скачать книгу бесплатно
– Но я думаю, ты так расстроился ни оттого, что раздавил стрекозу.
– И от этого тоже, – грустно сказал он, – но ты прав, самая главная моя печаль состоит в том, что я погубил мир.
– Что ты имеешь в виду?
– Это долгая история.
– Я не тороплюсь, рассказывай.
Юрий некоторое время молчал. Я тоже не произносил ни слова, сидел и ждал. И вдруг я услышал его хохот.
– Что такое?! – воскликнул я встревоженным голосом.
Юрий хохотал от все души, как маленький мальчик. Я схватил его за руки и дёрнул. Он не отнял своей руки, а продолжал смеяться.
– Ты думаешь, что я сошёл с ума? – сказал он, насмеявшись вволю.
– Ну, а ты как думаешь, – заметил я серьёзно, – когда ты путаешь зиму с осенью, и где-то собираешь заснувших стрекоз?
– А ты сам подойди к окну и выгляни в сад, – предложил мне Юрий.
– Странно, сказал я, что твоё настроение меняется так внезапно, только что ты был расстроенным и грустил, а тут внезапно рассмеялся. Такая смена настроения тоже говорит о твоём нездоровье.
– Всё это – ерунда, – сказал он и улыбнулся, – мне было некоторое время не по себе, а тут пришёл ко мне ты, мой друг, и я обрадовался. Уверяю тебя, что я абсолютно здоров. Правда, я немного потерял себя, но я не отчаиваюсь, а постоянно вновь стараюсь обрести своё я, найти свою самость.
Я смотрел в его глаза и мне казалось, что он нисколько не изменился: его глаза были такими же живыми, озорными и умными, как и раньше.
Мне вспомнились слова японских философов: «В одном цветке больше «цветочности», чем в ста цветках». И вот, глядя на Юрия, я подумал, что это же самое можно отнести и к нему во всей полноте: «В его сознании больше человечности, чем в сотне людей».
– Так что же произошло? – спросил я его серьёзно – Ты придуриваешься и водишь всех за нос со своем мнимым сумасшествием?
– Я не придуриваюсь, – ответил он, пожав плечами, – просто, то, что я сделал, в это трудно поверить, поэтому я никому и не говорю.
– Так скажи тогда мне.
– Боюсь, и ты можешь не поверить, – покачав головой, ответил он.
– Но ты скажи мне, – настаивал я, – это уж моё дело: поверить тебе или нет. Ведь я – твой друг.
– Хорошо, – сказал он, подумав, – говорю тебе именно потому, что ты – мой друг, и ближе из друзей у меня нет никого. Не знаю, поймёшь ли ты меня. Но я открыл дверь в другой мир.
– А что? Разве есть такая дверь в другой мир?
– Да, есть такая дверь и не одна, – твёрдо заявил он мне, – и миров этих тоже множество.
– А как это случилось? – спросил я.
И Юрий начал свой рассказ:
– Ты же знаешь, что последнее время в моей квартире поселился полтергейст. Так вот, по ночам я боялся спать и всегда в спальне оставлял включенным свет, от этого долго не мог заснуть. Я так измучился, страдая бессонницей от этого наваждения, что днём засыпал прямо на ходу или, стоя во время чтения своей лекции. И вот однажды я заснул дома, и мне приснился странный сон: как будто бы я попал в какое-то нейтральное пространство. Это не было помещение или открытое место на земле. Меня окутывал со всех сторон туман, но в нём виднелось чистое от тумана пространство размером с небольшой зал. И вдруг из тумана вылетело на меня какое-то существо с крыльями и человеческим телом, нечто похожее на териантропа, нарисованного на стене при входе в Зал Быков, расположенного в знаменитой французской пещере Ласко, возраст которой составляет семнадцать тысяч лет. Это создание имело птичью голову с большим клювом, похожим на клюв попугая. Оно клюнуло мне в темечко, а затем открутило мне голову и улетело. Представляешь моё состояние? Я стою в этом зале и каким-то чудом вижу всё происходящее, не глазами, а неким внутренним зрением. Я трогаю руками свои плечи и не нахожу на них свою голову. Я прихожу в ужас. Тебе никогда не приходилось оставаться без головы?
