Читать книгу Кого выбирает жизнь? (Александр Иванович Вовк) онлайн бесплатно на Bookz (20-ая страница книги)
bannerbanner
Кого выбирает жизнь?
Кого выбирает жизнь?Полная версия
Оценить:
Кого выбирает жизнь?

5

Полная версия:

Кого выбирает жизнь?

– Да, бог с вами, профессор! Зачем оно немцам?

– Это просто! Царица была немкой, ее дочери – германские подданные, у Николая в Европе имелось множество здравствующих венценосных родственников, которые волновались за судьбу Романовых! Если же всё было иначе, то я не смогу объяснить, почему германцы всё же остановились, а не дошли до Москвы? Впрочем, есть неплохо обоснованный, на первый взгляд, другой вариант, в соответствии с которым семья была спасена, но не передана немцам, а расселена врозь по разным городам Советской России, где спокойно жила под чужими фамилиями. А царевич Алексей вообще находился под присмотром Сталина и при нем же поднялся на должность министра, а потом двадцать лет возглавлял Совет Министров. Если без подробностей. Нам трудно это опровергнуть, трудно и подтвердить! Хотя оно вполне вписывается в мое представление о гуманности Сталина!

– Но тогда, как ты сам сказал, непонятно, что же остановило наступление немцев на Москву? – справедливо поддел меня Виктор, но, чтобы мне не пришлось оправдываться, добавил. – А еще говорят, будто за этим освобождением стоят царские миллионы, переданные Николаем перед войной на хранение в США. Говорят, все документы тогда были оформлены на сто лет, а в них прописана абсолютная обязательность возврата золота. Да еще и с процентами! – почему-то шёпотом добавил Виктор.

– Я слышал об этом. Но если и так, кто же нам то золото вернет? Об этом даже говорить нет смысла! Потому решение Николая сохранить деньги в далеких Штатах мне представляется весьма недальновидным. Пустил козла в огород! Такие деньжищи вернут лишь под угрозой разгрома, что не реально по отношению к США ни тогда, ни сейчас!

– Да, уж! Здесь ни мытьем, ни катаньем!

– Впрочем, все наши догадки связаны с тем, что царскую семью не расстреляли. А если ее расстреляли? И такое вполне могло быть, поскольку в Москве в это время эсеры подняли вооруженный мятеж против большевиков, то есть, против Ленина, арестовали Дзержинского, обстреливали из орудий кремль. Большевики тогда держались на честном слове. Потому Уральский Совет, состоявший сплошь из эсеров и находившийся во враждебной конфронтации с большевиками, вполне мог расстрелять царскую семью. Назло большевикам. Убили ведь для этого посла Германии Мирбаха, убили и Романовых, то есть, родственников кайзера, – всё к одному! Лишь бы не допустить мир с Германией. Почему бы не так?

Я и не заметил, как к нашему разговору стали прислушиваться и подтягиваться другие больные. Один из них, улучшив момент, уточнил у меня:

– Так какой же вопрос, интересно, вы считаете более важным?

– Ну, господа! Как полагают в кругах, близких к помешательству, эта тема явно не для больных неврологического отделения! – хотел отшутиться я, но не удалось, поскольку, как выяснилось, интерес действительно оказался общим. «Еще немного и придется мне отвечать за все грехи советской власти! Только диспута мне и не хватает! Одно дело, время в палате коротать, болтая о том, о сём, и совсем уже другое – откровенничать, неизвестно с кем! Не то чтобы страшно, ничуть, но совершенно бесполезно, поскольку аудитория неизвестна и непонятна! Тогда, зачем мне это?» – решил я.

– Да мы, как будто, и не психи! – вступился кто-то за всех.

– Вот именно! Потому и предлагаю, господа, отдохнуть! – сделал я еще одну попытку увернуться от бессмысленного публичного выступления. – Лично я уже устал! Так что, прошу отпустить меня с миром!

Неудовлетворенный народ с характерным бормотанием рассеялся и принялся по два-три человека что-то горячо обсуждать в разных углах палаты. Я же прилег, решив расслабиться перед обедом, а потом опять выдвинуться на тренировку ослабевших мышц. Всё-таки и это не вышло, ибо Виктор, удостоверившись, что мы остались в одиночестве, тут же пристал с прежним вопросом:

– Может, продолжим, профессор, пока никто не мешает? Про самый важный вопрос.

