скачать книгу бесплатно
Сончас. Я снова уткнулся в книгу. Когда объявили подъём, наконец-то перевалил за половину. Но по интересующей меня теме пока не попалось ничего…
Сразу после сончаса пришли родители. Спросили, как у меня дела. Сказал, что всё «замечтательно». На этом темы для разговора исчерпались.
Мне тяжело с ними общаться. Особенно с матерью. Те, кто не знает всех особенностей наших взаимоотношений, думают, что она во мне души не чает. Меня же её показная забота утомляет сверх всякой меры. С отцом намного проще: когда он не в запое и не на игле, то почти адекватен.
Минут через двадцать пришла Полина, и предки ушли – у них взаимная нелюбовь. Отцу, правда, хватает ума не показывать неприязнь к моей пассии явно. Впрочем, однажды, будучи то ли под дурью, то ли просто сильно пьяным, он высказал мне всё, что о ней думает. Выражения оставляли желать лучшего, и я посоветовал ему заткнуться. Разумеется, он этого не сделал. Не сдержавшись, я опрокинул на него чашку с горячим супом. Обжог отцу гениталии. Он вскочил, схватился за нож. По счастью – и, наверное, во многом благодаря вмешательству матери – всё тогда завершилось относительно благополучно…
С Полиной мы болтали долго, пока не закончились приёмные часы.
Вернувшись в палату после её ухода, я увидел Евсея, прилипшего к форточке. Он разговаривал со своей подругой. Только подругой ли, если пришла в лучшем случае на четвёртый день? Ладно, не мне разбираться в их отношениях. Для Евсея сейчас главное, что он своего дождался.
Я слышал только то, что говорил Серёга:
– Нет, я в другой палате… Нормально, там шесть шконок, а нас пятеро – дядя Толя, я, старик один, Олег и ещё пацанчик. Дядя Толя за старшего. Если тёрки какие-то или пацаны рамсы попутали[34 - Изначально фраза означала «мухлевать, нечестно играть» (от карточной игры рамс). В воровском жаргоне она приобрела значение «не понять что-либо, ошибиться». Сегодня используется также как синоним «обнаглеть», «потерять совесть», «влезть не в своё дело».] – последнее слово за ним… Да нет, когда есть авторитет, серьёзные проблемы редко возникают… Юль, ты принесла что мне нужно? Какая ты лапочка! Иди ко мне!
Некоторая пауза и, наконец, в форточке показалось лицо девушки. Звонкий поцелуй. Личико исчезло так же быстро, как и появилось. Я не успел рассмотреть подругу Евсея толком. Но заметил, что ей помогли подняться. И руки помощника явно были мужскими. Впрочем, Серёге сейчас в любом случае важнее другое. С её поведением он если и будет разбираться, то потом.
– Нет, пока пусть у тебя побудет… – Евсей обернулся к Шестакову и Татарину, топчущимся в нетерпении за его спиной, и скомандовал: – Проверьте, всё ли чисто, и будьте на стрёме.
– Всё ништяк, – сообщил немного погодя Шест.
– Давай пока один, – сказал Евсей в форточку и тут же принял оттуда одноразовый шприц с ханкой.
Пока Шест контролировал коридор, Евсей с Ринатом ширнулись. Евсей укололся первым. Затем Татарин. Ринат с Шестом поменялись местами, Шест влил себе остатки раствора, и через пару секунд пустой шприц ушёл обратно в форточку, к Юле. В глазах некоторых постояльцев нашей палаты читалась зависть. Серёга нашёл глазами Рината и выдал следующее указание:
– Второй баян заныкаешь! Помнишь, куда?
– Ага…
– Шест, а ты проверь, и маякни если шухер.
Через пару минут они обменялись условными сигналами, и Серёга получил через форточку второй шприц. Передал его Татарину, и тот ушёл.
Евсей попрощался с подругой. Девушка отдала ему ещё что-то – кажется, белый носовой платок.
Свидание прошло успешно.
В палату вернулся Шест. Подошёл к Евсею. Тот, счастливо улыбаясь, притянул его к себе рукой за шею и, приблизив губы к уху, заговорил:
– Эх, морда ты наглая! Видишь, братуха, мне для тебя даже дозы не жалко. Не то что тебе, засранцу! Удавить бы тебя за то, что тогда со мной не поделился. А я почему-то всё равно к тебе хорошо отношусь.