– Нет, – сказал я, рассмеявшись, – такого ощущения я никогда не испытывал.
– А вот мне пришлось это пережить. Так вот, потом я замечаю в углу этого зала длинной стол, на котором на блюдах лежат головы, но моей среди них нет. И головы там лежат разные: стариков, молодых людей, детей, красавцев и уродцев, и даже молодых женщин. Я подхожу к этому столу и начинаю примерять эти головы. Как только я кладу их на свои плечи, так сразу обретаю образ их владельцев. Как будто бы сам становлюсь ими. Примерив голову старика, я вижу в зеркале своё сморщенное тело и повисшие мышцы, я чувствую себя стариком и веду себя по-старчески. Но при этом я становлюсь как бы умнее и смотрю на многие вещи более взвешенно. Когда я примеряю на себе голову мальчика, то становлюсь резвым и озорным, как ребёнок; с головой юноши превращаюсь в силача и удальца. Я даже примерял на себе голову молодой девушки и становился женщиной. Это тогда я пришёл в институт в женском платье, и все обратили на меня внимание. Лучше бы я этого не делал, тогда бы никто не обратил внимание на мои изменения и мой эксперимент. Сейчас каждую ночь мне снится этот зал с человеческими головами, я всё это время пытаюсь выбрать себе голову, которая бы подошла мне, но не нахожу ничего близко похожего, что бы мне подошло. Кто-то, видать, позаимствовал мою голову и носит её на своих плечах, как только он её вернёт, то я тут же обрету себя. Поэтому пока что в этом мире я не могу обрести себя. Говорят, что кто-то встречается со своими двойниками, а мне хотя бы самого себя обрести. В своём настоящем состоянии я как бы сохраняю свою самость, я думаю и полагаю, что я существую в этом мире, но я не уверен в том, что то, что я делаю – это делаю именно я, а не кто-то другой. Но всё равно мне не хватает моей собственной личности. С этими головами получается всё не так, как если бы я делал это со своей головой. Поэтому меня часто охватывает неудовлетворённость, как будто я проживаю чужие жизни. Мне нужно поскорей отыскать свою голову. Тогда я быстро войду в свой тонус, не то, чтоб я был болен. Я таким себя не чувствую, но мне всё же хотелось бы чувствовать в своём теле уютнее, имея свою собственную голову.
– Неужели тебе каждую ночь снится один и тот же сон? – спросил я его удивлённо.
– Нет, – ответил он, – но каждый раз я попадаю в одно и то же место, в этот самый зал с разными головами. Так вот в этом зале я заметил множество дверей, и все они ведут в разные миры. В некоторых мирах я уже побывал в разных обличиях, то есть с теми головами, которые я примерял на себе. Сейчас я по ночам постоянно странствую в разных мирах, и должен тебе признаться, что это мне нравится. Как-нибудь я расскажу тебе об этих мирах, но сейчас меня заботит другое. То, что я вижу в других мирах, начинает потом осуществляться и в нашем мире. Если так пойдёт и дальше, то я боюсь, что створки между этими мирами исчезнут, и в наш мир хлынет оттуда такое, что нам и не снилось. Сейчас я задумываюсь над тем, стоит ли мне путешествовать в те миры. Своими посещениями я привлекаю в наш мир чужеродные сущности. Но мне кажется, что эти сущности уже проникли в наш мир. Так как одна из них и клюнула меня в темечко и украла мою голову.
– А эта сущность не походила ли на нашего итальянского преподавателя Луиджи? – вдруг неожиданно для себя спросил я его.
– Вполне может быть, – ответил он, подумав, – до этого я с Луиджи встречался несколько раз, и он даже каким-то чудом показал мне своё место рождения.
– Площадь Навона? – спросила я его, придя в сильное возбуждение.
– Да, – ответил он, – а что? Ты тоже побывал там?
– И он угощал тебя водой из трёх фонтанов?
– Да, – сказал он, – я попробовал ту воду.
– А потом вы посещали церковь святой Агнессы?
– Нет, – ответил он, – но зато он показал мне на площади библиотеку, где хранятся партитуры всех опер, когда-либо сыгранных в театрах Италии. Среди них есть старинные манускрипты с пометками великих композиторов. После посещения этой библиотеке я решил стать композитором и музыкантом, ведь математика и музыка почти что пограничные науки.
