Книга 2. Хладный холларг

– Нет никого, – прошептал ему Цитторн, успевший за то время, пока Каум взбирался, пройти вдоль значительного отрезка частокола.

Предосторожность оказалась бесполезной. Частокол никем не охранялся. Лишь у врат слышались веселые пьяные голоса стражников, коротавших обычную для них ночь, обычным для них способом.

Бор и Каум привалились к бревнам стены и смотрели сквозь щели между ними на город, бывший много зим тому назад их родным городом. Хотя Фийоларг утопал в кромешной тьме, зоркие глаза братьев различали неясные очертания домов.

– Дождемся, покуда Владыка откроет хладное око, – сказал Быстросчет и небольшой отряд, удобно устроившись у частокола, замер.

– Мне не верится, что я дома, братец, – не удержался и прошептал Бор ту мысль, которая крутилась на уме у Быстросчета.

– Да, – только и ответил тот.

– Я ничего не узнаю. Меньше стал ларг…

– Помолчи, – приказал Каум. У него щемило в сердце и першило в глазах.

Луна стала медленно восходить, выкатываясь из-за леса. В морозном воздухе звенела тишина. Покуда лунный свет не стал слишком силен, пятерка воинов перемахнула через частокол и скатилась к задней стене ближайшего к валу дома. Испуганно кудахтнули куры, заслышав шаги чужаков, но, почувствовав олюдей, успокоились и снова уснули.

– Где будут они? – спросил Тихий.

– Другое все, – отвечал Каум. – Не так, как ранее было. Не помнишь?

– Нет. Много ларгов мне родными стали, хол. Где они будут? – повторился он.

– Пошли, – вместо ответа приказал Каум.

Закутавшись в меховую накидку, он вышел на улицу и пошел с той ее стороны, где тень еще не отдала свои права лунному свету. Бор, Цитторн и еще три воина последовали его примеру.

– Пожгли его, – подступился к нему Бор, – помнишь, нам донесли, когда были мы на тресне. Потому и незнакомо нам.

Каум свернул в ближайший переулок и остановился, переведя дух. Четверо воинов окружили его своими спинами и напряженно вслушивались и оглядывали пространство.

Быстросчет снова пошел по погрязшему в кромешной тьме переулку и остановился, когда наткнулся на тыльную сторону дома. Тупик.

– На тракт нам надобно, – прошептал он, – но так, чтобы от врат нас не увидели.

Где-то совсем рядом, хрюкнув, зашевелились свиньи – верный признак того, что дом принадлежал пасмасской семье. Прослышав их шевеление, со двора заворчала собака.

Воины поспешили уйти прочь.

– Ничего не осталось, – с горечью проговорил Бор. – Нет более его, нашего Фийоларга, братец.

– Не время, – ткнул его в бок Каум, и снова свернул в проулок.

Проплутав еще некоторое время, они все же смогли отыскать неприметный выход на городской тракт. Неожиданно для себя оказавшись за прилавком лавки на городской торговой площади и чуть не наступив ногой на похрапывавшего мальчишку-служку, Каум огляделся.

Эти места он узнал. Видимо, пожар прошелся лишь по окраинам города, не затронув его середину.

Слегка напрягшись, Быстросчет отчетливо представил себе прежний Фийоларг, и пошел уверенно и быстро.

– … бьют мордой! – Вместе с резким скрипом двери, морозный воздух лопнул от пьяного крика. Тело вывалилось вон, сверкнув потной физиономией в квадратном проеме, и рухнуло в снежную слякоть.

– Поди-поди вон! – вышел в дверь толстый холкун и указал пухлой ручонкой на другой конец улицы. – Более, чтобы и ноги твоей у меня не было. Обещания давать горазд, а исполнить – хоть бы раз. Пшел-пшел!

– Не давал… давал, что… что… я заплачу… когда… когда… есть дебы… когда… когда… – Бормотал бессвязно пьянчужка.