Я не ответил, демонстративно закрыв глаза, а сам подумал: «Кто же знает, какой вопрос сегодня самый важный? В любом случае, смешно же я буду выглядеть, если стану обсуждать это с каждым встречным и поперечным! Уж лучше сам всё обдумаю – и интереснее, и время веселее пройдёт!»

Виктор либо не воспринял мои закрытые глаза в качестве очевидного отказа на его предложение, либо его допекло собственное долгое молчание, потому он стал атаковать меня вопросами. Пришлось мне демонстративно, якобы в туалет, выдвинуться на прогулку раньше намеченного времени.

Я с большим напряжением поднялся и сел на край кровати («насколько тяжело это даётся!»), передохнул полминуты, зачерпнул ступнями тапки и медленно, будто всё ещё тяжело больной, поплёлся по намеченному маршруту, машинально обдумывая затронутый до этого вопрос.

«Если уж о чём-то говорить, то нет теперь вопроса важнее, нежели спасение страны!» – ухватил я сразу главное, давно мне понятное, которое лишь постороннему может показаться излишне возвышенным, манерным или надуманным. Но я-то говорил сам с собой, прекрасно сознавая, что в этом случае мне пыжиться не резон.

Я действительно всегда остро чувствовал происходящее в стране и в мире; вот и теперь мне абсолютно ясно, что страна вплотную подошла к той грани, после которой ее может не стать завтра или послезавтра.

– Кто всерьез, покажите мне его, сознаёт, что все последние столетия превратились для нас в непрерывную борьбу за выживание, хотя это, в общем-то, и не скрывается? Сначала наемные враги извели наших, а не каких-то иностранных, как нам с детских лет внушают, Рюриковичей, одного за другим. Потом усилиями внутренних же врагов вместо убитого ими Ивана Грозного внедрили на трон Московии, едва пережившей великую смуту, английских ставленников Романовых, начиная с богом обиженного Михаила. Когда со временем и среди Романовых нежданно-негаданно и неизвестно откуда появлялись национально-патриотические самодержцы, с ними безжалостно расправлялись и опять ставили своих послушных протеже. И ведь это по сей день продолжается!

Ярким примером стал молодой Петр Первый, однозначно подмененный после возвращения из Великого посольства черт знает, на кого. Перед этим поляки, коварно навалившись, истребили спящую русскую пехоту (стрельцов), чтобы она не воспрепятствовала иноземному заговору. Новый «Петр» сразу перебил всех своих родных и знавших его лично. Как такое понять? Все должности заняли иноземные друзья нового царя, в основном, голландцы, во главе с прославляемым даже теперь Лефортом. А русские-то где? Разве это не иностранное завоевание государства? Разве это не захват власти в стране, чтобы рулить в нужном Англии направлении?

При «Петре» сразу стало насаждаться пьянство и курение, за которое раньше на Руси, между прочим, казнили. Одновременно стали бороды у знати и купцов насильно сбривать, хотя это испокон веков считалось невыносимым унижением. Правда, скоро бороду опять разрешили, но только после уплаты за нее ежегодного налога. Огромного налога! Крестьянские же бороды не трогали, но те бородачи, которые приезжали в город продавать свои товары, платили за нее копейку. Цена ей была тогда немалая, потому многие крестьяне перестали заниматься торговлей! Но выручка в казну потекла!

И стал на нее «Петр», до того неистово боявшийся воды, строить свой флот! (Где логика?) И пушки отливать! И так он со всеми соседями развоевался, что успокоил свой воинственный пыл, когда в стране мужиков не осталось, поскольку все они под его началом геройски полегли. Да еще, говорят нам нынешние специалисты, полегли они почему-то за интересы других европейских стран!

И всё новоявленному Петру сошло с рук! Более того, наши «историки» до сих пор не только подло молчат о фактической сущности того царя и о его делах, но урода-самозванца еще и Великим называют! (Этот новый «Петр» и впрямь был физическим уродом: рост более двух метров, стопа тридцать седьмого размера, немыслимо огромные ладони, крохотная голова…).

Вот только до Великого посольства молодой Петр был совсем другим! Всё это, куда ни шло, если бы новоявленный Петр страну так безжалостно бы не гнобил! Впрочем, что заслужил он, то в итоге сам и получил! И та безродная чухонка, которую он короновал (невиданное дело!), застуканная им со шведским подданным, его же и спровадила на тот свет! А голова наглого шведа, мимо которой Катерине пришлось еще долго ходить, не только Катерину не устрашила, а, судя по всему, напротив придала ей решимости немедленно извести своего супруга, опасно изменившего к ней своё отношение.