– Евсей, ну извини, так вышло…
– Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Ну, Шест, классная у меня баба? Пришла, принесла…
– Без базара – классная девчонка! – согласился тот.
– Понюхай, зашибись, да?! – сунув под нос собеседнику платок, сказал Серёга. – Он у неё в сумочке, рядом с прокладками на каждый день лежал. Вот так пахнет моя баба, Шест! Она всегда так пахнет!
Удовлетворённые наркоманы подались восвояси, а неудовлетворённые остались томиться в ожидании счастья.
Промучившись ещё с полчаса, Трефилов стал думать, как выбить себе дозу реланиума. План получился такой: он изображает сердечный приступ, а Косой зовёт медсестру. Но та, несмотря на великолепную актёрскую игру Бори, предпочла сначала прослушать сердце больного стетоскопом.
– Ритм нормальный, так что обойдёшься! – решительно отказала она попрошайке.
Трефилов проводил женщину ненавидящим взглядом.
После ужина в столовой сели играть в карты.
Лично мне очень нравятся преферанс и тысяча. Они требуют работы мозга. Хотя, как и в жизни, удачный или неудачный расклад может радикально изменить исход игры.
В картах нужна постоянная практика. Играя в тысячу, нельзя быть слишком азартным – один из моих знакомых хорошо просчитывает ходы, но постоянно темнит и оттого частенько влетает в минус. Нельзя быть и чересчур осторожным – имея на руках туз и червовый марьяж, заказывать не больше ста пятнадцати, как это делал я. Здесь нужно внимательно следить не только за своим счётом, но и за счётом остальных, чтобы не пропустить «самосвал» или другую хитрость. Тут порой утопают сами ради того, чтобы хоть один из противников опустился ещё глубже. А в идеале утопли все. Десятки нюансов – технических и психологических.
Те, с кем я играл в тысячу в последний год, считали меня слабым игроком.
Но сейчас я легко обставил соперников. И удача здесь была совершенно ни при чём.
В преферанс мне доводилось играть только с компьютером. Но уже давно хотелось расписать пульку вживую, и я спросил, умеет ли кто. Таковых не нашлось. Некоторые даже слова «преферанс» никогда не слышали. Впрочем, пара человек заинтересовалась. Попробовали сыграть несколько конов. Но интерес умер так же быстро, как и проснулся, – игра показалась окружающим слишком сложной. Однако я успел убедиться: карты на руках и на экране компьютера воспринимаются очень по-разному.
Перед отбоем к нам снова заглянул Евсей, которому явно полегчало, но, без сомнения, ненадолго. Они с карманником Андрюхой перебрали общих знакомых, из которых дольше всего обсуждали какого-то Мирона и людей из его бригады[35 - Бригада – многозначное слово, определяющее, в частности, преступную группировку или одну из структурных единиц такой группировки.]. Их накрыли сравнительно недавно. Около девяноста краж и ограблений квартир, в которых люди Мирона были вынуждены признаться. Вряд ли в этот список входили гоп-стопы и тому подобная мелочь. Да и не во всём они сознались – в этом Серёга и Андрюха были единодушны. Как и в том, что пацаны у Мирона поголовно беспредельщики. Впрочем, ждать чего-то другого от системных наркоманов – глупо.
Евсей в этом плане не исключение. Он и сам сейчас под следствием…
– Ты, если проблемы возникнут, ко мне обращайся, – напоследок подбодрил собрата Серёга. – Я тут живо народ построю. Они хоть и психи, но знаешь, как бздят, когда жареным запахнет!
– Да всё нормально, Евсей. За себя я постою. Единственное, что меня здесь напрягает, так это местный толчок. Я как туда зайду, ощущение возникает, будто на меня все пялятся!
– Ты чего, серьёзно?! Правда, не можешь посрать, если кто-то рядом?!
– Ну-у-у… – растерянно протянул собеседник, – не то чтобы не могу, но… неуютно себя чувствую…
Серёга воспринял Андрюхины слова как призыв к действию и выдал:
– Сейчас всё сделаем!
– Евсей, погоди! Ты чего, Евсей?!
Но тот уже пинками выгонял из туалета набившихся туда перед отбоем сумасшедших. Открытую рывком дверь сортира заклинило, и по доносившимся до нас крикам мы легко угадывали, что именно там происходит.
