Обреченные

Бандиты Халифа, грузились в машины, собираясь в путь. Анна едва улучила момент, чтобы в темном закоулке у самого выхода по-скорому справить нужду, благо, никто не обращал на нее особого внимания. Пожалуй, в такой суете можно было бы и улизнуть незаметно, но вряд ли Халиф мог не заметить ее отсутствия, так что далеко все равно не сбежать.

Пока одни загружали автомобили, другие стаскивали трупы на площадку перед зданием и выкладывали их ровными рядами. Сможет ли Анна хоть когда-нибудь понять, в чем заключается смысл таких действий? Зачем головорезам этот ритуал?

На удивление, Халиф проявил хоть какое-то подобие заботы о своей пленнице. Он сам наполнил ее фляжку водой, а в руки сунул пару сухарей. Утолять голод, видимо, предполагалось на ходу, поскольку сразу после этого Анну запихнули на заднее сиденье все того же автомобиля и вся колонна тронулась в путь.

Дорога тянулась через помойки, между мусорных курганов. В пути колонна делала пару остановок на привал, никаких поселков больше не попадалось. Понемногу местность менялась, мусорные свалки и развалины зданий остались позади, не сразу Анна поняла, что автомобили движутся по земле, свободной от отходов. Но и здесь не было ни деревца, ни кустика, ни даже травы, все тот же унылый серый ландшафт под черным небом.

В пути Анна обратила внимание, как пару раз Халиф, сидевший впереди, включал планшет и что-то разглядывал на экране. Похоже, главарь банды и в самом деле не только владеет современной техникой, более уместной в условиях мегаполиса, но и умеет ею пользоваться. Вот только зачем? Что он там рассматривает? Приблизиться настолько, чтобы можно было взглянуть на планшет через плечо Халифа, Анна не решилась. Хотя бы сегодня Халиф пока обходился без побоев, не хотелось его злить своим излишним любопытством. С этим человеком невозможно заранее предугадать, что может вывести его из себя.

На ночевку остановились даже не съезжая с дороги. Впрочем, дорогой это можно было назвать весьма условно – ничего общего с покрытыми асфальтом и бетоном трассами мегаполисов, просто участки местности, немногим ровнее всего остального окружающего ландшафта.

На ужин Анне выделили какие-то ломтики со вкусом и запахом мяса – в сгустившихся сумерках она даже не смогла разглядеть толком, что это было. Впрочем, в условиях постоянной нехватки пищи и полуголодного состояния такие мелочи уже не особо волновали, достаточно того, что это съедобно.

Сами бандиты уселись в круг неподалеку от автомобиля Халифа. В свете фонариков по большей части виднелись лишь их силуэты. Некоторое время они что-то обсуждали на своем языке. Анне показалось, что изредка Халиф бросает косой взгляд в ее сторону. Возможно, наряду с обсуждением прочих дел, речь шла и о ней. Судя по тону, Халиф был чем-то недоволен. Хотя, в добром расположении духа его вообще вряд ли хоть кто-нибудь когда-нибудь видел.

Халиф поднялся на ноги. Все разговоры сразу смолкли. Не глядя ни на кого, предводитель банды направился к своему автомобилю. Открыв дверцу, он схватил Анну за плечо и одним рывком выдернул наружу.

Анна съежилась, ожидая удара в лицо или по ребрам. Однако случилось то, к чему она совсем не была готова. Анна понимала, рано или поздно такое должно было случиться, таков внешний мир абсолютного беззакония, живущий по праву силы. Но именно сейчас это произошло неожиданно.

Халиф бросил женщину лицом на капот своего автомобиля. Его пальцы сжали шею Анны с такой силой, что от боли и страха она даже не поняла, что ее комбинезон уже где-то ниже колен. Жесткая рука грубо влезла между ног, причиняя только боль. Через мгновение боль усилилась, будто разрывая надвое. Машина качнулась и заскрипела под мощными движениями Халифа. Его рука, по-прежнему сжимающая затылок Анны, вдавливала женщину в капот с такой силой, будто главарь бандитов пытался расплющить ее лицо в кровавое месиво. Анна не чувствовала боли, даже между ног, лишь страх и унижение. Не слышала восторженных воплей бандитов, подбадривающих своего главаря. Не чувствовала и времени, казалось, ее мучения бесконечны.