– Еще один? – хлопнул себя по бокам трактирщик, смотря внутрь помещения. – Оседлала его Овва, хе-хе! Гони его вслед…

– … закрывайте… – с криком вылетело вон еще одно тело и шлепнулось рядом с первым. – Я вам покажу, – забормотало оно старческим голосом, – как обижать того… того, кто… ой!.. – Старик схватился за лицо, на которое падал свет от рочиропсов трактира. – Закрывайте ставни, достопочтен… ные… ставеньки… свет чрез них… в глаза… в глаза… – Каум остолбенел.

– Не тащи туда, брось, – продолжал командовать трактирщик и у ног его кулем упал третий мертвецки пьяный посетитель. – Обмазался о него. Тьфу! Помер, что ли? Ничего, благо Холвед здесь. Не даст протухнуть… – Дверь закрылась и на улице поселилась относительная тишь. Лишь пьяные копошились в грязи.

Быстросчет выступил из тени, подбежал к старику, схватил его за грудки, подтащил к узкой полоске лунного света, пробивавшегося между крыш, запрокинул его голову и вперился в лицо проницательным взором.

– Никак, он, братец, – радостно вскричал Каум.

– Никак, я… – пробормотал старик и в горле его заклокотало.

– Помнишь ли?! – на глаза Каума набежали слезы. – Талис или Тулнис, не упомню.

– И я не упомню, – улыбнулся Бор. – Верно, он. Постарел, но похож.

– Жаль, что пьян…

– Чего же, жаль! – подошел к ним Цитторн. – Сейчас в чувство приведем, коли надобно больно. – Он схватил старика, взболтнул его, словно горшок, перевернул два раза и слегка – так показалось братьям – приложился ладонью о живот.

Тело старика стало извиваться, а после исторгло наземь все, что в нем находилось. Схватив его за шкирку, Цитторн отнес бывшего закрывателя ставень к ближайшей крыше, покрытой снегом, и взвалил на нее.

– Эй, чего… вы… – забормотал тот, которого первым вышвырнули прочь. Часть блевотины попала на него и разбудила. – Вы… тьфу!.. опять в морду… ох! – Он вскрикнул, получив удар по голове и безвольно ткнулся носом в грязь.

По улице разнесся такой звук, словно бы табун маленьких лошадок скакал по каменному помосту тракта. Это стучали зубы у старика, заброшенного Цитторном на крышу.

– Так, – как заправский повар, готовивший свое коронное блюдо, проговорил Тихий, – дошел! – Он спустил старика на землю и стал катать по ней, словно колбасу; бил по щекам; мял и даже щекотал.

Удивительно, но очень скоро тот пришел в себя и открыл глаза. Цитторн поманил к себе братьев.

– Кто вы? – прошептал старик, глядя на них мутными от опьянения глазами.

– Мы Поры, Каум и Бор, – сказал, улыбаясь, Быстросчет. – Помнишь ли нас. – Глаза старика продолжали неподвижно смотреть куда-то мимо братьев. – Мы… – начал было Каум, но дыхание старика вдруг сбилось.

– Может, бросим его? – спросил Цитторн.

– Нет, не зря он на пути нам вывалился, – не согласился с ним Каум, теперь каждую секунду помнивший, что он играет на таком уровне, где магии и реальности поровну.

– Ты не торопи его тогда, – сказал Тихий. – Овва держит его мысли в своих когтях. Туго он понимает.

– А-а-а! – тихо застонал старик. Только тут Каум увидел, что полные ужаса глаза старика вперились в лицо Быстросчета. – А-а-а!

– Не…

– Ду-у-ухи… – завыл старик еле слышно, но Цитторн все одно не удержался и шлепнул его ладонью по лбу. Старик захлебнулся.

– Ты, – указал Каум на одного из воинов, стоявших поодаль, – зайди в трактир и купи хорошей сарбры. Скорее! – Он протянул воину дебы.

Старика оттащили с дороги в ближайший переулок.

Когда первая чарка была опрокинута ему в рот, он открыл глаза и более осмысленно оглянулся.

