скачать книгу бесплатно
В.: Он аскет. Он отказался от моей сигары.
Р.: И все же он не отвергает чувств.
Д.: Он слеп.
К.: Он любит меня, но я нахожу его более пресным и безвкусным, нежели банан. Он прогуливается с Рэймондом по Бонд-стрит и называет его замечательным компаньоном, потому что тот замечает флаги.
Н.: Он не замечает ничего чувственного, а мы живем своими чувствами. Он сыплет умными замечаниями о той сатанисткой картине.
Тут я заметила, что Клайв смотрит на портрет Литтона.
[В.:] Не надо трогать. Его, конечно, надо почистить, но выглядит он очень мило. Лучший портрет Литтона.
Р.: Да, хотя люди все же запомнят его по той ужасной вульгарной картине Генри. Она, конечно, дает общее представление (сказал он Д.).
В.: Зато это вылитый он.
Р.: Я написал портрет Литтона, пишущего «Выдающихся викторианцев» в Дурбинс [дом Фрая][357 - Клайву принадлежал портрет Литтона Стрэйчи в полный рост, написанный Дунканом в Эшеме в 1913 году; одновременно его тогда рисовали и Ванесса Белл, и Роджер Фрай. Другой портрет кисти Фрая («Литтон Стрэйчи пишет в саду»), подписанный и датированный 1917 годом, хранится в Центре Гарри Рэнсома Техасского университета в Остине. Портрет кисти Генри Лэмба хранится в лондонской галерее Тейт.].
В.: Меня немного раздражает, что он оставил все свои старые книги Сенхаусу.
К.: А что в его завещании? Я не в курсе. Нет, Роджер, мне кажется, ты не понимаешь. С человеческой точки зрения, нет ничего более маловероятного и, как по мне, даже невозможного, чем возвращение Ральфа к Кэррингтон. Однажды он излил мне свою душу…
Д.: Из всех них мне больше всего нравится Фрэнсис[358 - Фрэнсис Кэтрин Маршалл (1900–2004) – английская писательница, выпускница Бедалеса (школа в Хэмпшире) и Ньюнем-колледжа Кембриджа; жена Ральфа Партриджа после смерти Кэррингтон в 1932 году. В течение недели Ральф жил с ней на Гордон-сквер 41, а на выходные возвращался в Хэм-Спрей-хаус, к Литтону Стрэйчи и жене.], но я думаю, что, как человек, она могла бы вести себя и по-другому. Мое мнение.
К.: Дункан, ты не понимаешь. Она была – и все еще – страстно влюблена в Ральфа. И когда дело дошло до «я не должен приезжать в эти выходные» – легкое давление с его стороны – как она могла устоять? Нельзя публиковать письма Литтона: они могут всех задеть. Мы спорили. Взять хотя бы Нортонов[359 - Генри (Гарри) Тертиус Джеймс Нортон (1886–1937) – математик, выпускник Тринити-колледжа Кембриджа, член общества «Апостолов». Литтон посвятил ему «Выдающихся викторианцев» в благодарность за дружбу и финансовую поддержку. Нортон принадлежал к богатой консервативной семье, которую могли шокировать и расстроить неосторожные высказывания Литтона в его письмах.]? «Я только что познакомился с юношей, который с самого начала полового созревания был педерастом».
В.: О, это слово вышло из употребления – теперь всем плевать.
Немного о жизни. Факты – мы с Роджером любим, когда на нас сыплются факты. Клайв любит только те факты, которые связаны с людьми. Лотти накормила нас изрядным количеством мелких овощей. Мороженое слишком твердое.
Потом мы поднялись наверх и обсуждали, что Франция объединяется против Японии. Л. высказал свои взгляды на войну с Китаем и Японией[360 - Китайско-японский конфликт вокруг Маньчжурии угрожал иностранным интересам в Шанхае; французы согласились присоединиться к Великобритании и США и призвать японское правительство соблюдать нейтралитет в отношении Шанхая.]. Мы сказали, что война – скучнейшая вещь на свете. «Только не морская», – ответил Дункан. У него был двоюродный брат, адмирал Арбетнот[361 - Контр-адмирал сэр Роберт Кит Арбетнот, 4-й баронет (1864–1916) – офицер Королевского флота времен Первой мировой войны; дальний родственник Дункана Гранта. Арбетнот погиб в Ютландском сражении, когда эскадра крейсеров, которой он командовал, попала под сильный огонь после смелой, но непродуманной атаки на немецкий боевой флот.], который потерял все свои корабли. Якобы это было захватывающе. «Минут десять, не больше», – ответила я. Роджер спросил, не хотим ли мы организовать общество художников, чтобы протестовать против защиты произведений искусства.
Р.: Менинский[362 - Бернард Менинский (1891–1950) – британский художник, член Лондонской группы и преподаватель Вестминстерской школы искусств.] болен и просит у всех денег. Общественного фонда помощи художникам не существует – только писателям.
К. (потирая руки): А как же Уильям Джоуитт[363 - Уильям Аллен Джоуитт (1885–1957) – барристер, либеральный (затем лейбористский) политик и впоследствии лорд-канцлер Великобритании. В 1929 году он вышел из Либеральной партии и стал генеральным прокурором в администрации Рамси Макдональда. На всеобщих выборах в октябре 1931 года ему не удалось получить одно из двух мест в избирательном округе «Объединенные английские университеты»; несмотря на усилия Макдональда обеспечить ему победу и на фоне широкой огласки, 24 января 1932 года Джоуитту пришлось оставить свой пост.]?!
В.: Хорошая шутка – бедняга Уильям уехал в Вест-Индию[364 - Историческое название островов Карибского моря.]. Я рада, что мораль восторжествовала.
Р.: Нет, я считаю, что Кембридж и Оксфорд должны быть вовлечены в политику.
К.: Именно это я и написал ему, когда начался скандал.
В.: Лесли[365 - Лесли Стюарт Джоуитт (1888–1970) – жена Уильяма Джоуитта, активно интересовавшаяся искусством.] это нравилось – ей нравилось наряжаться и бывать при дворе. Именно она заставила его сделать это, названивая по телефону из подвала с тараканами.
Р.: «Земля» – замечательная книга. В ней есть объективность и спокойствие, новый вид красоты, хотя женщину зовут Перл Бак[366 - Перл С. Бак (1892–1973) – американская писательница и переводчица, лауреат Нобелевской премии по литературе (1938). Ее бестселлер «Земля» вышел в 1931 году.] и она американка.
К.: Барон Корво[367 - Фредерик Уильям Рольф, известный под псевдонимом Барон Корво (1860–1913), – английский поэт, прозаик и переводчик.] – хороший писатель. Однажды, когда я был редактором «Athenaeum[368 - Английский литературный журнал, основанный в 1828 году и купленный после Первой мировой войны Арнольдом Раунтри. Клайв Белл недолго исполнял обязанности редактора журнала в 1910 году.]», он написал мне, что никак не может избавиться от долгов, и, хотя деньги у него были, ему требовалось их еще больше, чтобы писать. Я ему всецело посочувствовал.
Роджер уехал рано; на свой страх и риск он припарковал машину у почтового ящика и дважды выходил проверить, не угнали ли ее. После рассказов о Джулиане, о военных играх, о любовных похождениях Квентина и прочем мы разошлись. Клайв едет в Рим на два месяца.
4 февраля, четверг.
Сейчас, проходя через стадии смерти Литтона, я пытаюсь доказать одно любопытное утверждение: для нас славы не существует. Мы говорим, что не сможем опубликовать письма Литтона в течение ближайших пятидесяти лет или вообще никогда. Мы не можем писать о нем. У него не было похорон. Я не знаю, где покоится его прах[369 - Литтона кремировали в Голдерс-Грин; похороны не проводились, а единственными свидетелями были Джеймс Стрэйчи и Саксон Сидни-Тернер. Позже Стрэйчи установили памятную табличку в семейной часовне в церкви деревни Чу-Магна в Сомерсете.]. Нет больше никаких поминовений, кроме тех, когда мы встречаемся и разговариваем или когда по привычке вспоминаем Литтона в одиночестве, ночью, во время прогулок (но эти состояния мне еще только предстоит пережить, а сейчас я просто не понимаю, что означает смерть Литтона, – других ощущений нет). Вот почему не нужно думать о славе и о том, что скажут люди после моей смерти. Цельности, которую я унаследовала от отца, больше нет.