Спустя какое-то время Халиф остановился, но свою жертву не выпустил. Анна снова почувствовала боль. То, что делал сейчас с ней Халиф, было для нее не только необычно, но и противоестественно. Леха в ту единственную ночь их близости открыл в сексе много необычного для нее, чего никогда не позволял себе муж, такого, что вспоминалось не только с восторгом, но и с чувством некоторого стыда. Сейчас были только боль, страх и унижение.

Полностью удовлетворившись насилием, Халиф, наконец, выпустил свою жертву и отошел в сторону. Анна сползла на землю, сжалась в комок, будто в попытке отгородиться от всего мира, стать крохотной и незаметной, спрятаться от всех.

Никто больше не тронул Анну, вероятно, запретил сам Халиф. Впрочем, даже если бы на нее набросились всей толпой, она ничего бы не почувствовала, настолько все случившееся отгородило сознание от восприятия реальности. Страх, боль и унижение – кроме этого, сейчас не было больше ничего.

Прошедшая ночь и наступившее утро случились как бы сами собой, отдельно от нее, от всего мировосприятия. Отряд снова куда-то ехал, она опять сидела на заднем сиденье, Халиф вновь всунул ей в ладони какой-то сухарь. Анна не чувствовала и не хотела ничего. Она ни о чем не думала, в голове не шевелилась ни единая мысль, она просто тупо смотрела в окошко и не видела ничего. Будто ее жизнь окончательно прервалась там, на стоянке, и дальше не было ничего, все дальнейшее происходило уже отдельно от нее.

К действительности ее вернули звуки выстрелов. Бандиты Халифа стреляли, падали какие-то люди, сраженные пулями, раненых добивали ножами. Анна толкнула дверцу и вышла из автомобиля. Может быть, шальная пуля сразит и ее, и она, наконец, уйдет из этой жизни, не победив, но и не покорившись. То, что случилось минувшей ночью, наверняка повторится, и не раз, и в конце концов окончательно ее сломает, превратит в безвольную тряпку, чужую вещь, она уже не будет принадлежать сама себе. Уж лучше покончить прямо сейчас со всем сразу.

Кто-то остановил ее, грубо толкнув в грудь. Если бы сохранилась способность здраво мыслить и рассуждать, Анна узнала бы того самого головореза, который уже не раз предпринимал попытки изнасиловать ее. Сейчас же она увидела только грязную ладонь, сжимавшую ее грудь, похотливую ухмылку на заляпанном кровью лице и рукоять ножа, торчавшую из ножен на поясе. Абсолютно бездумно Анна потянула за рукоять и ткнула прямо перед собой.

Ухмылка на лице бандита сменилась удивлением. Наверняка, как и все обитатели внешнего мира, он знал, что рано или поздно смерть придет и к нему, но, видимо, никак не ожидал, что это произойдет именно так. Он отступил на шаг, медленно осел на землю, привалился на бок, затем опрокинулся на спину и замер, устремив неподвижный взгляд в черное небо. В другое время Анна сама бы удивилась, что ей так запросто одним ударом удалось заколоть насмерть человека, основное ремесло которого – убийство.

В уши ворвался пронзительный крик. В нем настолько явственно звучали страх, мольба о пощаде, призыв о помощи, что реальность на краткий миг обрела для Анны более четкие очертания.

Девчонка лет десяти прижалась к одиноко торчавшей из земли кирпичной стене, прямо на нее шел Халиф. Предводитель банды не спешил, бежать его жертве все равно было некуда. Поигрывая ножом с широким лезвием, он явно предвкушал удовольствие от расправы над беззащитным существом.

Анна подняла дробовик, выпавший из рук заколотого ею бандита. Она не издала ни звука, но Халиф, словно почуяв опасность, оглянулся на нее. Менее секунды они смотрели друг другу в глаза. Выпустив нож из ладони, Халиф вскинул ствол автомата. Анна нажала спусковой крючок дробовика. В тот же миг удар в плечо сбил ее с ног, еще один удар по затылку погрузил сознание во тьму.

глава тринадцатая

Кажется, это еще не смерть. Вокруг темнота, но она чувствует боль. Не может быть, чтобы мертвые что-нибудь чувствовали. Можно ли считать счастьем и удачей то, что она все еще жива? Скорее, нет. Смерть не может быть хуже жизни в чудовищном мире жестокости, насилия, голода, боли, страха.

