скачать книгу бесплатно
Хадсон: Спокойной ночи, Грейс.
Я держу телефон в руке еще несколько секунд, чтобы посмотреть, не напишет ли Хадсон что-то еще. Когда он этого не делает, я начинаю думать о том, чтобы написать Джексону и поставить его в известность, но затем решаю, что смогу просто поговорить с ним завтра на уроке. Отправить парню сообщение через неделю после того, как он бросил тебя, слишком похоже на акт отчаяния, особенно после полуночи.
– Судя по твоей улыбке, он согласился, – говорит Мэйси.
Она думает, что я писала Джексону. Я понимаю, что мне следовало бы поправить ее, но, по правде говоря, сейчас я не нахожу в себе сил объяснять ей, что не только Джексон, но и Хадсон хочет порвать со мной.
Глава 18. Среди равных
Мы с Мэйси просыпаемся за десять минут до того, как звенит звонок на урок.
Мэйси это нипочем, она просто наводит красоту с помощью чар – и все, она уже готова, а вот мне пипец. Обычно мне нравится быть горгульей, но надо признать, что иногда мне здорово мешает тот факт, что на меня не действуют никакие магические чары… ведь это значит, что я вынуждена умываться ледяной водой, поскольку у меня нет времени ждать, пока она нагреется до приемлемой температуры.
– Хватит, Грейс, пошли! – кричит Мэйси, стоя у двери, и мне хочется послать ее к черту. Но не ее вина, что она не может придать мне пристойный вид с помощью своих чар – она пыталась, и не раз. Не виновата она и в том, что выглядит на все сто, в то время как я смотрюсь как жертва какого-нибудь чудовища из ужастика про монстров.
– Иду, иду, – говорю я, закинув на плечо рюкзак и быстро схватив из ящика письменного стола лиловую резинку для волос. Выходя в коридор, я стягиваю волосы в конский хвост и радуюсь тому, что мы вышли прежде, чем я успела посмотреть на себя в зеркало. Тем более что я уверена – я нацепила ту самую тенниску, которую бросила на дно моего стенного гардероба на прошлой неделе, когда убедилась, что мне не удалось отстирать с нее пятно.
Фантастика.
Потому что только одна вещь может быть хуже, чем войти в комнату, полную монстров, выглядя так, будто ты только что встала с кровати. Это войти в комнату, полную монстров, выглядя так, будто ты вообще не ложилась спать.
Они чувствуют твою слабость.
Мы с Мэйси вместе сбегаем по лестнице, затем, добравшись до первого этажа, расходимся. У нее сейчас урок актерского мастерства в одном из флигелей, а мне предстоит урок этики силы. Это шестинедельный семинар, обязательный для выпускников – думаю, потому, что, по мнению дяди Финна, нельзя выпускать в мир кучу сверхъестественных существ, обладающих немалой магической силой, не дав им представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Это интересный предмет и единственный, в котором я делаю успехи, поскольку не пропускала уроков, но я все равно иду на него со страхом. Этот курс ведет блестящая преподавательница, но она та еще стерва. К тому же ее кабинет – это самое жуткое из всех помещений Кэтмира, а это о чем-то говорит, если учесть, что подземелья под нашим замком полны человеческих костей.
Я уже тысячу раз спрашивала, для каких целей это помещение использовалось прежде, но мне так никто и не ответил. Думаю, это потому, что они щадят мои чувства, но неизвестность только распаляет мое воображение… и отнюдь не в хорошем смысле этого слова. Откуда на камнях могли взяться эти пятна сажи и следы когтей? Тем более на нескольких уровнях здесь есть остатки того, что смахивает на вделанные в стены железные кандалы…
Быстро взглянув на свой телефон, я вижу, что до звонка осталась всего одна минута – под звонком я подразумеваю мелодию припева новой любимой песни дяди Финна – Bury a Friend[2 - Похоронить друга (англ).] Билли Айлиш. Потому что она здорово создает атмосферу. Мэйси этот мотив выводит из себя. Что до меня, то после двенадцати лет обычных скучных школьных звонков это кажется мне приятным разнообразием.