– Но музыка – не наука, а искусство, – поправил я его, – и в музыке нужно вдохновение для написания произведений.
– Так же, как и в математике, для написания формул, – смеясь, возразил он мне, – поэтому математику тоже можно назвать искусством.
Юрий выглядел вполне здравомыслящем человеком. Слушая его слова, я с ужасом подумал о том, что и мне грозит такая же участь, а именно, оказаться в этом учреждении. Поэтому я внутренне решил никому не доверяться, а при столкновении с чудесами, как говорят, «не делать резких движений». Только оставаясь спокойным, я мог контролировать ситуацию и не обращать на себя внимания окружающих, чтобы они, ни дай Бог, не подумали, что я умалишённый и не упекли меня, как Юрия, в психушку.
– Но я пришёл к одному убеждения, – вдруг сказал он серьёзно, – что при изучении наук и открытии некоторых природных тайн не всеми секретами науки можно делиться с человечеством, так же, как и не все возникающие искусства нужно развивать. Некоторые учения опасны для людей, так как они создаются теми, кто ненавидит человечество.
– Ты считаешь, что есть опасные знания, – спросил я его настороженно.
– Да, – ответил он, – некоторое знания очень опасные, и ими могут владеть только избранные люди, чтобы не навредить всем. И я, кажется, эти знания обрёл. Из-за этих знаний я могу погубить мир.
Юрий внезапно погрустнел и, мне показалось, погрузился вновь в то состояние, в котором я его нашёл вначале, когда пришёл в больницу.
– Ну, что ты так расстраиваешься, успокойся, – сказал я, взяв его руку и пытаясь его утешить, – ты всё преувеличиваешь.
– Ничего я не преувеличиваю, – вырвав свою руку из моей, произнёс сокрушённо Юрий. – Я уже погубил этот прекрасный мир своим неуместным любопытством, пытаясь проникнуть в такие сферы знания, какие нужно обходить стороной. И уже ничего не могу с собой поделать. Я открыл ящик Пандоры, соединив физику с метафизикой, пробил дыру в нашей реальности, и всё это получилось потому, что я хотел получить Нобелевскую премию, захотел славы и почёта. Кретин, безмозглый! Играючи, проткнул оболочку человеческого сознания, нарушил устойчивость нашего шарика, из которого вышел весь здравый смысл, как воздух, и вместе с ним и вся наша жизнь.
– Да что ты такое говоришь?! – вскричал я, серьёзно опасаясь за психическое состояние моего друга. – Устойчивость какого ещё шарика? При чём здесь шарик?
– Наш земной шар, – ответил Юрий, – я погубил нашу планету.
Его голос был наполнен такой скорби, что у меня сжалось сердце.
– О чём ты говоришь? – спросил я.
– Если ты хочешь всё знать, – сказал он мне зло, – то я тебе сейчас всё расскажу. Наберись терпения.
– Времени у меня достаточно, – повторил я, – а что касается моего терпения, то могу им поделиться с тобой, его у меня с избытком.
– Хорошо, – сказал Юрий, – слушай. Оппенгеймер создал атомную бомбу тоже из лучших побуждений, но потом он всю свою жизнь раскаивался в том, что родил такого монстра. Тогда уже можно было обойтись без атомной бомбы, война заканчивалась. А вот угроза, которую он создал, нависла над миром и продолжает всё ещё держать в страхе всё население планеты. Но открытие Оппенгеймера – это цветочками по сравнению с тем, что открылось мне. Он выпустил джина из бутылки, которого нельзя было загнать обратно, но которого можно было контролировать. Я же сделал худшее. Выпустив своего джина, я уже не могу ни только загнать его в бутылку, но даже контролировать его, и он скоро проглотит нашу планету.
– О чём ты говоришь? – в ужасе воскликнул я.