Анна попробовала пошевелиться, левую сторону груди пронзила такая боль, что вырвался стон.

Стало немного светлее, по потолку скользнули тени. Послышался спокойный мужской голос:

– Тебе пока лучше поменьше двигаться, пусть рана затянется.

– Где я? – прошептала Анна. – Что со мной?

В поле зрения появилось бородатое лицо. Незнакомец держал в руке большой электрический фонарь, рассеивавший тусклый свет. Посмотрев в сторону, мужчина распорядился:

– Подай.

Кто-то подал ему чашку, затем приподнял Анне голову. Бородач поднес чашку к ее губам и произнес:

– Пей.

Тон его голоса не был приказным, но прозвучал так, что Анна не посмела отказаться. К тому же, в горле, действительно пересохло. Сделав пару глотков, Анна снова спросила:

– Что со мной?

– Ты ранена, – пояснил незнакомец. – Я извлек пулю и наложил швы, от тебя теперь требуется только лежать. Мы поговорим позже, когда наберешься сил. Не бойся, здесь тебе ничто не грозит.

Анна и не боялась, страх исчез вместе со всеми остальными чувствами, в очередной раз уступив место пустоте. Может быть, его уже давно и не было, а то, что она принимала за страх, на самом деле было отвращением к тому, что может произойти, что могут сделать с ней другие люди. В любом случае, сейчас Анна не чувствовала ничего. Закрыв глаза, она снова окунулась в темноту без снов, без видений, без воспоминаний.

Когда Анна снова открыла глаза, вокруг было чуть светлее. Откуда сюда попадал, свет она не поняла, да и не желала вникать.

– Есть кто-нибудь? – тихо спросила Анна.

В полутьме она скорее угадала, чем увидела движение совсем рядом. Блеснули глаза, лица почти не было видно.

– Кто ты? – спросила Анна.

В этот момент послышался скрип, затем прозвучал уже знакомый голос бородатого мужчины:

– Мы зовем ее Айка. Сама она не может тебе ответить.

– Почему? – спросила Анна, больше машинально, чем из интереса.

– Просто не говорит. Наверное, такая от рождения. К нам она попала года два назад, уже была немая.

– К вам? – переспросила Анна. – К кому, к вам? Кто вы?

Бородач подошел ближе. Теперь Анна смогла рассмотреть его чуть получше. Мужчина был уже далеко не молод, если не сказать, просто стар. Даже в полутьме было заметно, что борода его седа, а из уголков глаз расходятся сетки глубоких морщин.

Старик придвинулся еще ближе, не сводя с Анны пристального взгляда.

– Ты из большого города, – произнес он, скорее утверждая, чем спрашивая.

– Да, – подтвердила Анна.

– Редко кому удается выбраться из города во внешний мир, – заметил старик. – И мало кому из них удается выжить.

– Я пока жива.

– Пока жива, – кивнул старик.

Он присел на краешек койки и сказал:

– Таких, как я, здесь называют последними. Все, что осталось от тех, кто жил здесь когда-то.

– Много вас таких? – поинтересовалась Анна.

– В нашей группе человек тридцать. Слышал, что есть еще несколько общин. Может, правда, а может, все, кто здесь, и в самом деле последние, кто остался.

– Здесь, это где? – потребовала уточнения Анна.

Старик пожал плечами:

– У этой местности нет названия. Как, впрочем, и у любой другой. Все вокруг одинаково. Но это и к лучшему, так нас сложнее отыскать торговцам головами, как тот, которого ты застрелила.

– Застрелила? – переспросила Анна.

Перед мысленным взором всплыл образ Халифа, автомат в его руках. Черный зрачок автоматного дула – последнее, что отпечаталось в памяти.

– Не помнишь, как спасла ее?

Старик кивком указал на Айку.

Анна скосила взгляд на девочку. Точно, это же та самая девчушка, которую хотел прирезать Халиф.

– Ее помню, – пробормотала Анна. – Больше ничего.

– Халиф был известнейшим охотником, – произнес старик. – Такие, как он, охотятся на людей, истребляют поселения, уничтожают друг друга. Его банда напала на нас. Благодаря тебе, нам удалось отбиться. Правда, многие из наших погибли и поселение пришлось оставить, но с бандой Халифа покончено, некоторое время можно пожить спокойно.

Анна закрыла глаза.

– Отдыхай, – произнес старик. – Поешь позже.