– Кто вы? – снова спросил он.

– Хочешь сарбры? – вместо ответа спросил Каум. Боги дали ему второй шанс.

– Да, добрый хол, хочу, – воспрянул духом старик. – За что мне выпить?

– Почему ты спрашиваешь?

– Никто не дает пить просто так. Ты хочешь, чтобы я помолился за кого-нибудь?

– Нет.

– Рассказал?

– Пожалуй.

– Хочешь, я поведаю тебе о том, каким красивым был ларг… и богатым… ик! – Старик схватился за грудь. – Дай выпить, а?!

– Я оставлю тебе все, – указал на кувшин Каум, – ежели расскажешь мне о Порах. Где они?

– И ты их ищешь? – удивился старик, не отводя глаз от кувшина. Отныне и на все время разговора его глаза смотрели только на него.

– Кто еще их искал?

– Холларг брал меня к себе и расспрашивал. Холкун при нем стоял и расспрашивал. Теперь ты расспрашиваешь. Я все рассказал. Я много знаю. Я старый и мудрый… ик!.. Я спас ее или… – Старик вдруг расплакался, как младенец. – Нет-нет, я погубил ее. Ох-ох! – Он затрясся всем телом.

– Что ты говоришь?

– Я не скажу тебе, кем бы ты ни был. Я не хотел… не хотел… Давларг…

Звонкая пощечина, которую отвесил Тихий старику, тут же прекратила стенания, а нож, поднесенный к его лицу, быстро остудил благородство.

– Померли они. Все, кроме одной. Братья еще тогда, когда у меня была половина тех зим, которые я прожил сейчас. Большой караван сгубил их. Проклятый караван. Он навлек на нас гнев Комта Верного, а после саарарских орд… Они уехали… в Давларг. Там… она умерла, а она ушла… Она умерла, а она ушла… – Подзатыльник снова вернул старика в реальность. – Не бейте меня, холы, я все скажу. Я стар, не бейте!

Бор вопросительно посмотрел на Каума. Тот молчал, ибо земля ходила у него под ногами. Во рту пересохло, а горло занял комок. Дышать было тяжело. Сам не ведая того, Каум схватился за руку Бора и сильно сжал ее. Перед его взором стояли всего два образа: матери и жены, и он не знал, за кого молить богов.

– Продолжай, – приказал ничего не понявший Бор, но Цитторн остановил его.

– Не все Поры сгинули? – спросил он.

– Нет.

Теперь пришла очередь Бора тяжело задышать и пошатнуться.

– Кто, она?

– Она?

– Ты сказал, она ушла, а она умерла. Кто, она?

– Нет, я сказал… ай! – Старика подбросило от очередной оплеухи. – Теллита…

– Что, Теллита? – проговорил медленно тяжелым языком Каум. Время для него остановилось.

– Умерла… там… в Давларге. Пожжен был он… пожжен…

– А-н-н! – Бор стал оседать, скрепя зубами.

– А молодка с дитем пришла к нам… сюда… и пошла милостыню просить, а опосля в дом извечной радости подалась… от голодухи…

– Терпи! – больно ущипнул Тихий Каума, который готов был потерять сознание от услышаного. – И я такое же слыхал про своих. Пережил. И ты переживешь!

Быстросчет повалился навзничь, но его подхватили и усадили, привалив к стене. Бор сидел тут же.

– Другое говори. Вчера пришла сюда пория. Где встала?

– Пришла… пришла… я сам видел, – почему-то махнул рукой в сторону таверны старик. Второй рукой он дотянулся до кувшина и нежно гладил его.

– Где? – отодвинул от него кувшин Цитторн.

– Почем же я знаю?! – жалобно воскликнул тот и снова потянулся к кувшину. Он снова указал рукой на таверну. – Я все сказал вам. Его спросите, – его рука опять дернулась в сторону таверны.

– Кого нам спросить?

– Там… там… ох! – Оплеуха звонко взвилась в небеса. – Воин… хол… он…

– Что ты там бормочешь? – рыкнул на него Цитторн. – Не будет тебе сарбры.