– А ну, дружно сдриснули отсюда, козлы! Какие носки?! Мне по барабану, что ты не достирал! Пошёл на хрен отсюда! Ты, мышь потыканная, чего очко оголил?! Сваливай резво! Да какое мне дело, что ты не досрал!..
Сообразив, какую кашу поневоле заварил, Андрей попытался утихомирить разбушевавшегося Евсея:
– Серёга! Успокойся! Сейчас они разбредутся все по своим местам, и я нормально…
Впрочем, отнюдь не всех Евсеев убеждал пинками и матом. Социально опасного Стаса он предпочёл попросить вежливо и даже объяснил причину своей просьбы.
– По-твоему, ради этого я должен бросить всё и свинтить отсюда?! – искренне удивился тот. – Евсей, ты, по-моему, под дурью! Хочешь – гони отсюда остальных, а я уйду не раньше, чем доделаю то, зачем сюда пришёл. Тем более что мне осталось только зубы почистить…
Серёга вновь принялся за психов. Но взамен изгнанных в туалет пёрлись новые, и минут через десять Евсеев осознал, что взвалил на себя практически невыполнимую задачу. Пыл его угас, и, к нашей всеобщей радости, он подался в свою палату. Подготовка ко сну пошла в обычном режиме.
Отбой. Погасили свет. Не особо притомившийся за день народ начал травить байки из наркоманской и потому насквозь пропитанной криминалом жизни.
К нам заглянула медсестра.
– Ну и чего не спим? – поинтересовалась она. – За день не набалакались?
– Днём мы на другие темы разговаривали, – ответил я. – Культуру в себе развивали. В том числе физическую. А сейчас друг другу страшные истории рассказываем. Как в пионерском лагере.
– Странный ты человек, Воронцов, – вдруг словно бы и невпопад сказала она. – Тебе здесь не место. Вообще не понимаю, как ты тут оказался…
– В смысле? – настороженно спросил я.
– В прямом. Не место, и всё тут. Ты же интеллигент.
– Это как, издёвка?!
– Нет. Я вполне серьёзна. Понимаю, что ты здесь не случайно, но больно уж из общего фона выбиваешься…
– Услышала бы это моя мама, так, наверное, плюнула бы вам в левый глаз. Она меня вежливым хамом называет. Интеллект и эрудиция во мне с грехом пополам, может, ещё и дышат, а вот интеллигентность выбили в период отрочества.
– Пусть так, – согласилась она. – Ладно, лирическое отступление закончилось. Теперь по существу: все дружно закрывают глаза, рты и усиленно изображают спящих. Вопросы есть?
– Есть! – радостно заявил Косой. – А если мы не хотим?
– Ваше право! Но имейте в виду: для непонятливых в буйной палате имеется свободное место. Веришь, что организую?
– Э-э-э…
– Васёк, ты чувствуешь, что это предложение, от которого сложно отказаться? – поддел я «бригадира» и, снова повернувшись к медсестре, сказал: – Хорошо, мы приняли к сведению и вскоре угомонимся.
– За-меча-тель-но! – произнесла женщина по слогам.
И она ушла доигрывать с вертухаями партию в тысячу.
Лев. 24.08.1997
За чтение я взялся с самого утра. Старался не отвлекаться, но где-то между десятью и одиннадцатью случился приступ у того буйного, что с тремя высшими образованиями. Он заходился воплями около получаса. Успокоился, только когда медики смогли сделать ему укол и начал действовать аминазин.
В районе обеда отличился другой пациент. Мы вышли в коридор, собираясь в столовую, и тут сухонький старичок, ростом мне по плечо, вдруг вцепился в руку стоящего рядом соседа по палате. Тот завопил от боли.
Я вспомнил, что пару лет назад мой сосед по подъезду, будучи пьяным, купил у кого-то мартышку. Наивное выражение её мордочки подкупало любого. Малявка хватала подошедшего за штанину (или юбку, или подол платья) одной ручонкой, а другую тянула к потенциальному кормильцу в надежде получить какое-нибудь лакомство. После того, как обезьянка в той же манере попросила конфетку и у меня, я осознал, насколько мы слабее «братьев меньших». Вместе с тканью брюк она прихватила и кожу ноги. И было мне ОЧЕНЬ больно…
Санитары попытались оторвать одного больного от другого. Тщетно.