Его голос звучал ровно и успокаивающе. Слушая собеседника, Анна не чувствовала утомления, хотя, и не особо улавливала смысл его слов. Есть, конечно, хочется, но это состояние уже стало привычным, а вот голова даже в лежачем положении кружится и в ушах шум стоит. Пожалуй, действительно лучше еще поспать.

Время утратило четкие границы. Утро, вечер, день или несколько дней… Время замирает, стоит только сомкнуть веки, и снова тянется до бесконечности после пробуждения. В помещении становилось то светлее, то темнее, но было ли это искусственное освещение или свет пробивался снаружи, Анна не понимала. В общем-то, и не стремилась понять. Пустота внутри, пустота вокруг… Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о чем.

Когда Анна просыпалась, рядом всегда оказывалась Айка, словно никуда и не уходила. Может, так и было на самом деле. Появлялся и старик, поил свою невольную гостью бульоном из глубокой чашки, что-то говорил, потом снова уходил. Анна все так же не особо вслушивалась в суть его высказываний. Придет время, сама все увидит, а сейчас не хочется вообще ничего. Жилище, которое старик делил с Анной и девочкой, сам он назвал землянкой. При этом тон его был таков, что можно было принять такое название за шутку. Впрочем, Анна все равно не знала, как должна выглядеть настоящая землянка. Да и не хочет знать. По крайней мере, не сейчас. Сейчас она не хочет ничего. Даже пить бульон приходится через силу.

Наконец, старик объявил своей подопечной, что она может покинуть свое ложе и выйти наружу. С удивлением Анна узнала, что прошло всего четыре дня, ей казалось, что она провалялась вечность.

От боли в груди с трудом ворочалась шея, каждое движение давалось с трудом. Ну, хотя бы ноги пока ходят, хоть и слабость во всем теле такая, что неумолимо тянет обратно в постель.

Жилище, в котором старик разместил Анну, и в самом деле оказалось подземельем. Было ли так изначально или, как и все вокруг, строение с течением времени оказалось погребено под толщей мусора, Анна не поняла, да это и не было для нее так уж важно. Снаружи ее встретило все то же черное небо, сыпавшее на землю серые хлопья. Изо рта вырвалось облачко пара, лица коснулся холодный воздух.

Анна протянула ладонь, серые хлопья расплылись по коже грязными каплями.

– Что это? – недоуменно пробормотала она.

– Снег, – пояснил сопровождавший ее старик. – Зима уже совсем близко.

Анна взглянула на него. Для этого пришлось повернуться всем корпусом.

– Как тебя зовут?

Старик улыбнулся:

– Я так и думал, что ты меня не слушаешь. Наши зовут меня Дедом. Ты тоже можешь так называть.

Анна слегка удивилась:

– Почему тебя так называют?

Старик пожал плечами и усмехнулся:

– Наверное, потому, что я самый старый здесь.

Дед, дедушка… В своей жизни Анна только раз слышала это слово, еще когда сама была девочкой. Как-то раз родители в разговоре упомянули незнакомого ей человека, на вопрос дочери они пояснили, что так звали ее деда, отца матери. В мегаполисе не было принято поддерживать родственные связи, даже с ближайшими родственниками. По достижении совершеннолетия дети покидали семью, любые отношения даже между родными братьями и сестрами считались излишними, поскольку отвлекали от работы на благо всего общества. Лишь оказавшись во внешнем мире, Анна почувствовала, насколько же одинокой была всю свою жизнь. В мегаполисе человек также одинок от рождения до смерти, как и здесь, никому нет до него дела, каждый выживает сам и равнодушен к бедам других. Только здесь это проявляется жестче – во внешнем мире на тебя не только наплевать всем остальным, тебе еще и охотно помогут расстаться с жизнью.

Анна вновь скосила взгляд на Деда. Впрочем, не все так уж и равнодушны, по крайней мере, не всегда: тот гвардеец из департамента, Леха, спасший ее от каннибалов, Дильназ, этот старик, девчушка, следующая за ней по пятам… Только сейчас Анна смогла рассмотреть ее – лицом девчонка похожа на азиатку.

– Так она немая? – вспомнила Анна слова Деда.

– Да, – подтвердил тот.

– Она кричала там…

Дед опустил руку на плечо Айки, прижал ее к себе и произнес:

– Звуки она издает, просто не говорит. Не знаю, почему.

