Литания Длинного Солнца

– Вот, патера. Заложи за губу.

– Нет уж. Понимаю, ничего дурного ты мне не желаешь, но предпочту бояться и далее.

Гиацинт, пожав плечами, оттопырила нижнюю губу. От этого ее лицо на миг подурнело, сделалось уродливым, и Шелк с невероятным облегчением перевел дух. Опорожнив чашечку во впадину между губой и деснами, Гиацинт вновь осклабилась от уха до уха.

– Лучшего товара не купишь ни за какие деньги! И действует моментально. Может, попробуешь все-таки? У меня еще много.

– Нет, – повторил Шелк. – Мне нужно идти. Я и так задержался у тебя куда дольше, чем следовало.

– Как хочешь, – вздохнула Гиацинт, вновь бросив взгляд в сторону самоцвета на рукояти азота. – Но он, знаешь ли, все-таки мой. Подарок одной очень, очень важной особы. Если уж ты вознамерился украсть его, мне следует по меньшей мере помочь тебе. Скажи, ты точно авгур? Настоящий?

Шелк испустил тяжкий вздох.

– Да, но это, кажется, ненадолго. Если ты, Гиацинт, всерьез хочешь помочь мне, скажи, где в этот час, по-твоему, можно найти Кровь? Быть может, он уже отправился спать?

Гиацинт, блеснув глазами, покачала головой:

– Нет, он, скорее всего, внизу, прощается с последними из этих… Комиссары, комиссарские прихвостни – они ведь съезжались сюда весь вечер. Самых важных Кровь подчас отправлял сюда, ко мне. Со счета я, честно говоря, сбилась, но шестеро или семеро сегодня здесь побывало.

– Знаю, – подтвердил Шелк, понадежней запихивая рукоять азота за веревку на поясе. – Я ведь прятался в твоих простынях.

– По-твоему, их пора бы сменить? Я думала, мужчинам такие вещи безразличны.

Шелк, припав на колено, выудил из-под кровати широкополую соломенную шляпу.

– Этим – наверное, да.

– Можно прислугу вызвать.

– Наверное, вашим слугам сейчас не до того: все меня ищут.

Бросив шляпу на постель, Шелк приготовился к последней попытке надеть рубашку.

– Так уж и все, вплоть до горничных? – хмыкнула Гиацинт, выхватив рубашку из его рук. – Послушай, ведь твоим глазам хочется смотреть на меня! К чему лишать их радости?

– О том, как ты красива, тебе, должно быть, говорили сотни мужчин. Стоит ли гневить богов, чтобы услышать то же самое снова? По-моему, нет. Вдобавок я еще молод и надеюсь хоть раз узреть кого-нибудь из богов при жизни.

Тут ему захотелось добавить, что он вполне мог разминуться с одним из богов всего на секунду, а то и менее, входя в ее покои, но этот соблазн Шелк одолел без труда.

– У тебя никогда не было женщины, да?

Шелк, не желая говорить о таких вещах вслух, лишь покачал головой.

– Ладно, давай хоть одеться тебе помогу.

С этими словами Гиацинт подняла рубашку как можно выше, насколько хватило роста… но стоило Шелку продеть руки в рукава, выдернула из-за веревки, обмотанной вокруг его пояса, свой азот и упруго отскочила к кровати.

Ошеломленный, Шелк замер, не сводя с нее глаз. Большой палец на демоне, узкая прорезь, в которой таится смертоносный клинок, нацелена ему в самое сердце… Попятившись назад, он медленно поднял руки: сдаюсь, дескать, сдаюсь.

Гиацинт приняла картинную фехтовальную стойку.

– Говорят, в Тривиганте девушки бьются не хуже наших штурмовиков!

Неуклюже парировав пару воображаемых атак, она рассекла незримого противника наискось и проткнула насквозь. За это время Шелку кое-как удалось взять себя в руки.

– Разве ты не намерена позвать стражу?

– Нет. Не намерена.

Сделав выпад, Гиацинт снова вернулась в стойку.

– Взгляни, патера, какие ноги! Наверное, из меня выйдет превосходная фехтовальщица, а?

– Нет, это вряд ли.

– Почему же? – насупилась Гиацинт.

– Искусству фехтования нужно учиться. Практиковаться в нем каждый день. Я слышал, фехтовальная наука обширна, сложна, осваивать нужно многое… Нет, тут я скорее поставил бы на девицу пониже ростом, не столь привлекательную, при условии, что она не питает пристрастия к всеобщему восхищению и аптекарским склянкам вроде тех, из твоего бальнеума.

Казалось, Гиацинт его просто не слышит.

– Если ты вправду не хочешь… не способен на то, чего хочу я, воспользуйся азотом, а? Поцелуй меня, сделай вид, будто… а после я покажу, как распорядиться вот этим большим самоцветом, и, может быть, со временем ты передумаешь.