Класс, где проводятся занятия по этике силы, отделен от остальной части замка длинным извилистым коридором, и я пускаюсь бежать по нему – отчасти потому, что опаздываю, а отчасти потому, что мне ужасно не хочется болтаться здесь одной.
В нем нет ничего такого, что наводило бы страх, но, проходя по нему, я всякий раз чувствую, как мороз бежит по коже, и не потому, что я на холодной Аляске, а потому, что в этой части школы что-то не так. Очень, очень не так.
Разумеется, ведь этот коридор ведет туда, где несколько веков назад – я в этом уверена – находилась камера пыток, так что это жуткое чувство не должно меня удивлять.
В конце концов коридор заканчивается, хотя я знаю, что я уже опоздала. Я останавливаюсь всего лишь на секунду, чтобы привести мысли в порядок – и пригладить волосы. Ведь этот класс наводит такую жуть не только из-за своей истории. То, что находится внутри него, тоже напрягает меня.
Именно поэтому, несмотря на то, что уже звучит мелодия звонка на урок, я мешкаю и делаю несколько глубоких вдохов прежде, чем наконец прошмыгнуть в большой круглый кабинет. Опустив голову, я направляюсь к одному из свободных столов в заднем ряду, но не успеваю я сделать и двух шагов, как слышу громовой голос учителя:
– Добро пожаловать, мисс Фостер. Так приятно, что вы явились на наш урок.
– Простите за опоздание, мисс Вираго, мне очень жаль. – Я хочу сказать ей, что это не повторится, но я учусь в Кэтмире достаточно долго, чтобы понимать, что лучше не давать таких обещаний. Особенно самой стервозной из всех здешних учителей.
– Мне тоже. – Она произносит эти слова отрывисто, злобно, будто каждое из них – ее враг. – Подойдите ко мне после урока, чтобы получить задание для наверстывания того, что вы пропустили.
Того, что я пропустила? Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, что я могла пропустить за десять секунд, но, похоже, никто еще не начал даже делать заметки. Мисс Вираго замечает, что я осматриваю класс, глаза ее зло сужаются, и она шагает вперед, сердито стуча каблуками.
– У вас какая-то проблема, мисс Фостер?
– Вовсе нет…
– Тогда, быть может, вы хотите нам объяснить, каким образом первый принцип Ролза можно применить к…
– Простите, что перебиваю, мэм, – говорит Хадсон умиротворяющим и… кажется, прямо-таки ангельским тоном. – Но не могли бы вы повторить, как бы Кант отнесся к магическим пыткам? Я не совсем понимаю его категорический императив…
Она испускает тяжелый вздох.
– Категорический императив не настолько труден для понимания, мистер Вега. Во всяком случае, если вы слушали меня внимательно.
– Я знаю. Простите. Но, по правде говоря, я нахожу трудной всю философию Канта. – В его тоне нет ни капли сарказма, он сладок как никогда.
– Что ж, тогда вам, вероятно, также следует подойти ко мне после урока. Вы и мисс Фостер можете провести предстоящие выходные, работая вместе над заданием, которое дает дополнительные баллы.
– Я…
Слышится громкий треск, и половинка переломившейся ручки Джексона, пролетев полкласса, ударяется о кафедру мисс Вираго и катится к ее ногам.
Она устремляет на Джексона и Флинта презрительный взгляд, и Флинт, да благословит его бог, разражается смехом. Хохочет, как гиена.
Потому-то я и ненавижу эти чертовы уроки, несмотря на то, что сам предмет мне интересен. И дело не только в том, что у нас кошмарный препод, но и в том, что каким-то образом я стала частью самого невезучего четырехугольника в истории.
