Литания Длинного Солнца

– Как пожелаешь, сударь.

Лицо Шелка в стекле утратило синеву глаз и смуглость щек, напрочь лишилось шеи с плечами, черты его сделались грубее, площе.

– Так вот, возвращаясь к разговору о божествах… несомненно, я рассказал немало того, что ты и так уже знаешь?

– Нет, сударь. О божествах, сударь, я не знаю практически ничего. На сей предмет посоветуйся лучше с кем-либо из авгуров.

– Тогда, сын мой, давай поговорим о смотрителях. Уж о них-то ты, несомненно, знаешь куда больше, чем всякий другой. В конце концов, ты сам – смотритель.

– Служба мне в радость, сударь.

– Значит, нам обоим весьма и весьма повезло. Когда я был у… в доме одного знакомого мне человека, обладателя такого же точно стекла, он вызвал смотрителя, хлопнув в ладоши. Это обычный способ?

– Да, сударь. Хлопок в ладоши либо легкий стук по стеклу, однако все мы, позволю себе признаться, безусловно, предпочитаем первое.

– Понятно, – пробормотал Шелк, кивнув собственным мыслям. – А другие способы есть?

– Правду сказать, мы появляемся при любом громком звуке, сударь, дабы проверить, все ли в порядке. К примеру, обнаружив в доме пожар, я немедля уведомлю о несчастье хозяина либо его мажордома, а также предупрежу об опасности гостей.

– А время от времени, – подхватил Шелк, – ты, надо думать, заглядываешь в эту комнату даже без вызова и безо всякого громкого звука, не так ли?

– Нет, сударь.

– То есть просто затем, чтоб проверить, все ли спокойно, ты здесь не появляешься?

– Нет, сударь. Уверен, хозяйка сочла бы подобное непозволительно грубым вторжением в ее личную жизнь.

– Войдя в эту комнату, – продолжал Шелк, – я, сколько мне помнится, не наделал никакого шума, достойного называться громким. В ладоши вовсе не хлопал, по стеклу не стучал, однако же ты появился. Коловращение красок… а затем в стекле возникло твое лицо. И вскоре после ты сообщил мне, что не имеешь с богами ничего общего.

– Ты затворил дверь, сударь.

– Крайне осторожно, – возразил Шелк, – так как совсем не хотел потревожить твою хозяйку.

– Весьма деликатно с твоей стороны, сударь.

– И тем не менее звук, изданный затворяемой дверью, вызвал тебя? Сдается мне, в таком случае ты должен откликаться практически на любой звук, пусть даже самый тихий.

– Я вправду не могу объяснить, что меня вызвало, сударь.

– И это, сын мой, наводит на определенные мысли.

Лицо смотрителя качнулось книзу, обозначая кивок.

– Согласен, сударь: вполне возможно, так оно и есть. В таком случае, позволь, я придам твоим мыслям новое направление. Мой тебе совет: не углубляйся в этот вопрос далее, сударь. Твоя настойчивость пропадет втуне. Прежде чем удалиться в бальнеум, ты, сударь, интересовался оружием и надежным укрытием. Последним вполне может стать один из наших платяных шкафов.

– Благодарю тебя.

Однако, заглянув в ближайший, Шелк обнаружил, что шкаф до отказа набит пальто и платьями.

– Что же до оружия, сударь, – продолжил смотритель, – нечто полезное ты сможешь найти в моем нижнем левом ящике, под стопкой чулок.

– Надеюсь, второй совет окажется полезнее первого, – буркнул Шелк, затворяя дверцу шкафа.

– Покорнейше прошу простить меня, сударь. Очевидно, в недавнее время хозяйка совершила немало покупок, о коих я не был извещен.

Однако Шелк уже не слушал его извинений: из коридора донеслись гневные, взволнованные голоса. Приоткрыв дверь в гостиную, он крепко стиснул в ладони стеклянную дверную ручку, замер, прислушался. Казалось, стук его сердца слышен далеко за пределами будуара… но вот голоса стихли где-то вдали.

