скачать книгу бесплатно
как ни казалась бы чудна
игра растущего ума…
1.24
Перед собой не ставлю цели
пускать по праву старшинства
в него критические стрелы,
другим забита голова:
как написать в простой манере
портрет Никиты в интерьере
тех достопамятных времен —
на фоне реющих знамен
и мелкой барабанной дроби,
высоких слов, больших идей
и марширующих детей
(чтоб говорить о том подробно,
романа данного формат,
пожалуй, будет маловат).
1.25
Смотрели мы на ту эпоху
глазами чистыми детей,
не все казалось нам так плохо,
как представляется теперь.
В поре застойного расцвета
была тогда страна Советов.
Рулил державой сверхгерой,
а мог ли справиться иной?
Ведь нас призвать к порядку можно
лишь ткнув под ребра пистолет
(в чем по делам минувших лет
удостовериться несложно).
Закон – узда для простаков,
а не для хитрых дураков.
1.26
Как водится, в воде застойной
бродило что-то и гнило,
могли мы наблюдать спокойно,
как деградировало зло:
в поэтов больше не стреляют,
а лечат или высылают,
заботой все окружены,
за что кричать «ура!» должны,
держа равнение в колоннах,
в руках сжимая красный флаг
и с партией сверяя шаг.
Дождались счастья по талонам
и коммунизменных чудес,
к труду утратив интерес…
1.27
Дух несвободы и лукавства
висел и над детьми тогда
(не скрою, что частенько галстук
краснел в кармане от стыда).
Признаться вынужден публично:
Никита был куда практичней,
и в ситуации любой
к верхам тянулся наш playboy.
Умел он, щеки надувая,
произнести как надо речь,
к себе внимание привлечь,
во всем активность проявляя,
игру лукавую любя
с немалой пользой для себя.
1.28
В начальники он вышел рано:
отрядом сверстников своих
командовал Никита рьяно
и звал к борьбе за дело их.
А летом в лагерь знаменитый
охотно наезжал Никита
и, как примерный пионер,
во всем показывал пример.
Под южным солнцем поправлялся,
однако, он не просто так:
там юный пролетариат
из разных стран соединялся,
готовясь в классовой борьбе
дорогу проложить себе.
1.29
Возможно, автора осудят
за специфический жаргон
(меня, конечно, не убудет,
мне самому противен он),
но был таким язык эпохи
(здесь привожу всего лишь крохи
того, чем, наш терзая слух,
зомбировать пытались дух).
Он современникам понятен,
а если чудо снизойдет —
роман свой век переживет,
надеюсь, будущий издатель
текст этот сносками снабдит
и ничего не проглядит.
1.30
Без примечаний, сносок, скобок
(а может быть и словарей),
боюсь, заблудится потомок
в системе наших лагерей.
Где труд и отдых сочетают?
А где неспешно срок мотают,
на волю уносясь мечтой?
Где «изм» особо развитой?
Что тут всерьез, что понарошку,
где наливают, где не пьют,
и где, в конце концов, живут,
в каком из лагерей-матрешек?
Пойди, попробуй, разберись,
но перед тем – перекрестись.
1.31
Хоть отвратительны пороки,
хоть мимо них нельзя пройти,
здесь без патетики высокой
мне бы хотелось обойтись.
Известно, что в вопросах веры
мы все большие лицемеры,
жизнь без греха – тяжелый труд,
он не по силам большинству.
Нам думать некогда о вечном,
и без того жизнь коротка
(к тому же часто нелегка),
куда как проще верить в свечку
и осенять себя крестом,
греша отчаянно притом.
1.32
Мы верим так, как нам удобно,
любя распущенность свою,
предпочитаем не в загробной,
а в этой жизни жить в раю.
А тот, кто спустит его с неба,
пообещав вина и хлеба, —
и будет отпускать грехи.
Вот рифма вам – большевики,
явилась вроде бы случайно,
как и внезапный их приход
в семнадцатый недобрый год.
Как это, право, ни печально,
хоть бог с тех пор сидит в Кремле,
но рая нет на той земле.
1.33
Теперь уж поздно возмущаться,
в сердцах историю пинать,
но к ней придется обращаться,
чтоб настоящее понять.
Однако, возвращаюсь к теме.
Промчалось незаметно время —
был галстук заменен значком,
стал Славянинов вожаком
первичной комсомольской стаи.
Он силу слова осознал
и деловито выступал,
искусство речи развивая,
твердил везде «эСэСэСэР»,
пока не затвердело «эр».
1.34
Страдать от нежной страсти к слову
в крови у творческих натур
(причем по поводу любому
до онемения во рту).
Никита был болтлив, но в меру.
Его последую примеру,
романа прочертив канву,
закончу первую главу.
С героем сладить, слава богу,
с тобой, читатель, мы смогли;
он подрастал, и мы росли,
мужаясь духом понемногу.
Для громких и великих дел,
похоже, юноша созрел.
1.35
Картина выпускного бала
(я полагаю, как и вам)
мне в пямять долгую запала:
застолье, танцы, шум и гам,
хвативший лишнего учитель,
в тарелке дремлющий родитель…
Слуга ваш тоже не аскет
(покуда здравствует поэт,
в нем бьется мысль: а «где же кружка?»).
Устала уж рука строчить —
пора и горло промочить,
развлечься где-нибудь с подружкой,
пока на ум бежит строка…
Пойду, хлебну кваску. Пока!
