Книга 2. Хладный холларг

– Не местные мы. Пришлые, – не стала лукавить Рылиса. – Путь держим к клану… как его? – Она посмотрела на Нинан-тара.

– Расен-тара…

– Расен-тара. Вот ее отдавать идем, – женщина ткнула в Минику. Та вздрогнула прежде, чем поняла, что это враки и успокоилась. – Хороша, как по тебе? – спросила Рылиса трактирщика. Тот поперхнулся – пил ампану – и закашлялся. – Глядел на нее, как пес на жаркое. Не было, что ли?

– Я, достопочтенная… э-э… – Хозяин трактира одними глазами попросил помощи у Нинан-тара, но тот промолчал, – не глядел… глядел, но с жалостию только разве… что… Ты пей. Согреться тебе надобно. – Он пододвинул гостям ампану.

Рылиса залпом влила в себя пиво и отослала трактирщика к кувшину.

– Недобро мне здесь, – сипло прошипела она на ухо Нинан-тара, – дай-ка! – Выхватив его кружку, она влила в себя все до последней капли. – Охрани нас ты.

Еда быстро закончилась, как и пиво. Отяжелевшие гости были уложены спать тут же, на ворохе из соломы и шкур.

– Не смыкай глаз, – приказала Рылиса, ткнув еен-тара в бок, и тут же захрапела.

Миника расположилась под боком у Гром-глотки и тоже быстро заснула.

Нинан-тар смотрел на догоравший на стене факел и на масленую лампадку на столе. Их теплое свечение проливалось в его душу воспоминаниями о доме и уюте, в котором он пребывал некоторое время назад; они отсвечивали деревенскими праздниками, на которых плясали все еен-тары и те конублы, которым посчастливилось в этот час быть на столпе; ему привиделся тот день, когда он увидел Атанку: ее розовые щечки и горящие глаза, пылавшие от долгого танца…

Скрип половицы и тихие голоса разрезали полудрему еен-тара и пролились на его сознание ушатом ледяной воды. Воспоминания вмиг исчезли. Нинан-тар встрепенулся. Сердце зашлось в тревожном биении.

Дверь в трапезную тихо приоткрылась и в помещение проскользнули три тени.

– Да, это он. Я узнал, – прошептала одна из теней. – Бери его!

– А-а-а! – закричала вторая тень. Она готова была схватить Нинан-тара, но наткнулась не на его плечо, а на острие меча.

Теплая кровь вязкой жижей брызнула на руку еен-тара, сжимавшую меч. Две тени отпрянули под наскоком вскочившего на ноги Нинан-тара. В свете лампады и факела сверкнули лезвия кинжалов. Но что они могли противопоставить мечу?!

Вдруг, дверь распахнулась и в комнату ворвались еще пять еен-таров. Один из них натянул лук и стрела тут же впилась в бок Нинан-тара. Еще одна стрела просвистела мимо, ибо Нинан ловко отпрыгнул в сторону. Боль пронзила его тело. Он сделал еще один бросок, ранив второго нападавшего и был сбит с ног.

– Беги! – громыхнуло так, что заложило уши. Это Рылиса поднялась на ноги и бросилась ему на помощь. В нее тут же вонзились две стрелы. Не обращая на них никакого внимания, она сгребла в охапку еен-тара, который схватил теряющего сознание Нинан-тара, и вмиг переломила ему шею. Еще прыжок, и настала очередь лучников прощаться с жизнью.

Два топора вонзились в нее, но Рылиса, взревев, схватила за руки воинов-топорников и свела их воедино, приложив друг о друга лбами.

Фиолетовые, желтые, красные и ярко-белые круги плыли перед глазами Нинан-тара. Дико болело в боку. Стрела прошила его насквозь. Меч дрожал в руке.