– Нет! – вскричал старик. – Я… воин там… он пришел с порией… он… я знаю!.. Ох! – Теперь он вскрикнул оттого, что вознесся ввысь на высоту роста брезда и быстро полетел по направлению к таверне.

Тихий вошел в таверну, согнувшись в три погибели, и, встряхнув старика, приказал указать на воина. Пьяница слабо повел рукой в сторону компании, сидевшей за дальним столом. Наметанный глаз Цитторна без труда определил того, кого нужно. Воин был молод и румян. Однако лицо его еще сохранило следы жестоких хладовеев, которые обдували лица всех путников, решивших отправиться в дальнюю дорогу зимой.

Несчастный старик во второй раз за ночь вылетел из таверны и плюхнулся наземь.

– Чего отведать хочешь? – подбежала к Цитторну девка, отиравшая до того стол от пролитого из желудка пасмасом, лежавшим под лавкой в комичной позе.

– Сарбры, – бросил ей Тихий и присел за ближайший свободный стол.

В углах таверны царила полумгла. Лишь у того места, где хозяин держал вина и пиво, а также ворох тарелок, полотенец и разнообразного иного добра, лишь только там свет от рочиропсов был ярким. Таверна топилась по-черному. От этого под потолком стелилась тонкая пелена дыма.

Принесенную сарбру Цитторн в один глоток влил в себя. Краем глаза он заметил, как подле него стало больше пространства. Брезды славились буйным нравом, а потому холкуны и пасмасы, даже и пьяные, предпочли ретироваться в дальние углы таверны, а то и вовсе – вон.

Тихий заказал еще шесть мер сарбры и изготовился по окончании пития устроить скандал. Но компания в углу поднялась на ноги и, раскачиваясь и дружно горланя, проследовала к выходу. Десяток шагов дался не всем, а потому двое из четверых повалились на пол и тут же уснули мертвецким сном. Оставшиеся в силах товарищи пытались поднять их, но после того, как от натуги еще один из них повалился под стол и захрапел, соотношение спасающих и спасаемых изменилось не в лучшую для первых сторону.

– Пусть… они… – тяжело кивнул на них головой старый воин, видимо, главный в компании, и вывалился из таверны.

– Чего ж это ты? – удивилась девка, получив на руки дебы, хотя кружки с сарброй стояли не тронутые.

Цитторн криво усмехнулся, отведя взгляд от воинов. Он посмотрел на девку, снова хмыкнул, разом влил в себя все три кружки, которые были поставлены перед ним, сграбастал девку в объятия, смачно поцеловал ее в губы, и поднялся на ноги.

Компания недалеко ушла от таверны. Каум, Бор и трое воинов, притаившихся на улице, по команде вышедшего из помещения Цитторна, быстро догнали троицу и оттащили в ближайший переулок. Тихий принес на плече старика.

Воины, оказавшись в руках неизвестных, мгновенно протрезвели и пытались сопротивляться. Когда же над ними нависла брездская фигура Цитторна, всякий попытки были оставлены и несчастные смиренно ожидали своей участи.

– Кто? – встряхнул старика Тихий. – Кто из них?

– Он, – тихо прошепелявил тот. При падении он сильно разбил лицо.

– М-м-м! – замычал воин, на которого указал старик.

– Открой ему рот, – вступил в триалог Каум, пришедший в себя после услышанного. – Говори, ты тот, кто пришел вчера в ларг с порией.

– Мы все… все… – залопотал молодой воин, глядя на Быстросчета широко открытыми от ужаса глазами. – Кто вы?

– Где встала пория? – спросил Цитторн. – Говори, не то расплющу тебя между пальцами, как поганую гниду!

– Мы встали у большого колодца, что при хлебной лавке.

– Где это? – Цитторн озадаченно посмотрел на Каума.

Старик ожил, подумав, что обращаются к нему.

– Там, где ранее жили Поры… – выдавил он из себя, икнул и безвольно повис, обмякнув.

