Мальчик поступает в двухклассную школу. – Первые уроки классовой борьбы. – В подручных у кузнеца. – Мечта сбылась: он в Киеве! – Обитатель ночлежки. – Лазарь поднимает рабочих на забастовку.

За чертой оседлости

Он пришел в мир изгоем. На роду ему было написано в лучшем случае открыть небольшую сапожную мастерскую и тем всю жизнь кормиться, а в худшем пасть жертвой погрома. Но уроженец еврейского местечка, заведомо обреченный на всяческую дискриминацию, сумел воспарить к вершинам власти и на три с лишним десятилетия стать одним из советских вождей. Здесь было чем гордиться. И никогда, даже в разгар «борьбы с космополитизмом», Каганович не стеснялся своего еврейства, носил пятую графу в паспорте спокойно и уверенно, как бы подтверждая истинность большевистского лозунга «кто был никем, тот станет всем».

Лазарь Каганович родился 10(22) ноября 1893 года в еврейской семье, в деревне Кабаны Радомысльского уезда Киевской губернии. И у него, начинавшего «никем», были все основания так «никем» и остаться. К концу XIX века в Российской империи насчитывалось 5 миллионов евреев. Лишь около 200 тысяч из них имели право селиться в городах, не входивших в черту оседлости. Проживание же большинства разрешалось только в специально оговоренных населенных пунктах – местечках. Но не в сельской местности. Результатом этих ограничений, а также несвободы в выборе занятия явилась чрезвычайная скученность и нищета всюду, где царила черта оседлости. Американский историк Вальтер Лакер отмечал, что в начале 1880-х годов большинство российских евреев жили гораздо хуже, чем самые бедные русские крестьяне и рабочие, а основная масса была обречена на медленное вымирание от голода.

16 марта 1859 года был издан высочайший указ, благодаря которому запрет не распространялся на купцов первой гильдии (если они были купцами первой гильдии в пределах черты оседлости до издания указа в течение двух лет; если они были купцами первой гильдии в пределах черты оседлости после издания указа в течение пяти лет). Дарованное право на причисление к купечеству первой гильдии не распространялось на города пятидесятиверстной пограничной полосы западных губерний и губернии Бессарабской, на города казачьих областей, на некоторые другие города и на Финляндию. Евреи-купцы первой гильдии могли взять с собой для проживания вне черты оседлости приказчиков в количестве одного человека и домашнюю прислугу в количестве четырех человек.

В местечках преобладала торгово-промышленная деятельность, характерная для городов. Жители местечек считались мещанами. В местечках, насчитывающих не менее 10 дворов, разрешалось создавать мещанские общества, которые могли избрать мещанского старосту. При количестве дворов в 50 и более разрешалось учреждать мещанскую управу и избирать мещанских депутатов. С 1866 года мещане были освобождены от подушной подати, ее заменил налог с недвижимого имущества.

В еврейском обиходе понятие «местечко» также подразумевало характер быта, религиозно-культурную обособленность и духовно-социальную автономию и поэтому распространялось даже на небольшие города (20–25 тысяч жителей) с преимущественно еврейским укладом жизни.

Население Киевской губернии, частью которого была и семья Кагановичей, имело такой религиозный состав: православных – 2 миллиона 984 тысячи, иудеев – 434 тысячи, католиков (поляки, немцы) – 107 тысяч. Православных церквей и соборов было 1562, монастырей и пустынь – 28, часовен – 52, старообрядческих (по терминологии того времени – «раскольничьих») монастырей – 2, еврейских синагог – 84, римско-католических костелов – 57, протестантских церквей – 4. То есть по количеству жителей и числу религиозных объектов иудеи окрестностей Киева уступали только православным.

Жизнь еврея в местечке ограничивалась домом, синагогой и рынком. Семейные события (рождение, обрезание, свадьба, смерть) становились достоянием всей общины. Община одобряла или осуждала, возносила на пьедестал или свергала оттуда, праздновала или скорбела.