– А-а-а… знала… знала я! – загрохотала Рылиса, оборачиваясь к трактирщику, который набросился на несчастную Минику и, содрав с нее полотнище, жадно впился зубами в спелые груди онемевшей от неожиданности девушки. Он был еще пьян. Мощный удар Гром-глотки по загривку, отшвырнул его к двери, словно щенка.

Сверкнув на нее глазами, полными ненависти, трактирщик поднялся на ноги и бросился прочь из дома, в ночь.

На Рылису набросился еще один воин, он вонзил ей в загривок кинжал и повис на ней мертвым грузом.

– Я еще поживу… – хрипела она, оседая, – поживу…

Нинан-тар поднялся на ноги и бросился на солдата. Меч погрузился в него на всю длину лезвия. Воин вскрикнул и стал сползать с женщины.

– Мразь, – зашипели от двери, – ты привел их… ты привел беду…

Нинан-тар обернулся и увидел искаженное злобой лицо трактирщика. Еен-тар бросился на него, но последний взвизгнул и скрылся во тьме.

В комнате послышались шаги, Нинан-тар обернулся и обмер. Против него стояло еще трое. Он понял, что это его конец.

– Беги за ним, я не догнал, – ворвался в его сознание голос Нагдина. Неизвестно, как, он оказался в трактире. – Нападайте, чего же вы?! – рыкнул он на оробевших солдат, и сам бросился на них.

Нинан-тар, позабыв от ужаса и злобы о стреле в боку, бросился догонять трактирщика. Он мчался по скользкой дороге, более походившей на полноводную реку. Дождь хлестал ему по щекам, а ветер завывал в ушах. Он падал, поднимался и продолжал бежать. Он не знал, сколько времени прошло, но при свете молнии он заметил впереди фигуру трактирщика, шедшего в сторону деревни быстрым шагом.

Трактирщик не слышал, как приближалась погоня, а потому Нинан-тар без труда нагнал его, но в тот момент, когда он уже был готов пронзить его мечом, нога еен-тара встала на что-то скользкое и движущееся. Трактирщик не понял, что за тень пронеслась мимо него и плюхнулась в воду, разметав брызги вокруг себя. Когда же перед ним под светом молнии поднялся словно из-под воды Нинан-тар, изумлению трактирщика не было предела.

Мужчины схватились в рукопашную.

Тем временем, Нагдин отбивался от наседавших на него воинов. Их осталось двое, потому что один, самый молодой и запальчивый, решился броситься вперед в одиночку, за что и поплатился жизнью. Его окровавленное тело, бьющееся в конвульсиях, лежало недалеко, опрокинув стол.

– Миника, – только и произнес Рыбак, обратив взор на девушку, забившуюся в дальний угол помещения. Ему хотелось крикнуть ей: «Беги!», но ночь была опаснее этих двух солдат, а потому он сдержался.

Смутное нехорошее ощущение не обмануло его, как не обманывало никогда с тех самых пор, как он впервые вышел в море. Именно оно потянуло его вслед за еен-таром и женщинами. И он поспел вовремя.

Обманным движением выведя противника из равновесия, Нагдин отвесил ему такой удар ногой в живот, что еен-тар подпрыгнул разве что не до потолка. Кинжал второго скользнул по стальному нарукавнику, а топор ударил о топор и отскочил в сторону. Нагдин тут же бросил свой топор, схватил ударную руку врага, загнул ее назад и вывихнул. После, обрушил удар правой руки на левую руку врага с кинжалом и поломал ее. Подняв топор, он наотмашь ударил обезоруженного противника, вспоров ему грудную клетку. Заклокотав в груди кровью, воин повалился на бок и затих.

– А-а-а! Не-е-ет! – отпрянула Миника, когда Морской скороход приблизился к ней.

Нагдин остановился и разозлился. Он спас ей жизнь, а что получил взамен?! Но потом увидел, что весь залит кровью врагов и присел рядом с девушкой, смотревшей на него обезумевшими от ужаса глазами.

– Миника, это я… Ты помнишь меня? Ты узнаешь меня?

