скачать книгу бесплатно
Последнее купе
Андрей Николаевич Воронин
Мир наркобизнеса – жестокий и кровавый мир. В этом сполна убедились главный герой романа Георгий Пятаков и его подружка Елена Лозовская. Можно удивляться стойкости, с которой Жора, а с ним заодно и хрупкая Лена борются с матерыми бандитами-наркокурьерами. Казалось, сто раз они могли умереть, но…
Андрей Воронин
Последнее купе
© Воронин А., 2014
© Подготовка, оформление. ООО «Харвест», 2014
* * *
Глава первая
г. Романово, 46-й градус северной широты
1.
Дверь с табличкой «Хирург» открылась, голос выкрикнул:
– Костецкий!
Спустя пять минут:
– Данилов!
– Ляхов! Бегом!
Жора помирал. Голова гудела, как трансформатор. Он проиграл вчера Вирусу свои последние деньги, а потом залез в долг на две или три сотни долларов, которых у него нет и никогда не будет.
– …Латушко!
Он разбил в «Пирамиде» два бокала, кувшин, чью-то смутно знакомую рожу за соседним столиком, смял в лепешку мельхиоровый шейкер, которым Митрич, бармен, всю дорогу гордился, как последний дурак.
– Субботин!
– Клячко!..
Еще он познакомился с москвичкой – Ритой или Ларисой, блондинкой, непонятно было, что она забыла здесь, в Романове. Спросить не успел. Они только раз поцеловались взасос в дамском туалете, а потом оказалось, что за ней приехал супруг. Супруга Жора уже не помнил.
– Щученко!
– Никифоров!
– Держите строй, калеки, не разбредаться!
«Пивка, – молча молил Жора. – Пивка. Отче наш, иже еси на небеси, дай мне глоток пивка». С пузырьками. Свежего. Пивка из мокрой холодной бутылки, где этикетка сползает сама, как платье с этой… Ларисы. Или Риты.
Жора открыл глаза и увидел перед собой жирную волосатую спину. Он ткнул в нее согнутым большим пальцем.
– Леха, алло!
Леха Дутов всколыхнулся и пошел волнами, он толстый и безобидный.
– Ты чего? – спросил Леха.
– Дай пять тысяч, десантник хренов.
– Где я тебе их возьму?
Леха щелкнул резинкой своих трусов, показывая, что бумажника при нем нет. Вот дурында. Жора сглотнул и отвернулся. Какое-то нехорошее предчувствие мучило его. Все схвачено, за все заплачено, все-все-все… И все-таки. Смыться бы отсюда. Вообще. Амстердам. Марсель. Мыс Нордаун. Да хоть Куала-Лумпур.
Кто-то в очереди сообщил:
– Хирург баба. Новенькая.
И все двенадцать полуголых мужиков, покрытых густой растительностью от ключиц до пяток, многие из них женаты, кто-то даже успел детей нарожать, чтобы продлить отсрочку – все подумали об одном и том же: «Хирург баба, это ж надо.»
– Еремеев!
– Симончик!
– Газаев!
Потом вызвали Дутова. На него комиссия потратила не больше минуты, и голос наконец выкрикнул:
– Пятаков!
Жора сложил руки крест-накрест на причинном месте, сделал умное лицо и прошел в кабинет.
2.
Вокзал в Сочи гудит, словно улей. Курортная жара. До моря рукой подать, там мегатонны зеленой прохлады, там веселые девушки в мокрых купальниках – ну а здесь пахнет только асфальтом. Вокзал, одним словом.
Зеленые точки на электронном табло перестроились в цифру 40. Без двадцати двенадцать. До отправления поезда Сочи – Мурманск осталось три минуты, на перроне не протолкнуться.
Дородная женщина в синем форменном костюме, словно ледокол, режет толпу, в кильватере у нее семенят трое голенастых студентов-иностранцев, увешанных спортивными сумками. Вот они кого-то толкнули, задели чей-то чемодан, нельзя ли поосторожнее, эй!.. вслед им летят ругательства, женщина лениво отбрехивается. Наконец они подрулили к шестому вагону, там кавказец-проводник точит лясы с симпатичной пассажиркой в желтых коротеньких шортах.
– Ахмет, есть дело.
Кавказец широко улыбается пассажирке:
– Один момент. Потом дорасскажу, – и отходит вместе с женщиной-ледоколом в сторонку.
– Что случилось, Нинок?
– Тут парни попросились, безбилетники, – вполголоса говорит Нинок, кося глазами на студентов. – Двести пятьдесят долларов, до Москвы.
– Ну и. – улыбается Ахмет.
– У меня в вагоне как сельдей в бочке, а у тебя девятое купе свободно, мне Ледкова сказала.
Ахмет посмотрел на студентов, которые как по команде оскалили лошадиные зубы, потом достал из нагрудного кармана сигарету и повесил на нижнюю губу.
– Нинок. Ниночка. Дорогая. У меня бронь в Романове, ты знаешь, что такое бронь?
– Да плевать все хотели на твою бронь. Романово – это не Ростов и не Саратов, перебьются как-нибудь. В плацкартных вагонах есть места.