Синагога, игравшая центральную роль в жизни местечка, была не только домом молитвы и изучения законов веры, но и местом собраний. Пришедшие в синагогу располагались согласно социальной иерархии. Вдоль восточной стены сидели наиболее уважаемые люди – раввин, знатоки Талмуда, богачи, щедро жертвовавшие на благотворительность. По мере отдаления от восточной стены ценность мест уменьшалась, и у западной находили себе пристанище нищие.

Рынок в местечке был не только источником заработка, рассказывает израильский историк Михаил Бейзер, автор книги «Жизнь в еврейском местечке конца ХIХ – начала ХХ века». Здесь происходила встреча еврея с чуждым и часто враждебным миром. Например, с неевреем-крестьянином. Евреи, поголовно грамотные, сталкивались с темной невежественной массой, переносили оскорбления и презрение. И в любую минуту ожидали погрома. Обычно погром начинался на рыночной площади, а затем перекидывался на дома и синагоги. Первый в Российской империи погром произошел в 1821 году в Одессе. В конце XIX – начале XX века по югу России и в первую очередь по Украине прокатилось несколько волн погромов. Одна из них могла увлечь в свою пучину и Лазаря Кагановича. Но Бог его хранил. Уберег он его, воинствующего безбожника, и в период Гражданской войны. Только в 1918–1920 годах на территории Украины приблизительно в 1300 населенных пунктах произошло свыше 1500 еврейских погромов, было убито, по разным оценкам, от 50 тысяч до 200 тысяч евреев, еще 200 тысяч получили ранения, около 50 тысяч женщин стали вдовами, примерно 300 тысяч детей остались сиротами.

Рожденный изгоем, местечковый еврей Лазарь Каганович вполне мог разделить печальную участь сотен тысяч своих соплеменников. Ан нет. Он сумел не только уцелеть, но и познать вкус власти.

В кабанах

Будущий соратник Сталина родился в семье Моисея Гершевича Кагановича и Гени Иосифовны Дубинской. Семья была многодетной – 13 детей, семеро из которых умерли, не дожив до взрослого возраста. Сам Каганович рассказывал: «Жили очень бедно – в хибаре, где раньше был сарай. Все семь человек спали в одной комнате на лавках». По другой версии, семья отнюдь не бедствовала, Моисей Каганович поставлял скот на бойни Киева и был зажиточным человеком. Профессиональные антисемиты – те вообще «достоверно осведомлены», что отец Кагановича занимался оптовой лесоторговлей, был чуть ли не помещиком, которому принадлежали почти все земли в Кабанах, и что он будто бы негласно держал контрольные пакеты акций многих ресторанов и домов терпимости в Киеве, Харькове, Елисаветграде, Екатеринославе, Николаеве, Херсоне и Одессе. Имеется также свидетельство Романа Степановича Федченко, учившегося неподалеку от Кабанов, в Чернобыле. Он уточняет, что, по рассказам стариков, глава семьи Моисей Каганович был прасолом, то есть скупал скот и гуртами отправлял его на бойни Киева. Согласно этим сведениям, семья Кагановичей жила не бедно. Но едва ли это так. Иначе Лазарь в 14 лет не нанялся бы подмастерьем к кузнецу.

Деревня Кабаны располагалась в 120 километрах от Киева, на границе с белорусским Полесьем. По ней проходила большая дорога от Чернобыля до Хавное. По этой дороге проезжали тарантасы, фургоны с пассажирами, а иногда и закрытые кареты с важными чиновниками. Деревня насчитывала 300 дворов. Проживало в ней 2600 человек. Среди них преобладали православные – русские, украинцы, белорусы. Еврейская колония состояла из 16 семей. Православные занимались в основном сельским хозяйством, а евреи преимущественно торговлей. Между первыми и вторыми процветал натуральный обмен: продукты урожая шли в уплату за водку и различные промтовары. Деньги практически не имели хождения и считались роскошью. Такой же роскошью была работа. За несколько картофелин или пару сапог можно было наняться на строительство подсобного помещения или небольшой хаты. В качестве строительного материала использовались камни, прутья, мох и глина. Вокруг хаты можно было разбить палисадник.