– Они убили ее… убили! – шептала несчастная. – Она… она смотрит… на меня…

– Миника, это я, это гур… ты меня слышишь? – Он сорвал с себя шлем и отер лицо.

Лишь после этого в ее взгляде стали проявляться искорки здравомыслия.

– Они убили ее, гур! – закричала она, зарыдав, и бросилась ему не шею. Ее обнаженное тело прижалось к нему и сотряслось рыданиями.

Два куска грязи, которые трудно было бы принять за живые существа, кряхтели, сопели и рычали на обочине тропы. Подминая под себя придорожную траву, два тела катались туда и сюда. Наконец, одно тело оказалось над другим и, усевшись верхом, принялось его душить. Удушаемый сипел от натуги. Его руки пытались разжать захват, а глаза вылезли из орбит и вращались кругом. Вдруг, он опустил руки и, схватив какое-то растение, вырвал его и ткнул в лицо сидевшего на нем и стал с силой втирать. Душивший лежавшего дико закричал, разжал пальцы рук, схватился ими за лицо и откинулся назад. Еще мгновение и он рухнул в поток, который понес его прочь, переворачивая как тяжелый валун.

***

– Скороход! Скороход! Тупоголовые безмозглые мокрицы! – буйствовал Оррин. Он бежал впереди небольшого отряда, который шел по следам Нагдина. – Смотри вперед, бестолковая улитка! – Он хлопнул по загривку воина, который несся впереди него. – Видел… видел! Видеть – много ума не надобно, надобно было мне сказать, шельма! – Воин виновато бурчал что-то себе под нос, почти по колено утопая в грязи. – Боги мои боги! – взвыл Оррин Большерукий, заметив, как с тропы, которая начиналась впереди, потоком льется вода.

– Вертай копья вниз! – закричал Палон Хрящеед воинам и первым пошел по потоку.

– Хрящеед, тут подох… лежит вот… – закричал один из воинов, последовавший за ним и тут же павший на колени.

– Брамб-т-т! – раскололось небо и извергло молнии. В их флуоресцентном свете глаза воинов рассмотрели тело, лежащее сбоку от тропы.

– Брось его, не время, – приказал Палон, отираясь рукой от воды, хлеставшей с небосклона.

Небольшой отряд пошел дальше.

– Еще один, Хрящеед. Шевелится. Моребог и боги Скрытоземья, это же наш еен-тар! – Палон обернулся на призыв. – Его, кажись, приложили. Стрела в боку преломлена. Чудеса! – Воины сгрудились у тела.

– Поднимите его и несите в рощу. Остальные, за мной. – И Палон двинулся дальше. – Стой! – Он остановил Оррина. Старик, с трудом переводя дух, следовал за ним, слепой от усталости. – К бою!

Хрящеед, Оррин и четверо солдат ворвались в таверну и остановились, грозно и зорко оглядываясь. Лезвия их топоров дрожали от напряжения и бросали во все стороны многочисленные блики. В таверне лежало около десятка трупов.

– Рыбак! – вскричал Палон и бросился в сторону угла.

– Тс-с-с! – донеслось оттуда, и Хрящеед встал, как вкопанный.

– О, Рылиса-а-а! – по-стариковски закудахтал Оррин, глаза которого наткнулись на тело женщины. Он подошел к телу и медленно опустился перед ним на колени.

– Проверить все, – шепотом приказал Палон. – Всех, кого найдете, сюда привести.

– Нет, – перебил его капитан, – отведите в кухню, там и говорите, да потише. Не разбудите! – Нагдин указал глазами на тело Миники, которая сжалась в комочек у него на руках. Укрытая шкурой, которую Скороход нашел здесь же, сморенная выпитой ампаной, она тревожно спала, зарывшись головой под его подбородок. Ее маленькие ручки вздрагивали, теребя что-то во сне или за что-то хватаясь. Рыбак гладил ее голову и тихо напевал колыбельную, которую напевала, он помнил, ему его мать.