***

Слеза, на дугообразной поверхности которой дрожал неясный лик луны, медленно выкатилась на щеку Борпору, застыла на ней, словно бы решаясь, и резво скатилась вниз, мелькнув на коже серебряной звездочкой.

Каум и Бор стояли перед своим домом, взирая на него из тени, словно бы они были ворами или грабителями. Оба привалились к стене дома напротив, ибо ноги их, всегда сильные, уже второй раз за ночь отказывались служить холкунам.

– Тяжко мне, – простонал Бор и всхлипнул. – Дом наш… – Он не договорил и уткнулся в ладони.

Каум стоял, хмуро глядя на свет в окнах. Его глаза вперились в самый верхний третий этаж, в оконце, подле которого много лет назад он сам любил сиживать за документами. Слез не было. Лишь ком подкатил к горлу, да в воспаленном мозгу проносились картины прошлого.

Говорят, думалось ему, что до прихода Комта Верного, при Глыбыре Длинномече, Владия жила в тучности и довольствии, а после настали тяжелые времена. Те, кто молод обвиняют в них Глыбыра, старики – Комта. Теперь же, когда в Боорбрезде правит Могт Победитель, настали времена, которые проклинаются всеми. При Комте было тяжело, но Кауму та жизнь казалась сказкой, кто бы что ни говорил.

Дом, перед которым они с братом стояли, был частицей их прошлого. Прошлого, которое никогда уж не вернется.

– Что делать будем, Каум? – спросил Цитторн, приблизившись к ним тихо, как кошка.

– Он не очнулся? – спросил Быстросчет.

– Нет.

Каум сжал губы. После того, как старик оповестил его о том, что у него есть семья, Быстросчет более не считал вид дома самым волнующим в Фийоларге.

– Знать бы, где этот Смат обитает сейчас, легче бы дело было, – клацнул языком Тихий. О Смате, командире пории, они узнали от солдат, которые теперь лежали в канаве промеж домов с переломанными шеями. – Да только, как жежь узнать про то?

– Там он, – сказал Быстросчет. С непонятно откуда взявшейся уверенностью холкун указал пальцем на «свое» окно на третьем этаже. Лишь после этого на ум пришло объяснение. Он озвучил его: – Там лишь стол стоит и принадлежности для письма. Так… так при мне было. Сейчас не знаю…

Цитторн кивнул и подозвал троих воинов. О чем-то пошептавшись, они резво перебежали улицу и скрылись в тени дома Поров.

– Пойдем уж и мы, – вышел из оцепенения Бор.

Братья подошли к углу дома и увидели там Цитторна, который держал на себе трех воинов. Двое из них стояли на плечах друг друга, уперев руки в стену дома, а третий осторожно лез вверх по их телам. Оружие воинов было сложено у ног Цитторна.

Затаив дыхание Каум смотрел на смельчака. Тем временем, последний добрался до края крыши, зацепился за него и с трудом, но взобрался наверх. Осторожно проползя куда-то вглубь кровли, он свистнул и, в то же мгновение, к ногам холкунов и брезда упал конец веревки. Он тут же затрепетал, потому что второй воин ухватил его и стал взбираться наверх. За ним последовал третий.

– Быстросчет, я здесь буду, – обернулся к братьям Тихий. – Коли от вас шум поднимется наверху, то я дверь здесь, снизу, проломлю и тоже пошумлю.

Бор легко взобрался наверх, а вот Каума пришлось поднимать, ибо от пережитого он остался без сил. В последний раз веревку поднимали, когда Цитторн привязал к ней пучком оставленное воинами оружие.

– Был здесь ход, помнишь, братец? – Бор ползал на коленях по массивным доскам крыши, разгребая снег закоченевшими руками.

Каум опустился на четвереньки, собрал охапку снега и прижал ее к лицу. Холод привел его в чувство. Быстросчет внимательно осмотрел крышу и указал Бору, там.