Другим примером расправы над государями-патриотами стал по-настоящему русский, хотя и рожденный от немки, невероятно прогрессивный Павел Первый, убитый на английские деньги, как только он переориентировал торговлю России с Англии на Францию и решил совместно с Наполеоном отобрать у Англии ее благодатную Индию. При этом Павла, принесшего России за четыре года больше пользы, нежели его странным образом прославленная подлыми историками мать-немка Екатерина Вторая за тридцать четыре года правления, до сих пор те самые историки выставляют в самом дурном свете!

Сколько же вранья нам до сих пор всучивают, начиная со школьных учебников, в виде так называемой официальной исторической науки!

Можно легко понять, с какой целью порочили Павла сразу после его зверского убийства в собственной спальне, но зачем о нем продолжали говорить гадости и в советское время, и теперь? Вот это можно объяснить лишь одним способом: наши «великие историки» ничего в своих представлениях не поменяли, продолжая исполнять песенку, слова которой сложены в далекие царские времена!

Возможно, сами они что-то и понимают, но выполняют, как и тогда, указания небезызвестного мирового правительства, представленного в те века королевской семьей Англии! Посмотрите сами! По-прежнему эти псевдоисторики питаются лживыми трудами о нашей истории наёмников Шлёссера и Миллера, с которыми боролся Ломоносов и даже был приговорен за это к смертной казни.

Эти «труды» Шлёссера и Миллера по своей сути до сих пор являются мощным идейно-психологическим оружием против русского народа, представляя его исторически недоразвитым. А послушные горе-историки так и применяют это оружие против своего народа, который, видимо, вследствие действительно потрясающей своей необразованности, их за это жирно кормит, как когда-то кормил и пригретых здесь придворных уничтожителей нашей истории Шлёссера и Миллера.

«Впрочем, почему должно быть иначе, если цели мирового правительства и способы их достижения с тех пор не сильно изменились!» – закончил я эту тему, добравшись, наконец, измочаленный непривычной физической нагрузкой до своей кровати.

К моему удивлению, за время моей коридорно-лестничной тренировки мужики в палате ничуть не успокоились и проводили меня столь заинтересованными взглядами, что я поначалу даже удивился, чем же вызвано ко мне их внимание? Как будто все вопросы мы разрешили!

Когда я улегся, тяжело переводя дух, один из бедолаг подошел ко мне поближе:

– Профессор! Ты особо на нас не серчай…

– Если угодно обратиться, то, пожалуйста, – Александр Фёдорович! – оборвал его я, поскольку не терплю обращения по должности. И чересчур уважительное «профессор» вне вуза у меня болезненно ассоциируется с прижизненным памятником. Не рановато ли?

– Ладно! Пусть будет так! Только завтра-послезавтра ты уйдешь, а нам немало выяснить приспичило… Мы понимаем, что с твоими болячками тебе не до нас, но, может, кое-что… Ну, то да сё, а?

– Вы меня за штатного лектора принимаете? – усмехнулся я, но заметил, что и остальные глядят с наивной надеждой, потому отказать не смог. – Вас-то как величать? – обратился я к нему.

– Зови меня Андреичем! Как все зовут!

– Хорошо, Андреич! Еще успеете меня выжать, но для начала пообедать бы, а потом и отдохнуть! Договорились? – спросил я таким тоном, что все сразу согласились и в ожидании обеда занялись своими делами, прежде всего торопливым выяснением, у кого есть сигареты, чтобы продолжить обсуждение животрепещущих проблем в туалетном дыму, откуда чуть ли не шваброй их постоянно провожает ворчливая санитарка.

42

После обеда, не заходя в палату, я опять долго шагал по коридорам, а когда вернулся в палату, дискуссия оказалась в таком накале, что на меня даже не взглянули. Я с облегчением плюхнулся на кровать и закрыл глаза, так что дальнейшие баталии воспринимал лишь на слух.

– Они же совсем совесть потеряли! – горячился кто-то справа.