– Я здесь сделал кое-какие математические подсчёты, – сказал Юрий, шурша своим блокнотом, – я научился управлять погодой, менять времена года по своему усмотрению. Но это ещё не всё. Среди пациентов, которые обитают со мной в одной палате, я создал общество по перемещению в пространстве. Я их кое-чему научил, и сейчас многие из них путешествуют по ночам во Вселенной, попадая в такие места, где набираются таких тайных знаний, что, вернувшись на землю, начинают устраивать всякие чудеса. А многие из них даже не возвращаются назад, остаются там, и таким образом исчезают из больницы. Врачи не могут их нигде отыскать. Я создал нечто такое, что очень скоро приблизит гибель всего человечества и нашей планеты. Так что, времени у нас совсем не осталось. И сейчас, когда я брожу по осеннему саду и вижу, как погибают насекомые, меня охватывает такое горе и раскаяния, что я хочу наложить на себя руки. Я вижу гибнущих детей, женщин, всё живое, что пока ещё дышит, волнуется, живёт и радуется последним лучам осеннего солнца. Об этом ещё никто не знает. Но я-то уже вижу конец света.
– О каком осеннем саде ты говоришь, когда на дворе зима?! – воскликнул я, прервав его речь.
– А ты встань и подойди к окну, – сказал Юрий, – и посмотри на всё, что происходит собственными глазами.
Я встал со стула и подошёл к окну. К моему большому удивлению, за окном я не увидел снега. Деревья в саду стояли ещё с не облетевшими листьями, желтыми, коричневыми, красными, а местами даже зелёными.
– Что это?! – вырвалось у меня. – В саду и в самом деле ещё нет зимы.
– Я же тебе говорю, – сказал Юрий, – что я научился управлять погодой, правда, не во всём городе, а пока только в этом саду.
– Но почему здесь всё не замерзает? – спросил я, пока ещё не совсем веря своим глазам. – Может быть, здесь установлен, какой-то воздушный купол, который мешает проникновению морозного воздуха?
Юрий, рассмеявшись, сказал:
– Но если такой купол установлен, то только моей волей.
Я сел на стул, парализованный страхом, не смея пошевелить ни ногой, ни рукой.
– Я же тебе уже сказал, – начал уже более грустно говорить Юрий, – что кое-чему научился, но я до сих пор не понимаю, как это происходит. Когда я уношусь в иные сферы, то я приношу с собой какую-то энергию. Я и раньше думал над тем, как получать энергию из космоса. Я читал секретные материалы агентства НАСА о получении такой энергии в Японии посредством электронно-магнитных ловушек, установленных возле высоких и древних деревьев. Тогда тоже чуть не произошла катастрофа, но через сорок дней этот эксперимент был удачно и своевременно прекращён. Во мне это вызвало большой интерес, но я знал об опасности этого эксперимента, и всё равно хотел освоить это оружие богов. Думал, а вдруг у меня всё получится. Дело в том, что со временем старые знания учёных устаревают, потому что появляются новые открытия, которые перечёркивают все ранее существовавшие представления о науке. Так произошло уже и с физикой. Помнишь, когда нас учили в школах, что молекула состоит из атомов, а атомы – из ядер и электронов, вращающихся вокруг ядер. Так вот, вся эта система сейчас полетела к чёрту.
– Неужели?! – воскликнул я озадаченно.
– Да, так вот, – продолжал учёный, – раньше у нас бытовал метод исследования от частного к общему, к тому же первоначально уже были поставлены в движение неправильные ориентиры. В этом повинны учёные древности, которые навязали нам свою систему восприятия мира, а мы, современные учёные, как дураки, ринулись по протоптанной тропе туда, куда шли все наши предшественники, а именно, к ложным представлениям. Поэтому, я всегда считал, что нужно зреть в корень и подходить к решению всех проблем от общего к частному. Тогда всё становится на свои места. А непонятное принимает черты ясного и объяснимого. Но прежде, чем коснуться сути проблемы, позволь мне задать тебе один вопрос.
– Я слушаю тебя.
– Ты знал, что Луиджи не человек?
– Да, – ответил я, – он сказал мне, что является птицей, но я ему не совсем поверил.
– Когда я путешествовал в иных мирах, то видел существа, похожие на него, все они имели птичью голову, человеческое тело и крылья. Не знаю, кто они такие, может быть, ангелы, а может быть, орнитантропы, которых создала природа на тонком уровне для каких-то своих скрытых целей.
– Что это ещё за орнитантропы? – удивился я новому услышанному слову.