Вчерашний разговор с Оттолин. Мы застали Филиппа[370 - Филипп Эдвард Моррелл (1870–1943) – либеральный политик, ЧП с 1906 по 1918 г. В 1902 году он женился на леди Оттолин Виолет Анне Кавендиш-Бентинк.] за чтением писем и поеданием булочек в столовой с желтой скатертью и красноватыми оттенками. Оттолин отлучилась – распродает первые издания Лоуренса (как бы мне хотелось сказать об этом Литтону!). Мы обсуждали Драйдена[371 - Джон Драйден (1631–1700) – английский поэт, драматург, критик, баснописец, сделавший основным размером английской поэзии александрийский стих.]. Ф. сказал, что ничего не может делать, кроме как читать стихи и впадать в какое-то экзальтированное состояние. Я купила Драйдена для Джулиана[372 - См. ВВ-П-V, № 2520. 4 февраля 1932 года Джулиану Беллу исполнилось 24 года.]. Обсуждали знаменитые цитаты. Вошла Оттолин; она подала тосты и чай. Поговорили с глазу на глаз об автобиографии Берти[373 - Бертран (Берти) Артур Уильям Рассел, 3-й граф Рассел (1872–1970) – философ, логик, математик и общественный деятель, известный своими работами в защиту пацифизма, атеизма, а также либерализма и левых политических движений. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1950). Бертран Рассел опубликовал свою автобиографию в трех томах в 1951–1969 гг. См. т. II: «Она [Кэтрин Мэнсфилд] ненавидела Оттолин, потому что Марри не ненавидел. Мне стало ясно, что я должен избавиться от своих чувств к Оттолин, поскольку она больше не отвечала взаимностью в той степени, чтобы подарить мне хоть крохи счастья. Я выслушивал все нападки Кэтрин Мэнсфилд в ее адрес…».], который посвятил целую главу оскорблениям в ее адрес. Кэтрин Мэнсфилд разочаровала его. «Я слышала, как они обсуждали меня всю ночь напролет этажом ниже». Она использует слишком много пудры и духов. Она ничего для него не значила. «И он еще смеет присылать мне это – в ответ я смогла написать лишь “И ты, Брут[374 - Последние, по легенде, слова Юлия Цезаря своему убийце – Марку Юнию Бруту.]?”. Лоуренс, Олдос, Кэннан[375 - Гилберт Эрик Кэннан (1884–1955) – плодовитый английский писатель и драматург. Кэннан дружил с Д.Г. Лоуренсом, Д.М. Марри и Марком Гертлером.], Осберт[376 - Фрэнсис Осберт Сачеверелл Ситуэлл, 5-й баронет (1892–1969) – писатель, один из трех детей эксцентричного сэра Джорджа Ситуэлла (1860–1943), писателя и политика.], а теперь еще и Берти[377 - Леди Оттолин была карикатурно изображена Д.Г. Лоуренсом во «Влюбленных женщинах» (1920) и Олдосом Хаксли в «Желтом Кроме» (1921); Осберт Ситуэлл изобразил ее как леди Септуагесиму Гудли в «Тройной фуге» (1924); Гилберт Кэннан часто использовал друзей в качестве прототипов для персонажей своих многочисленных романов, но Оттолин, возможно, задела книга «Мопсы и павлины» (1921).]. Он ответил, что удивлен моей реакцией, но что он всегда обижает тех, кого любит…». Потом мы пошли в желтую гостиную. Говорили о Литтоне, о его обаянии, о длинных тонких пальцах, о «временах, когда я познакомилась с ним и Генри [Лэмбом] – примерно в 1908 году… Ни одно письмо нельзя публиковать. Литтон был таким внимательным. Я написала ему прошлым летом, и он с такой любовью рассуждал о прошлом. На это всегда можно было рассчитывать, хотя виделись мы с ним очень редко. Я попросила Джеймса вернуть мне мои письма. Спротт[378 - Уолтер Джон Герберт («Себастьян») Спротт (1897–1971) – писатель и психолог; выпускник Клэр-колледжа; член общества «Апостолов». Он выполнял функции личного секретаря Литтона Стрэйчи и хранил всю его переписку.] сказал, что прочел их, а я не хочу, чтобы они ходили по рукам. Как вы думаете, Литтон был счастлив? С Кэррингтон? С Сенхаусом?».
Обсуждали Тома, Вивьен[379 - Вивьен Хейвуд Элиот (1888–1947) – первая жена Т.С. Элиота, за которого она вышла замуж в 1915 году, будучи привлекательной и энергичной девушкой. Вивьен страдала психическим расстройством, и это отразилось на ее внешности. Брак оказался неудачным и был расторгнут в 1933 году.] и их собаку, которая вечно устраивает беспорядок; Молли[380 - Мэри (Молли) Маккарти (1882–1953) – писательница, член группы «Блумсбери», жена Дезмонда Маккарти, племянница (по браку) леди Энн Теккерей Ричи.] и ее глухоту; «Волны» – «Джинни заставила меня думать о Мэри, а Рода – плакать при мысли о тебе. Как ты смогла написать эту книгу – такое напряжение, такая интенсивность» – тут я, как обычно, воодушевилась и сказала, что дам ей почитать «Жизнь поэтов» Джонсона[381 - Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения, страдавший синдромом Туретта. После получения докторской степени в Оксфорде его стали называть «доктором Джонсоном». «Жизнь поэтов» – его сборник кратких автобиографических очерков 52 поэтов и критических оценок их работ.]. А она ответила, что читает Элизабет Боуэн, которая пытается копировать мой стиль; приглашает Л. на встречу с Ходжсоном[382 - Ральф Ходжсон (1871–1962) – популярный в свое время английский поэт.], который разводит бульдогов. Я называю себя аристократкой в мире литературы, Оттолин соглашается и поносит Виту за то, что она пишет о Ноул-хаусе без почтения к своему благородному происхождению; Филипп «работает» в соседней комнате; мопс Оттолин, похожий на маленького китайского льва, восседает на стуле в холле; Филипп заходит с копией стихов Драйдена в два столбца, а я размышляю, как описала бы эту встречу Литтону. Вернулась домой; меня не только принимают, но и, возможно, любят. Как бы то ни было, сегодня утром пришло письмо, в котором Оттолин просит не думать о ней плохо, когда она умрет, и прислать ей «Волны»[383 - ВВ ответила ей в тот же день (см. ВВ-П-V, № 2521): «Боюсь, ты втянула меня в ужасное бахвальство – я не имела в виду, что мои работы аристократичны, только мое отношение к писательству в целом, но это, рискну предположить, тоже хвастовство».].
8 февраля, понедельник.
Зачем я вообще сказала, что выпущу второй том «Обыкновенного читателя»? Это займет много недель и месяцев. Хотя год (за исключением поездок в Грецию и Россию), проведенный за чтением английской литературы, несомненно, пойдет на пользу моему воображению. Все-таки это отдых. Однажды, в один прекрасный день, из меня вновь польется художественная проза. Пишу свои заметки после долгой утренней работы над Донном, а ведь я еще даже не закончила, да и стоит ли оно того? Просыпаюсь по ночам с ощущением, будто нахожусь в пустом зале, Литтон мертв, а вокруг меня лишь фабричные строения [крематория?]. Какой в этом смысл – жизнь вне работы вдруг стала пустой и бессмысленной. Литтон умер, но как будто бы ничто не указывает на это. Даже статьи о нем невразумительны. Джек Сквайр, например, пишет так, словно Литтон не имел особого значения[384 - Д.К. Сквайр в своих редакционных заметках в февральском номере «London Mercury» посвятил Литтону 7 абзацев: «Его книги, искусно выточенные произведения, будут читать и дальше. Однако его влияние нельзя назвать положительным. Стрэйчи был эрудирован, остроумен, привередлив».].