Девчонка смотрела на Анну снизу вверх, и от ее взгляда становилось как-то не по себе. Словно ждет чего-то, чего-то хочет. Но чего? И почему от нее? Сейчас нет ни сил, ни желания вникать, думать, может быть, как-нибудь потом…

Анна повернулась лицом к убежищу, где обосновались Дед и его товарищи. Это было строение в несколько этажей. Сверху послышался лязг металла.

– Что это? – спросила Анна, не столько из любопытства, сколько из желания отвлечься от пытливого взгляда азиатской девочки.

– Наши люди устанавливают ветрогенератор, – пояснил Дед. – Скоро станет совсем холодно, без электричества не выжить.

Анна вновь вытянула руку, ловя в ладонь серые снежные хлопья.

– Ты впервые видишь снег, – произнес Дед. – Под куполами мегаполисов всегда поддерживается ровная температура.

– Ты был там? – спросила Анна.

Старик покачал головой:

– Я родился здесь. Но слышал от тех, кому удалось вырваться.

– Вырваться, – машинально повторила Анна слово, резанувшее слух.

– Не согласна? – поинтересовался Дед, внимательно глядя на женщину.

Анна не стала поворачиваться к нему снова, но щекой чувствовала этот пристальный взгляд. Дед задал вопрос не ради поддержания беседы, он ждал ответа.

– Я не стремилась ниоткуда вырваться, меня просто выбросили.

– Жалеешь? – вновь спросил Дед.

Анна вздохнула. Как объяснить свои чувства человеку из другого мира?

– Ты не поймешь, ты не жил моей жизнью.

– Может, и не пойму, – не стал возражать Дед. – Но попытаюсь, если расскажешь.

– В другой раз.

– Да, вижу, ты еще слаба, – кивнул Дед. – Отложим пока долгие разговоры. Отдыхай.

Он протянул Анне руку. Женщина покачала головой:

– Сама.

Боль из груди разливалась по всему телу пульсирующими волнами, ноги дрожали от слабости, в глазах то и дело все плыло, и все же не хотелось чувствовать себя беспомощной. Жизнь сурова и беспощадна к слабым. Даже если сейчас ей предложена помощь, в мире, где каждый выживает сам, не заботясь о других, не стоит привыкать к такому, уже завтра все может измениться и тот, кто рядом, запросто ударит в спину. Слова Лехи уже не раз проверены на себе – нельзя доверять никому, как бы того ни хотелось. Для себя Анна уяснила, что и зависеть от кого бы то ни было тоже нельзя. Раз уж смерть никак не желает дать ей покой, она будет выживать самостоятельно, пусть только подскажут, как.

– Что мне делать? – спросила Анна.

– Все, что хочешь.

– Я не о том. Что мне делать здесь? Как жить среди вас?

– Для начала наберись сил, – посоветовал Дед. – От тебя не будет проку, если умрешь от изнеможения.

В последний раз взглянув на туманную пелену серых снежных хлопьев, Анна шагнула обратно в темноту здания.

На восстановление сил потребовалась еще пара дней. Боль еще чувствовалась при каждом движении, но уже не так остро.

Повседневная жизнь людей, среди которых оказалась Анна, не была похожа на то, что она уже видела, живя среди товарищей Лехи или в поселении мусорщиков под управлением банды Халифа. Тот же голод и холод, но здесь не было насилия, не было какой-либо иерархии, люди просто выживали все вместе: мужчины, женщины, дети. Для жизни поселенцы обустроили подземный этаж полуразрушенного строения, которое Дед шутливо называл землянкой. Сам он пояснил Анне, что жить всем вместе в одном доме зимой гораздо удобнее, поскольку требуется меньше затрат на его обогрев. Мощности единственного ветрогенератора, собранного практически из мусора, едва хватало, чтобы удовлетворить потребности немногочисленных жителей, и тот работал кое-как.

Быт здесь, по сути, ничем не отличался от того, что вели жители поселения Халифа, люди приспосабливали под свои нужды вся, что могло принести пользу: шили одежду из тряпья, изготавливали орудия труда из металлического мусора, один из умельцев, которого называли Матвеичем, даже наловчился собирать электрические фонарики. Основной провизией служили крысы, благо, этих животных вокруг водилось в изобилии. Каждый день охотники проверяли силки, расставленные накануне в подвалах, и приносили добычу.