И это еще до того, как мисс Вираго объявляет, что весь этот урок мы будем работать над разными этическими проблемами в группах – а затем ехидно улыбается и говорит:
– И вот еще что. Мисс Фостер, мистер Вега, второй мистер Вега и мистер Монтгомери, вы четверо будете сегодня отвечать первыми.
Глава 19. Печаль любит одиночество
– Неужели ты не мог придержать язык? – говорит Джексон, когда мы четверо сдвигаем наши столы.
– И это говорит ребенок, бросивший в учительницу ручку? – парирует Хадсон.
– Я ее не бросал. Я… – Он замолкает, видимо, поняв, что его оправдания не катят.
– Как ты, Грейс? – Флинт улыбается.
– Хорошо. – Если не считать того, что следующие полтора часа мне придется провести в персональном аду. – А что?
– Ничего. – Он пожимает плечами. – Я просто подумал, что ты…
– Что выгляжу я не очень? – спрашиваю я. – Да, у меня была не самая лучшая ночь.
Джексон сердито смотрит на него.
– Она выглядит хорошо.
– Я и не говорил, что это не так, – отвечает Флинт.
– С тобой все в порядке? – тихо спрашивает Хадсон. – У тебя что-то случилось после того, как я ушел?
– Ты провела с ним ночь? – Голос Джексона лишен эмоций, но не глаза, которыми он смотрит на меня.
– Вечер, – говорю я. – Мы провели вечер в…
– Надо же. – Он переводит взгляд на Хадсона. – Да, играть на чувствах расстроенной девушки – это класс.
– Погоди! – вмешиваюсь я. – Никто не играет на моих чувствах…
– Возможно, тебе просто не следовало расстраивать ее, – перебивает меня Хадсон. – Тогда ты бы смог провести с ней всю ночь.
– Вечер! – поправляю его я, видя, как Джексон сжимает опущенный кулак.
– Так как, по-вашему, ко всей этой истории отнесся бы Кант? – встревает Флинт, взмахнув рукой, и смотрит то на Хадсона, то на Джексона, как будто следя за теннисной партией.
– Ты что, обдолбался? – спрашиваю я.
– Да ладно, должен же кто-то заниматься заданием, – парирует он. – Я просто пытаюсь внести свой вклад.
– Усугубляя ситуацию? – Я сердито смотрю на него.
– Пытаясь снова сосредоточиться на философах, которые писали об этике, – отвечает он с таким постным видом, что я удивляюсь – где его нимб?
– Тебе не терпелось пойти к нему? – спрашивает Джексон.
– Если под «пойти к нему» ты имеешь в виду случайную встречу в библиотеке, то да, – говорю я, даже не пытаясь скрыть, насколько оскорблена.
– Знаешь, – поясняет Хадсон, – это такое большое помещение с книгами. О, погоди, тебе вообще известно, что такое книга?
– Мне нужна другая группа, – замечаю я, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Я присоединяюсь к твоей группе, – сообщает Флинт.
– Ты и так уже в моей группе, – отвечаю я сквозь зубы. – Суть новой группы не в этом.
Он изображает обиду.
– Да ладно, я же единственный в нашей группе, кто делает хоть что-то.
– Да ну? И что же ты сделал?
Он быстро придвигает ко мне свой блокнот. Он провел в середине страницы черту и на одной стороне написал: Кант, а на другой – Хадсон. Под именем Канта красуется карикатура на Джексона с рогами и хвостом.
Хадсон наклоняется над работой Флинта и улыбается.
– Очень похожий портрет, – говорит он Флинту, и тот поднимает руку, чтобы ударить его кулаком о кулак.
– Как вы думаете, что сказали бы Кант и Кьеркегор о том, что вы обсуждаете на уроке ваши личные проблемы? – спрашивает мисс Вираго, и ее голос усиливает напряжение, окутавшее нас.
Только этого нам не хватало – чтобы она совала свой нос в наши дела и еще больше усугубляла ситуацию. Я не хочу оправдываться перед этой женщиной, но поскольку на своих партнеров я положиться не могу – любой из них может все испортить, – я понимаю, что должна попытаться.