– Неужели у тебя нет противоядия?

Рассудив, что видеть выражение его лица Гиацинт совсем ни к чему, Шелк подошел к окну и раздвинул занавеси. Вокруг мертвой птицы внизу, на террасе, не осталось ни единого человека.

– Твой бальнеум битком набит всевозможными травами. Наверняка среди них имеется и противоядие от этой штуки… как ты ее назвала… если таковое существует.

Ладонь Гиацинт легла на его плечо, губы защекотали ухо.

– Не хочу я противоядий, патера. Хочу тебя! А если ты вздумаешь выпрыгнуть за окно, наши кошки разорвут тебя в клочья.

Клинок азота, мелькнув у самого его виска, вытянулся вдаль – вернее вниз – на полсотни кубитов, достиг террасы, рассек надвое тушку птицы и оставил на каменных плитах длинный дымящийся шрам.

– Осторожнее! Ради Всевеликого, осторожнее! – втянув голову в плечи, воскликнул Шелк.

Гиацинт, развернувшись, словно танцовщица, снова вдавила демона в рукоять. Замерцав, зарябив в полумраке спальни, будто знойное летнее марево, не знающая границ дизъюнкция азота со смертоносным гудением разделила надвое всю вселенную – подобно бритве, располосовала занавеси, обрушила к ногам Шелка длинный и узкий каменный брус, отсеченный от стены вместе с частью оконной рамы.

– Ну нет, патера, не отвертишься. Не отвертишься, – безапелляционно отрезала Гиацинт и устремилась к нему. Описавший широкую дугу, азот перечеркнул новым шрамом половину спальни. – Обещай уступить, и я верну его тебе.

Стоило Шелку рыбкой нырнуть за окно, грозно гудящий клинок азота рассек пополам каменный подоконник за его спиной, однако он спасся, сбежал от нее, а это начисто затмевало даже страх смерти.

Рухни он на каменные плиты вниз головой, на его долю выпало бы гораздо, гораздо меньше мучений. Увы, в полете его перевернуло головою кверху, и падение ознаменовалось только недолгим помрачением чувств, прекрасно знакомым всякому драчуну, которого хоть однажды сбивали с ног. Какое-то время – считаные секунды, а может, минуты – он лежал возле рассеченного надвое тела белоглавой птицы, слыша девичий голос, зовущий его из окна, но не понимая ни слова.

Попробовав наконец встать, он обнаружил, что подняться не в силах. Тогда он пополз в сторону, шагов за десять до окружавшей виллу стены пристрелил двух рогатых кошек, названных Мукор рысями, и тут стражник в серебристых латах вырвал из его рук иглострел.

Спустя еще некоторое, показавшееся ему целой вечностью, время к стражнику присоединилась компания безоружных, бездоспешных слуг, возглавляемых суетливым коротышкой с остроконечной, седой, словно сталь, бородкой. Отогнав злобно рычащих рысей факелами, они перекатили Шелка на одеяло и понесли назад, в дом.

VII

Переговоры

– Не бог весть что, – сообщил суетливый коротышка с бородкой, – но до дальнейших хозяйских распоряжений она моя.

«Она» представляла собой довольно просторную, жутко захламленную комнату в северном крыле виллы Крови. Порывшись в ящике шкафа, суетливый коротышка с резким щелчком соединил извлеченную из него скляницу с нижней частью ствола какого-то нелепого на вид пистолета, бесцеремонно сунул дуло в прореху под воротом рубашки Шелка и нажал на спуск.

Грудь обожгло болью, точно от укуса пчелы.

– Это снадобье для многих смертельно, – продолжал суетливый коротышка с бородкой, – а стало быть, первым делом нужно проверить, не относишься ли к таковым и ты. Не умрешь спустя пару минут, впрысну еще. Затруднений с дыханием не чувствуешь?

Шелк, стиснув зубы от жуткой боли в лодыжке, сделал глубокий вдох и отрицательно покачал головой.

– Прекрасно. На самом-то деле минимальная доза не страшна даже самым чувствительным, однако вот эти глубокие царапины слегка подживит, а заодно покажет, можно ли продолжать. Станет тебе худо, воздержимся.

Сделав паузу, суетливый коротышка склонился к Шелку и заглянул ему в глаза.

– Еще раз вдохни поглубже и выдохни.

Шелк шумно втянул в себя воздух.

– Как тебя зовут, доктор?

– Имена у нас здесь не в особой чести. Прекрасно, прекрасно. Теперь руку давай.

Шелк поднял правую руку. Снова пчелиный укус…

– Вот так. Облегчит боль и инфекциям воли не даст.

С этими словами суетливый коротышка присел на корточки, сдвинул кверху штанину брюк Шелка и прижал дуло странного на вид пистолета к обнажившейся икре.

– А сейчас не сработало, – сообщил ему Шелк.

– Сработало, и еще как, просто ты ничего не почувствовал. Хорошо, теперь и ботинок снять можно.