Итак, мы живем дальше: провели выходные в Родмелле, гуляли у горы Каберн, по тем первобытным пастбищам, оказывающим, как сказал Л., подобно кровати «Heal[385 - «Heal and Son Ltd» – британская мебельная компания, основанная в 1810 году.]», эффект расслабления; чашеобразные тени; полукруги; изгибы; глубокая долина. Вчера вечером приходил Квентин[386 - Квентин Клодиан Стивен Белл (1910–1996) – историк искусства и писатель.]; он очень повзрослел, по-своему; говорит вдумчиво. Спокойно объясняет ситуацию с Джоном [Леманном]. В нем вся чувствительность Нессы и проницательность Клайва. Вдруг он своим протяжным детским голосом просит книги по истории Италии, какой-нибудь отчет о сделке по вооружению; Квентин необычайно объективен, интересуется политикой, бихевиоризмом, психоанализом. Обо всем этом мы и говорили, а еще о Бените, которая, по его словам, слишком боится меня, чтобы прислать свои мемуары. Чувствовался какой-то завуалированный упрек, если только это не следствие «трепетной чувствительности миссис Вулф, не имеющей себе равных со времен Стерна[387 - Лоренс Стерн (1713–1768) – английский писатель. Будучи священником, он также опубликовал многочисленные проповеди и принимал участие в местной политической жизни.]», – фраза из статьи о музыке в «Manchester Guardian», весьма льстящая моему тщеславию[388 - Описывая концерт оркестра Халле в «Manchester Guardian» от 5 февраля 1932 года, британский писатель и критик Невилл Кардус (1888–1975) заметил: «Никто до сих пор не прокомментировал тот очевидный факт, что английская музыка в настоящее время очень точно следует определенному вектору развития художественной литературы… Легче повеситься, чем искать сюжет в романе “На маяк” миссис Вулф или в Третьей симфонии Арнольда Бакса… Однако во всей этой музыке есть нечто большее, чем умственный труд; есть мускулы и нервные волокна, несмотря на отсутствие вкрадчивых душераздирающих мелодий, равно как и миссис Вулф обладает острой чувствительностью, возможно, самой трепетной со временем Стерна, несмотря на ее равнодушие к старым устоям».].
11 февраля, четверг.
Мой разум переключается на «Стук в дверь» (такое название?), во многом благодаря чтению слов Уэллса о женщине – о том, что она должна стать вспомогательным и декоративным элементом мира будущего, так как за десять лет не смогла ничего доказать[389 - См. книгу Герберта Уэллса «Труд, богатство и счастье рода человеческого» (1932), которую ЛВ рецензировал для NSN, глава 11 «Роль женщины в мировом труде»: «До сих пор роль женщины была декоративной и вспомогательной. И сегодня, похоже, она остается декоративным и вспомогательным элементом… Недавнее обретение женщиной свободы расширило ее выбор того, что ей украшать или чему служить, но не высвободило никакой новой инициативы в делах общественных…».]. И в этом настроении я пишу сейчас, как вчера вечером Мэри [Хатчинсон] рассказывала мне о своей любви к сигарам, но Джек не разрешает ей курить их, ибо это противоречит его представлениям о жене – глупые условности, – равно как и не разрешает надевать платья с глубоким вырезом сзади. «Я не могу выйти в свет с тобой в таком платье. Пойди и переоденься. Это неприлично…». А вот Диану[390 - Леди Диана Купер, урожденная Меннерс (1892–1986), – британская актриса, аристократка, третья дочь 8-го герцога Ратленда.] в точно таком же платье он хвалит. «Однажды я выбросила все из окна, – сказала она. – Он относится к нам, Барбаре и мне, как к ручным леопардам – собственным домашним животным». Так оно и есть, ведь ни у кого из них нет ни гроша помимо денег Джека. Она разрыдалась, вспоминая Литтона, своего лучшего и самого близкого друга: «А теперь я живу с одними варварами. Не с кем поговорить. Литтон приезжал каждую неделю. Рассказывал мне обо всех своих мальчиках. Сидел и горько рыдал, когда Роджер [Сенхаус] был с ним жесток. О, он любил его, искренне любил… “Вот чего я не могла понять, а вы можете”, – говорила я. Прошлой зимой Литтон был таким ярким, таким живым. Я пришла к нему примерно за две недели до того, как он заболел. Я была воодушевлена и сказала: “Ты такой замечательный, такой невероятный…” Он был очень энергичным, устраивая вечеринку для пятерых молодых людей. Мы стояли в холле. От одного из них пришло письмо с отказом. И он поцеловал меня. Он был таким милым. Заходил в гости в своем пальто. Говорил и рассказывал обо всем. И все это время внутри него росла какая-то опухоль… А теперь вот Вирджиния и Мэри сидят и говорят о Литтоне, а он умер. Я просто не могу в это поверить».
13 февраля, суббота.
Я отрываюсь от своей обязанности читать «Анатомию мира[391 - Поэма (1611) Джона Донна.]», чтобы рассказать о лекции Роджера, состоявшейся вчера вечером[392 - Роджер Фрай прочитал две иллюстрированные лекции по французскому искусству в Квинс-холле в связи с большой зимней выставкой в Берлингтон-хаусе.]. Он в своем белом жилете был похож на труп. Огромный экран. Мелькающие картинки. Он берет свою указку. Проблемы с проектором. Он совершенно спокоен. Разъясняет, раскрывает с завораживающей легкостью и тонкостью то одно, то другое; исследует (с помощью указки) противоположные диагонали; подчеркивает непосредственное и сиюминутное во французском искусстве. Вот королева, собирающаяся разжать пальцы; вот мать «поворачивается и куда-то смотрит, и становится задумчивой, погружается в нежные грезы, тогда как ее ребенок изворачивается и смотрит в другую сторону, а она сдерживает его, бессознательно, легко и всецело». В перерыве мы обсудили с Мэри дело Потоцки[393 - Граф Джеффри Владислас Вайле Потоцки де Монток (1903–1997) – новозеландец польского происхождения, поэт, полемист и претендент на польский престол. 8 февраля Потоцки был признан виновным в попытке опубликовать свои непристойные стихи, хотя на самом деле он заказал в типографии печать небольшого тиража для личного использования. Друг поэта, Дуглас Гласс, обратился к ЛВ за помощью в подаче апелляции, которая была рассмотрена и отклонена судом 7 марта 1932 года (см. ЛВ-IV).], из-за которого у нас в доме разрывается телефон. (Он приговорен к шести месяцам тюрьмы за то, что пытался частным образом опубликовать текст поэмы о Джоне Пенисе на холме Венеры; для помощи Потоцки Леонард пообещал найти ?20.) К нам присоединились Несса, Дункан и Рэймонд в полосатом свитере; мы вернулись на лекцию, а потом пошли домой по обледенелым улицам; на дворе зима; я пишу возле камина, не снимая свитера. Была у Нессы, которая растопила печку, подала горячий суп и холодное мясо, кофе и печенье, – она само мастерство и организованность. Мы говорили, преувеличивали и смеялись над лекцией, над Бобом [Тревельяном] и его вспышкой: «Я не могу оставаться в вашем доме и должен уйти, коль скоро вы приписываете такие мотивы моему другу – он умирает – из него социалист лучше, чем из всех вас, – я потрясен подлостью человеческой натуры. Аллен[394 - Реджинальд Клиффорд Аллен, 1-й барон Аллен Хертвудский (1889–1939) – британский политик, ведущий член Независимой лейбористской партии (НЛП), видный фабианский социалист и пацифист, член Союза Лиги Наций. Он поддержал национальное правительство Рамси Макдональда в 1931 году, а в 1932 году был возведен в пэрство.] – мудрейший политический мыслитель нашего времени, а вы только и делаете, что оскорбляете его за пэрство. Конечно, это не имеет значения – он покончит с собой – он будет мертв к концу года. Нет, я не должен был этого говорить – простите, я вышел из себя. Прошу прощения». (Он ест кексы; хватает чайник, словно лохматое угрюмое неухоженное старое животное… А потом нам пришлось подвезти его в Челси…)
Еще мы говорили о новой жизни Иисуса, которая подразумевает два доказательства его существования – свидетельство тому интеллектуальная бодрость Роджера после его двухчасового выступления в Квинс-холле; он и правда одержим существованием Иисуса. Квентин декламировал цитаты по-французски с приятным акцентом. Дункан купил ананас на те дополнительные 25 шиллингов, которые я заплатила за ширму[395 - Это было панно, вышитое крестиком по дизайну Дункана Гранта его матерью, обрамленное и установленное в качестве каминного экрана; сейчас оно находится в Монкс-хаусе.], освещающую теперь нашу гостиную. Я принесла ее домой в четверг. Боб даже не заметил [11 февраля он пил чай с Вулфами].
16 февраля, четверг.
Только что «закончила» Донна – иронично ставлю кавычки, – слишком большую, но написанную из лучших побуждений статью. Еще я слегка злюсь из-за типичной для служанок подлости Нелли.
– Когда вы сказали, что не хотите, чтобы Лотти околачивалась тут…
– Но я этого не говорила, Нелли.
– О, мы так подумали.
– Не очень-то приятно, когда кто-то слоняется без дела.