– Это – люди-птицы, – сказал Юрий и тут же спросил меня, – может быть, ты видел французский фантастический фильм «Барбелла»? Там есть один персонаж, наподобие ангела, которого зовут Пайгар, так вот он утверждает, что он является последним орнитантропом, но летать уже не может, так как потерял волю к полётам.
– Но это же фантастика, – поправил я его, – но есть ли такие существа на самом деле?
– Конечно же, есть, – убеждённо заявил он, – как говорил Шекспир: «Есть много на свете, друг Горацио, что и не снилась нашим мудрецам». Ведь природа очень изобретательна, создав человека, она адоптировала его к той среде, в которой сейчас он комфортно существует. Поэтому человеческий мозг с заложенными в него сверхспособностями не активизирует все резервы и не проникает в тонкий мир. Вскрыть полностью дремлющий потенциал человеческого ума может только новая нетипичная ситуация бытия, такая как у нас с тобой.
– Ты хочешь сказать, что эти чудеса, происходящие с нами, способны разбудить наш разум?
– Вот именно, – кивнул головой Юрий, продолжая говорить, – развивая данное природой от рождения шестое чувство, мы сможем общаться с иными цивилизациями Вселенной и познавать тайные знания мироздания. Учёные считают, что человеческий мозг совершенно не изменился за последние пятьдесят тысяч лет своего существования со времен первобытного человека, и работает лишь на пять процентов от заложенных в него природой возможностей. Даже у совершенно гениальных людей ум работает максимум на десять процентов от имеющегося потенциала мозга. Через энергетически плотную оболочку людей идет контакт с информационным полем Земли, или как говорят с Высшим разумом или Высшими силами. Всю информацию из внешнего мира люди получают с помощью электромагнитных волн, довольно в узком диапазоне воспринимаемых органами чувств частот.
– Ты хочешь сравнить человека с машиной или с компьютером? Но будет ли это корректным?
– Не с машиной, – возразил мне Юрий, – а с живым космическим принимающим устройством. Ведь все мы зависимы от космоса, и являемся его творением. Человек – ничто иное, как своего рода, трехмерная голограмма на двухмерной пластинке, образующейся под влиянием определенных космических лучей. Ежедневно к нему поступают десятки тысяч волновых потоков информации разной частоты. В мозге формируется своеобразная интерференционная картина колебаний, позволяющая человеку рассматривать трехмерное изображение. Уже давно учёные пришли к мнению, что наша разумная Вселенная целостна и обладает единым информационным полем и даже открыли феномен умных электронов, которые «знают» информацию о состоянии любого электрона, даже на сильно удаленных расстояниях за десятки миллионов километров. Обмен сведениями об изменениях состояния происходит гораздо быстрее световой скорости. Поэтому можно с полной уверенностью сказать, что наш земной шар живет внутри разумной живой субстанции.
– Ты хочешь сказать, что мы все объединены единым разумом, который генерирует наши мысли?
– Да! Исследователи уже декодировали язык головного мозга и пришли к выводу, что перед тем, как человек произносит фразу, в его голове формируются определенные процессы, и каждая мысль соответствуют определённому символу в виде электрических импульсов человеческого сознания. Ученые научились считывать эти импульсы и составили из электрического алфавита нейронов мозга пока неполный словарь подобных иероглифов, ведь количество таких сигналов во много раз превосходит общее число всех известных миру языков и наречий. Существа из параллельного мира, наверняка, научились пользоваться этой системой, поэтому Луиджи не составило большого труда так хорошо освоить наш язык. Все мы обладаем шестым чувством – так называемой интуицией, но никто из нас не знает, что это такое. А это, как я думаю, врождённая способность разума заранее ощутить характер событий грядущего и принять нужный выбор. Все мы обладаем определённым опытом и воображением, но главным является для нас развитие этого шестого чувства, которым, несомненно, обладают эти существа из параллельного мира, которое и наделяют их сверхспособностями. И мы по мыслительным способностям нисколько не отличаемся от тех космических существ, которые обитают в других измерениях, и которых мы считаем ангелами или, по-научному, орнитантропами.
– Но что касается Луиджи, – сказал я, – то он не показался мне орнитантропом, по виду он такой же человек, как и мы с тобой.