– Вот и отведи туда своих студентов, что за проблемы?
Нинок вздохнула всем своим огромным телом.
– Они заплатят триста, Ахмет.
– За триста твои ребята долетят и на самолете, там всегда есть места.
– Это хорошие деньги, Ахмет. Очнись.
– Извини, меня это… ждут.
Ахмет улыбнулся на прощанье и рванул обратно к пассажирке в желтых шортах. Нинок вздохнула еще раз, потом еще.
– Вот чурка гадский, – пробормотала она. – Совсем мозгов нет.
А студенты стоят, скалятся, переминаются с ноги на ногу, еще одни нерусские на ее голову, ни хрена не понимают.
– Ну что скалитесь? – рявкнула на них Нинок. – Засуньте свои доллары, сами знаете куда, и топайте на самолет, нихт ферштейн. Ничего вам здесь не светит.
3.
– Итак, Пятаков Георгий Владимирович, – невропатолог отложил в сторону медкарту. – Рассказывай, что там у тебя.
Жора вздрогнул и опустил глаза.
Невропатолог Симонян, мохнатый, как шимпанзе, читал его медкарту и шевелил пальцами в босоножках. Рядом сидел какой-то незнакомый военврач, а может, председатель комиссии, а может, просто шестерка, чтобы в магазин сгонять, если что. Хирург стояла у окна – баба. Новенькая. Светлые волосы до плеч, мягко очерченный рот, узкая девчоночья талия, ноги, грудь. И серые глаза по пять копеек. Вот такие глаза. Вчера в «Пирамиде» она показалась Жоре моложе, лет двадцать семь. Рита. Или Лариса. Сейчас она тянула на тридцать пять – но это отходняк, Жора понимал. Правая ее рука ни разу за весь вечер не выпустила стакан, за исключением тех нескольких минут, когда они с Жорой оба оказались в туалете и целовались, как озверевшие. «Вот это влип», – подумал Жора.
– В 1982 году упал с силосной башни, – завел он давно разученную песню. – В 1991-м сбило трактором. Головные боли по ночам, непроизвольное мочеиспускание.
– Очень хорошо, Пятаков, – сказал невропатолог, оборачиваясь к врачихе. – Прекрасно. Вот вам отличный экземпляр, Мария Геннадьевна, типичнейший случай.
Точно – Марина. Не Лариса, не Маргарита. Москвичка Марина.
– Мария Геннадьевна работает в столичном военгоспитале, собирает материал для кандидатской диссертации, – пояснил сияющий Симонян. – Снимай трусы, Пятаков.
– А какая тема диссертации? – спросил Жора.
– Не паясничай, Пятаков. Снимай.
Жора сделал умное лицо и потянул резинку вниз. Ну и плевать, пусть смотрит. Врачиха кое-как отлипла от стены, подвинула стул, села перед Жорой. Красная, как редиска. Пластмассовый шпатель в руке.
– Год рождения? – спросила она чуть не шепотом.
– Семьдесят седьмой.
– Когда начались проблемы. с мочеиспусканием?
– Сколько себя помнию, – сказал Жора. Он всегда так говорил.
Врачиха опустила глаза, задышала. Смотрит. Жора уставился в потолок, стал считать мух на плафоне. Синие мухи, зеленые, серые, фиолетовые какие-то – штук двадцать, наверное, жирные, как боровы, сплошное сало, настоящие южнороссийские мухи, в Москве таких фиг где найдешь. Врачиха тем временем что-то спросила у Симоняна, тот ответил, засмеялся.
– Присядьте на корточки, Пятаков.
Жора присел.
– Теперь встаньте, ноги вместе.
Есть приказ.
– Повернитесь на триста шестьдесят градусов.
Никаких проблем, хоть на семьсот двадцать.
– Хорошо. Можете надеть трусы, Пятаков.
Невропатолог увлеченно покрывал медкарту своими каракулями, врачиха тоже что-то записывала в клеенчатую тетрадь. Вчера на ней было короткое «кока-кольное» платье, если бы муж не приперся так рано, она выпрыгнула бы из него в два счета, как виноградина из кожуры, оставалось только скомандовать: внимание, марш! А тут – кандидатская диссертация, встаньте, повернитесь, ноги вместе. Что ты, что ты.
Симонян закончил писать, захлопнул медкарту и сказал:
– Вот так, Пятаков. Подойдешь сейчас к своему военкому, к Рощину, он должен быть у себя.
Жора оторопел. Он не понял. Стоп, стоп, вот этой фразы в сценарии быть не должно, он точно знал.
– То есть как? Зачем к Рощину? И что мне ему сказать?
Симонян повернулся к врачихе:
– Как вы считаете, Мария Геннадьевна, что призывник Пятаков должен сказать своему военкому?
Она опять покраснела, как редиска. Стрельнула глазами в стену, в дверь, в потолок. Потерла коленкой о коленку. Потом наклонила голову и впервые за все время улыбнулась:
– Вы абсолютно здоровы, Пятаков. Поздравляю вас.
4.
Подполковник Рощин пожал плечами.
– Что я тебе могу сказать, Георгий? Ну, значит, здоров. Быть здоровым не вредно, это научный факт.