– Вы сказали, что не позволите этого.
– Конечно, я сказала, что она должна немедленно найти работу.
В общем, она ушла к какой-то леди из района Виктория, явно чтобы отомстить и заставить меня почувствовать себя неловко. Я тут же вышла из себя, но, к своему огромному облегчению, сказала Нелли, что это последний раз, когда я помогаю Лотти или интересуюсь их делами, после чего она скривилась, отстранилась и сказала, что ничего такого не имела в виду. Потом миссис Макафи[396 - Хелен Флора Макафи (1884–1956) – главный редактор и литературный критик журнала «Yale Review». ВВ послала ей статью (позже вошедшую в сборник ВВ-ОЧ-II под названием «Преподобный Джон Скиннер», вторая часть эссе «Два священника»), написанную годом ранее (см. ВВ-Д-III, 29 декабря 1930 г.). Ответ ВВ мисс Макафи см. ВВ-П-IV, № 2529.] отклонила мою статью о Скиннере[397 - Джон Скиннер (1772–1839) – приходской викарий, антиквар и археолог-любитель из Сомерсета. ВВ читала его «Дневники сомерсетского священника», выпущенные в 1930 году.] и попросила взамен статью о королеве Елизавете, но вряд ли ее получит. К тому же сегодня я ужинаю с Этель Сэндс[398 - Этель Сэндс (1873–1962) – художница американского происхождения, которая с детства жила в Англии. Она училась в Париже, работала с художником Уолтером Сикертом и была одной из основательниц Лондонской группы художников.] и еду в «Bradley’s[399 - Крупный элитный универмаг, находившийся на Честоу-плейс в районе Бейсуотер.]» на примерку, а еще надо сделать завивку. Но мне не сидится на месте и хочется поскорее приступить к написанию – как я это назову? – «Такие вот мужчины»? – нет, слишком явный феминизм – продолжения [«Своей комнаты»], для которого я собрала достаточно пороха, чтобы «взорвать» собор Святого Павла. Там будет четыре образа. Но мне надо продолжить «Обыкновенного читателя» – хотя бы ради того, чтобы убедиться в собственных силах. Была у Нессы, веселой и любезной; упаковывала книги; сходила на квартет Буша[400 - Струнный квартет во главе с немецким скрипачом Адольфом Бушем (1891–1952), существовавший в разных составах с 1919 по 1952 г. Квартет Буша с пианистом Рудольфом Серкиным (1901–1993) играл Брамса, Дворжака и Бетховена в Уигмор-холле 15 февраля.], где встретила Елену Ричмонд[401 - Елена Элизабет Ричмонд, урожденная Рэтбоун (1878–1964), – жена Брюса Ричмонда. Еще до своего замужества в 1913 году она входила в круг общения детей семьи Стивен и очень нравилась брату ВВ Тоби.] и размышляла о быстротечности человеческой красоты, страстей и иллюзий; скоро обед.
26 февраля, пятница.
Только что «закончила» «Аркадию [графини Пемброк]», и у меня есть 25 минут, чтобы внести последние правки в «Письмо к молодому поэту» и отдать его Джону [Леманну]. Он вспыльчив и раздражителен – говорят, это признак влюбленности. Каких только людей я не видела; обедала с Этель [Смит], принимала Дезмонда, лорда Дэвида, Оттолин и Кейнсов[402 - Кейнсы ужинали с Вулфами 24 февраля.]; ездила в Монкс-хаус, такой по-мартовски белый и прекрасный, с полями и рекой, в которой мужчина поймал большую форель. «Форель умрет, если ей пустить кровь», – сказал он, сильно растягивая слова, в тот промозглый ветреный день. Ах да, Кейнсы говорят, что диссертация Джулиана никуда не годится, ибо она совершенно ненаучна; еще обсуждали Литтона и то, как далеко мы зашли в своей нестандартности – ни службы, ни прощания. Когда умер Рамсей[403 - Фрэнк Пламптон Рамсей (1903–1930) – выдающийся английский математик, логик, исследователь в области философии и экономической науки. Он умер в результате неудачной операции, повлекшей за собой инфекционный гепатит.], все его друзья собрались в Голдерс-Грин и проводили гроб в последний путь. Но в случае с Литтоном как будто бы нет никаких признаков, что все кончено. Через две недели Мейнард встретил Сенхауса и был первым, кто сообщил, что Литтон оставил ему все свои книги.
Из-за всяких дел я не виделась с Этель уже две недели, а сегодня разом придут на чай Сивилла, Хью [Уолпол] и Элизабет Уильямсон; в воскресенье мы идем на балет Камарго[404 - Британское балетное общество, существовавшее с 1930 по 1933 г.], а еще нужно заглянуть на пятидесятилетие Вулфа[405 - Гарольд Сидни Вулф (1882–1967) – второй брат ЛВ. Миссис Вулф устраивала вечеринку.] – теперь нас будут звать каждый год – сегодня вечером, после ужина. И на выставку французской живописи.
Прошлой ночью Кэ[406 - Кэтрин (Кэ) Лэрд Кокс (1887–1938) – выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа. Добрая, надежная и авторитетная женщина, она была хорошим другом для Вулфов, особенно во время длительных периодов болезни ВВ. Смерть поэта Руперта Брука в 1915 году усилила боль Кэтрин от их неразрешенного любовного романа, но в 1918 году она вышла замуж за Уильяма Эдварда Арнольд-Форстера.] эффективно «заперла» меня в спальне среднего класса – такая она снисходительная и самоутверждающаяся своими выверенными историями о респектабельных обедах с корнуолльской аристократией и миссис Левертон Харрис[407 - Гертруда Ричардсон (1865–?) – жена политика и бизнесмена Фредерика Левертона Харриса (1864–1926). Они дружили с Джорджем Муром, а миссис Л.Х. была одним из многочисленных подписантов поздравительного послания по случаю его 80-летия, опубликованного в «Times» от 25 февраля 1932 года.].
– Кто такая миссис Л.Х.?
– О, ты ее не знаешь – она собирает подписи по случаю 80-летия Джорджа Мура[408 - Джордж Огастес Мур (1852–1933) – ирландский поэт, прозаик, драматург и критик (не путать с философом Джорджем Эдвардом Муром).]. Кстати, я очень жду следующий том “Обыкновенного читателя”. Я предпочитаю их…
Это небольшое покровительство разозлило меня больше, чем хотелось бы. В день приезда Кэ мы продали десятитысячный экземпляр «Волн», так что этот роман каким-то чудом превзошел все мои книги.
29 февраля, понедельник.
А сегодня утром я открыла письмо от «искренне вашего Д.Д. Томсона[409 - Сэр Джозеф Джон Томсон (1856–1940) – лауреат Нобелевской премии по физике (1906).], директора Тринити-колледжа»; в нем говорилось, что совет решил попросить меня выступить с Кларковскими лекциями[410 - Ежегодные лекции по литературе в Тринити-колледже Кембриджа. Лесли Стивен, отец ВВ, прочел несколько первых Кларковских лекций в 1883 году, выбрав в качестве темы литературу XVIII века.] в следующем году. Их будет шесть. Кажется, женщинам еще не делали таких предложений, так что это большая честь для меня. Подумать только, я, необразованное дитя, читающее книги в своей комнате на Гайд-Парк-Гейт 22, взлетела так высоко. Но я откажусь, ибо не знаю, как я могу написать и прочесть в течение семестра шесть лекций, не отложив сборник критики на год; не став официальным лицом; не прикусив язык, когда речь зайдет об университетах; не отложив «Стук в дверь»; не отказав себе в удовольствии пополнить список моих романов еще одним. Но я не могу не улыбаться, когда сегодня за обедом мисс Додж дарит мне книгу с автографом Донна[411 - Мэри Додж (см. 2 февраля 1932 г.) подарила ВВ первое издание (1605) книги «Regales Disputationes Tres» итальянского юриста Альберико Джентили (1662–1608), принадлежавшей Донну (с его автографом и примечаниями).]; когда я покупаю пару туфель в «Baber[412 - «Charles H. Baber» – сапожники с Риджент-стрит.]»; когда по плану сажусь править статью для «Обыкновенного читателя». Да, говорю я себе, это мое чтение принесло такие вот странные плоды. И я довольна, но еще более рада тому, что могу отказаться от предложения, и мне хочется думать, что отец покраснел бы от удовольствия, если бы я сказала ему 30 лет назад, что его дочь – «его бедную маленькую Джинни» – тоже попросят выступить с Кларковскими лекциями; он бы очень гордился и считал бы это комплиментом себе.