В деревне имелись пекарня, сапожная мастерская, продуктовая лавка и полицейский участок. Владельцы продуктовой лавки владели одновременно и книжной, та представляла собой передвижную тележку, стоявшую на обочине дороги.

«Мы, детишки, интересовались историей нашей деревни, – вспоминал Каганович. – Кое-что нам рассказал наш сосед Антон Кириленко, считавшийся в деревне просвещенным крестьянином. Он служил в солдатах, научился грамоте, был небогатым середняком, занимался пчеловодством, любил детей, так как был бездетным, и мы, хлопчики, были частыми гостями у него. Слушали его рассказы о железной дороге, по которой его везли в солдаты, о великом паровозе, о великих мостах, о широкой Волге, которая раз в десять шире нашей Уши, о плавающих по Волге хатах, „яки зовутся пароходами, раз в десять бильше, чим моя хата“, и другое. Вокруг было много зверья: лоси, барсуки, выдры, дикие кабаны. <…> Лесу недалеко от деревни было много, строиться было из чего, но добывать его приходилось по ночам, так как для крестьян он был запретным, чужим. Они, однако, ухитрялись строить себе дома из больших толстых бревен. Но в самой деревне лес давно уже вырубили почти весь, осталась только, и то частично, верба да еще на окраине деревни – небольшие лесочки. Из-за вырубки леса речка, которая протекала в самой деревне, обмелела, а местами высохла, разливаясь только весной, но поодаль от деревни была большая сплавная река Уша и отдельные водоемы, довольно полноводные, наполняющиеся от весеннего разлива, куда мы обычно ходили купаться. Оставшиеся на окраине самой деревни небольшие лесочки были для нас, детишек, и местом гулянья, и местом собирания ягод, диких яблок и груш (культурных садов было мало, всего три-четыре у богатых кулаков). Здесь мы делали заготовки хороших березовых веников для бани и, кроме того, сдирали кору, которую у нас покупал по 1 копейке за солидную связку приезжавший время от времени покупатель».

О своей малой родине Каганович рассказывает с теплотой. Его «Памятные записки» полны умильных картинок из детства. Живым чувством согреты воспоминания о родне и некоторых соседях. Кто-то не поверит в растроганность автора «записок», и основанием для недоверия станет мрачная историческая аура, навсегда окутавшая фигуру Кагановича. А кто-то скажет, что на закате жизни «железный Лазарь», видать, заметно помягчел, сделался сентиментальным, как все старики. Мы же пока воздержимся от однозначных оценок (постараемся, кстати, и впредь уклоняться от них) и продолжим рассказ о детстве нашего героя.

Как и в большинстве районов Полесья, в деревне Кабаны преобладали супесчаные, песчаные и слабоподзолистые земли. Были и плодородные, дающие хороший урожай, но они, как пишет Каганович, «различными комбинациями богатеев и власть имущих в волостном правлении оказались во владении богатых кулаков, которых в деревне было примерно 5–10 дворов, и зажиточных, которых было примерно 30 дворов». По свидетельству автора «записок», бедняки, не имевшие рабочего скота и инвентаря, обрабатывали землю плохо, навоза тоже не было или было очень мало, о других видах удобрения и не помышляли. «В результате, – подытоживает мемуарист, – песчаные, супесчаные земли давали беднякам ничтожный урожай, середняки, которых было около 100 дворов, тоже получали небольшой урожай. Поэтому большинство крестьян-бедняков и даже часть середняков уже к январю оставались без хлеба для прокорма своей семьи. Они и попадали в кабалу к кулаку, многие из них уходили на заработки, в особенности на лесозаготовки».