– Ты собираешься уходить, сударь?

– По-моему, ты говорил что-то о левом ящике.

– Да, сударь. Нижний из ящиков по левую руку от тебя. Однако я ни в чем не ручаюсь, сударь. Хозяйка держит… или, вернее сказать, не так давно держала там небольшой иглострел. Вполне возможно, она…

Шелк, не дослушав его, выдернул ящик наружу, запустил руку под сотню, не меньше, пар дамских чулок и нащупал под ними не один, а целых два металлических предмета.

– Хозяйка прискорбно часто забывает о предохранителе, сударь. Советую прежде всего, соблюдая надлежащую осторожность, проверить, в нужном ли он положении.

– Я даже не знаю, что это, – проворчал Шелк, с опаской извлекая из-под груды чулок первую находку.

Действительно, находка оказалась иглострелом, совсем маленьким, целиком укладывавшимся на ладонь, украшенным тонкой гравировкой и позолотой. На костяных, величиной с большой палец, щечках рукояти поблескивали гиацинты из золотой проволоки, а у основания целика с казенной части ствола замерла над золотым прудом в ожидании рыбы миниатюрная цапля. На миг Шелк тоже замер, позабыл все тревоги, пораженный безукоризненным мастерством неведомого художника, не скупясь вложившего в иглострел собственный дар. Да, такой красотой не мог бы похвастать ни один из самых дорогих, почитаемых предметов в его мантейоне!

– Случайный выстрел может разбить мое стекло, сударь.

Шелк машинально кивнул.

– Видывал я иглострелы… только сегодня вечером – целых два, и каждый мог бы проглотить этот целиком.

– Однако с устройством предохранителя ты, сударь, по собственным же словам, незнаком. По обе стороны иглострела, который ты держишь в руках, имеются небольшие подвижные выпуклости. Будучи сдвинуты вверх, они предотвращают случайные выстрелы.

– А, эти, – сообразил Шелк.

Каждую из крохотных шишечек по бокам украшал гиацинт, такой же, как на щечках рукояти, но столь маленький, что его миниатюрные, безукоризненные соцветия казались вовсе уж микроскопическими. Стоило Шелку сдвинуть шишечку книзу, вторая сдвинулась вместе с нею сама собой.

– Теперь он может стрелять?

– Полагаю, да, сударь. Прошу, не направляй его в сторону стекла. Новых стекол, сударь, ныне взять неоткуда: искусство их изготовления осталось в прошлом, на…

– Однако соблазн очень и очень велик.

– В случае уничтожения данного стекла я лишусь возможности передать твое сообщение Чистику, сударь.

– Да, но в таком случае это и не потребуется. Вот этот гладкий стержень внутри кольца, надо думать, спусковой крючок?

– Полагаю, ты совершенно прав, сударь.

Шелк направил ствол иглострела в сторону платяного шкафа и нажал на спуск.

Негромкий резкий хлопок вроде щелчка детского кнутика, и…

– По-моему, с платяным шкафом ничего страшного не случилось, – заметил Шелк.

– Платяной шкаф хозяйки неживой, сударь.

– Представь себе, сын мой, я так и подумал.

Нагнувшись, Шелк оглядел дверцу шкафа внимательнее. В одной из полированных филенок обнаружилась дырочка немногим шире толщины волоса. Тогда Шелк вновь распахнул дверцу. На многих, хотя и не на всех, платьях, висевших рядком вровень с дырочкой, красовались прорехи, словно платья проткнуты тупым клинком чуть уже указательного пальца.

– Знаешь, сын мой, из этой штуки следовало бы расстрелять тебя, хотя бы ради Чистика, – сообщил он смотрителю. – Ты ведь, по сути, всего лишь машина вроде счетного табло в нашем игровом дворике.

– Да, сударь, я машина, но машина отнюдь не простая.