Они наконец-то отыскали люк, но, как ни старались, не могли его открыть. Покрывшись от натуги потом, братья отсели от люка в отчаянии.

– Заперли, – сдавленно прохрипел Бор. Его трясло от усталости.

Ночь перевалила за свою половину и медленно клонилась к концу.

– Хе! – Бор вдруг хлопнул себя по лбу. – Птицы!

– Что? – не понял его Каум.

– Мы птиц кормили, помнишь? Матушка, как узнала, прогневалась. Помнишь?!

Каум кивнул.

Много зим назад, тогда, когда прошла, как помнилось Каума, лишь одна зима с их переезда в этот дом – Сате и Бор повадились кормить птиц. Это злило Теллиту, потому что со временем птиц стало слетаться столько, что шум от их криков стоял такой, какой, верно, бывает лишь на рынке в праздничный день. Мальчики кормили птиц с чердака. Для этого они соорудили кормушку и выдавили две доски, чтобы протискиваться через них к кормушке и сыпать в нее крошки. К этим-то доскам и устремился Бор.

Обвязав себя веревкой, он соскользнул вниз с крыши и завис под ней. По тому, как с чердака долетел звук дружного храпа, Каум понял, что доски поддались. Через несколько мгновений послышалось сопение, и на крышу взобрался Бор.

– Много их там, – еле отдышался он. – Чего делать, братец?

Каум вздохнул. Придется идти по самому сложному пути – рубиться со всеми, кто будет в доме, пока не доберутся до Смата.

Где далеко послышалось ржание коней, крики и звон железа. Морозный воздух далеко разнес эти звуки.

– Спускаться нам надо. В дверь войдем. Так сподручнее, – приказал Каум.

Один из воинов подполз к краю крыши и посмотрел вниз. Раздался клекот.

– Холларг, нет его? – сказал воин.

– Кого, Тихого?

– Его самого. Не вижу.

– Где же он?

– Не вижу.

– Спустимся с другой стороны, братец, – шепнул Бор. – Нехорошо что-то это все.

Они принялись осторожно спускаться по веревке вниз.

Когда ноги Каума коснулись земли, он впервые ощутил, как же сильно они у него дрожат.

Задняя дверь дома была не заперта. На пороге сидел в дупель пьяный солдат-стражник и спал. Каум обошел его со спины и осторожно вошел в дом.

В нос тут же ударил спертый запах десятков давно не мытых тел и сильный винный дух.

«Боги Владии с нами», – невольно улыбнулся Каум, почувствовав, как сильно разит от воинов перегаром, – «драться с такой порией не страшно».

– Холларг, – тронул его за плечо один из воинов, – Цитторн объявился. Слушай!

Все пятеро прислушались. От стены и впрямь долетал свист. Он был не ровен, натужен, даже надрывист.

– Иди ты один. Приведи его сюда, – приказал Быстросчет воину. Последний стал осторожно пробираться к выходу.

Открылась и закрылась дверь.

– Здесь матушка всегда сидела, – жалобно проговорил Бор, и Каум узнал любимое место Теллиты на кухне, у жаровни.

Дверь еще раз открылась. Воин быстро приблизился.

– Выйти всем надобно, холларг.

– Что?

– Тихий зовет вас.

Ничего не понимая, Каум пошел вслед за воином. На крыльце, не таясь сидел Цитторн. Он весело поглядел на Быстросчета. В утробе его желудка зародился рокот, похожий на смех.

– Хол, а тебе и верно боги помогают, хы-хы! – Цитторн наклонился вбок и подхватил на руку круглый предмет. – Вот он, Смат. – Тихий приблизил отрубленную голову к лицу Каума. Тот невольно отстранился.

– Почем знаешь, что он? – встрял Бор.

– Он мне сам сказал. – Цитторн не выдержал и захрипел в кулак, сдерживаемым смехом.

– После расскажешь, – остановил его Каум. – Мы все сделали. Дело за малым осталось. Где старик?

– Лежит, где и оставил.

– Пойдем к нему.