3 марта, четверг.
Сегодня я весьма расстроена, ибо дьявол шепнул на ухо, что у меня уже есть 6 лекций на основе «Фаз и художественной литературы» – нужно лишь дополнить их, прочесть в качестве Кларковских лекций и завоевать уважение женщин ценой нескольких недель труда. Все так, но Л. говорит, что, поскольку средние четыре из шести частей опубликованы в Америке, мне придется их полностью переписать, а значит, я должна отказаться от всей этой затеи[413 - ВВ так и не завершила работу на своей книгой о художественной литературе для издательства «Hogarth Press» (см. ВВ-Д-III, 7 декабря 1927 г.), однако введение и шесть разделов были опубликованы в трех выпусках нью-йоркского журнала «Bookman» в 1929 году под названием «Фазы художественной литературы». Фраза ЛВ про «средние четыре из шести частей», по-видимому, ошибочна и вводит в заблуждение.]. Вот только я теперь не могу ни о чем думать – таков уж мой извращенный разум, который сейчас кипит идеями, и большинство из них я могу высказать лишь на лекциях, а мой отказ кажется ленью и трусостью. Подумать только, еще два дня назад мне была противна сама мысль о лекциях: я жаждала лишь свободы, чтобы писать «Стук в дверь», и была уверена, что, если соглашусь, стану прожигающей время охотницей за славой. Уверена, это чувство утихнет, но что же делать, если какой-нибудь дружелюбный преподаватель Тринити обратится с просьбой еще раз? Я отдаю себе отчет в том, что сесть и переписать «Фазы художественной литературы» означает несколько недель полной занятости только этим; придется переделывать, переписывать, проникнуться лекционной манерой, ее шутливостью, расстановкой акцентов; а потом я так вымотаюсь, что у меня случится ступор; не будь этого в прошлый раз, «Волны» вышли бы в свет на 2–3 года раньше. В любом случае я благодарна, что была тогда в хорошем настроении и писала решительно, а потом дьявол шепнул мне на ухо, и я полезла в ящик, нашла старую рукопись, столь богатую мыслями и прекрасно написанную, – словно вся работа уже была сделала за меня. Разумнее всего, конечно, обсудить это с Дэди в следующие выходные. Нельзя забывать, что Л. категорически против, а вот Несса и Элис Ричи инстинктивно выступили за.
8 марта, вторник.
Ох, сегодня утром я слишком устала, чтобы писать, – не могу закончить статью про Дороти Осборн[414 - Дороти Осборн, леди Темпл (1627–1695) – британская писательница и жена сэра Уильяма Темпла, 1-го баронета. ВВ переделывала эссе «“Письма” Дороти Осборн» 1928 года для сборника ВВ-ОЧ-II.], и все из-за вчерашнего польского графа и суда[415 - См. 13 февраля 1932 г.].
10 марта, четверг.
Персики вчера вечером были плохие.
На ужин приезжали Роджер и Хатчинсоны. Они сказали, что мясо сыроватое, но это не так.
И, о боже, я ужинала с Рэймондом ради знакомства с миссис Кеппел[416 - Алиса Фредерика Кеппел (1868–1947) – британская аристократка и светская львица, на протяжении многих лет была любовницей короля Эдуарда VII. По словам ее дочери, Вайолет Трефузис, Рэймонд Мортимер сам вызвался организовать эту встречу c Вулфами.], смуглой, коренастой, крашеной и прямолинейной («дорогуша», обращалась она) старой хапугой, чьи руки полвека не вылезали из чужих карманов, но дерзкой; она рассказала нам, как ее друзья воровали в загородных резиденциях Эдуарда VII[417 - Эдуард VII (1841–1910) – король Соединенного королевства с 22 января 1901 года.]. Одна женщина постоянно крала драгоценности из небрежно брошенных сумочек. А у нее самой квартира в отеле «Ritz», старая мебель и т.д. С виду она мне понравилась. Я имею в виду разностороннюю веселую нахальную натуру старой куртизанки, которая растеряла весь блеск и приобрела вместо него своего рода добродушие, юмор и прямоту. Никакой чувствительности и, как мне показалось, снобизма; огромные поверхностные знания и рассказ о поездке в Берлин на выступление Гитлера[418 - Адольф Гитлер (1889–1945) – немецкий государственный и политический деятель, основоположник и центральная фигура национал-социализма, основатель тоталитарной диктатуры нацистской Германии.]. Поношенное платье; великолепные меха; крупный жемчуг; ждущий ее снаружи «Rolls-Royce» – «еду навестить старого приятеля-портного» – и т.д., но я устала от болтовни, и мы едем в Хэм-Спрей-хаус, чтобы поговорить с Кэррингтон – боже, боже – прекрасный день, однако.
Ох, а еще Эдди говорит, что «Волны» – это провал, промах. Эдди отстаивал свою точку зрения, и мне это понравилось, как только я перестала его ненавидеть. Какой же грозной я могу быть!
12 марта, суббота.
Итак, мы отправились в Хэм-Спрей-хаус – прекрасный светлый день – и добрались туда в 13:30. «Думала, вы не приедете», – сказала К. Она открыла дверь в своем маленьком жакете и носках, с витым ожерельем на шее. Глаза ее казались блеклыми. «Я послала телеграмму, но все делаю неправильно. Думала, вы ее не получили». Она была бледной, маленькой, молча страдавшей, очень спокойной. Я смотрела на деревья. Мы сидели в холодной столовой. «Я не разожгла камин», – сказала она. К. сама приготовила нам вкусное горячее блюдо, сочное. Мы говорили о Мэри и Литтоне. Она случайно узнала, в кого влюблена Мэри. Литтон заставил ее поклясться никому не говорить. И она хранила молчание. Разговор шел со скрипом; хотела ли она вообще видеть нас? Обиделась ли, что мы пришли шпионить за ней? Она злобно высмеивала Барбару[419 - Барбара Багеналь (1891–1984) – художница. Будучи очень красивой и добродушной, она привлекла внимание Саксона Сидни-Тернера, который был всю жизнь в нее безответно влюблен. Барбара недолго работала у Вулфов наборщицей текстов в «Hogarth Press», а в начале 1918 года вышла замуж за Николаса Багеналя. Барбара и Кэррингтон были давними подругами, сокурсницами в школе изящных искусств Слейд.]. «Она спросила, чем помочь. Я попросила нарезать бутерброды, а она целый час болтала с Томми». Потом мы сидели на веранде. Попросили ее сделать для нас гравюры на почтовой бумаге, а еще эскизы для книги Джулии[420 - Джулия Фрэнсис Стрэйчи (1901–1979) – падчерица Рэй; единственный ребенок Оливера Стрэйчи и его первой жены Руби Майер, с которой он развелся в 1908 году. В 1927 году Джулия вышла замуж за Томми Томлина, и оба они стали близкими друзьями Кэррингтон. Суперобложка ее первого романа «Благодатная погода для свадьбы», выпущенного издательством «Hogarth Press» в сентябре 1932 года, была оформлена Дунканом Грантом.]. Мы пытались посплетничать о миссис Кеппел, о Саксоне – она пару раз рассмеялась, и ее глаза как будто бы стали ярче. Потом похолодало, и мы переместились в кабинет Литтона: все в идеальном порядке; его блокноты аккуратно разложены; полыхающий камин; все книги бережно расставлены по полкам в алфавитном порядке с соответствующими табличками. Мы сели на пол вокруг камина. Потом Л. предложил прогуляться. Она повела нас в свою рощу. Сказала, что летом деревья усыпаны благоухающими цветами, что ей надо сделать несколько заметок и чтобы мы шли без нее. Мы дошли только до конца длинного спуска. Потом Л. занялся машиной, а я побродила по саду и вернулась в гостиную. Взяла с полки книгу, когда вошла К. и спросила, будем ли мы пить чай перед уходом. Она заварила его. Мы поднялись наверх рука об руку, и я сказала: «Давай полюбуемся видом из окна». Мы постояли вместе, глядя на улицу, и она спросила:
– Тебе не кажется, что комнату следует оставить в точности такой, как есть? Мы ездили в дом Дороти Вордсворт[421 - Дороти Вордсворт (1771–1855) – писательница, поэтесса, мемуаристка; сестра поэта Уильяма Вордсворта. Они жили в деревне Грасмир в графстве Камбрия.]. Ее комната сохранилась в точности такой, какой она ее оставила. Даже гравюры и мелочи на столе те же. Я хочу сохранить комнаты Литтона такими, какими они были при нем. Думаешь, я романтик?