Кивнув собственным мыслям, Шелк сдвинул предохранитель вверх и опустил крохотный иглострел в карман.

Второй предмет, спрятанный под чулками, походил формой на букву Т. Цилиндрическую, неожиданно шероховатую на ощупь, его ножку не украшало ничего, кроме единственного гладкого выступа под перекладиной, а концы полированной перекладины легонько, плавно изгибались кверху. И ножка, и перекладина буквы Т казались противоестественно холодными (такое же впечатление нередко производят взятые в руки рептилии). Не без труда вытащив находку из-под чулок, Шелк осмотрел ее с искренним любопытством.

– Не уместно ли мне удалиться, сударь? – осведомился смотритель.

Шелк отрицательно покачал головой.

– Что это?

– Не знаю, сударь.

Глаза Шелка угрожающе, недоверчиво сузились.

– Скажи, сын мой, способен ли ты в крайнем случае, в особых обстоятельствах, лгать? Говорить заведомую неправду? Я довольно близко знаком с одной хемой, и она, согласно собственным же признаниям, на сие способна вполне.

– Нет, сударь.

– И положения все это ни на йоту не проясняет, – вздохнул Шелк, вновь усевшись на табурет.

– Полагаю, нет, сударь.

– Но что это за штука, я, кажется, догадываюсь, – продолжал Шелк, подняв повыше Т-образный предмет. Продемонстрированная смотрителю, его находка блеснула, словно полированное серебро. – И буду крайне признателен за подтверждение догадки вкупе с немногословным объяснением, как ею пользоваться.

– Боюсь, сударь, тут я тебе ничем помочь не смогу, однако твое мнение выслушаю с удовольствием.

– По-моему, это азот. Сам я их, разумеется, никогда прежде не видел, но в детстве часто разговаривал о них с другими мальчишками. Как-то летом все мы понаделали себе деревянных мечей и порою, в игре, воображали, будто вооружены азотами.

– Очаровательно, сударь.

– Ничего подобного, – проворчал Шелк, не сводя глаз со сверкающего самоцвета, венчавшего рукоять азота. – Что очаровательного в ораве кровожадных, точно тигрята, мальчишек? Как бы там ни было, азотом должно управлять существо, называемое демоном… впрочем, если тебе неизвестно, что такое азот, об этом ты, надо полагать, тоже не знаешь.

Парящее за стеклом лицо смотрителя качнулось из стороны в сторону, явив взгляду полное отсутствие головы позади.

– Не знаю, сударь, – подтвердил он. – Однако, если тебе, сударь, угодно укрыться, стоит ли с этим медлить? Мажордом хозяина во главе части домашней стражи уже обыскивает покои нашего этажа.

– Откуда ты это знаешь? – насторожился Шелк.

– Я вижу их, сударь. У меня имеются стекла и в некоторых других комнатах.

– С какой стороны они начали? С северного конца коридора?

– Да, сударь, ты совершенно прав.

Шелк поднялся на ноги.

– Тогда мне нужно как можно надежнее спрятаться здесь, чтоб не попасться им на глаза, а после их ухода пробраться в северное крыло.

– Второй платяной шкаф, сударь. Ты еще не осмотрел его.

– И не собираюсь. Сколько между нами необысканных покоев?

– Три, сударь.

– Тогда кое-какое время у меня еще есть, – рассудил Шелк, не сводя изучающего взгляда с азота. – Делая меч, я оставил не до конца вбитым в дерево один из гвоздей и загнул его на сторону. Гвоздь этот и был демоном. Повернешь меч гвоздем к себе, клинок будто бы исчезает. Повернешь от себя – клинок снова на месте.

– Сомневаюсь, сударь, что…

– Не будь сверх меры самоуверен, сын мой. Возможно, в основу игры лег некий подлинный факт, о котором я где-то слышал. Возможно, я подражал одному из мальчишек, где-то услышавшему нечто полезное… другими словами, то, что сейчас поможет во всем разобраться.