Воины бросились прочь и скрылись в переулке.

***

Проследив за тем, как зад Каумпора скрылся на крыше, Цитторн отошел глубже в тень и стал прислушиваться. Через некоторое время на порог вышел солдат и стал мочиться, что-то бормоча. Тихий услышал:

– Раздери его глотку, Овва. Отнимите у него сил Ваддин и Ремак. Чтоб ему пустое осталось. Все нутро болит. Чтобы ты подох от щедрот холларгских, проклятый Смат.

Цитторн в два прыжка оказался подле воина и сгреб его в охапку. Удар под дых, шлепок по затылку и солдат обвис на Цитторне, продолжая мочиться.

Снег, куда Тихий швырнул солдата, оттащив в ближайшую улочку, быстро привел его в чувство, а вид брезда скоро развязал язык. Язык же под гнетом страха, сообщил ушам Цитторна, что Смата нет в доме. Он у холларга, и вскоре прибудет.

– Я уж хотел высвистеть вас, та тут на крыльцо вывалило аж трое по тем же нуждам, – рассказывал Цитторн, пока отряд двигался в сторону дома вечной радости, на который указал им старик. – Едва доделали, как один другим говорит: «Скорее внутрь. Смат уж близко». Тогда и я расслышал коней. Да только я-то знаю, что при Холведе не только слухи, но и звуки дальше слышаться. Потому взял я Ротнена, – Цитторн поднял топор и любовно оглядел его, – пошел один. Их шло четверо. Я путь преградил. «Почему ты мне поперек встал?» – мне один из них говорит. Я и спросил его: «Кто ты такой?» «Я Смат» – смеется он мне, а я его коня по морде Ротненом огрел, да тут же второму такое же. Те двое, что на конях остались, на меня пошли. Одному я руку выломал, а после уж шею свернул, а второму грудь проломил ударом кулака так, что и ни взвизгнул, замертво упал. Смат со мной драться хотел, да конь ему ногу зашиб, потому я его схватил, да тут меня мечом приложили по заду. То был последний из его воинов. Его ногу конь придавил. Я упал на Смата, да и прибил ненароком. После уж и того прибил. Вот и весь сказ.

– Боги ведут нас своими путями, – философски заметил Бор. Солдаты согласно хмыкнули за его спиной.

– Здесь где-то и будет, – Каум вышел на середину улицы и осмотрелся, – мы близко. Еже… – Он не договорил, ибо тревожно взревел боевой рог. Быстросчет побледнел.

– За стену нам уйти надобно, Быстросчет, – сказал Цитторн.

– Нет. Я хочу ее… их увидеть, – вырвалось у Каума сокровенное. – Идите к стене, я буду сразу за вами.

– Мы не пойдем, – отрезал Цитторн, – не в себе ты сейчас. С нами иди.

– Здесь уж близко… недалеко…

– Братец, – вступил в разговор Бор, – мы после за ними придем. Дело у нас большое. Лишь ночь и снова ты будешь здесь. Уйдем.

– Близко… уж близко, – как заговор повторял Каум, лихорадочно ища глазами публичный дом. – Она там… Он сказал, что она там… Эк! – Он задохнулся. Двое воинов схватили его и потащили прочь.

– Нельзя такое дело на одну ее променять, Каум, – прохрипел рядом голос Цитторна. – Немало и у нас боли, но дело важнее.

– Я посмотреть. Лишь посмотреть, – вяло вырывался Быстросчет. Он понимал, что Цитторн поступает правильно и шел к дому терпимости с тяжелым сердцем, подспудно ожидая, что его остановят. Но его не останавливали. Он клял себя, но ничего не мог поделать. Прошлое призывало его. И наконец… – Поставьте, – приказал он голосом, в котором лязгнула сталь. Он был также холоден, как и всегда до этого. Воины подчинились. – Лишь ночь? – Каум повернулся к Бору – тот кивнул, к Тихому – тот тоже кивнул. Сжав зубы, Быстросчет пошел к стене вон из города.