Однако прежде чем мне удается придумать ответ, Хадсон говорит:
– Я уверен, что Кьеркегор подумал бы, что мы смотрим на них субъективно.
Джексон закатывает глаза, Флинт опускает голову, чтобы спрятать ухмылку, а я, не удержавшись, прыскаю со смеху и тут же закрываю рот и нос рукой, пытаясь скрыть этот факт.
Но уже поздно. Мисс Вираго кипит от злости и даже не пытается этого скрыть.
– Все, с меня хватит! – шипит она, глядя на Хадсона и меня. – Вы оба, подойдите к моему столу!
Черт. Плакала единственная хорошая оценка, которая у меня могла быть.
Извини, одними губами произносит Хадсон, когда я беру со стола ручку и блокнот.
Я пожимаю плечами. Он не виноват в том, что я сглупила и рассмеялась.
Хадсон идет за учителем, но тут Джексон берет меня за руку и тихо спрашивает:
– Хочешь, я вытащу тебя из этой передряги?
Мне так приятно касаться его, что проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходят его слова. Но, уяснив их смысл, я качаю головой.
То есть мне, разумеется, хотелось бы, чтобы он вытащил меня из этой передряги, ведь у меня нет времени делать дополнительное задание, которым мисс Вираго собирается нагрузить Хадсона и меня. Но мне тошно сознавать, что люди опять начали бояться Джексона, и видеть, как они сторонятся его. И этот страх станет больше, если я позволю ему использовать свое влияние, чтобы избавить меня от неприятностей.
Я благодарно улыбаюсь ему за предложение помощи, но проблеск теплоты, мелькнувший было в его взгляде, уже погас, и он смотрит на меня глазами, которые становятся все холоднее.
Я опускаю взгляд, задетая безразличием, которым дышит сейчас весь его облик. Я знаю, что мы с ним разошлись, но неужели это значит, что он может просто взять и выключить свои чувства ко мне? Что ему и впрямь больше нет до меня дела?
Как он может? Я сопряжена с другим, но я по-прежнему люблю именно его. Да, внутри меня есть какие-то непонятные эмоции, связанные с Хадсоном, но дело в узах моего сопряжения, а не во мне самой.
Я, Грейс Фостер, девушка, живущая внутри горгульи, все так же люблю Джексона. Я чувствую это, когда смотрю на него, когда он касается меня. Как же он может не чувствовать того же?
Это невозможно, решаю я, пока мисс Вираго резко говорит с Хадсоном и мной и дает нам то дополнительное задание, о котором она упоминала в начале урока. Джексон прячет свои чувства ко мне за этой ужасной стеной холодности, но это вовсе не значит, что никаких чувств нет.
Когда мы встретимся с Кровопускательницей, когда найдем способ разорвать узы моего сопряжения с Хадсоном, все встанет на свои места. Должно встать.
Потому что иначе я не знаю, что может произойти… с каждым из нас.
Глава 20. Ты остался в дураках
Уроки следуют один за другим, уроки и работа, уроки и работа, пока меня не охватывает острое желание плюнуть и послать все на хрен. Так что, когда мне приходит сообщение от Флинта с предложением полетать вместе, меня так и подмывает принять его. Я не летала уже больше недели, и мне очень хочется размять крылья.
Однако сбежать от всей этой домашней работы будет совершенно безответственно с моей стороны, а потом я отстану еще больше. Одно дело, когда идешь ко дну из-за обстоятельств, и совсем другое, когда принимаешь неправильные решения, которые тянут тебя вниз. Осталось чуть меньше двух месяцев до окончания школы, и для того, чтобы окончить ее, я готова сделать все – даже выполнить жуткие объемы домашних заданий по философии.
Я: Извини, не могу. Тону в домашке по этике.
В ответ Флинт присылает мне гифку с плачущим маленьким мальчиком – а я шлю ему гифку с маленькой девочкой, плачущей еще безутешнее.