– О нет, тогда я тоже романтик, – ответила я.
Потом мы вернулись в гостиную к Л. К. разрыдалась, и я обняла ее. Она всхлипывала и говорила, что всегда была неудачницей. «У меня больше ничего не осталось. Я все делала для Литтона, а в остальном потерпела неудачу. Люди говорят, что он был очень эгоистичен по отношению ко мне. Нет, он дал мне все. Я была предана отцу. Я ненавидела свою мать. Литтон был мне как отец. Он научил меня всему, что я знаю. Он читал мне стихи и прозу на французском». Я не хотела лгать Кэррингтон, но и притворяться, что в ее словах нет правды, не могла. Сказала, что жизнь порой кажется мне бесполезной и бессмысленной, когда я просыпаюсь по ночам и думаю о смерти Литтона. Я взяла ее за руки. Запястья казались очень тонкими, а сама Кэррингтон – беспомощной и покинутой, словно какой-то брошенный зверек. Она была очень нежна, даже смеялась, целовала меня, говорила, что из всех своих старых друзей Литтон больше всего любил именно меня. Сказала, что с молодыми людьми он строил из себя дурачка. Но так лишь казалось. Кэррингтон сердилась, что они не понимали, насколько он велик. Я ответила, что всегда это знала, а она добавила, что слишком много думает о его молодых друзьях. Сказала, что Роджер [Сенхаус], по словам Литтона, был «весьма недалек умом».
– Он никогда не мог по-настоящему сблизиться с кем-то, не всем делился, а вот Роджер был очень энергичен, любил ездить в Рим и то, как Литтон читал ему вслух, но говорить им было не о чем. В прошлом году Литтон решил остепениться. Он был реалистом и смирился с тем, что Роджер не станет его любовью. Мы собирались в Малагу[422 - Город на юге Испании.], а Литтон планировал писать о Шекспире, а еще мемуары, на которые у него бы ушло лет десять. Смерть иронична, не правда ли? Он думал, что идет на поправку. Говорил те же слова, что и Лир, когда был болен. Я хотела отвести тебя к нему в день твоего приезда, но побоялась: Джеймс и Пиппа сказали, что нельзя так рисковать, ведь это могло его расстроить.
– Конечно, я все понимаю, – ответила я. – Роджер, разумеется, возьмет книги, ему придется.
О чем еще мы говорили? Времени было мало. Мы пили чай с поломанным печеньем. Она стояла у камина. Потом мы сказали, что нам пора. Кэррингтон была очень спокойна и не просила остаться.
Потом, когда мы выходили из комнаты, она вдруг достала маленькую французскую шкатулку с изображением Триумфальной арки и сказала: «Я подарила ее Литтону. Возьми. Джеймс говорит, что я не должна раздавать вещи Литтона. Но ничего страшного, это ведь мой подарок». И я взяла. Внутри оказалась монета. Кэррингтон выглядела очень испуганной, словно ребенок, которого отругали за проступок.
Она вышла с нами на крыльцо. Несколько раз поцеловала меня на прощание. Я сказала:
– Значит, ты приедешь навестить нас на следующей неделе – или нет – как тебе будет угодно?!
– Да, приеду, или нет, – ответила Кэррингтон, поцеловала меня еще раз и добавила: – До свидания.
Потом она зашла в дом и обернулась; я помахала ей, а она мне, и дверь закрылась. На следующее утро в 8:30 садовник услышал шум в ее спальне. Он вошел и обнаружил, что Кэррингтон прострелила себе бедро. Она умерла через три часа, но еще была в сознании, когда приехали Ральф, Аликс[423 - Аликс Стрэйчи, урожденная Саргант-Флоренс (1892–1973), – британский психоаналитик американского происхождения и вместе со своим мужем переводчица на английский язык полного собрания сочинений Фрейда. ВВ познакомилась с ней 21 июня 1916 года, когда Джеймс Стрэйчи привел ее на ужин в Хогарт-хаус. К следующему лету Вулфы узнали Аликс достаточно хорошо, чтобы предложить ей работу в качестве подмастерья в типографии «Hogarth Press».] и Банни[424 - Дэвид (Банни) Гарнетт (1892–1981) – писатель и издатель, изначально учившийся на натуралиста. Он служил во Франции в квакерском отряде помощи, в 1917 году они с Дунканом Грантом жили на ферме Чарльстон и, будучи пацифистами, вместо военной службы работали на ферме Ньюхаус, занимаясь пчеловодством. Летом 1924 года он отказался от партнерства в книжном магазине, который открыл в 1919 году вместе с Фрэнсисом Бирреллом, чтобы посвятить себя писательству и сельской жизни. В 1925 году Банни выпустил третий роман «Возвращение моряка», а его второй, «Человек в зоологическом саду» вышел на год раньше. Дэвид был дважды женат, в том числе на дочери Ванессы Белл, Анжелике.].
(К. также отвела меню в спальню Литтона. Я увидела его большую кровать, мозаику Анрепа[425 - Борис Васильевич фон Анреп (1883–1969) – русский художник-мозаичист, литератор серебряного века, проживший большую часть жизни в Англии. До войны он учился в Париже и Эдинбурге, а также участвовал во Второй выставке постимпрессионистов Роджера Фрая в 1912 году. В 1918 году он женился на Хелен Мейтланд. Мозаичный декор украшал стену над камином Литтона и изображал лежащую фигуру гермафродита.], шкаф и другие вещи.)
17 марта, четверг.
В общем, Кэррингтон покончила с собой, и снова началось то, что Л. называет «этими мавзолейными разговорами». Мы были последними, кто разговаривал с ней, и, таким образом, нас могли вызвать на дознание, но полиция решила, что это несчастный случай. Кэррингтон даже успела сказать Ральфу, что оступилась, когда стреляла в кролика.
В итоге мы обсуждаем самоубийство, а я, как всегда, думаю о влиянии призраков. Литтон ответственен за ее поступок. Иногда я недолюбливаю его за это. Он поглотил ее личность и заставил покончить с собой. Ох уж эта романтическая завершенность, поразившая Мэри: «Прекрасный жест – ее жизнь и ее смерть». «Чепуха, – говорит Леонард, – это театральность, а реальность заключается в том, что мы больше никогда не увидим Литтона». Трудно в это поверить. В общем, мы обсуждаем самоубийство, а призраки так странно меняются в моем воображении, как, впрочем, и живые люди, когда узнаешь о них что-то новое. Теперь у нас будет встреча с Пиппой, Джеймсом и Аликс. Затем поедем в Родмелл, а потом, возможно, в Грецию с Роджером и Хэ[426 - Марджери Фрай (1874–1958) – реформатор пенитенциарной системы и одна из первых женщин-судей, директриса Сомервиль-колледжа Оксфорда, младшая из сестер Роджера.]. Авантюрная затея, но я думаю, что именно это нам обоим и нужно после всего случившегося; слишком много мрачных разговоров о смерти, не говоря уже о самой смерти.
В субботу мы отправились из Кембриджа в Кингс-Линн вдоль прекрасного побережья, которое простирается до Кромера, и я собираюсь проехаться по этому маршруту еще раз. Зеленые луга на фоне моря, деревья, вокруг ни души, то и дело мелькающие маленькие старинные домишки; Стиффки с его ратушей; какая-то деревня, раскинувшаяся на вершине дюны, прямо как на средневековой картине; милые непоколебимые названия неизвестных мест; дикие дороги; Бликлинг, Холт, Коук из Норфолка[427 - Томас Уильям Эдвард Коук, 5-й граф Лестер (1908–1976) – британский пэр.], Хоутон и Пэстоны – вся эта поездка омрачена смертью Кэррингтон; фамилия Партридж часто встречается на надгробиях и витринах бакалейных лавок[428 - В субботу, 12 марта, Вулфы ездили в Кембридж на спектакль Общества Марлоу (театральный клуб Кембриджского университета) «Гамлет», поставленный Райландсом. Следующий день они провели в Северном Норфолке (в тексте приведены названия городов и деревень), где проживала дворянская семья Пэстон (о которой ВВ писала в «Обыкновенном читателе», см. ВВ-Д-II, 15 ноября 1921 г.). 14 марта они переночевали у Роджера Фрая в Саффолке, а на следующий день вернулись на Тависток-сквер.].