Шероховатая ножка буквы Т, очевидно, представляла собой рукоять, а перекладина должна была защищать руку хозяина от соприкосновения с клинком. Первым делом Шелк попробовал повернуть венчающий рукоять самоцвет, но камень оказался закреплен в гнезде намертво.

Согнутый гвоздь, демон его игрушечного меча, наряду еще с несколькими крепил к клинку крестовину, это Шелк помнил точно. Найденный под чулками азот украшал неограненный малиново-алый камешек (помнится, кто-то при нем называл подобные камни кровавиками), вделанный в рукоять сразу же позади одного из гладких, слегка суженных к кончикам плеч гарды. Пожалуй, повернуть его не удастся: слишком уж плоский, слишком гладко отполирован… Поразмыслив, Шелк ухватил азот в точности как тот игрушечный меч и нажал на алый камешек большим пальцем.

Явь разделилась, рассеченная напополам чем-то новым, – так речное течение делит надвое тихую заводь. С дальней стены, дымясь, посыпалась на ковер штукатурка. Еще движение руки, и следом за штукатуркой взорвалась, разлетаясь в мелкие щепки, обнажившаяся дранка.

Вздрогнув от неожиданности, Шелк невольно ослабил хват, отпустил демона, и клинок азота исчез.

– Будь добр, сударь, обращайся с ним осторожнее.

– Хорошо, хорошо, – откликнулся Шелк, засовывая азот за веревку, обмотанную вокруг пояса.

– Результаты случайной его активации, сударь, могут оказаться весьма плачевными не только для окружающих, но и для тебя самого.

– Кажется, демона нужно вдавить подальше в глубину рукояти, – возразил Шелк. – Случайно загнать его так глубоко вряд ли получится.

– Всем сердцем на это надеюсь, сударь.

– Не знаешь ли ты, где твоей хозяйке удалось раздобыть такое оружие?

– Я даже не знал, что оно у нее имеется, сударь.

– Пожалуй, азот должен стоить не меньше, чем вся эта вилла, а то и дороже. Сомневаюсь, что их во всем городе сыщется хоть десяток.

Повернувшись к шкафу, Шелк выбрал среди нарядов синее зимнее платье из мягкой шерсти.

– Они покидают покои, которые обыскивали ранее, сударь. Идут к следующим.

– Благодарю тебя. Послушаешься ли ты, когда я велю тебе уйти?

– Безусловно, сударь.

Шелк на секунду умолк, глядя в глаза смотрителя, хмыкнул, пожал плечами.

– Стекло твое, конечно, следовало бы разбить. По крайней мере, искушение весьма велико. Но если в нем, стоило мне войти в комнату, действительно явил себя бог… Словом, вместо этого я просто велю тебе исчезнуть и прикрою твое стекло платьем. Возможно, его не заметят. Расспрашивали ли они стекла в других покоях?

– Да, сударь. Наш мажордом вызывал меня к каждому из стекол. Он командует поисками лично, сударь.

– Вызывал? В то самое время как ты разговаривал со мной здесь? Я и не знал, что такое возможно.

– Возможно, сударь. Ни один из смотрителей не позволяет перерывам в беседе – паузам и тому подобному – пропадать даром. По сути, задача сводится к рациональному распределению времени.

– Однако ты не сообщил ему, где я, это вполне очевидно. Отчего?

– Он этим не интересовался, сударь. Входя в каждые покои, он спрашивал, нет ли внутри чужого.

– И ты отвечал, что чужих внутри нет?

– Нет, сударь. Я вынужден был объяснять, что точно знать этого не могу, поскольку не слежу за покоями беспрерывно.

– Мажордом Крови… это тот самый молодой человек по имени Мускус?

– Да, сударь. Его приказания превалируют над всеми прочими, кроме распоряжений самого хозяина.

– Понятно. По-видимому, Мускус разбирается в тебе не намного лучше, чем я.