***

Нинан-тар не верил своим глазам. Мир, тот мир, в котором он прожил много десятков лет, мир, с которым он был знаком с самого детства, больше не существовал.

Он стоял на небольшой возвышенности с северо-западной стороны деревни, там, где в лазурное небо Великих вод уходили мрачные шпили оридонских башен, и смотрел на деревню внизу. Его глаза полные слез блуждали по почерневшим головням, которые служили раньше балками и опорами для стен, по грудам кирпичей, под которыми были погребены горшочки с цветами, так любимыми местными кумушками. Кое-где еще догорали огнища пожарищ, бросая кровавые тени на улицы деревеньки заваленные трупами жителей и погибших воинов.

Ноги дольше не могли держать Нинан-тара, и он беззвучно осел на землю.

– Все, как и задумали, – донеслось до его слуха. Недалеко от еен-тара стояли Нагдин и Палон. Прислонившись к дереву, они внимательно рассматривали крепость. – Едва не взяли, как и должно быть, но отступили. Где Нинан? Пусть укажет нам место, откуда виден порт твердыни.

– Еен-тар, гур зовет тебя, – подошли сзади к Нинан-тару.

– Что здесь произошло? – прошептал он белыми от бледности губами. – Я должен идти туда.

– Пойдешь завтра. Сейчас укажи нам место, где можно нам увидеть порт.

– От моего дома, – глотая слезы, проговорил Нинан-тар, – его видать. Ежели дом еще есть там…

Хрящеед отрядил с Нинан-таром несколько воинов, и они направились в деревню.

Приблизившись к поселению на два полета стрелы, еен-тар различил далекую погребальную песнь, которая долетела до его слуха и острым кинжалом обрезала половину сердца. В деревне хоронили воинов.

Идя к своему дому, Нинан-тар с каждым шагом ощущал, как силы покидают его. Даже настойка, которую ему дал морской жрец, не действовала более. Он страшился увидеть развалины жилища и трупы своих жены и детей.

Однако дом оказался не тронутым войной. Он стоял одинокий и безжизненный. Нинан-тар едва не пал на колени, когда увидел это зрелище.

– Слава Моребогу и Камнебогу, слава Владыке, Бруру и… всем богам всех сторон… – загнусавил он, но его быстро привели в чувство ударом по щеке.

– Не время нынче, – пригрозил старый воин в тяжелом древнем шлеме.

Нинан-тар с трудом взял себя в руки и указал на место, откуда лучше всего была видна искусственная гавань крепости.

– Разреши мне отлучиться. Я хочу узнать…

– Иди. Ты сделал свое дело. Но о нас ни-ни…

– Ни-ни, – поспешно согласился еен-тар. На ватных ногах он пошел к дому Кромын-тара, старосты деревни, – самому укрепленному зданию в поселении. Уже на подходе он ощутил опьяняющий запах устричной похлебки и хлебцов. Слезы снова хлынули из его глаз.

Из-за стен здания доносились голоса детей и женщин. На стенах виднелись еен-тары в полном вооружении.

– Еен-тары, погляди, кто это там!?

– Никак, Нинан-тар?!

– Это я, – закричал что было силы пришелец, но в воздух взмыл лишь сиплый хрип.

– Нинан! – разрубил мутную пелену перед глазами звонкий голос Атанки.

– Папочка! – закричал голосок Омурки.

– Спасибо… спасибо, – счастливо улыбался Нинан-тар, возведя глаза к небесам. Они отвечали ему хмурым взором дождливых туч, а после вдруг закачались и обрушились вниз, увлекая его в бесконечное падение.

***

Вода ручьями текла по каменной кладке крепости. Воины стискивали зубы, вгоняя кинжалы между камнями. Это было нелегким делом, а потому после нескольких шагов руки начинало ломить от боли.