– Это кажется только по виду, – заметил Юрий, – а скажи мне, ты хоть раз прикоснулся к нему? Когда ты с ним здоровался за руку, что ты почувствовал от прикосновения к нему?
– Ну, – подумал я, стараясь вспомнить, – рука его была гладкая, как и у обычного человека, правда немного холодная.
– Вот видишь! – воскликнул он обрадовано, – и ты заметил, что тело у него холодное, совсем не такое, как у обычного человека. А гладкость его кожи настолько поразительна, что похожа на отшлифованный мрамор.
– Ну и что?! – спросил я его, теряя терпения. – Мало ли особенностей можно найти и в нашем строении тела.
– Не говори так, – перебил меня Юрий, – особенности тела очень многое могут поведать о человеке. Но у него есть такие особенности, которых человек не может иметь по определению.
– Это как же? – удивился я.
– А вот так, – уверенно сказал Юрий, – я уверен, что наше тело – это вместилище многих природных загадок. Но все мы очень разные. В нас много осталось рудиментов от простейших насекомых, от рыб и морских чудовищ, от зверей и животных, от птиц и прочих земных существ, можно сказать, что мы содержим в себе всю историю развития живого организма, создаваемого на земле и в космосе природой, но всё же, все мы – космические существа, вмещённые в человеческие тела. Природа как бы играет с нами, наделяя нас теми или иными свойствами развитых организмов и приспосабливая нас к нашему миру, но, прежде всего, она вложила в наши головы мощный интеллект. А для чего?
Я пожал плечами, желая услышать его версию.
– Это сделано для того, – убеждённо произнёс Юрий, – чтобы дать нам возможность трансформироваться, открыв перед нами трансцендентный путь. Мы по своей структуре ничем не отличается от животных, но природа нам даём шанс быстрого развития, мы можем преобразовываться в иные существа путём трансформации нашей сущности через духовное совершенствование и обретение гармонии со своим внутреннем первоначалом, имеющим космическое сознание. Само явление трансформации птиц в людей, а людей – в птиц, возникло в глубокой древности. Древнеегипетский бог Тот имел тело человека и птичью голову. Он являлся проводником человеческой души в Царство мёртвых, иными словами, он был учителем людей перехода их в другое измерение. Эта небесная сущность появилась в нашем физическом мире для того, чтобы обучить нас духовной и телесной трансформации для само-преобразования в других сферах инобытия. Он, как космическое существо, обучал этому священников, которые не очень-то делились своими знаниями с народом. В Китае же даосы самостоятельно постигали это искусство и обучали людей искусству бессмертия, а, именно, тому, как превращаться в журавлей и путешествовать в космических просторах. В их искусстве оринтантропии не было ничего таинственного или сверхъестественного, так как они путём медитации изобрели сам механизм этого преобразования человека в птицу. Но они становились не просто птицами, а космическими существами, трансформируя свой разум, способными путешествовать между различными мирами, и для обретения этих знаний не жалели ни время ни усилий.
– И как же им это удавалось? – спросил я, сдерживая дыхание.
– Первым шагом для обретения этих знаний было понимание небесной музыки. Древние люди всегда придавали важное значение музыкальной культуре. Ты заметил, что птицы всегда поют, их пение всегда музыкально. Соловьи и волнистые попугайчики являются мастерами в этом искусстве. Даже в чириканье простых воробьёв слышатся сложные рулады и необычные пассажи. Поэтому, для начала, человеку нужно научиться понимать птичий язык. Я думаю, что Луиджи прекрасно владеет их языком.
– Я слышал, что якобы даже Никола Тесла говорил, что знает птичий язык, но он же не был птицей. И хотя Луиджи и утверждает, что он является птицей, но я так не думаю.
– А почему? – спросил меня Юрий. – Ты хоть раз приближался к нему близко, так, чтобы ощутить его тело?
– Ну, мы обменивались рукопожатиями, как я тебе уже сказал.
– А после рукопожатия приходилось ли тебе ещё раз прикасаться к нему?
– Да, – вспомнил я, – когда мы вместе ехали в такси, то моё плечо соприкасалось с его плечом, но ничего я при этом не ощущал.
– А в его обличии ты не замечал ничего странного?