18 марта, пятница.
Вчерашний вечер у Пломера – разговоры, разговоры, разговоры. Попробую вспомнить: о кулинарии; о выпечке хлеба; о гнилых персиках; о Гласпеллах[429 - Возможно, Сьюзен Китинг Гласпелл (1876–1948) – американская писательница, драматург, журналистка и актриса. Она приезжала в Лондон для постановки своей одноактной пьесы «Пустяки» в театре «Duchess».] во время осмотра дома; о студии Тони[430 - Энтони Баттс (1900–1941) – художник, с которым у Уильяма Пломера завязалась тесная дружба. Они жили в одном доме на Каннинг-плейс, недалеко от Гайд-парка.] – он лысый, невинный, голубоглазый, заикающийся; Уильям лаконичный и надежный. Взглянула на мебель. Столы, кровати и диваны Тони в стиле ампир. Газовый камин. Разговор о «Фонтане[431 - Роман (1932) Чарльза Лэнгбриджа Моргана (см. 6 марта 1935 г.).]». Ох, первая жена отца Тони, очень толстая женщина, умерла от апоплексического удара в Константинополе, когда торопилась на пароход в жаркий день. Мэри Баттс[432 - Мэри Фрэнсис Баттс (1890–1937) – английская писательница-модернистка, представительница богемы; сестра Энтони Баттса. Оба они родились от второй жены своего отца.]. «Я ничего не могу сказать о своей сестре – она плохая женщина, вычурная, – и не вижу никаких достоинств в ее претенциозных книгах. Она развращает молодых людей. Они постоянно кончают жизнь самоубийством. Теперь она вышла замуж за бесхребетного Габриэля Аткина[433 - Габриэль Аткин (1897–1937) – малоизвестный гомосексуальный художник.]. На свадьбу им подарили 25 графинов». Тони стыдится Мэри, которая таким образом оскверняет кровь Баттсов. Вошли Луиза Морган[434 - Луиза Морган (?–1964) – малоизвестная журналистка, редактор журнала «Everyman».] – интервьюер, нервная, вся в морщинах, пунцовая, шустрая, – и миссис[435 - Эсланда Кардозо Гуд Робсон (1895–1965) – американский антрополог, писательница, актриса, жена Поля Робсона с 1921 года. В 1930-х они жили в Лондоне, где Эсланда училась в Лондонской школе экономики.] Поль Робсон[436 - Поль Лерой Робсон (1898–1976) – американский певец (бас), актер театра и кино.], негритянка, бойкая, гибкая, будто выступающая на сцене и говорящая в основном о неграх с Л. А еще Жанен[437 - Некий Рене Жанен – сын французского генерала, который, по словам Пломера, «легко и с удовольствием вращался в социальной, интеллектуальной, дипломатической и коммерческой сферах в любой стране, где говорят на английском, французском, немецком или испанском языках».], который восхищается моими книгами и у которого есть друг, желающий их перевести; тонкокожий лягушонок, сплошные ужимки и морщины; торговец кофе; бывший дипломат, презирающий общество; рассказы о Коулфакс, о французском посольстве. Как говорил герцог Вандом, «Que c'est mеlеe, mon monde![438 - В пер. с фр.: «Мой мир так перепутан!». Неизвестно, о каком именно герцоге идет речь.]». Разговоры, разговоры, разговоры. Холод; стакан зеленой воды; домой в постель. Уильям довольно напыщен, церемонен и внимателен.
Чай с Нессой, Джулианом и миссис Рамсей[439 - Леттис Рамсей (1898–1985) – британский фотограф, вдова Фрэнка Рамсея (см. 25 февраля 1932 г.), любовница Джулиана (чья диссертация о Поупе была отклонена, однако он приступил к другой, с рабочим названием «Добро и все прочее»).]; Несса хочет, чтобы он бросил диссертацию; гордится сыном, что бы тот ни делал. Разговор о Кэррингтон; как долго мы будет говорить о ней? Споры о том, откуда взялось ружье. Рассказ Мэри о трех кроликах на лужайке.
24 марта, четверг.
Я не уверена, какое сегодня число, но знаю только, что сегодня четверг, завтра Страстная пятница, поэтому мы в Родмелле, а за окном прекраснейший весенний день, мягкий, с голубой дымкой в воздухе, разрываемой пением птиц. Я рада быть живой, сожалею об умерших и не понимаю, почему Кэррингтон покончила с собой, положив конец всему этому. В Эшеме действительно строят огромные амбары слоновьего серого цвета, но я намерена представлять их греческими храмами; по словам Перси, там возведут 60 коттеджей, ну, поживем – увидим[440 - В 1930-е на Милл-лэйн в Родмелле была построена группа муниципальных зданий.]. Пригород все прекраснее, дружелюбнее, очаровательнее, блистательнее; по-прежнему есть огромные просторы, где я могу погулять в одиночестве и проветрить мозги. Может, еще одна книга? Какая? Быть свободной и думать обо всем в одиночестве – благодать; нет нужды писать то, чего я не хочу, или тратить время на вторичное. Две книги о Вирджинии Вулф только что вышли во Франции и Германии[441 - Имеются в виду «Психологический роман Вирджинии Вулф» (1932) Флориса Делаттра и «Язык Вирджинии Вулф» (1932) Ингеборга Баденхаузена – докторская диссертация, преимущественно посвященная грамматике.]. Это сигнал опасности. Не хочу стать заложницей образа.
Похоже, мы становимся общительней. Миссис Хоксфорд[442 - Жена преподобного Джеймса Боуэна Хоксфорда – настоятеля Родмелла в 1896–1928 гг. У них было две дочери: Олив и Боуэн.] хочет привести свою дочь на чай. Думаю, мы поедем в Грецию с Роджером и Марджери. А в понедельник идем на чай к М. Бэрингу.
Я дремлю в этой жаре и тишине. Не могу больше править статьи для «Обыкновенного читателя» и писать письма, а ведь еще даже не обед. Надо почитать свежую газету. Так странно не видеть новых текстов Литтона. Какую жизнь надо вести? Ту, которая по душе. Мне нравится писать. Я люблю перемены. Люблю подбрасывать свои мысли и смотреть, куда они упадут. Несса уезжает в Кассис. Клайв возвращается. Скоро лондонский сезон; потом снова Родмелл. Счастливая жизнь. Под эгидой одиночества – людская жизнь, я имею в виду. Мисс Боуэн, заикающаяся застенчивая простушка, придет на чай.
25 марта, пятница.
Атмосфера последних дней такова, что я подумала, будто уже воскресенье, хотя сегодня Страстная пятница. Погода воскресная, божественно хорошая, теплая, безоблачная. О, как прекрасен был бы вид из окна, если бы не серые оцинкованные сараи. Как примириться с ними? Хочу написать небольшой рассказ, прежде чем приступить к праздничному гусю. Я устала от собственной критики, но разве не бесполезно погружаться с головой в ту жизнь, где все пропорции другие, когда мне еще исправлять бог знает сколько блестящих статей – все будут как на подбор, округлые и цветастые, точно слайды для волшебного фонаря. Странная пропасть между этими двумя мирами. Пойду, пожалуй, в дом и займусь де Квинси[443 - Томас де Квинси (1785–1859) – английский писатель и эссеист.], следующим по списку. Я рассудительна, но не последовательна – не могу нанизать все свои мысли на одну нить. Леонард поссорился с Уэллсом и теперь не может найти источник, подкрепляющий его слова[444 - Рецензия ЛВ на книгу Герберта Уэллса «Труд, богатство и счастье рода человеческого» вышла в NSN от 27 февраля 1932 года. Восхваляя его достижения («никто из ныне живущих, кроме мистера Уэллса, … не смог бы написать [850 страниц о промышленности и экономике], сделав их читабельными и ценными»), ЛВ упомянул, что «один представитель молодого поколения» назвал Уэллса «мыслителем, который не умеет мыслить», на что писатель обиделся. ЛВ не мог найти источник этой цитаты (см. ЛВ-III).]. Кстати, собаки стали больше думать и меньше лаять – результат моего письменного обращения. Одному бедному псу, говорят, чуть ли не заклеили пасть, но нет – опять лает. Хорошая прогулка не помешала бы. Перси крадет уголь и говорит: «Разве вы не слышали, как Пинки лаяла всю ночь?» – примитивная и неубедительная попытка мистификации. Ох уж эти вечные отношения хозяев и слуг. Мейнард говорит, что в офисах все то же самое – сплошной обман и недоверие. Возможно, это переходный период. Быть может, завтра мы поедем в Сисингхерст – жилище на двоих на всю жизнь.