– Пожалуй, даже хуже, сударь.

Шелк удовлетворенно кивнул.

– Возможно, после твоего исчезновения я останусь в этих покоях. С другой стороны, могу и уйти, как только ты перестанешь за мною следить. Ты понимаешь, что следует из всего мною сказанного?

– Да, сударь, – подтвердил смотритель. – После этого твое местопребывание останется для меня загадкой.

– Прекрасно. А теперь скройся немедля с глаз. Отправляйся, куда… куда вам положено.

Прикрыв стекло со всех сторон (и от души понадеявшись, что платье выглядит попросту небрежно брошенным поверх туалетного столика), Шелк отворил дверь справа.

На протяжении пары ударов сердца просторная полутемная спальня казалась ему пустой, однако негромкий стон с громадной кровати посреди комнаты продемонстрировал: он ошибается.

Хозяйка кровати извернулась, изогнула спину, застонала в голос. Казалось, этот стон исторгнут из самых глубин охватившего ее желания. Стоило Шелку склониться над кроватью, некая часть его существа потянулась к ней. Воображаемое (на самом-то деле он ее не коснулся) прикосновение вмиг взволновало, повергло его в трепет. Черные волосы девушки поблескивали тем же глянцем, что и крылья ночной клушицы, тонкие черты лица, насколько их удалось разглядеть в полумраке, поражали совершенством. С новым негромким стоном, словно почувствовав его взгляд, красавица уткнулась носом в подушку, поцеловала ее во сне.

Из будуара донесся еле слышный шум – скрип отворенной двери гостиной.

Сбросив черные ризы с соломенной шляпой, Шелк через голову сдернул изорванную рубашку, пинком запихнул одежду под кровать, а сам, в ботинках и брюках, улегся на кровать с краю и потянул на себя шитое золотом покрывало.

Тут за порогом скрипнула дверь, которой он вошел в будуар.

– Здесь никого, – резко, отчетливо сказал кто-то.

К этому времени большой палец наконец-то нащупал предохранитель. Сев, Шелк направил иглострел в сторону двери, на явившихся с обыском.

– Стоять! – крикнул он, нажимая на спуск.

Благодаря величайшему, просто-таки немыслимому везению игла разнесла вдребезги высокую вазу справа от двери. Откликнувшиеся на выстрел светочи спальни засияли вовсю. Первый из латных стражников замер на пороге, направив пулевое ружье чуть в сторону от Шелка, а черноволосая девушка, вскочив, сев на подушки, в изумлении округлила слегка раскосые глаза. Едва уловимый аромат ее дыхания ласково, с восхитительной нежностью защекотал обнаженное плечо.

– Ложись, Гиацинт, спи, – не глядя на нее, прорычал Шелк. – Тебя это не касается.

– Прошу прощения, комиссар… то есть патера, – неуверенно пробормотал стражник.

Только тут Шелк сообразил, что его голову до сих пор венчает старенькая скуфейка с синей каймой, когда-то принадлежавшая патере Щуке, и поспешил сорвать ее с темени.

– Возмутительно! Непростительно, так я Крови и сообщу! Вон отсюда!

Голос его звучал чересчур тоненько, высоко, взбираясь к вершинам истерики… ясное дело, стражник непременно почувствует его страх! В отчаянии Шелк угрожающе взмахнул крохотным иглострелом.

Стражник опустил ружье и подался назад, едва не стоптав нежного, хрупкого с виду Мускуса, вошедшего в спальню следом.

– Мы ведь не знали… думали, все… ну, почти все уже отбыли, и…

– Вон! – оборвал его Шелк. – Вон, и помните: вы меня в жизни не видели!

Пожалуй, ничего хуже последних слов (что сделалось ясно, как только они сорвались с языка) прийти ему в голову не могло бы хоть тресни: ведь Мускус-то видел его всего два-три часа тому назад! На миг Шелк похолодел, не сомневаясь, что Мускус немедля ухватится за его оплошность, но нет, Мускус ей не воспользовался.