С небес продолжали лить потоки воды. Холвед донес до Длинного Столпа свое дыхание. Стало холодно.

Две тысячи мужчин в промокшей от дождя одежде – не спасали даже плащи – стояли у стен крепости и в абсолютной темноте ждали команды. Ноги их по колено утопали в грязи, а холод пробирал до костей, но капитан запретил разводить костры чтобы погреться.

– Ничего, кены, – перешептывались воины, – как дело до рубки дойдет, отогреемся.

Задумка Нагдина удалась. Нападение его флота на крепость с моря, хотя и была отбита, но донесла оридонцам его помыслы. Хитрость, которая прикрывала другую хитрость, заключалась в том, чтобы сделать вид, что владяне хотят захватить деревню, дабы обложить крепость с суши. Оридонцы отчаянно дрались за деревню и не позволили захватить ее.

Разведчики, посланные в деревню вместе с Нинан-таром, донесли, что в деревне находится небольшой отряд оридонцев, которые заперлись в доме старосты вместе с остальными жителями поселения. И без того небольшой гарнизон крепости был ослаблен.

Но это было еще не все. После отступления, корабли Морского скорохода пошли к Ступеням Брура, утянув за собой несколько сторожевых гуркенов оридонцев.

Теперь крепость была ослаблена, хотя и представлялась ее защитникам максимально защищенной.

– Уж можно, – подошел к Нагдину один из ловкачей, взбиравшихся вверх по стене твердыни, – почти у края мы.

– Метателей наверх, – приказал тот.

Тут же мимо него к стене прошли несколько воинов. Они залезли по клинкам до самой вершины стены и забросили на нее несколько крюков. Один за другим, они повисли на них, и вчетвером поползли вверх. Перемахнув за стену, они сбросили концы веревок к подножию стены.

– Вперед! – скомандовал Хрящеед и воины один за другим стали подниматься ввысь.

Стража слишком поздно заметила врага. Произошел ожесточенный короткий бой у башенки с подвесным мостом, и он опустился, приглашая в крепость воинов Морского скорохода.

Тут же взревели трубы крепости, возвещая окрестностям о нападении. В деревне поднялся переполох.

– Скорее, – торопил своих солдат Нагдин, – надо успеть закрыть врата.

Его воины ринулись в крепость и на стенах и во дворах ее завязались рукопашные схватки.

Палон выступал в первых рядах, круша налево и направо. У оридонских воинов было по четыре руки, но владяне успели приноровиться к их манере боя, и потому нападали по двое на одного.

Нагдин вбежал во двор, сжимая в руках свое излюбленное оружие – тяжелый бердыш. Только он давал возможность один на один драться с оридонцами. Рыбак подскочил к месту схватки и принялся энергично орудовать бердышом.

Оридонцы, закованные в броню, представляли грозную силу. Их руки подобно молниям мелькали с разных сторон тела, проводя каждая свою тактику боя. Но был у оридонян один недостаток: короткие ноги не давали им ловко и долго двигаться. Оридонский бой состоял в умении отбивать удары и так пропускать их, чтобы самому тут же убить противника. Владяне познали это, а потому рубились короткими ударами, среди которых не было больших замахов, но в основном колющие выпады.

С реотвийским бердышом оридонцы впервые столкнулись в Холмогорье. И меч, и топор, и пика, и щит одновременно, это оружие поразило их своей разрушительной силой. В умелых руках бердыш защищал своего хозяина даже от двух оридонцев сразу.

Нагдин был искусен в бое с бердышом, а потому бесстрашно ринулся в самую гущу схватки.

Мало, кто из оридонцев знал, что после поражения, холмогорцы сделали свои выводы и усовершенствовали бердыш, сделав его более коротким, но опасным с обеих концов. На нижнюю часть древка Нагдин приноровил маленькую пику, шип и крюк.