– А я думаю, они своей совестью настолько дорожат, что просто редко ею пользуются! – ответил ироничный голос с противоположной стороны. – Ведь это такая штука, которая всю душу высверлит, болеть станет, но не позволит человеку подлость совершить! Вот, я репортажик как-то по телику смотрел. Он о враче, который на свои деньги лечит бомжей! О! Если бы видели, как они его боготворят… Я думаю, что его-то и следует назначать министром здравоохранения. Он себя уже показал, такой человек порядок наведёт! Ведь у него совесть есть! А это вам не честь, которая теперь легко продаётся и покупается! Вон, коли есть большие деньги, то будут тебе честь оказывать все твари ползучие! А совесть, это когда не деньги, а душа болит! И не от заботы о себе, а о других людях! Упырям этого не понять!

– Да что там! – вмешался хриплый голос. – Вокруг меня всегда много хороших людей. Действительно хороших! Они и работают честно, и о семье у них забота, и дети умницы, и плохого слова от них не услышишь, не то чтобы какую гадость сотворили… Всё хорошо, да не знаю, как это объяснить… Помнишь, раньше ведь как говорили: «Не бойся врага – в крайнем случае, он тебя убьёт! Не бойся друга – в крайнем случае, он тебя предаст! Но всегда бойся безразличных – именно с их молчаливого согласия происходят все беды и все подлости на Земле!»

– Ну, да! И помню, и с сутью согласен! – подержал тот, который горячился по поводу утраченной совести.

– Так вот! Почти все те люди, которых мы по привычке порядочными зовём, не просто к стране своей безразличны, они ведь ее добивают! Они же, знаешь, как говорят? «Пусть будет, что угодно, лишь бы не война!» А разве ее нет? Разве нас не убивают миллионами? От голода, болезней, от того, что обобрали, унизили, из квартиры выгнали, на работу не берут, ибо всё производство, все советские заводы гады местные на металлолом извели! Разве это не война? Вот-вот и территорию нашу отнимут, как и всё отобрали! И при этом бараны ещё твердят, будто всё теперь хорошо! Видите ли, Путин им особенно нравится, сотворивший из страны руины и усевшийся на них сверкать своей лысиной! Узкоглазым до самого Урала всё продал под басенки о территориях опережающего развития, теперь продаст всё, что с этой стороны Урала не растащили, а сам поселится в Московском княжестве, под себя созданном, или в Сочи, смотря, где америкосы ему разрешат!

– Да полно тебе городить! Нормальный он мужик! Всем улыбается, а если надо, так матюгнуться может! Свой человек! Вот ты нам точно мозги пудришь! Говоришь, порядочные, а нас добивают! Разве такое возможно? – засомневался голос справа.

– Сам-то я это понимаю, да объяснить затрудняюсь! – сознался хриплый. – Хотя всё просто! Но те, о ком я тут говорю, нас никогда не поймут. Умышленно не поймут! Им это не с руки! Защищая свой мещанский образ жизни, они будут до конца отстаивать своё право нас высасывать!

Я тоже силился его понять, ведь что-то хочет до всех донести. Чем разрушают нашу жизнь эти, как их «хриплый» называет, порядочные люди? Видно, наше непонимание есть результат вдавливания в людей неких штампов, которыми они и думают, и выражаются. Ведь давно разучились думать самостоятельно, лишь повторяют, что в новостях увидели, где-то прочитали, где-то слизали, приняв эту чушь за своё, как они гордо заявляют, мнение! А какое, к черту, мнение, если они ничего толком не знают ни о чем, а думать самостоятельно боятся – как бы их не высмеяли за неудачные идеи!

– Так чем конкретно они страну губят? – гаркнул кто-то от окна.

– Чем, чем? – стал распаляться «хриплый». – Валюту за границу вывозят? Вывозят! Что это, если не вредительство? Тебе мало? Экономику на корню рубят! А жоповозки их иностранные повсюду – это не вредительство? А куда жопы свои любимые они на американских самолетах возят? По меньшей мере, в Турцию! Опять же – все наши деньги нашим врагам перекачивают! Разве это не вредительство? Возьми всех этих распрекрасных врачей, учителей, профессоров – они же не только молчат, но еще и помогают жирным упырям, стараются им угодить, разрушить и образование, и здравоохранение, и все остальное! А выборы чего стоят? За кого они голосуют? За нашу погибель! Да еще повторяют, больше не за кого? Сволочи! А менты, а суды, а банки, а прокуратуры, а всякие газпромщики, а торгаши, а эти дуры-курильщицы? Разве они нам не враги? Им же всем куда лучше среди падали обитать, нежели порядок и справедливость в стране установить! А то ведь эдак и до них доберутся! Чуют ведь гады, что не своё сало слопали!