– Наружную дверь следует запирать на замок, – сказал он, толкнув под локоть что-то лепечущего в свое оправдание стражника, отчего тот мигом умолк. – Развлекайся. Можешь не торопиться.

С этим он, развернувшись на каблуке, вышел из спальни, а вышедший следом стражник тихонько прикрыл за обоими дверь.

Охваченный дрожью, Шелк подождал, пока за ними не затворилась и дверь в коридор, пинком ноги сбросил роскошное покрывало и поднялся с постели. Во рту его пересохло, колени подгибались.

– А как же я?

С этими словами хозяйка спальни откинула в сторону покрывало с алой шелковой простыней, явив взгляду весьма округлые груди и тонкую талию.

Шелк, поперхнувшись, поспешил отвести взгляд в сторону.

– Действительно, а как же ты? Хочешь, чтоб я пристрелил тебя?

Девушка улыбнулась и широко раскинула руки в стороны.

– Если это все, на что ты способен, отчего бы нет? Валяй!

Шелк не ответил ни слова.

– Только зажмуриваться я, если не возражаешь, не стану, – продолжала хозяйка спальни. – Хочу видеть все до конца.

Улыбка ее сменилась глумливым оскалом.

– Ну же, живей: раз и навсегда. И чтоб без промаха.

Говорили оба вполголоса, отчего светочи поугасли. Лягнув пяткой ножку кровати, чтобы взбодрить их, Шелк сдвинул вверх шишечку предохранителя и сунул иглострел девицы в карман.

– По-моему, тебя опоили каким-то любовным зельем. Наутро твои чувства изрядно изменятся.

– Никто меня не опаивал! – Хозяйка спальни облизнула губы, не забывая внимательно следить, как это подействует на Шелка. – То, что ты называешь «любовным зельем», я приняла перед тем, как сюда заявились первые.

– Ржавь?

Опустившись на колени, Шелк принялся за поиски одежды, заброшенной пинком под кровать. Страх его шел на убыль, чему он был безмерно рад. Сомнений не оставалось: Бесстрашная Сфинга по-прежнему благоволит ему, по-прежнему на его стороне.

– Нет, – презрительно хмыкнула хозяйка спальни, – ржавь действует вовсе не так. Ты что, совсем темный? Под ржавью меня жутко тянуло бы, подмывало прикончить их всех, и я бы, скорее всего, так и сделала… Нет, эту травку люди зовут попрошайником, и она превращает жуткую скучищу в истинное наслаждение!

– Понятно.

Окинув взглядом изорванную рубашку и ризы (те, что поплоше), извлеченные из-под кровати, Шелк невольно поморщился.

– Хочешь, и тебя угощу? У меня еще много, целая куча, а нужна всего-то щепоть, – предложила хозяйка спальни, перекинув через край кровати стройные, на удивление длинные ноги. – Конечно, стоит эта травка куда дороже ржави, и доставать ее куда трудней, но ладно уж, пользуйся, пока я добрая. Обычно-то я… ну, сам увидишь.

От ее лукавой улыбки у Шелка екнуло сердце. Поднявшись на ноги, он попятился прочь.

– А попрошайником ее зовут потому, что под ней клянчить пробивает… выпрашивать, сам понимаешь что. Вот я и прошу… ты только прислушайся. Давай, не упрямься, попробуй. Тебе понравится, вот увидишь.

Шелк отрицательно покачал головой.

– Присядь рядом, – пригласила хозяйка спальни, похлопав ладонью по скомканным простыням. – Это же все… ну, пока все, о чем я прошу. Пару минут назад ты без стеснения лег прямо ко мне в постель.

Попробовав просунуть голову в ворот рубашки, Шелк обнаружил, что это не так-то просто: правая рука отзывалась болью на любое, самое незначительное движение.