Первым перед ним оказался молодой оридонец с горящими от боевого задора глазами. Его искаженный в злобе и страхе рот открыл ряд больших ровных зубов. Он встретил Рыбака ударом щита и градом из ударов топором и двумя мечами. Нагдин увернулся от шипа, торчавшего из щита, и обрушил на врага удар топором, потом тут же повел его вниз, отскакивая назад, чтобы не попасть под удар меча, рванул на себя щит, подцепив его изгибом бердыша, и тут же навалился на бердыш всем телом. Оридонец, дабы не остаться без щита, ухватился за него нижней рукой, сжимавшей короткий меч, а после отпрянул под натиском тела реотва. Он и сам не понял, как это колющее движение перешло в горизонтальный удар-рывок, но мгновение спустя шип на другой стороне древка бердыша глубоко впился ему в подмышку, разорвав мышцы верхней руки.

Скороход тут же отпустил бердыш, схватил обе вооруженные руки оридонца и приложил воина ударом лба в лицо. Противник вскрикнул. Лицо его вмиг окрасилось кровью, и он осел. Нагдин откинул от себя отяжелевшие руки врага, схватил бердыш и тут же отпрыгнул. Он сделал это в тот самый момент, когда на него готов был обрушиться сокрушительный удар топора.

Оридонцы во Владии также не сидели без дела. Система боя на топорах не могла не приглянуться им своей эффективностью и сокрушительностью, а потому в оридонских войсках топор занял достойное место, наряду с мечом и оридонским щитом.

Нечего было и думать легко убить оридонца еще и потому, что каждый из них успевал следить не только за тем, что происходит с ним самим, но и с его собратьями. Нагдин знал это; все владяне знали это и называли «выдохом». Воинов учили, не находись близко к оридонцу более одного выдоха.

Скороход подставил широкое лезвие бердыша и принял на него мощный удар топором от соседнего оридонского воина, затем сделал резкое движение-рывок и пронзил оридонскую руку с топором крюком на другой стороне древка бердыша, последовал колющий удар в подмышку и еще один оридонец попятился назад.

Знали владяне и еще одну хитрость битвы с оридонцами. Любители пик, оридонцы закрывались их остриями сверху, спереди и по бокам, но снизу были совершенно беззащитны. Потому среди владян находились смельчаки, которые бросались в ноги врагу и валили его борцовским захватом. Но время этому еще не пришло.

Оридонцы отступали, оттесняя своих раненых за спину. Они отходили к проему врат в основную башню, с которой на голову наступавших летели стрелы и камни. Но лучники владян не сидели без дела. Со стен по бойницам и сражавшимся во дворе врагам летели стрелы. То тут, то там падали замертво сраженые ими оридонцы.

На Скороходе и большей части его воинов были шлемы с широкими полями. Словно бы щит носили они посаженным на голову.

Оридонцы впервые видели таких воинов и такую систему боя. Они давно всерьез не воевали, а Скороход воевал немало и долго.

Как только враги сгрудились у врат, образовав сплошной строй, несколько брездов, забросив щиты на спины, ринулись вперед и бросились им под ноги. Свои щиты мешали оридонцам бить вниз, а щиты брездов закрывали смельчаков от тех ударов, которые, все же, были нанесены. По одному, а где и подвое брезды подхватывали оридонских солдат и опрокидывали их на товарищей, стоявших за спиной. В мгновение ока образовалась большая брешь в строю, в которую полетели стрелы, топоры и бердыши. Оридонцы дрогнули и побежали. У врат образовалась давка, которую усиливал натиск наступавших.

На плечах бежавших, Нагдин ворвался в нижнюю залу и остановился, пораженный громогласным возгласом. «Трусы!» – рявкнула, казалось, сама башня. – «Смерть вам!» Нечто необоримое сотрясло своды зала и над головой Скорохода, словно бы лопнуло пространство.

Во все стороны полетели расплющенные тела бежавших оридонцев и преследовавших их владян. Тела бились о стены, подобно сосудам с вином и лопались кровавыми брызгами.