Принимая посильное участие в обустройстве убежища, Анна довольно скоро втянулась в общее течение жизни, даже начало казаться, будто так она и жила всегда, настолько все стало обыденным, в какой-то мере привычным. Не осталось ни воспоминаний, ни снов о прошлом, словно и не было никогда другой жизни.

Не сразу Анна заметила, что спасенная ею от Халифа девочка, старается быть рядом. Поначалу это проявлялось робко и ненавязчиво, но, поскольку сама Анна никак не возражала против ее общества, Айка становилась все смелее, при каждом случае предлагая женщине свою помощь. Анна и в самом деле не имела ничего против, по крайней мере, немая девчонка не приставала с расспросами, просто молча следовала за ней повсюду, стараясь быть полезной. Возможно, так она проявляла благодарность за свое спасение, может быть, почувствовала в женщине родственную душу. В принципе, Анне было все равно.

Впрочем, и остальные члены общины не особо докучали разговорами, каждый занимался своим делом, при необходимости делали что-то сообща, даже между собой общались редко. Пожалуй, единственный, кто интересовался прошлой жизнью Анны, был Дед. Вопросы он задавал как бы невзначай, ненавязчиво, но даже ему Анна отвечала неохотно.

В конце дня все обитатели убежища собрались на ужин за общим столом. Анна молча хлебала бульон, все так же не обращая внимания ни на что вокруг. Не сразу она обратила внимание, что за столом идет беседа. По большей части молчавшие весь день люди о чем-то разговаривали. Вернее, они задавали вопросы, на которые отвечал Дед, и отвечал очень долго и подробно. Судя по тому, что слушали его очень внимательно, Дед рассказывал что-то важное.

Хотя единственным желанием Анны было вернуться в свою каморку, улечься в койку и провалиться в сон, чтобы уйти от реальности в черную пустоту, все же она прислушалась. Поначалу она даже не поняла, что именно рассказывает старик. Постепенно до нее дошло, он говорит об окружающем мире: откуда появляется вода, почему дует ветер, что находится там, за черной завесой неба… Откуда Дед знает все это? Впервые за несколько дней, что находилась в убежище, Анну заинтересовало что-то вне ее личного мира, наполненного пустотой. Забыв про усталость и желание спать, она задержалась за общим столом.

Уже когда все расходились, Анна решила узнать, откуда Дед узнал все то, о чем рассказывал, и почему это известно только ему одному. В ответ на ее вопрос, старик позвал ее кивком головы с собой и произнес:

– Идем, я покажу.

Оказавшись в каморке Деда, Анна увидела полку заставленную предметами, при виде которых сжалось сердце. Подобное она видела в доме Генриха, в его кабинете. Сразу нахлынули воспоминания: город, ее рабочее место, родной квартал, семейная квартирка, муж, сын… Было все это на самом деле или только приснилось?

– Видела раньше книги? – спросил Дед из-за плеча.

– Видела, – ответила Анна. – Только не знала, что это так называется. Откуда они здесь?

– Все, что смог забрать с собой, когда мы уходили с прежней стоянки, – вздохнул Дед. – Я нахожу их в городах, читаю, собираю, что-то пытаюсь сохранить.

– Зачем? – удивилась Анна.

Насколько она уже успела узнать, обитатели внешнего мира обыскивали руины и свалки в поисках любой малости, которая поможет им выжить в суровых условиях. Чем могут быть полезны брикеты резаной бумаги в картонных обложках, она не представляла, разве что, сжечь их для тепла.

Дед шагнул к полке, провел пальцами по корешкам книг и произнес:

– Во многих из них заключены знания ушедших поколений. Все, что знали люди о мире, о себе, о тех, кто жил здесь до нас.

– Ты искатель? – спросила Анна, вспомнив слово, упомянутое как-то Лехой.

Старик кивнул:

– Да, так называют таких, как я.

– Таких, как ты? – переспросила Анна. – Вас много?

– Я знал двоих, сейчас они уже мертвы.

– Один человек советовал мне идти на север, – сказала Анна. – Говорил, что я должна найти искателя.

– Как его звали? – спросил Дед.

– Леха. Вряд ли ты его знаешь.

Анна и в самом деле не рассчитывала, что у них со стариком могут быть общие знакомые. Тем более неожиданным оказался очередной вопрос Деда:

– Парень со шрамом на щеке?

– Ты видел его? – удивилась Анна.