– Ты ведь и есть тот, кого они ищут, верно? А раз так, значит, должен бы радоваться, что я ничего им не сказала. Должен-должен, и еще как: Мускусу, знаешь ли, попадись только в лапы – света невзвидишь. Может, тебе хоть с одеждой помочь, а?

Шелк, замотав головой, отступил еще на шаг.

– Нет уж, спасибо.

Хозяйка спальни, соскользнув с кровати, подобрала его ризы. Увидев, что она полностью обнажена, Шелк зажмурился и отвернулся.

Хихиканье за спиной разительно напомнило ему смех безумной девчонки, Мукор.

– Да ты и вправду авгур! Точно, совсем забыла: он же назвал тебя патерой… Шапочку тебе – как, вернуть? Я ее под подушку запихнула.

Представив себе, как эта девица может воспользоваться скуфейкой патеры Щуки, останься та у нее, Шелк искренне ужаснулся.

– Да, – отвечал он, – верни ее, будь так добра.

– Только в обмен. На тебя.

Шелк покачал головой.

– Ты разве не ради меня здесь? Держишься так, что – вроде бы нет… однако имя мое откуда-то знаешь.

– Нет, не ради тебя. Я ищу Кровь.

Гиацинт вновь глумливо осклабилась.

– Не понравится он тебе, патера. Его, правду сказать, даже Мускус не любит, не говоря уж о ком другом.

– Искренне ему сочувствую, – буркнул Шелк, вновь попытавшись надеть рубашку, но вспышка боли в правом плече заставила поневоле опустить руки. – Тем более что я пришел научить его, как удостоиться людских симпатий и даже любви.

– Ну что ж, патера, я, как ты меня и назвал, Гиацинт. И многим, многим известна. И нравлюсь всем до единого, кроме тебя.

– Отчего ж, мне ты тоже очень и очень нравишься, – возразил Шелк, – и это одна из причин отказать в твоих просьбах. Признаюсь, не то чтоб главная, но вполне веская.

– Однако азот ты у меня стянул, не так ли, патера? Вижу, вижу: вон его кончик из-под веревки торчит.

Шелк покаянно кивнул:

– Да. Я намерен вернуть его, но ты права: взят он без твоего позволения, а значит, украден. Прошу прощения, однако пока мне лучше оставить его при себе. Мне предстоит крайне важное дело.

На этом он сделал паузу, ожидая порицаний, но порицаний не последовало.

– Я позабочусь, чтоб и его, и твой иглострел вернули тебе, если сумею благополучно вернуться домой.

– Ты ведь боялся стражников, так? Очень боялся, прячась в моей постели. Боялся, как бы тот, явившийся с Мускусом, не прикончил тебя на месте.

– Верно, – признался Шелк. – Если уж начистоту, перепугался я до смерти… а сейчас до смерти боюсь тебя. Ужасно боюсь, поддавшись твоим уговорам, обесчестить призвание авгура и утратить благосклонность бессмертных богов.

Гиацинт звонко расхохоталась.

– Да, ты права, – согласился Шелк, вновь попытавшись надеть рубашку, однако правое плечо опять нестерпимо заныло. – Разумеется, я вовсе не из храбрецов… но, по крайней мере, не боюсь признать это.

– Подожди-ка минутку. Минутку, не больше, – велела Гиацинт. – Жди здесь, с места ни шагу. Сейчас я тебе кое-что принесу.

В проеме распахнутой ею двери мелькнул знакомый бальнеум. Едва Гиацинт затворила за собой дверь, Шелку пришло в голову, что скуфейка патеры Щуки все еще на кровати, под подушкой. Движимый теми же слабыми, туманными побуждениями, что возвращают путешественников обратно, за пустяковинами, позабытыми на последнем привале, он отыскал скуфейку и водрузил ее на голову.

Выйдя из бальнеума, Гиацинт, по-прежнему обнаженная, протянула ему крохотную, чуть больше наперстка, золотую чашечку, до половины наполненную рыжевато-бурым, словно тертый кирпич, порошком.