– Бежим! – закричали в страхе и оридонцы, и владяне. Все они единым гуртом бросились прочь, позабыв о битве. Лишь во дворе, тот, кто не был в башне, продолжали биться. Остальные же разбежались в стороны, куда глаза глядят.

– Завалить врата! Завалить врата! – кричал Нагди, в ужасе глядя на черный зев башни, скрывавший в себе некое чудовище. Он бросился со спины на ближайшего оридонца и перерубил его попалам. – Завалить врата! – закричал он в лицо своему воину. Тот кивнул и бросился исполнять приказ.

– За мной, кены, гур приказал завалить врата! – закричал воин своим сотоварищам.

Хватая все, что попадалось под руку, а более всего трупы оридонцев, владяне быстро забутили ими врата, створки которых снова оказались закрытыми.

К вечеру следующего дня в крепость вернулись четыре сторожевых оридонских корабля. Их капитаны слишком поздно поняли, что произошло, а потому после непродолжительной схватки, были утоплены за бортом своих же кораблей вместе с командами.

На следующий день к порту подошел флот Морского скорохода, потрепанный злобой Брура и схваткой с оридонским флотом. На портовую пристань по трапу сбежал Эцаних-гел. Он остановился перед Нагдином, глядя на него стеклянными глазами и слегка поклонился.

– Веди меня к нему, – сказал Рыбак. Эцаних-гел кивнул и пошел обратно на корабль.

Он спустился под палубу, туда, где обитал маг, присел в углу и, закрыв глаза, мгновенно провалился в глубокий сон.

Нагдин подошел к большому сундуку и тронул его рукой. Крышка зашипела и открылась. Из нее, в неярком желтом сиянии с легким потрескиванием поднялось тело красного мага. Оно проплыло мимо Нагдина и опустилось на ложе, рядом с которым сидел Эцаних-гел.

Красный маг резко и глубоко вдохнул и открыл глаза. При этом, Эцаних-гел в углу вздрогнул, громко захрипел и повалился на бок, как старая тряпичная кукла.

– Ты принес нам победу? – спросил маг.

– Да, гел, я взял Длинный Столп.

Эцаних-гел обернулся и посмотрел на свое творение-двойника, лежавшего в углу.

– Его глазами я видел три костра, но не победил ты их. Лишь испугал. Я чувствую его рядом, и он почувствовал меня. Скорее, за мной! – Этот вскрик мага был таким неожиданным, что Нагдин остолбенел на мгновение, но Эцаних-гел вытянул руки, шепча заклинание, и в свечении в руках его оказались лук и стрела. Подобно лучу света промелькнул он мимо Скорохода и взмыл на палубу. Рыбак бросился за ним.

Еле различимая средь сизых туч, от замка в Великие воды метнулась длинная косая тень, оставляя за собой шлейф из фиолетово-серых кругов. Вскинув лук, Эцаних-гел закричал: «Эйхо-эйхо, тиниладин!», и спустил тетиву. Стрела устремилась вслед за тенью, бросая отсветы на клубы туч. Тень стала вилять из стороны в сторону, стараясь спастись от стрелы, но последняя неотступно следовала за ней, непрестанно нагоняя.

Где-то далеко-далеко, у самого горизонта стрела догнала тень и впилась в нее. Ослепительная вспышка, как тысяча молний, осветила пространство от горизонта до горизонта, и грохот донесся оттуда, и содрогнулась от него и земля, и вода.

– Теперь иди и бери их. Они беззащитны! – сказал красный маг, с улыбкой оборачиваясь к Рыбаку, обомлевшему от увиденного.

***

Земля медленно впитывала воду, обрушенную на нее Бруром. Большие лужи, более походившие на озерца, встречались то тут, то там в деревне. Со всех сторон стучал стук топоров: еен-тары приводили в порядок свои дома, делая их основой доски из оридонских кораблей, отданных им Морским скороходом.