– И все-таки как тебя звать? Я, например, Шелк. Патера Шелк.

Суетливый коротышка поднял голову.

– А я Журавль, Шелк. Доктор Журавль, – представился он. – Смешно? Так смейся, чего стесняться. Ты вправду авгур или Мускус шутит?

– Вправду, – кивнув, подтвердил Шелк.

– И выпрыгнул из окна, со второго этажа? Впредь так поступать не рекомендую, – проворчал доктор Журавль, расшнуровав и сняв с Шелка ботинок. – Мать, видишь ли, надеялась, что я вырасту высоким. И сама дамой рослой была, и мужчин рослых предпочитала… а вот отец мой ростом не удался.

– Понимаю, – откликнулся Шелк.

– А вот тут позволь тебе не поверить, – буркнул доктор Журавль, склонившись над ступней Шелка. Из-под седых волос на темени доктора заметно просвечивала розоватая кожа. – Чулок срезать придется: снимая, можем ногу сильней повредить, – сообщил он, вооружившись блестящими ножницами, точно такими же, какие Шелк отыскал в бальнеуме у Гиацинт. – Впрочем, ни матери, ни отца давно нет в живых, и все это, надо думать, вздор.

Безжалостно разрезанный надвое, чулок полетел на пол.

– Хочешь взглянуть, как отец мой выглядел?

Отсутствие боли пьянило, приятно кружило голову.

– Взгляну с удовольствием… если тебе так угодно, – не без труда выговорил Шелк.

– Угодно ли, неугодно – шила в мешке не утаишь. Гляди: я – его точная копия. Такими, какие мы есть, нас делают гены, а имена тут, увы, ни при чем.

Явственно видя, как коротышка-лекарь ощупывает, мнет пальцами его вспухшую щиколотку, Шелк не почувствовал ничего.

– Все в воле богов, – заметил он. – Твоя мать была рослой? Вырасти ты высоким, наверняка сказал бы, что удался в нее.

– Так больно? А так?

Шелк отрицательно покачал головой.

– Вот я, например, на мать ни в чем не похож: она была невысокой и смуглой. Как выглядел отец, даже не представляю, но знаю одно: я вырос таким, каким пожелал меня видеть кто-нибудь из богов еще до моего рождения.

– Мать-то жива?

Шелк вновь покачал головой:

– Нет, она оставила нас, переселившись в Майнфрейм, за месяц до моего возведения в сан.

– Глаза у тебя голубые. Пожалуй, ты всего-навсего второй… нет, третий человек с голубыми глазами на моей памяти. Жаль, жаль, что отец тебе неизвестен: хотел бы я на него взглянуть! Встать сможешь? Давай, попробуй.

Подняться на ноги Шелку вполне удалось.

– Прекрасно. Держись за меня, и пойдем вон на тот стол. Перелом восхитительный, чистый, осколков вроде бы не наблюдается; всего и дела – сложить да загипсовать.

Выходит, его не намерены лишать жизни? Шелк смежил веки, смакуя новость. Его не намерены убивать, а значит, возможность спасти мантейон еще не потеряна!

Кровь оказался слегка подвыпивши, и Шелк позавидовал этому немногим меньше, чем обладанию мантейоном.

– Что ж это, патера, тебе никто ничего не налил? – осведомился Кровь, словно прочитав его мысли. – Мускус, распорядись там: пусть выпить ему принесут.

Миловидный юноша кивнул и выскользнул из комнаты, отчего Шелку сделалось несколько легче на сердце.

– У нас, патера, не только выпивка есть, но ты ж, видимо, дурью не балуешься?

– Твой лекарь уже впрыснул мне нечто для облегчения боли, – сообщил Шелк. – По-моему, мешать его лекарство еще с чем-либо наркотическим не слишком разумно.

К этому времени боль возобновилась, вцепилась в него с новой силой, но Крови он этого показывать не желал.

– Уж это точно, – подтвердил Кровь и подался вперед так, что Шелку на миг показалось, будто он вот-вот упадет с кресла. – Легкость и простота – таков мой девиз. Всю жизнь, с самого детства. Легкость и простота во всем. Даже в этих твоих просветлениях!

Шелк покачал головой:

– Нет, с этим я, несмотря на все, что со мною случилось, согласиться никак не могу.

– Да ну?! – с притворным возмущением загремел Кровь, улыбнувшись от уха до уха. – Может, тебе просветление велело тайком вломиться в мой дом? Нет, нет, патера, меня-то не проведешь! Алчность тебя сюда привела, та самая алчность, за которую ты меня хаял! Ваша сибилла, та, жестяная, рассказала тебе, что я купил твой мантейон с потрохами – а я его вправду купил, в законном порядке, – и ты рассудил, что у меня тут найдется немало стоящего. Да-да, и песен мне тут не пой: я сам – волк травленый.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.