29 марта, вторник.
Мы ездили в Сисингхерст [26 марта] – я так устала править «доктора Берни», что хочу поработать ручкой здесь, – сегодня прекрасное пасмурное утро[445 - ВВ редактировала эссе (1929) «Званый вечер у д-ра Берни» для ВВ-ОЧ-II.]. Странное слияние Сассекса с Кентом. Думаю, именно сушка хмеля заставила людей в XVIII веке строить там свои маленькие удаленные деревушки?! Тюдоровский дом стоит одинокий у дороги – зачем было строить его там? Л. смотрит на дорогу, а я подмечаю мелкие детали. Гарольд вышел встречать нас в рваном пиджаке; Вита – в бриджах и розовой рубашке. Мы прогулялись по территории. Г. сказал, что я становлюсь все благороднее и благороднее по мере того, как мы стареем. Я отказалась от предложения писать для американских газет. Ох, у меня ведь так много дел, да и у них не меньше. «Мы хотим превратить эти конюшни в гостевые спальни, а во дворе построить библиотеку», – сказала Вита. Все уже спланировано. Г. начертил схему в блокноте. Стены построены, газон уложен. Обед в коттедже для мальчиков. Разговор о вечеринке Бивербрука[446 - Уильям Максуэлл Эйткен, 1-й барон Бивербрук (1879–1964) – английский и канадский политический деятель, министр, издатель, предприниматель и меценат.], на которую Г. пошел с Энид Джонс[447 - Энид Бэгнольд (1889–1981) – британская писательница, в годы войны работавшая медсестрой в добровольческом медицинском отряде.] – да, очень мило, – об одежде, затем о «Heinemann[448 - Лондонское издательство, основанное Уильямом Генри Хайнеманном (1863–1920) – английским издателем еврейского происхождения.]» – из гостей уже песок сыплется. Энид очень расстроена. Хочет писать, но вынуждена устраивать приемы для мужа[449 - Сэр Джордж Фредерик Джонс (1877–1962) – британский журналист.]. А я хотела спать и боялась, что «Rolls-Royce» доедет до Темпла слишком быстро и она не успеет закончить свой рассказ. Успела. А на следующий день я получила письмо, в котором говорилось, что она чуть… не покончила с собой? Нет, у нее чуть не случился нервный срыв. Она хочет стать писательницей; завидует гению миссис Беллок Лоундс[450 - Мари Аделаида Элизабет Райнер Лоундс, урожденная Беллок (1868–1947), – плодовитая и популярная английская писательница; сестра Джозефа Беллока.].
Мы ели холодного лосося, малину со сливками и маленькие шоколадки с разными вкусами, подарок леди Сэквилл[451 - Виктория Хосефа Долорес Каталина Сэквилл-Уэст (1862–1936) – британская аристократка; незаконнорожденная дочь 2-го барона Сэквилла и испанской танцовщицы, известной под псевдонимом «Пепита де Олива»; жена 3-го барона Сэквилла, своего кузена, и мать Виты. Женщина с огромной жизненной силой, обаянием и богатством, она с возрастом становилась все более взбалмошной и требовательной, а в 1919 году и вовсе оставила мужа.], которая теперь у ног Николсонов, и выпили о-о-очень много напитков, а потом поднялись на башню Виты; прекрасный розовый кирпич, но вид, как и в Ноул-хаусе, не очень, только на конюшни – будущие гостевые комнаты. Вернулись домой. Потом дождливое воскресенье, потрясающее чтение и дремота – я довела до совершенства искусство сна и чтения, сочинив половину своей книги во сне, а потом проснулась и обнаружила, что вся эта импровизация не соответствует действительности.
Вчера мы ездили в Роттингдин[452 - С 1893 года Морис Бэринг был одним из самых близких друзей Этель Смит и жил в деревне Роттингдин, недалеко от Брайтона.] на чай к Морису (как я теперь его называю). Он и Элизабет [Уильямсон] в длинной светлой комнате, полной книг, столов, растений; довольно безвкусно; богато; смотреть не на что; два потных пыльных лакея внесли бесчисленное количество тарелок. Вошли Этель в сером твиде и капитан кавалерии без подбородка по фамилии Грант[453 - Майор Алистер Эдвард Грант (1892–1947) – партнер издательства «Peter Davies Ltd», опубликовавшего в 1933 году сборник статей Этель Смит «Музыка женщин в Эдеме».] – партнер «Peter Davies»; само воплощение солдата из «Punch[454 - Британский еженедельный журнал сатиры и юмора, издававшийся с 1841 по 1992 и с 1996 по 2002 г.]»; идеал многих людей, я полагаю; такой обходительный, мужественный, глупый; идеально подходящий под отверстие винтик. Сленг, снобизм, культура и самообладание. Он убивал животных во всех уголках Востока. Про Грецию, конечно, рассказывал дико подробно, категорично и бесполезно. «Вы должны увидеть Метеоры[455 - Необычные скалы в горах Фессалии на севере Греции.] – есть тут карта? Выходите из поезда, арендуете машину – у нас не получилось – и едете в «Ghiolman[456 - Старинное туристическое агентство.]» в Афины – о, и не забудьте про Эгину[457 - Греческий остров в заливе Сароникос.] – возьмите напрокат лодку, а вечером…» и т.д. и т.п. Потом разговоры об издательском деле; я сунула свой сэндвич с анчоусами в сумку, а потом достала его, приняв за зажигалку. Этель покачивалась у камина, рассказывала нам истории об императрицах; Морис подсказывал, смеялся над ней. «Я знаю его 40 лет, и он вечно чем-то шокирован – чувствует то, что чувствуют люди на другом конце комнаты. Приятные чувства. А у меня их нет. Я собираюсь написать книгу под названием “Крот, выгребная яма и миссис Вулф”. Говоришь, что хранишь мои письма?! Да, она странная женщина, которая любит письма, поэтому я пишу постоянно, лист за листом. Лучше и придумать нельзя. Раньше я вела дневник. С тех пор как мы познакомились два года назад, в феврале, я пишу только письма…»
«Кстати, миссис Вулф, мы хотим, чтобы вы написали для нас биографию в 30 тысяч слов. Готовы заплатить ?15 кому-то, кто соберет факты, а вам останется только написать. Управились бы месяца за два. В качестве ответной услуги предлагаю вам рукопись книги по садоводству. О, мы изрядно потратились из-за наших дорогих книг. Издание Диззи[458 - Бенджамин Дизраэли (1804–1881) – британский государственный деятель-консерватор, дважды премьер-министр Великобритании. В 1926–1927 гг. издательство «Peter Davies Ltd» выпустило собрание сочинений Дизраэли в пяти томах.] заполнило чуть ли не весь склад». Я пришла, чтобы мы не казались такими надменными. Мне нужны романы. Идеи. Вот что интересно. Мы сами хотим делать предложения авторам, а этот мужчина без подбородка пристал ко мне. Тьфу! Откланялась после осмотра спальни Мориса и т.д. Застенчивый худосочный мужчина цвета омара, спотыкаясь, несет через комнату верхнюю одежду. Думаю, он купил этот дом ради друзей. Пьет. Сентиментален. Хочет, чтобы его воспринимали всерьез.
11 апреля, понедельник.
Вихрь путешествий – куча идей и пустяков – уже кружит голову. У меня на столе лежит список вещей, которые нужно купить. Выезжаем в десять утра в пятницу; в это же время на следующей неделе мы будем плыть вдоль побережья Далмации[459 - Историческая область на северо-западе Балканского полуострова.]. Находясь на Тависток-сквер, я не могу долго писать. Кроме того, здесь чудовищно холодно, сыро, ветрено, как в прошлом году во Франции. Я все равно предвкушаю путешествие в Грецию и то, что мы едем вместе с Роджером и Марджери, и мы еще больше сблизимся во время этого путешествия. Желание проводить время с друзьями – следствие смерти Литтона. В голове сумбур. Постоянная работа над критикой утомляет мой разум. Однако я почти закончила де Квинси и продолжаю работу над книгой.
Что касается рабочих новостей, наш Джон [Леманн], скорее всего, не останется. Он хочет работать на полставки, чтобы иметь возможность писать. Элизабет Уильямсон – это неплохая возможность; дождь барабанит по моему световому люку. Л. занимается счетами издательства, и наша чистая прибыль, похоже, составит ?2000.