Неожиданно старичок отпустил свою жертву, и та перестала орать. Санитары, сосредоточившиеся на кистях больного, не успели вовремя среагировать на изменившуюся ситуацию. Сумасшедший легко вывернулся из хватки медиков и метнулся к открытой двери туалета. Ухватившись за ручки-скобы, он плотно прижался грудью и животом к вертикальному брусу двери. И ещё, чтобы понадёжнее закрепиться, сжал её коленями.
– А почему они не могут с ним справиться?! – спросил Косой. – Их же двое!
– Да потому, что он хоть и засушенный, но Геракл, – ответил я.
– Зови подмогу, – сказал один санитар другому. – Вдвоём мы его нескоро отковыряем.
Подошёл один из пациентов-надзирателей. С ним дело сразу сладилось: двое держали больного за запястья, а третий отжимал пальцы.
Когда дедка наконец-то повели в процедурную, тот затравленно зыркал по сторонам.
Мы всё-таки отправились на обед. Порции, как всегда, были скудные, и с едой я управился минут за пять. Поднявшись из столовой на второй этаж, понял, что медикам по-прежнему не до нас. Видимо, они до сих пор возились с дедком. Я решил пока не возвращаться в карантинную палату и присоединился к пациентам, находившимся в коридоре.
Один из больных расставлял шахматные фигуры на доске. Я предложил сыграть партию. Мой соперник, несмотря на пожилой возраст и психическое заболевание, оказался хорошим игроком. Он не двигал фигуры абы куда, как поступают многие, а именно играл. И победа наверняка досталась бы ему…
Раздался крик:
– Боксёр, пошёл на хрен отсюда!
Я поднял глаза. В том, что этот человек, ростом за два метра и широкий в плечах, когда-то был мастером спорта, я уже не сомневался. Мускулатура его атрофировалась, но он и сейчас наверняка весил около сотни. В былые времена он бы легко отправил в нокаут любого из нас. Но у каждого свой предел прочности. Расхлябанно-шаркающая походка и потухший взгляд ясно говорили: его силы уступили давлению обстоятельств.
– Не отвлекайтесь, мы с вами играем, – напомнил мне соперник.
Я поспешно передвинул фигуру. Затем сообразил, что ход неудачный, и поинтересовался:
– Не будете против, если перехожу?
Но старичок оказался жутким капризулей.
– Ты нечестный человек! – заявил он с обидой в голосе и встал из-за стола. – Не буду с тобой играть!
– Жаль, – искренне сказал я, видя, что уговаривать бесполезно.
– Может, я за него? – предложил один из моих соседей по палате.
– Давай. Не хочется бросать партию…
Этот просто делал ходы. Победа не доставила мне никакого удовольствия.
Вскоре появились медики и разогнали нас всех по палатам.
На сончасе и после него я читал. Сделал небольшую паузу, когда пришла Полина. Она виноватым тоном сообщила о собрании по поводу лесной школы, передала мне пакет с едой и убежала. Я вернулся в карантинную и снова принялся за чтение. Отвлёкся только на ужин в столовой да наш вечерний «дастархан».
Минут за пятнадцать до отбоя захлопнул книгу и сунул её под подушку. Наведался в туалет, чтобы подготовиться ко сну.
Погасили свет. Наступивший полумрак стал условным сигналом к началу «страшных историй».
Количество наркоманов в городе от года к году росло. И я с интересом впитывал информацию, которая в некоторых ситуациях может оказаться совсем не лишней.
Во время прихода нарки миролюбивы, а максимально опасны во время кумара. Так что история о том, как двое убили третьего из-за разлитого «раствора», никого, в общем-то, не удивила. Самый яркий и неповторимый приход (здесь они были единодушны) – первый. А потому торчок ширяется только единожды. Всю остальную жизнь он лишь раскумаривается. Анаша считается наркотиком и преследуется по закону, но в отличие от разрешённой сигареты привыкания практически не вызывает. Просто, как правило, всё начинается именно с неё. И дело здесь отнюдь не в физиологической зависимости. Куда страшнее зависимость психологическая – потребность в повторении счастья.
Любой наркоман мечтает спрыгнуть с иглы. Но реально на это решаются единицы. И даже если ты в завязке, обольщаться не сто?ит – героин умеет ждать. И пять, и десять лет.