– Вот, вот! – согласился мой сосед.

– Но почему наш народ превратился в никчемное стадо, которое такую бойню терпит? Вот в чём основной вопрос! – обозначил проблему «хриплый», надеясь услышать мнение своих соседей, однако никто его идеей не вдохновился. Пришлось развивать ее самому.

– Сдаётся мне, люди без выдающегося лидера ни на что не способны. Даже объединиться! А уж наши людишки, мешком напуганные, – тем более! Большие они индивидуалисты! И никак их, жадных и трусливых, в коллективы теперь не объединить. Потому они смогут стать народом, если их совсем капитально припечет! Да ещё всех сразу! Допустим, война, или кто-то, кому они верят больше, чем себе. Особенно если он большой начальник! Начальников наши рабы очень уважают! Если же он окажется всего-то честным человеком, пусть хоть самим господом богом, ему ни за что не поверят, за ним не пойдут! Потому что в нас внедрена воровская мораль, соль которой я как-то подслушал: «Да! У нас все министры – воры безбожные, но ведь и я бы воровал, если бы туда попал! Так что, никого обличать не стану!» Вот она, суть нынешнего населения! Попробуй, с такими баранами в этой проклятой стране выжить!

– Хорошо говоришь! – согласился мужик у окна. – А воз и ныне там – в дерьме! И кто, кроме нас, стариков, его вытащит из того дерьма? Дюже умные все стали? Так ты погляди на них! Из них ведь каждый норовит в гады-начальники пролезть. Потому что жизнь так устроена – гадам в ней всегда вольготнее!

– И чего вы всё туманите, да туманите? – не выдержал доселе молчавший уверенный голос. – Дело-то легче пареной репы! Всех разрушителей страны, которые теперь наверху, немедленно арестовать и под следствие! А остальных – брать за задницу по спискам!

– Да, по каким спискам-то? Что они на себя их сами и составили? – повысил голос мой сосед.

– А ты не лезь поперёд батька в пекло! – возмутился уверенный голос. – Списки давно имеются! В налоговой или в ГАИ, например! Кто покупал новые дорогие иномарки, их сразу под следствие! Пусть отчитаются, откуда у них миллионы? Отчитался – свободен! А не отчитался, так более глубоко копнуть, с обысками и конфискациями! Ну, а далее – всем по заслугам!

– Так это же гражданская война! – с нескольких сторон раздались испуганно-удивленные голоса.

– Господа! – пресёк их уверенный голос. – В чём вы, мои ненаглядные, увидели гражданскую войну? Гражданская война, это когда люди в своей стране борются с оружием в руках за несовместимые идеи, а я предлагаю совсем иное! Воздать негодяям по заслугам, для чего подключить МВД, следствие, суды! Всё чинно и законно! Никакой резни и бойни! Просто народ поручит силовым структурам положить конец воровству и иному разграблению своей страны! Народ – это власть! Он имеет такое право! А если многих по решению судов придется шлепнуть, так это их вина, а не народа! Надо было жить по совести, а не хапать, губя нас всех! За такие преступления где угодно придется отвечать! А чтобы на этой волне у нас всякие силовики ситуацией не воспользовались, чтобы заодно не нахапали, имея власть над ворами и их деньгами, надо законом предусмотреть для них повышенную ответственность! Если простому гражданину за его делишки светит, например, три года, то силовику надо впаять десять! А еще лучше – расстрел, ибо, сколько волка не корми… У нас же теперь не понять – где воры и бандиты, а где силовики? Сплошные перевёртыши! Они у нас «свою справедливость» и установили!

– Чтобы диктатуру над ворьем установить, нам народ понадобится, а не этот сброд! – раздался хриплый голос. – Нет теперь прежнего народа! Весь в шкурников выродился!

– А ты-то кто? – подкололи его от окна.

– Я? – он усмехнулся. – Я полноправный представитель этого жалкого народа, но о присутствующих говорить не принято! Поглядите вокруг! Вежливые все, улыбаются, довольны жизнью! А скажи им, что завтра конец света, так ведь всё равно не объединятся! Напротив, как крысы разбегутся! Потому сами не спасутся и будущее наше, в детях заключенное, не спасут! За место в шлюпке перегрызутся, передушатся, перелаются! И только живчики всякие, жиды поганые, из укромных своих щелей ринутся за любую границу! Этим, куда угодно, лишь бы на всё готовенькое! На легкие хлеба, лишь бы руками ничего не делать, на подиумах красоваться! Звёзды эти – они же все говно! А оно по закону канализации всегда всплывает, да еще и пыхтит, будто мы ему не достаточно сладкую жизнь обеспечили! А я так думаю, если вам, господа, не нравится что-то, нашими рабочими руками сработанное, если Парижи всюду мерещатся, так сами и стройте, как считаете нужным. Так нет же! Они на сторону поглядывают, где их, бездельников, нам во вред, поймут, оценят, приласкают! Всякие растроповичи, да солженицыны! А еще всякие спортсмены, паразиты, как грибы после дождя! Нам-то они на что? Для страны от них толку ни на грош! Одна трескотня про какой-то престиж! А какая нам от него польза? Стране не престиж нужен, и не Париж, а работа нужна и ее результаты! Работать-то, как раз, нам и не дают! Всё гады предприимчивые развалили! С них и начинать придется, с тех, которые развалили да за бугор с наворованным свалили!

Я промолчал, дивясь точности спонтанных монологов, и стараясь не ввязываться в дискуссии, всегда озлобляющие людей, но никогда не дающие просветления в мозгах. Одно дело, спорить с друзьями, единомышленниками, даже с противниками, но с людьми, близкого круга, равных возможностей, там можно и к истине приблизиться, и совсем иное дело – здесь, где сквозь раздражение заметно лишь стремление выговориться, да себя показать.

В подобных спорах, как этот, в нашей палате неврологии назревающий, люди эмоционально, никого не слушая, извергают, что у них наболело, что им терпеть невмоготу, но потом, даже если решения какие-то у них и созрели, как теперь любители модных словечек говорят, конструктивные, всё равно они минут через десять перегорят и сдуются. Покурят где-то нервно, партию в шахматы сыграют, на том и успокоятся!

Потому и формируется у нас всякий сброд-народ, как Виктор его пригвоздил. Народ ведь потребно формировать, объединять, воспитывать! Для начала ему надо указывать высокие цели, ставить правильные задачи, а затем возвеличивать его обязательно, награждать и воспевать! Чтобы он чувствовал себя великим, на всё способным. Сделать это, выработать и применить всё по месту, способна, к сожалению, только интеллигенция, но у нас в стране она испокон веков гнилая! То она по-французски говорит, родной язык, презирая, то она родным языком восторгается настолько, что аж противно! Ах, Пушкин! Ах, Толстой! Но при этом более всего обожает не всем понятные словечки – секвестр, диверсификация, монетизация, обсервация… Видите ли, интеллигенции всегда хочется хорошо говорить, а не хорошо работать! Мол, работать руками – удел слабо образованных! А эти «интеллигенты», едва окончившие на тройки плохонькие институты да университеты, якобы заслужили право простой люд погонять! Есть такое? Есть! Прав Виктор! Но ведь и среди интеллигенции, хоть и редко, но порядочные люди встречаются! Вот они-то за всю остальную интеллигенцию ее задачи и решают, как правило! Конечно, коэффициент полезного действия таких одиночек низковат, но прогресс, какой-никакой, всё-таки не затухает! Так что же? Еще лет триста придется ждать перерождения нашей интеллигенции? Ждать, когда она созреет?

– Что молчишь, профессор? Не считаешь нужным до нас опуститься? – я, вынырнув из своих размышлений, обнаружил рядом не только Виктора, но еще несколько человек, которые слушали его и поглядывали на меня с интересом: «Вот ведь, как наш Виктор профессора уделал!» Но я промолчал, глядя в потолок.

– Почему у нас везде так? – запальчиво продолжил сосед. – Потому что в СССР экономика была ни к чёрту! Она же ничего нужного не производила, все к концу восьмидесятых обнищали, вот страна и развалилась. Оттуда пошло и воровство, и выживание, и перераспределение… Что, профессор, скажешь, не так что ли?

– Не скажу! – рассмеявшись, всё-таки ответил я. – Зачем говорить то, что без слов понятно! Выступаете вы, Виктор, в основном, по существу, от души, но весьма путано и не всегда верно!

bannerbanner